Провал мюнхенской стратегии и наращивание германской агрессии вынудили Запад к поиску контактов с СССР. Англия и Франция предложили Советскому правительству провести переговоры о коллективном противостоянии германской агрессии. 16 апреля Литвинов принял английского посла в Москве и высказался за подписание трехстороннего англо-франко-советского договора о взаимопомощи, к которому могла присоединиться также и Польша. Участники договора должны были предоставить гарантии всем странам Восточной и Центральной Европы, которым угрожала германская агрессия.

Франция выразила готовность заключить соглашение между тремя державами о немедленной помощи той из них, которая оказалась бы в состоянии войны с Германией «в результате действий, предпринятых с целью предупредить всякое насильственное изменение положения, существующего в Центральной или Восточной Европе». Но внешняя политика Парижа практически полностью зависела от Лондона. Между тем, Англия медлила с ответом. Сближение с Советским Союзом глубоко претило Чемберлену, который еще в марте 1939 г. писал в частном письме: «Должен признаться, что Россия внушает мне глубокое недоверие. Я нисколько не верю в ее способность провести действенное наступление, даже если бы она этого хотела. Я не доверяю ее мотивам, которые имеют мало общего с нашими идеями свободы… Кроме того, многие из малых государств, особенно Польша, Румыния и Финляндия, относятся к ней с ненавистью и подозрением».

Англичане ответили на советскую ноту только 8 мая. К этому времени в советском внешнеполитическом ведомстве произошли принципиальные изменения. 3 мая Литвинов был отстранен от занимаемого поста. Новым наркомом иностранных дел стал, сохраняя одновременно пост главы правительства, В.М. Молотов[249]. СССР счел английские предложения неприемлемыми. Англия настаивала на том, чтобы Советский Союз обязался прийти на помощь западным державам, если они окажутся вовлечены в войну с Германией в связи со своими гарантиями Польше и Румынии, но не упоминала об обязательстве Запада помогать СССР, если он будет вовлечен в войну в связи со своими обязательствами по отношению к какой-либо восточноевропейской стране. Беспокоило Москву и то, что англо-французские гарантии не распространялись на страны Прибалтики. Получалось, что в случае нападения Германии на СССР через их территорию Англия и Франция не были обязаны помогать Советскому Союзу. Поэтому СССР настаивал на том, чтобы три державы совместно предоставили гарантии безопасности Прибалтике. Проблема, однако, состояла в том, что Финляндия, Эстония и Латвия категорически отказывались от советских гарантий. Министр иностранных дел Эстонии заявил даже, что его страна будет рассматривать всякую гарантию, предоставленную без ее согласия, как посягательство на свой суверенитет, а советские предложения назвал «превентивной агрессией»[250]. 7 èþíÿ Эстония и Латвия заключили с Германией секретное соглашение о ненападении.

С 15 июня переговоры продолжились в Москве. С советской стороны их вел Молотов, с англо-французской — дипломаты второстепенных рангов, что воспринималось советским руководством как свидетельство несерьезного отношения Запада к переговорам. Переговоры проходили в крайне напряженной обстановке, их участники явно не доверяли друг другу. Среди английских консерваторов было немало противников какого бы то ни было соглашения с СССР. Британский посол в Берлине Гендерсон уверял свое правительство в возможности достичь соглашения с Германией, если «положение не будет осложнено участием России» и призывал «прекратить переговоры [с СССР] любым путем возможно скорее». Нападки на партнеров по переговорам раздавались и в Москве. Член Политбюро А.А. Жданов 29 июня писал в «Правде»: «Английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР… Англичане и французы хотят… только лишь разговоров о договоре для того, чтобы, спекулируя на мнимой неуступчивости СССР перед общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сделке с агрессорами»

К концу июля на переговорах был все же достигнут определенный прогресс: стороны согласились на одновременное подписание политического и военного соглашения (ранее Англия предлагала подписать сначала политический договор, а затем вести переговоры о заключении военной конвенции). Было также решено начать военные переговоры.

