Монашество.

Монашество – это особое состояние, в котором пребывает человек, ведь слово монах — «от греч. μοναχος — уединённый».[331] Монашествующие выделяются не служением, а особым образом жизни, который вытекает из даваемых ими обетов «целомудрия, нестяжания и послушания».[332] Однако монахи не представляют собой третьего класса, наряду с клириками и мирянами, поскольку одни монахи принадлежат к чину клириков, а другие, как и простые миряне, не имеют сана. Монах отказывается от семейной жизни, хотя он и не осуждается Церковью как что-то недостойное. Безбрачие – это путь спасительный наравне с браком. Добровольный отказ от семейных уз позволяет целиком и без остатка посвятить себя служению Богу и молитве за весь мир и поэтому первым монашеским обетом является обет девства.

О необходимости монахам произнесения обета девства или безбрачия отображено в 19 правиле святителя Василия Великого, которому принадлежит часть регламентации монашеской жизни. Если монах вступал в брак, то «по византийскому праву такой брак считался незаконным и подлежал расторжению. Монах насильно должен быть возращен в монастырь, а если же был уличен в блуде, то на него накладывалась епитимья».[333] В практике нашей Церкви такое же положение дел сохранялось, по меньшей мере, до начала XIX в. В этот период в России «в порядке исключения стали допускать возвращение иноков и инокинь в мирское состояние с возможностью последующего вступления в брак»[334]. До настоящего времени греческое же законодательство не признает за монахинями и монахами права возвращения в мирское состояние и вступления в брак.

Монашество является институтом, который развивался с течением времени, «но корни его заложены уже в самой Евангельской проповеди».[335] Цель монашеского подвига – «посвящение себя всецело Богу, стремление к достижению христианского совершенства, отречение от всех вещественных благ земной жизни».[336]

Первоначально монахам возбранялось принимать на себя духовный сан. Однако в дальнейшем, когда монахи стали сплачиваться и образовывать свои общины, выраставшие в монастыри, у них возникла потребность и в своих священниках. К концу V века «было допущено вводить в клир и монахов».[337] На Руси же рукоположение в священники монашествующих возникло одновременно с организацией монашеской жизни преподобным Феодосием Печерским в XI веке, а так «монастыри приглашали для богослужения клириков, которым запрещалось даже переночевать в монастыре».[338] Можно увидеть, что уже по уставу Василия Великого, каждый монастырь должен был иметь собственных священников из монахов для удовлетворения религиозных потребностей братии, а позднее слава добродетельной жизни монахов настолько распространилась, что «монахов стали предпочитать перед мирским духовенством, избирать на важные должности, в особенности на епископские кафедры, хотя ни первоначально, ни позднее не издавалось церковного канона или закона о замещении епископских кафедр исключительно монахами».[339]

Как мы знаем Церковь всегда признавала и признает, что духовные лица могут жить в законном браке. Отречение от брачной жизни не было вменяемо всем членам клира. Жизнь семейная не почиталась «несовместимой с званием и обязанностями клирика в том числе и епископа».[340] Брак также разрешался и епископам по нисхождению к их слабостям, когда божественная проповедь еще не распространилась во всей полноте, но, когда «проповедь распространилась и верные пришли в лучшее состояние и порядок, то должно и архиереям проводить свою жизнь в строгом целомудрии».[341] Брачный епископат был совершенно допускаемым наряду с безбрачным. От историка Евсевия мы знаем, по крайней мере, о трех брачных епископах Церкви в III веке: «Дионисии Александрийском, Херемоне Египетском, Филеасе Фиваидском».[342] Но церковная жизнь обнаруживает уже со II века несомненное тяготение от брачного епископата к безбрачному. С развитием монашества в III веке для замещения женатых епископов избирались кандидаты преимущественно из девственников и монахов, а из мирского духовенства мог быть избран или тот, у кого умерла жена, или тот, кто разлучился с женой по обоюдному согласию. В сознании церковном в течение IV и V веков окончательно сложилась убеждение, что епископы должны быть безбрачными. Эта мысль так глубоко укоренилась, что появлялось недовольство, когда какой-либо епископ жил в браке, так как это считалось ослаблением церковной дисциплины и наклоном к языческим религиозным обычаям. Этому много способствовало и то, что некоторые из женатых епископов пренебрегали часто церковными делами и отдавались главным образом семейным делам.

