Развитие идей во Франции характеризовалось острой борьбой между материализмом и идеализмом. В отношении разработки логических идей Кондильяк занимал позицию, резко враждебную по отношению к Лейбницу — самому крупному логику-идеалисту конца XVII — начала XVIII в. Он высказывался о Лейбнице в следующих выражениях: «Этот философ

110

не дает никакого понятия о силе своих монад; он не дает его также об их перцепциях; по этому вопросу он пользуется только метафорами, а под конец теряется где-то в бесконечном. Таким образом, он не дает знания об элементах вещей, он, собственно говоря, ничего не объясняет»¹.

Кондильяк указывает на то, что понятие силы, которым оперирует Лейбниц, не дифференцировано и в конце концов может слиться с понятием основания, являющимся также очень важным термином философии и логики Лейбница. В «Трактате о системах» (1749) читаем: «...признание Лейбницем силы в простых существах так же мало подвигает его вперед, как если бы он ограничился утверждением, что в них имеется какое-то основание происходящих с ними изменений, каково бы ни было это основание. Действительно, либо слова «сила» не содержит в себе другой идеи, кроме идеи некоторого основания, либо же, если желают обозначать им нечто большее, то только при явном злоупотреблении терминами, причем не могут объяснить, какие идеи с ними связывают» ².

Столь же отрицательная оценка Лейбница дается и в основном труде Кондильяка «Трактат об ощущениях» (1754).

Этьен Бонно де Кондильяк (1715 — 1780) был родным братом утописта-коммуниста Мабли. Общественная среда, которая его окружала, была проникнута, таким образом, революционными настроениями, предшествовавшими Великой французской революции. Но, с другой стороны, Коядильяк в конце своей жизни был долгое время воспитателем внука Людовика XV.

Первоначально Кондильяк в решении гносеологического вопроса всецело примыкал к Локку. Так, в своем первом произведении «История человеческого ума» он признает два источника знания — ощущение и рефлексию, что при желании можно истолковать дуалистически. Затем он отходит от дуализма, свидетельством чего является его «Трактат об ощущениях». В нем он твердо держится материалистического тезиса, согласно которому помимо ощущений нет другого источника познания в виде какой-либо рефлексии.

Большинство представителей французского материализма XVIII в. были механицистами и рассматривали все достижения ума как результат развития элементарных ощущений. В результате комбинаций этих ощущений возникают сложные формы и закономерности, которые можно назвать формами и закономерностями мысли.

Если признать наличие внешних ощущений, то легко по-

¹ Э. Б. Кондильяк. Трактат о системах. Соцэкгиз, М., 1938, стр. 85.

² Там же, стр. 79

111

нять весь механизм душевной жизни и познавательных процессов, свойственных человеку. В качестве примера Кондильяк берет фиктивный образ, при помощи которого он строит всю свою систему. Представим себе статую, устроенную наподобие человека. Пусть она будет пробуждаться на наших глазах. Если статуе и присуща душа, то эта душа имеет чисто страдательный характер по отношению к телу. Это — внешняя восприимчивость и ничего больше. Кондильяк хочет очистить познание от всех метафизических привнесений. В «Трактате об ощущениях» Кондильяк набрасывает картину того, как организуется весь строй сознания на базе внешних ощущений.

Самое элементарное чувство, по Кондильяку, — обоняние. Затем присоединяются другие ощущения. Возникает одно ощущение, другое, третье и т. д. Они не могут сразу наполнить сознание и конкурируют между собой. