Импульсивность и коллективизм – два комплекса поведенческих стереотипов, которые приобрели качество социального действия и, тем самым, стали социальными регуляторами поведения индивидов в российском социуме. Импульсивность функционирует как социальный регулятор поведения отдельных индивидов. Коллективизм – социальный регулятор поведения индивидов в групповом взаимодействии. Данные поведенческие регуляторы тесно связаны, взаимообусловлены и взаимокомпенсируют друг друга, т.е. функционируют как единая целостность, как единая система.

Анализ импульсивности как социального действия предполагает выделение ее характеристик, описываемых следующими положениями:

российскому индивиду свойственен цикличный ритм изменения активности – от состояния бездеятельности до высокого порыва трудового энтузиазма;

российский индивид мотивирован аттрактивно, т.к. цикличный ритм изменения активности исключает возможность рациональных последовательных действий.

Положение о том, что российскому индивиду свойственен цикличный ритм изменения активности, может быть сведено к утверждениям, которые проверяются прямо эмпирически[178]: 1) действия

российского индивида ориентированы стремлением к нерегламентирован­ности; 2) цикличный ритм активности реализуется в последовательно повторяющихся фазах.

Первое утверждение соотносимо с утверждением Н.А. Бердяева, что «русским не дается форма»[179], поэтому оно косвенно обосновано (теоретически верифицировано[180]). Его подтверждает и опыт консалтинговый деятельности автора в Ижевске[181] (как частно-эмпирическое подтверждение социального факта в одном из регионов России), и результаты общероссийских социологических исследований, согласно которым 89,1% опрошенных государственных служащих не имели должностных инструкций[182] (как обобщенно-эмпирическое подтверждение наличия рассматриваемого качества у многих россиян).

Второе утверждение: цикличный ритм активности, в целом, реализуется в последовательных фазах, которые обозначим как отчаяние, удаль, лень.

Обобщенно-эмпирическим обоснованием утверждения, что россиянам присущи указанные фазы активности, являются данные социологических исследований РАГС (так, например, на ненормированность рабочего дня указывают 21 % респондентов[183]), а также социальный факт – ритм месячной трудовой активности на предприятиях в советское время (что соотносимо с ритмом трудовой активности на ряде предприятий Ижевска в настоящее время[184]). Теоретическое подтверждение основывается на приведенных выше положениях Н. Бердяева. Для более подробного анализа рассмотрим отдельно каждую фазу активности.

Отчаяние (фаза нарастания активности) проявляется в игнори­ровании опасности, стремлении «разрушить» стоящие на пути препятствия. Специфическими условиями, порождающими отчаяние, является ощущение человеком безысходности. По мнению П. Сорокина, россияне готовы на отчаянное действие, когда репрессирован их «рефлекс коллективного самосохранения».[185] Примечательно, что россиянин весьма терпелив и неконфликтен[186], если дело касается его личных ценностей, его личных прав или личной собственности. Россиянина можно лишить многого, что у него есть, при этом он не проявит ни малейшей активности, тем более отчаяния.[187]

Удаль (фаза высшей активности). И удаль, и отчаяние по характеру близки. Удаль может проявляться в отчаянии (как может быть и отчаянная удаль). Удаль (как и отчаяние) может быть направлена
на преодоление препятствий, но главное для нее не «прорыв», направленный на разрушение препятствия и предполагающий мобилизацию имеющейся энергии, а эмоциональный «порыв» как выплеск избытка энергии. Именно в удали проявляется энтузиазм и созидание российских землепроходцев, мореплавателей, воинов, строителей, ученых, совершивших в ХХ в. интеллектуальный порыв в создании ядерной бомбы, разработке ракет, освоении космоса. Российская удаль (или энтузиазм) – это свободная игра творческих сил в коллективном взаимодействии.

В удали в наибольшей мере проявляется и то, что Бердяев назвал трансцендентальным стремлением[188]. Поэтому сила удали, пронизываемая одним качеством – верой, – зависит:

от воли инициатора, его способности к преодолению препятствий, его веры в достижение результата, его устойчивости и несгибаемости. Такой инициатор лишен социального права отступать и сдаваться;

энергии (наличие у коллектива нереализованной энергии обеспечивает возможность следовать за инициатором). Катализатором энергии коллектива является вера в инициатора;

идеала (от «качества» идеала зависит степень концентрации усилий, энергии). Здесь, придерживаясь мнения Бердяева, отметим, что чем выше концентрация в идеале должного и общественного, чем сильнее вера в него, тем выше концентрация энергии на достижение.

Обратной стороной деятельной активности является лень. В этом состоянии русский человек бездеятелен, мечтателен и с большим трудом поддается стимулированию. Выводит из состояния лени ощущение отчаяния. Тогда начинается новый цикл активности.

В целом, в поведении отдельного российского индивида импульсивность проявляется следующим образом. Россиянам свойственно откладывать выполнение какого-либо дела на последний срок (действие лени – фаза накапливания энергии) и тем самым загонять себя в отчаянное состояние (фаза мобилизации энергии). Когда сроки «выходят», начинается лихорадочное «наверстывание упущенного». Действуя лихорадочно, но активно, индивид, тем не менее, может достичь первых результатов. И в этом случае появляется ощущение «я могу»,
а за ним некоторое чувство удовлетворения. Энергия отчаяния, в этом случае, перерождается в энергию удали – «нам нет преград» (фаза реализации энергии). В состоянии удали россиянин испытывает прилив сил и чувство полноты жизни. Энергия удали – высокий всплеск активности. За удалью человек проваливается в ленивую, бездеятельную, мечтательную реальность. Описанные фазы составляют типичный цикл российской активности.

Описанные фазы активности не обосновывают характер мотивации, но дают основание предположить, что россиянам свойственна аттрактивная мотивация. В этой связи необходимо дать эмпирическое подтверждение этому утверждению.

Социологическое исследование в Ижевске в 1998 г. «Мотивация работников промышленных предприятий к труду»[189] установило мотивы, сдерживающие отток кадров на предприятиях, где зарплата невысокая
и выплачивается нерегулярно. Первый по значимости мотив – отношение к коллективу: «Меня окружают хорошие люди, с которыми у меня сложились товарищеские отношения и мне было бы очень трудно покинуть свой коллектив» – 62,3 %. Второй по значимости мотив – отношение к работе: «У меня интересное дело, оно доставляет мне удовольствие, и я его не хочу менять» – 50 %. Углубленный анализ данных проведенного исследования, а также материалы ряда пилотажных исследований по проблеме воровства на предприятиях Ижевска позволили сделать вывод, что причиной воровства является реализуемая в аномийной форме аттрактивная мотивация работников[190]. Следовательно, большинство работников этих предприятий мотивированы аттрактивно.

По мнению руководителя Удмуртского республиканского фонда поддержки предпринимательства, высказанному в октябре 2001 г., только 5 % бизнес-проектов, направляемых бизнесменами в Фонд, имеют строгое финансовое, маркетинговое и техническое обоснование. Характерно и то, что проекты, содержащие оригинальные идеи (не менее 20 % от общего числа), являются, как правило, убыточными. Следовательно, большинство предпринимателей Удмуртии мотивированы аттрактивно.

Таким образом, частно-эмпирический вывод: жителям Удмуртии преимущественно свойственна аттрактивная мотивация социального действия.

Согласно результатам общероссийского социологического исследования, проведенного РАГС, установлена связь мотивации государственных служащих с фактами нематериального ряда. Например, 58 % респондентов отмечают «стремление реализовать себя в управлении, положительно оценивают свой вклад в стабилизацию обстановки в обществе»; удовлетворенность деятельностью чиновников связана с «признанием ее социальной важности».[191] Эти данные также свидетельствуют о том, что большинству российских государственных служащих свойственна аттрактивная мотивация.

Ярким социальным фактом является готовность россиян вкладывать свои деньги в авантюрные проекты. В этой связи сравним отношения западного человека к «панамской афере»[192] и российского к МММ. Хотя «Панама» и привела к тому же результату, что и МММ, но есть существенное отличие – «Панама», прежде всего, инженерный просчет, т.е. рациональная ошибка, которая привела к краху известного инженера и потере акционерами своих капиталов. Компания МММ изначально не несла в себе рационального начала, а являлась игрой на удачу. Для небольшой части людей, понимающих механизм игры, это была вера в себя («я умею играть и знаю, когда остановиться»), для большинства – вера в «свою звезду», большие деньги. Вера, а не расчет, вот главное отличие вкладчиков МММ от акционеров «Панамы».

Следовательно, и частные, и обобщенные эмпирические данные подтверждают утверждение, что россиянам свойственна аттрактивная мотивация.

Феномен аттрактивной мотивации рассматривался Н. Бердяевым: «Русские все склонны воспринимать тоталитарно, им чужд скептический
критицизм западных людей. Это недостаток, приводящий к смешениям и подменам, но это также достоинство, и указует на религиозную целостность русской души»[193]. Эта целостность проявляется в стремлении индивида к священным идеалам, игнорируя зачастую личные желания. При этом неважно, являются ли эти идеалы собственно религиозными или уже нет. «Религиозная энергия русской души обладает способностью переключаться и направляться к целям, которые не являются уже религиозными, например, к социальным целям»[194].

Аттрактивная мотивация не исключает стремления к получению материальной выгоды, но это стремление столь же нерационально, нерасчетливо и основывается на вере, как и стремление к любому другому идеалу, некогда захватывавшему сознание и чувства россиян. В качестве идеала материальной выгоды может быть и ожидание рабочего, что ему повысят зарплату, бизнесмена, что ему выделят кредит и т.д. Среди других идеалов материальной выгоды наиболее распространенный – идеал западного образа жизни.[195] В нем, как и в идеале «коммунизма», а также в идеале «праведного града Китежа», присутствует одно общее качество – отсутствие расчета, т.к. расчет – это характеристика выбора не аттрактивного идеала, а рациональной цели.

Таким образом, выдвинутая гипотеза, что российские индивиды в своем социальном действии мотивированы аттрактивно, обоснована:

во-первых, непосредственными эмпирическими данными (прямая верификация);

во-вторых, положениями теории Н. Бердяева (косвенная верификация);

в-третьих, ограничена положением, что характеризует только россиян, при этом только социальное действие, а не стереотипное поведение, т.е. данная гипотеза не утверждает, что аттрактивная мотивация является основным психологическим стереотипом поведения российских индивидов. Аттрактивная мотивация есть наиболее типичный выбор российских индивидов в социальном поведении. Именно поэтому аттрактивная мотивация является социальным регулятором поведения российских индивидов.

В целом, российская аттрактивная мотивация представляет собой механизм концентрации энергии и усилий индивидов, играя роль социального механизма «достижения недостижимого». Сила догматического, аттрактивного, иррационального стремления к идеалу неизмеримо выше, чем рациональное поэтапное продвижение к цели. Поэтому, во-первых, иррациональный идеал предполагает также отсутствие плана движения к нему, а во-вторых, реализация индивидом аттрактивной энергии может носить только импульсный характер и иметь два состояния – накопление энергии и ее реализация.

Импульсивность действий порождает и импульсивный склад мышления. В древности короткий летний период требовал от восточно-европейских земледельцев освоения как можно большей территории для посевов. Для этого нужны были быстрые и радикальные способы подготовки почвы к севу. За короткий период необходимо было освоить как можно больше пространства, используя порыв энтузиазма, не тратя время на непреодолимые препятствия. Поэтому характер деятельности предков современных россиян сформировал основные черты – спонтанную напористость и готовность обойти непреодолимые препятствия для того, чтобы двигаться дальше, пока импульс напора и энтузиазма не угас. Отсюда сформировался поведенческий стереотип – принимать только то, что принимается, а то, что оказывает сопротивление – обходить. Обойти препятствие – характерный стереотип поведения российского индивида. Такой стереотип сформировал и поведенческое качество – терпимость и особый характер мышления – поиск оптимального пути обхода препятствия, качество, известное как русская смекалка (особый тип мышления, отличный от западного).

Сравним мышление западного и российского человека. Интеллект западного человека движется по правилам и установленным стандартам. Такими правилами могут быть математические или формально-логические аксиомы, инструкции – т.е. определенные нормы. Интеллекту западного человека необходима стандартизированная среда, среда регламентированная. Российскому – стихия, отсутствие правил, возможность реализовать себя, «обхитрив» эту стихию. Российская смекалка проявляется в игнорировании правил [196]. Два интеллекта, российский и западный, сформировались в разных условиях, и каждый из них может эффективно работать только в своей среде.

Импульсивность мышления имеет две стороны проявления: неподчинение технологическим правилам, неприятие
стандартизированной деятельности – это негативная сторона; положительная сторона – изобретательный настрой.

Из этого вытекает и отношение к окружающей действительности. Особенность современности – в том, что внешней средой выступает «цивилизованная» реальность. Но российским индивидом, как и прежде, эта реальность воспринимается как стихия, т.е. то, что создает человеку препятствия, которые нужно обойти. Такими препятствиями выступают нормы, запреты, правила. Эти нормы воспринимаются как препятствия, которые интересно обойти. Препятствия – это повод для игры[197].