После утверждения 12-ого правила VI Вселенского Собора брачная жизнь епископов выходит из практики Церкви на Востоке, не говоря уже о Западе, где попытки узаконить безбрачную жизнь епископата и всего клира шли на много интенсивней. Трулльскому же Собору принадлежит закон о безбрачии епископов: «под угрозою извержения, чтобы никто из епископов не смел жить в браке».[343] Данное правило устраняет повод к соблазну в народе, «который видит, как епископы живут со своими женами, ничем не отличаясь от самых обыкновенных граждан».[344] После Трулльского Собора от женатого епископа требуется, «чтобы он предварительно принял монашеский чин и был по обоюдному согласию разлучен со своей законной женой, если она жива».[345] Таким образом, архиерей, после хиротонии, должен навсегда разлучаться со своей супругой, «а дабы не противоречить 5-ому Апостольскому правилу, которым дозволяется епископам после хиротонии жить вместе со своими женами, прибавляют, что постановляют это, не противясь божественным Апостолам, но желая подвигнуть церковное состояние к большему благочинию».[346]

Таким образом, именно в IV веке, под влиянием стремительно развивающегося монашеского движения и практических потребностей церковной жизни, в церковно-общественном сознании сложился идеал истинного епископа Церкви, всегда готового всецело пожертвовать собою для церковного блага. «Ради внезапных служений и треб епископ должен быть всегда свободным для Господа».[347]

Подводя краткий итог можно отметить что:

a. лица, воспитанные монашеской дисциплиной, более способны к исполнению высоких и многотрудных обязанностей, которые предполагает сан епископа;

b. монашествующие были достаточно образованны и принимали деятельное участие «в догматических спорах, порожденных христологическими ересями, и сами епископы нередко обращались к монахам за поддержкой»;[348]

c. причина введения безбрачного епископата заключалась в том, что: «неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене» (1Кор. 7:32-33), притом, от та­ких епископов, как не связанных семейными узами, общество могло ожидать более самоотверженного и полного служения на пользу Цер­кви;

d. на безбрачие епископа «смотрели как на явление, лежащие в основе церковного устройства»;[349]

e. развитие монашества вызывало высокое почтение к нему, и его влияние все сильнее увеличивалось в церковной жизни.

В Русской Церкви установился обычай, получивший силу церковного закона, хиротонисать во епископы исключительно монахов. Это традиция «сложилась уже в Домонгольский период»,[350] хотя в ряде Поместных Православных Церквей «монашество не считается обязательным условием при поставлении на архиерейское служение».[351] Греческая Церковь до сих пор не знает этого правила. Там большая часть архиереев – рясофорные монахи, то есть не принявшие полного монашества. Такая же практика обнаруживается и в «Константинопольской Церкви, а также других про-греческих Церквях, в которых первоиерархи являются не мантийными, а рясофорными монахами, что соответствует каноническому праву (6 Всел.12)».[352] Такая традиция связанна с тем, что «обеты монашествующих содержат в себе долг повиновения и ученичества, а не учительства или начальствования, они обещаются не иных пасти, но быть пасомыми»[353] (Двукр. 2). Нельзя не отметить то, что во 2-ом правиле Святой Софии запрещается епископам, принявшим на себя ангельский образ, «присваивать себе архиерейское достоинство».[354] Это правило имеет силу до сих пор во всей Церкви, как в Восточной, так и в Западной, но относятся к нему лишь те епископы из монахов, которые «приняли великую схиму, в таковом случае они перестают быть епископами».[355]

Совершенно логично можно выглядит заключение, что епископ, принявший монашество, подлежит удалению со своей кафедры в монастырь на монашеские подвиги. Само собою подразумевается, что он при этом не лишается своего сана, а теряет права власти епископской. Принявший монашество обязан начинать свое воспитание с ученичества и строгого подчи­нения воле своих руководителей. Отсюда следует справедливый вопрос: как же монашеское состояние сочетается с саном епископа? Почему лицо, давшее обет послушания и отречения от мира, делается начальствующим и становится в самое близкое отношение к миру и мирским делам? На данные вопросы можно привести целый ряд ответов.

a. Монашество является приготовлением к архиерейству, «которое дается высшею церковною властью и принимается рукополагаемым по повиновению установленной духовной власти».[356]

b. Если епископ принимает постриг после своей хиротонии, «то тогда он должен оставлять сан».[357] Таким случаем можно считать, если епископ ранее не имел вообще пострига или он был в рясофоре, но потом принял монашеское пострижение, или же, уже будучи монахом, принял бы великую схиму.

c. Монашество и даже великая схима на епископское достоинство не влияет, если «такое лицо будет избрано Собором»[358] (Двукр. 2).

d. «Епископство само по себе не отрекается от обетов, и монашествующий, принимая сан святительский, не оставляет этих обетов и не отрекается от них».[359]

e. Монах, удостоившийся епископской степени, является лицом, уже воспитанным в ученичестве и послушании, эти последние обязанности считаются уже завершенными.

f. Все обеты могут быть «вполне исполненными и совмещены с епископством».[360]

g. Для священников и диаконов, принявших постриг, не должно быть препятствием для священнослужения, «посему им и после пострижения не запрещается священнодействовать, так как правило по отношению к ним не имеет места».[361]

Таким образом, монашество не составляет препятствия к получению священного сана во всех его степенях, но есть определенные условия для пострига.

a) Кандидат должен соответствовать определенному возрасту. Церковные правила дозволяют принимать в монастырь для постепенного подготовления к монашеству даже десятилет­них, «но для произнесения самих обетов назначается возраст совершенного разума: ибо детские слова не могут явить всей твердости»[362] (Вас. Вел. 18). В практике Русской Православной Церкви этот ценз постоянно менялся. В Синодальную эпоху государственное законодательство дозволяло постриг «мужчинам не ранее тридцатилетнего возраста, а женщинам – в сорок лет. Из этого закона допускались и отступления, но при рассмотрении ходатайств Святейшим Синодом. На учащихся духовных семинарий и академий этот возрастной ценз не распространялся. Не распространялся возрастной ценз и на вдовых священников».[363] На данный момент в практике принято «пострижение в мантию только по достижении тридцати лет, за исключением студентов духовных школ и священнослужителей».[364]

b) Кандидат должен пройти послушнический искус, который должен продолжаться три года, «в случае тяжкой болезни или для лиц, очевидно расположенных к иноческому житию, послушнический искус может быть сокращен (Двукр. 5)».[365] Лица, «окончившие духовные учебные заведения, и вдовые священнослужители освобождались от послушнического искуса».[366]

c) Необходимое условие для пострига: «свободное и непринужденное стремление».[367]

Целибат.

Целибат — «от лат. сaelibatus — безбрачный»[368] — это определенный образ жизни, отличающийся отказом от брака. Апостол Павел писал, что в браке нет ничего плохого, но соблюдающий безбрачие поступает лучше, так как он склонялся на сторону безбрачия главным образом в силу того, что оно позволяет всецело предаваться духовной жизни, не вынуждая заботиться о делах мира, и те, «кому это дано, делаются скопцами для Царства Небесного» (Мф. 19:11-12).

Церковь никогда не ставила перед кандидатами во священство условия того, чтобы в клир вступали только женатые, она принимала в него и безбрач­ных. Считается, что обет безбрачия был весьма распространён в Церкви, как на Западе, так и на Востоке.

Во всей Западной Церкви в течение первых трех веков христианства по отношению к браку священных лиц господствовали такие же порядки, как и в Восточной Церкви. О целибате священных лиц, которые на данный момент должны быть безусловно безбрачными, «нет и следа в истории первых трех веков Западной Церкви».[369] Только в IV веке начинает выдвигаться на Поместных Соборах Запада мысль о целибате обязательном. Впервые эта мысль была выдвинута на Соборе в Эльвире (в Испании) в 306 году: «в 33-ьем правиле этого Собора, под угрозой низложения, иметь жену и детей воспрещается принадлежащим к клиру».[370] Это было первое распоряжение о целибате. Второе издано было в Арле (Арелате, в Галлии) в 314 году: «в 29-ом правиле этого Собора воспрещается, под угрозой низложения, то же самое епископам, пресвитерам и диаконам».[371] В 385 году, когда Римская Церковь стала расширять свое влияние по всему Западу, «Папа Сириций усваивает мысль Эльвирского Собора, рассчитывая на безбрачное духовенство, как на надежное орудие для осуществления папских стремлений к господству повсюду, и издает строгое распоряжение против женатых священных лиц».[372] На данный момент в Римо-Католической Церкви целибат для священнослужителей является обязательным. Священникам запрещено вступать в брак или состоять в ранее заключённом браке. Недействительными объявляются также попытки заключения брака после снятия сана. Целибат католических священников был узаконен в Западной Церкви в эпоху «Папы Григория Великого, но утвердился де-юре только к XI веку, во времена правления Папы Григория VII, после Григорианских реформ».[373]