12 августа начались переговоры военных миссий. От Советского Союза их вел нарком обороны К.Е. Ворошилов, от Англии — адмирал Дракс, от Франции — генерал Думенк. Правительства Англии и Франции невысоко оценивали Красную Армию и считали ее неспособной на активные наступательные действия. В связи с этим они не верили в эффективность союза с СССР. Обе западные делегации получили инструкции максимально затягивать переговоры, рассчитывая, что сам факт их проведения окажет психологическое воздействие на Гитлера. Главным камнем преткновения на переговорах стал вопрос о согласии Польши и Румынии на проход советских войск через их территорию в случае его вступления в войну (СССР не имел общей границы с Германией). Поляки и румыны категорически отказывались согласиться на это, боясь советской оккупации[251]. Только 23 аâãóñòà польское правительство несколько смягчило свою позицию, согласившись, чтобы французский представитель в Москве заявил от его имени: «В случае общих действий против немецкой агрессии сотрудничество между Польшей и СССР на технических условиях, подлежащих согласованию, не исключается». Начальник польского генштаба пояснил также, что «принцип Пилсудского», категорически запрещавший вступление иностранных войск на польскую территорию, не будет иметь «первоначального значения», как только начнутся военные действия. Таким образом возможность добиться от Польши согласия на пропуск советских войск через ее территорию, не была еще утрачена безвозвратно. Ясно также, что поляки постепенно склонялись к уступкам под давлением западной дипломатии[252]. При наличии доброй воли с обеих сторон переговоры, вероятно, еще можно было довести до успешного завершения. Однако взаимное недоверие между сторонами уничтожило такую возможность. 17 августа Ворошилов временно прервал переговоры и объявил, что дальнейший их ход зависит от ответа Англии и Франции на поставленные советской военной миссией вопросы. Он предупредил, что, если в течение двух дней ответы получены не будут, переговоры придется прекратить окончательно. 21 августа западные делегации предложили отложить заседание еще на 3–4 дня. Однако к этому времени Советский Союз уже принял решение о коренном изменении своей внешней политики.

Подготовка советско-германского соглашения

Позиция Запада, постоянного уступавшего Германии по важнейшим вопросам европейской политики и отвергавшего союз с СССР, вызывала в Кремле сильнейшее раздражение с середины 30-х гг. Особенно оно усилилось в связи с заключением Мюнхенского соглашения, которое в Москве расценили как сговор, направленный не только против Чехословакии, но и против Советского Союза, к границам которого с падением Чехословакии приблизилась германская угроза. С осени 1938 г. между Германией и СССР стали постепенно налаживаться контакты в целях развития торговых связей между двумя странами. Правда, они не увенчались успехом, поскольку у Германии, вставшей на путь ускоренной милитаризации, не оказалось в достаточном количестве товаров, которые могли бы поставляться в СССР в обмен на сырье и топливо.

Тем не менее, выступая в марте 1939 г. на XVIII съезде ВКП(б), Сталин дал понять, что новое сближение между Москвой и Берлином не исключено.

Из доклада ЦК на XVIII съезде КПСС:

«Характерен шум, который подняла англо-французская и северо-американская пресса по поводу Советской Украины. Деятели этой прессы до хрипоты кричали, что немцы идут на Советскую Украину, что они имеют теперь в руках так называемую карпатскую Украину, насчитывающую около 700 тыс. населения, что немцы не далее как весной этого года присоединят Советскую Украину, имеющую более 30 миллионов населения, к так называемой Карпатской Украине. Похоже на то, что этот подозрительный шум имел своей целью поднять ярость Советского Союза против Германии… и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований».

Цели внешней политики СССР Сталин сформулировал так:

«1. Проводить и впредь политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами;

2. …Не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками».

17 апреля 1939 г., на следующий день после того, как Литвинов предложил Англии и Франции подписать пакт о ненападении, советский посол в Берлине нанес визит в германский МИД.