С другой стороны, россиянам свойственно не противостоять правилам, а «уходить» от подчинения им, или уклоняться от регламен­тации. Для русского крестьянина было весьма характерно не отстаивать свои права и добиваться снижения податей, а просто уходить на необжитые земли, недоступные для мытарей, уходить в казаки. Современный бизнесмен не выступает против налогового прессинга, он уклоняется от налогов. Выполненные социологические исследования в Удмуртии показали, что предприниматели скрывают от налого­обложения до 60 % своих доходов[198]. Государственный служащий не подчиняется регламенту, обусловливающему его поведение, а игнорирует его, демонстрируя свою безынициативность. Такое поведение нетипично для западного человека, который, напротив, отстаивает свои права. Россиянин же не отстаивает свои права, а скорее уклоняется

от регламента либо приобретает себе «льготы», т.е. легальную возможность не следовать общему регламенту, либо подключает свою смекалку, чтобы обойти правила регламента.

Особенности поведения накладывают отпечаток и на характер коммуникации. Это отражается в особенностях языка. Язык, с социологической точки зрения, понимается как одна из форм социального действия[199]. Поэтому такое качество, как импульсивность, обнаруживается и в языке как инструменте мышления. Русский язык (как и языки значительного числа народов России, в том числе и не связанных общим происхождением) имеют общую особенность – нефиксированный порядок связанных флексиями (окончаниями) слов, тогда как западные – романо-германские языки – отличаются фиксированным положением слов в предложении. К примеру, английское предложение имеет строго заданную структуру: подлежащее – сказуемое – дополнение. Их место в предложении строго определено. Фраза, построенная на английском языке, однозначна. Особенность же предложений, не имеющих фиксированной структуры, состоит в том, что одними и теми же словами, в зависимости от построения их в предложении, можно передать различные значения и смыслы.

Язык в данном случае выступает и как индикатор, и как один из факторов культуры. Он отражает специфику общения, что весьма наглядно проявляется в юморе (общеизвестно, что представители одной культуры, как правило, не понимают юмора другой). Так, например, западные анекдоты построены либо на логических парадоксах, либо на нарушении правил (иногда речевого табу). Западный человек смеется шутке, когда обнаруживает «неработающее» правило. Привычного к «неработающим» правилам российского человека этим не удивишь. Российский юмор (в отличие от западного) предполагает угадывание второго смысла, содержащегося в невинной фразе. В тех случаях, когда речевых средств оказывается недостаточно, их дополняют невербальными. Поэтому в общении может быть важно не «что сказал», а «как сказал». Одна и та же фраза в русском языке, в зависимости от подачи, интонации, иногда жестикуляции, позы, может иметь разное и даже противоположное буквальной сути значение.

На Западе язык обусловил культуру «уточнения», реализованную в договорном праве и, более широко, в идее общественного договора. Два представителя западной культуры, заключая договор, стремятся уточнить, «поставить все точки над “ i”» в процессе выработки соглашения, достичь понимания, исключающего двусмысленность, второй смысл. Представители же нашей культуры более интересуются не тем «что сказал», а «что подумал». Индивид в этом случае стремится понять смысл, а не буквальное содержание. Поэтому, если отношения с партнером изначально доверительные, то вопрос об «уточнении» не важен и даже «оскорбителен» для участников[200]. Взаимоотношения российских индивидов построены не на логическом уточнении (как на Западе), а на доверии, на сочувствии. Поэтому россияне равнодушны к установленным правилам. В силу этого «неработающее» правило – типичное явление российской культуры. В самом общем виде западный человек в процессе общения уточняет смысл, российский – проникается чувством.

В целом регуляция поведения социального действия российских индивидов кардинально отлична от регуляции западных индивидов. Типичное поведение западных индивидов строится на индивидуальной ответственности – на рациональной оценке (более глубоко –
на познании) сущего и выработке инструментальной стратегии достижения должного отдельным индивидом. Напротив, алгоритм поведения российских индивидов основывается на коллективном убеждении – на порыве к должному сообща, совместно. При этом рациональная оценка (и познание) сущего игнорируется, оно постигается в спонтанном действии.

Индивидуальная ответственность характеризуется формулой: сначала знание об объекте, затем оценка объекта и возможностей деятельного субъекта, наконец, действие[201].