Исключением из данного правила становятся только диаконы, которым разрешается нецелибатная хиротония. Эта особенность иерархического строя Католической Церкви состоит в том, что «из ее жизни уже в Средневековье фактически исчез диаконат»,[374] по той причине, что для совершения службы можно обойтись и без этого чина. Таким образом, число дьяконов стало моментально сокращаться из-за их невостребованности. Укреплению позиций латинского диаконата способствовали постановления Тридентского Собора, который, несмотря на то, что «провозгласил анафему тем, кто отрицает церковную иерархию, состоящую из епископа, пресвитера и дьякона»[375], оставил диаконскую степень на ее обычном месте в церковной иерархии – диаконат не обладает всей полнотой и самостоятельностью священнослужения, он может лишь довольствоваться только «промежуточной степенью до рукоположения в пресвитеры».[376] Полномасштабное восстановление диаконской степени принадлежит II Ватиканскому Собору.

В наше время в Римо-Католической Церкви в сан дьякона можно производить женатых мужчин, «после достижения ими двадцатипятилетнего возраста»,[377] «неспособных или не желающих становиться священником, тех, которые хотят посвятить себя приходскому и социальному служению».[378] Естественно, для таковых дальнейший путь во священство закрыт на время, пока таковой кандидат не примет обязательного целибата. Обязательный целибат не распространяется на клир Восточно-католических церквей, в том числе греко-католиков. Восточно-католические священники руководствуются своим собственным каноническим правом и имеют право состоять в браке, если он был заключён до принятия клириком священного сана. В виде исключения могут рукополагатся в священный сан женатые мужчины, обратившиеся из англиканства и других ветвей протестантизма. 

На Востоке отцы Трулльского Собора осудили введение повсеместной практики целибата, как враждебную христианскому духу практику, которая начала господствовать в Западной Церкви. Также необходимо отметить то, что множество древних государств было против подобного рода практик, когда люди отказывались от брака.

В Древней Греции «как государство, так и различные религии осуждали безбрачие».[379] Государство было заинтересовано в том, чтобы «брачный союз снабжал его возможно большим количеством граждан и воинов, равным образом религиозные верования заставляли заботиться о продолжении рода».[380]

В России до недавнего времени существовало правило не возводить в священники и диаконы неженатых лиц, за исключением монахов. Кандидат во священство обязательно должен был вступить в брак, так как «отсутствие жены преграждало ему путь к посвящению, а вдовцы, даже если они были уже в клире, должны оставлять сан, если они не принимали пострига».[381] Очевидно, такой подход был направлен на сохранение чистоты нравов священнослужителей и к защите их от лишних подозрений. Этой практики придерживаются «Московский Собор 1503 года, Стоглавый Собор 1551 года, Большой Московский Собор 1666-1667 годов».[382] Лишь с 1869 года было разрешено рукополагать лиц «холостых и вдовых после первого брака, если они были известны архиерею своим усердием и благочестивой жизнью в возрасте не менее сорока лет».[383] Для нашей Церкви практика целибата все же была совершенно новой и необычной. После Революции, точнее, после первых десятилетий советской власти, когда в сороковые годы стали возможны новые рукоположения духовенства в массовом порядке. Встал вопрос «о том, что многие из желавших рукополагаться имели канонические препятствия к тому, чтобы принять сан, и вот тогда была возобновлена практика целибата в среде священнослужителей Русской Церкви».[384]

В данное время хиротония безбрачных лиц, не состоящих в монашестве, осуществляется согласно ряду правил.[385]

a. Хиротония безбрачных лиц, не состоящих в монашестве, а особенно лиц, ранее не состоявших в браке, должна рассматриваться исключительно в индивидуальном порядке.

b. Хиротонию таковых лиц совершать не ранее достижения ими тридцатилетнего возраста и по особому испытанию.

c. Кандидат должен обладать достаточным жизненным и духовным опытом.

d. Кандидат должен прежде хиротонии получить полное семинарское, академическое или иное высшее богословское образование.

e. Если это образование получено заочно, то он должен пройти не менее чем трехлетнюю практику под руководством опытного священнослужителя.

Каждому человеку, который желает принять сан, предоставлен выбор: предрасположен ли к он брачной жизни или к безбрачию, но этот выбор ограничен сроком до рукоположения. Брак, целибат и монашество, несомненно, являются путями Евангельской жизни, так как эти пути под собой подразумевают «молитву, пост, послушание, смирение, милосердие и постоянные аскетические усилия над ветхим человеком».[386]

Брачные узы.