Из заявления советского посла в МИД Германии:

«Русская политика всегда следовала прямым курсом. Идеологические разногласия мало повлияли на отношения между Россией и Италией, не должны они повлиять и на отношения с Германией. Россия не воспользовалась существующими трениями между государствами Запада и Германией, и не намерена ими воспользоваться, поэтому нет причин, по которым между нашими странами не могли бы существовать нормальные отношения. А нормальные отношения всегда могут улучшиться».

Отставка Литвинова, известного антифашиста, сторонника сближения с Западом, и, к тому же, еврея, должна была дать гитлеровскому режиму сигнал: СССР готов устранить препятствия на пути урегулирования отношений с Германией. Не случайно советский поверенный в делах в Берлине пытался обиняками выяснить у немецких дипломатов, не улучшит ли смена руководителя советской внешней политики отношение Германии к Советскому Союзу.

Немецкая сторона была озабочена преимущественно перспективами торгово-экономических связей. Однако, когда германский посол граф Шуленбург 20 мая посетил Молотова и предложил заключить торговое соглашение, советский нарком заявил, что этому должно предшествовать улучшение политических взаимоотношений. В дипломатических кругах в Берлине еще в начале мая начали распространяться слухи о том, что Германия собирается сделать России предложение о разделе Польши.

В конце мая Гитлер стал торопить своих дипломатов, требуя как можно скорее наладить отношения с Кремлем: он уже назначил точную дату нападения на Польшу — 1 сентября. К этому времени Германии было необходимо расколоть своих противников. Тем не менее тайные контакты с обеих сторон шли очень осторожно и неоднократно прерывались. Немцы опасались, что сорвать переговоры между СССР и западными державами будет нелегко и не хотели попасть в глупое положение, а в Москве подозревали, что Гитлер хочет лишь помешать достижению соглашения между Советским Союзом, Англией и Францией, и не намерен подписывать серьезных соглашений. Однако в конце июля — начале августа представители обеих сторон более определенно заверили друг друга в необходимости улучшения двусторонних отношений. 15 августа Шуленбург зачитал Молотову письмо Риббентропа.

Из письма:

«1. …События последнего периода показали, что разница в мировоззрениях не препятствует деловым отношениям двух государств и установлению нового дружественного сотрудничества. Период противостояния во внешней политике может закончиться раз и навсегда; дорога в новое будущее открыта обеим странам.

2. В действительности, интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются… Причины для агрессивного поведения одной страны по отношению к другой отсутствуют… Между Балтийским и Черным морями не существует вопросов, которые не могли бы быть урегулированы к полному удовлетворению обоих государств…

5. …Капиталистические демократии Запада являются неумолимыми врагами как Национал-Социалистической Германии, так и Советского Союза…

6. … Насколько нам известно, советское правительство также желает внести ясность в германо-советские отношения. Имперский министр иностранных дел фон Риббентроп готов прибыть в Москву с краткосрочным визитом, чтобы от имени Фюрера изложить взгляды Фюрера господину Сталину»

Молотов, по словам Шуленбурга, «тепло приветствовал» германские предложения и, со своей стороны, отметил, что в случае приезда Риббентропа речь должна идти не об обмене мнениями, а о принятии конкретных решений.

Советское правительство предложило заключить торгово-кредитное соглашение, а вслед за ним — пакт о ненападении. Однако немцы спешили. 19 августа Риббентроп направил Шуленбургу послание, требуя от посла, чтобы тот настаивал на скорейшем заключении пакта. В тот же день в Берлине было подписано торговое соглашение между СССР и Германией. СССР получил кредит на 200 млн. марок и обязался поставить Германии в течение двух лет товары на 180 млн. марок. В счет кредита в течение тех же двух лет проводилась закупка германских товаров.

Наконец, в этот же день Сталин на политбюро объявил о своем принципиальном решении подписать пакт с Германией. Советское правительство предложило германскому министру иностранных дел приехать в Москву 26–27 августа. Но Гитлер лично обратился к Сталину с просьбой принять Риббентропа не позднее 23 августа. Сталин ответил согласием.