Коллективное убеждение основано на другой формуле: первый вариант, коллективный субъект действует, в результате чего и оценивает, и получает знания об объекте (наиболее типично для отчаянного действия)[202]; второй вариант, субъект первоначально оценивает объект
(в данном случае эмоционально), затем действует, в результате чего приобретает знания об объекте (наиболее типично для удали, энтузиазма)[203].

Анализ поведения как социального действия российского индивида в его сравнении с западным демонстрирует, что здесь наблюдается отличие, которое М. Вебер показал как отличие между целерациональным и ценностно-рациональным (аттрактивным) социаль­ными действиями. Аттрактивно ориентированные индивиды ценят общие нормы и идеалы выше личных целей. Поэтому во взаимодействии российские индивиды принимают приоритет норм, отражающих интерес коллектива. Тем самым им свойственен коллективизм.

Коллективизм, как и импульсивность, – социальный регулятор поведения россиян. Его предпосылкой является «подсечное» земледелие предков россиян (принесенное славянами в Восточную Европу почти две тысячи лет назад и принятое другими народами[204]). Оно было возможно только как коллективное действие (один земледелец не мог выжить в условиях Северо-Восточной Европы). Коллективизм закрепился сначала как психологический стереотип, а затем как социальный поведенческий регулятор, способ социального взаимодействия. Российский коллективизм может быть выражен формулой: все должны действовать дружно в едином порыве, по общему убеждению. Изменчивая среда лишала коллектив возможности иметь строгий регламент действий и наличие однозначных буквальных норм. Потому коллектив регулировал свои отношения не жесткими нормами, а изменчивыми, как окружающая среда, образцами коллективного действия. Способность находить эффективные образцы действия обеспечивал умственный склад россиянина (смекалка). Образцы действия легко возникали и столь же легко забывались. Если они оказывались результативными для общины, они превращались в канон. Нерезультативные действия индивидов отбраковывались в процессе социального действия. А раз действие не могло быть однозначно регламентировано, значит, ему несвойственна инструментальная определенность (т.е. индивид знает к чему стремиться, но не знает как). Вместе с тем, если индивид знал «как действовать», то его способ действия должен был быть обязательно открытым, наглядным для других. Инструментальное действие индивида, дающее результат только индивиду, нарушало целостность общины, тем самым несло угрозу существованию всей общины, поэтому запрещалось. Поэтому в общине существовал запрет на индивидуальную ответственность.

В процессе длительного взаимодействия индивидов в массовом сознании россиян возникает установка: «действуй как все. Не будешь действовать как все, это приведет к негативным последствиям». Из такой установки сформируется типично российский мировоззренческий образ – противопоставление «должного» (как неопределенного идеального) и «сущего» (определенной «низменной» действительности)[205] Сутью должного является принцип «будь как все», который предстает как экзистенциальная ценность, и сам является важнейшим регулятором ценностей российской культуры.

Принцип «будь, как все» – общий социальный регулятор поведения россиян. Реализуется он в функционировании отдельных коллективов (отдельных групп индивидов) в двух основных аспектах:

в одном случае, община, коллектив препятствует личному стремлению индивида выделиться из коллектива – негативно оценивает или даже пытается устранить его отличие от других; в другом случае – помогает, поддерживает индивида, который волей обстоятельств оказывается в худшем состоянии, чем другие. Первый случай – это функционирование инструментов коллективной репрессии. Второй случай – коллективная взаимоподдержка (коллективный регулятор взаимоподдержки).

В первом случае регулятивный принцип «будь, как все» приобретает ограничение: «не отрывайся от коллектива», «не выделяйся», что проявляется в осуждении общественным мнением желания выделиться, отличиться от других людей. Попытка выделиться, показать свою исключительность, неповторимость наказывается, репрессируется коллективом. На это указывают социологические исследования деятельности государственных служащих: и сослуживцы (45 % респондентов), и руководители (50 % экспертов) негативно относятся к стремящимся сделать карьеру[206].

К индивидам, нарушающим регулятивный принцип «не выде­ляйся», применяются инструменты коллективных репрессий. Первоначально несоответствие действий отдельного индивида принципу «будь, как все» высмеивается окружающими. Русский язык в состоянии давать достаточно меткие и яркие негативные имена любому отличию, любой форме демонстрации индивидуальности[207]. Общественное высмеивание переворачивает положительное самомнение индивида о своем отличии, вводя его в состояние фрустрации[208].