Согласно действующему праву Русской Церкви, безбрачие требуется только от епископов и целибатов, что же касается пресвитеров, диаконов и иподиаконов, то они должны вступить в законный брак или оставаться безбрачными. Апостольские постановления запрещают вступать в брак только уже после возведения в священнослужительские степени (Апост. 26).

Императорские законы в Греческой империи «грозили за вступление в брак после хиротонии конфискацией имущества, а жену и детей от этого брака объявляли незаконными».[387] Наши законы также признают такой брак недействительным. Святость и чистоту брачного союза священнослужителей Церковь ставит в такую тес­ную связь с их служением, что супружеская неверность не только их самих, но и их жен считается препятствием к священнослужению»[388] (Не­ок. 8). Поэтому брачное состояние кандидата во священство должно соответствовать канонам Церкви. Брак установлен Богом, поэтому честное брачное сожительство благословлено. Православная Церковь всегда признавала, что духовные лица могут жить в законном браке. Известно, что «некоторые апостолы имели жен».[389]

Но такая отношение общества к браку священнослужителей возникла не сразу. В самом начале II века появлялись некоторые лица, желавшие наложить безбрачие на все духовенство: «некоторые миряне, проводя жизнь девственную, смотрели с пренебрежением на священнослужителей, живущих в браке».[390] А уже в IV веке женатых священников стали не только чуждаться, но и презирать совершенные ими Таинства, «видя в них как бы осквернение».[391] Если посмотреть на данный вопрос с другой стороны, то можно увидеть, что чем больше было безбрачных пастырей, тем чаще встречались случаи, которыми компрометировалась Церковь, потому что «неженатые пастыри заводили у себя подозрительных женщин под именем духовных сестер».[392] Поэтому отцы как I Вселенского Собора, так и VII Вселенского Собора разрешают «жить в доме пастыря лицам близким и чуждым всякого подозрения»,[393] но выступают против «смешанных монастырей».[394]

Древней христианский памятник Апостольских постановлений говорит о браке священнослужителей, как об обычном явлении, а тот, кто из священного чина или мирян удаляется от брака, гнушаясь им, тот должен подлежать церковному наказанию (Апост. 5, 51). Это правило возникло из-за ложного мнения, будто чистота, которую должен соблюдать клирик, несовместима с супружеской жизнью. Трулльский Собор строго подтвердил древнее апостольское правило о не­рушимости брачного сожительства священнослужителей рядом своих канонов.[395]

a. Законный брак не служит препятствием для рукоположения.

b. От тех, кто находится в браке, для посвящения не требуется разлучения от законной супруги ни до, ни после рукоположения.

c. Подвергать отлучению или извержению тех, кто изгоняет от себя свою законную жену, и тех, кто заставляет священное лицо разлучиться со своей женой.

 Руководствуясь этими доводами, Церковь не возлагала тяжкого ига на лиц, состоящих в браке, ибо «честен брак, и ложе не скверно. Как бы от избытка строгости не произошло вреда для Церкви; ибо не все могут принять на себя подвиг бесстрастия. Довольно того, если по древнему преданию Церкви, вступивший на служение Церкви в безбрачном состоянии и будет оставаться таким. А кто женился до посвящения, тот отнюдь не должен оставлять жены».[396]

В Русской Православной Церкви все «пресвитеры, диаконы и иподьяконы должны были вступать перед посвящением в брак, тем не менее, безбрачие священнослужителей допускалось до XV века».[397] Соборами от 1503 и 1551 годов поставлено: «не посвящать безбрачных или неженатых, а вдовых священнослужителей отлучать от службы, если они не принимали пострига».[398] Однако, Собор 1666-1667 годов отменил это решение.

Подобного рода практика допуска к хиротонии безбрачных лиц, не состоящих в монашестве, а также лиц, ранее не состоявших в браке, должна рассматриваться как исключительная. Хиротония безбрачных лиц, не состоящих в монашестве, совершается «не ранее достижения ими 30-летнего возраста. Основным критерием для хиротонии в безбрачном состоянии должен быть достаточный жизненный и церковный опыт кандидата к хиротонии и наличие у него богословского образования».[399] Безбрачие или брачное состояние по-прежнему предоставляется воле и решению каждого, вступающего в духовный сан.