Если насмешка не обладает силой, то включается более сильный инструмент – зависть. Зависть как репрессивный инструмент обычно призвана уравнять амбиции индивидов. Она имеет различную силу выражения от игнорирования отличия, или демонстрации псевдосочувственного переживания (характерная фраза «белая зависть»), до агрессивного действия.

Крайней формой коллективной репрессии является «раскулачивание», выраженное формулой: «взять все и поделить». В нашей культуре этот инструмент коллективной репрессии характерен не только для люмпена. Неслучайно фразу «надо делиться» можно услышать не только от представителей криминалитета, но и от высоких государственных должностных лиц.

Репрессивная регуляция «не отрывайся от коллектива» допускает некоторые исключения. Так, не подвергаются обструкции, во-первых, социально-статусные отличительные особенности человека. Каждой социальной статусной общности «положено» иметь типичные отличия от других статусных общностей. Если индивид не выходит за рамки «положенного», его отличие принимается как отличие группы. Однако, если индивид нарушает это правило[209], включается механизм «уравнивания».

Во-вторых, если индивид ведет себя устойчиво нонкомформно, то он сам начинает формировать новые нормы принципа «будь, как все». «Уравнивание» представляет собой экзамен на устойчивость индивида. Свою исключительность нужно заслужить у окружающих. Недостаточно самому рекламировать свою исключительность, ее нужно выстрадать. Недостаточно казаться умным, российская культура не допускает казаться, допускает только быть.

Таким образом, для поддержания принципа «будь, как все» необходимы инструменты коллективного репрессивного регулирования. С другой стороны, этот принцип может существовать, если кроме репрессивных инструментов функционирует также и регулятор взаимоподдержки. Это второй случай реализации принципа «будь, как все», который обнаруживает себя в готовности россиян прийти на помощь человеку, когда ему «хуже», чем другим[210]. Именно это и есть другая сторона принципа «будь, как все». Особенность действия этого принципа состоит в том, что окружающие приходят на помощь потерпевшему нередко тогда, когда он об этом не просит. Существует негласное правило: нуждающийся не просит о помощи, коллектив сам приходит ему на помощь. Во взаимопомощи проявляются лучшие черты российского человека. Среди форм взаимопомощи часто встречается моральная, психологическая (душевная) поддержка, дополняемая материальной помощью; реже встречающаяся, но характерная – самоотверженное самопожертвование и героизм.

Функционирование коллективных регуляторов обеспечивается действием групповых инструментов взаимоконтроля. Имеются два способа контроля: актуальный контроль, фиксирующий нарушение принципа «будь, как все», проявляющийся во взаимном наблюдении друг за другом – всевидении, – и превентивный контроль, предупреждающий отступление от главного принципа российского коллектива, осуществляющегося во взаимном общении.

Всевидение и взаимонаблюдение индивидов друг за другом – характерная черта российских коллективов, действие которой постоянно и всепроникающе. Всевидение рождает у индивидов чувство, что
«от общества ничего не утаишь». Социум всевидящ. И само всевидение приобретает характер надсубъектности. Именно поэтому коллектив обладает как бы священной санкцией всевидения. Чувство всевидения – характеристика особого нравственного настроя, ориентации индивидов на коллективное взаимодействие. Данный настрой определяет коллективное поведение, предполагающее равенство и принцип «будь, как все» или «не отрывайся от коллектива». Всевидение – регулятор общественной жизни в коллективе, формирующий у индивидов психологически – чувство страха, этически – чувство стыда. Любое будущее деяние российский человек оценивает с точки зрения стыда, а значит, общественное деяние должно иметь санкцию коллектива, быть принято коллективом как деяние в интересах коллектива. Из этого следует принцип: «что не разрешено, то запрещено». Данное положение зафиксировано в исследованиях кафедры «Государственная служба и кадровая политика» РАГС, согласно выводам которых, отношения в сфере государственной службы не могут складываться по принципу: «все, что не запрещено – разрешено».[211]

Взаимообщение – превентивный регулятор принципа «будь, как все». Именно в общении человек открывает себя. Постоянное общение и постоянная открытость – характерная черта для российских коллективов. Неслучайно то, что в процессе служебной деятельности такие формы взаимодействия работников, как «чаепитие», «курение», «обсуждение коллег», представляют собой устоявшиеся традиции и обладают не меньшей ценностью, чем сама служебная деятельность[212]. Общение – тот механизм, который делает российского человека постоянно открытым, «прозрачным» для коллектива.

Весьма наглядно проявляется это и в сфере государственной службы, что показывают социологические исследования: 49,9 % респондентов указали на то, что в их коллективе существует традиция совместного празднования знаменательных дат, 72,7 % – дни рождения,

юбилеи, повышения в должности; 34,9 % – торжественные проводы на пенсию. Социологические исследования предприятий Ижевска показывают аналогичные результаты – 78,1 % опрошенных отмечают, что в их трудовых коллективах отмечают день рождения сотрудников[213]; 59,1 % указывают на то, что в их организациях за год проходит не менее пяти торжественных мероприятий, посвященных знаменательным событиям[214].

Коллектив со сложившимися связями и постоянным составом членов может сформировать достаточно сложную систему норм. Неустойчивые коллективы дают большую свободу индивиду, однако не исключают всевидения и взаимообщения. Отдельные нормы коллектив формирует не сам, а принимает их от других, но только в том случае, если в них содержится принцип «будь, как все». Российский человек, столкнувшийся с нормами, не санкционированными коллективом, принимает их как препятствие и либо игнорирует, либо вступает с ними в игру. Точно так же российский индивид, оказавшись за пределами коллективного всевидения и общения, зачастую теряет моральные ориентиры, превращаясь в нравственное чудовище, «отморозка». Россиянин за пределами всевидения и взаимообщения маргинален[215]. Сравнивая характер внутреннего конфликта личности, бросается в глаза одно отличие – западный человек испытывает конфликт влечений и должного, российский человек – конфликт между своей нормативной системой и коллективной (например, Раскольников Достоевского). Отсюда следует вывод:

для западного человека значимым является принцип «следуй общепринятым нормам и контролируй себя исходя из них»;

для россиянина – «строй свое поведение исходя из чувства стыда и в согласии с людьми».

На Западе регулирует норма, а в России – коллектив. Российский индивид испытывает потребность во всевидении коллектива. Любое сообщество российских индивидов достаточно быстро формирует систему всевидения и на ее основе – нормы поведения. Поэтому российский человек, и в этом его отличие от западного, нуждается в коллективном всевидении и общении. Без него он испытывает психологический дискомфорт, а в этическом плане утрачивает чувство стыда и теряет ориентиры адекватного социального действия. Западный человек подчинен внутренним однотипным нормам, построенным на структурном, логичном и однозначном языке, россиянин через открытость и стыд – коллективу.

В целом, характеризуя поведенческую регуляцию российского индивида как ценностно-рациональное (аттрактивное) социальное действие, можно сделать следующие основные выводы:

Типичный способ хозяйственной деятельности полагает характер типичного поведения индивидов, что, как алгоритм действия, переносится на другие виды деятельности. Тем самым, начинает работать как социальный регулятор поведения. Определено, что российский поведенческий регулятор настраивает индивидов на импульсивность и коллективизм.

В целом импульсивность характеризуется:

Нерегламентированностью действий, что проявляется как отклонение от норм, задающих жесткий регламент (чаще всего это регламент времени и дисциплины).

Тремя последовательными фазами активности: лень как мечтательность и неактивность; отчаяние как активность вопреки угнетающим обстоятельствам, направленная на преодоление препятствий; удаль как самоотверженный порыв, энтузиазм.

Аттративной мотивацией, что соотносимо с нерегламентированностью и фазовой активностью, и проявляется в стремлении к идеалу, в свободном поиске, действии на удачу, как правило, без построения предварительного плана; действие в данном случае обусловлено не рациональной целью, а иррациональной надеждой, что проявляется в двух вариациях:

в догматической убежденности и вере в правоту своего действия (характеризуется формулой: оценка-действие-знание);

в стремлении обойти (перехитрить) препятствия, обстоятельства (формула: действие - оценка и знание);

Смекалкой как особым стилем мышления, обеспечивающим действия на удачу (сравним, аналитический склад мышления западного человека, который обеспечивает целерациональные последовательные действия);

Социальным регулятором взаимодействия российских индивидов является коллективизм, обнаруживаемый в чувстве приоритета коллектива над личностью.

Коллективизм основан на общем социальном регулятивном принципе «будь, как все» и поддерживается особыми коллективными регуляторами и способами взаимоконтроля.

Таблица 7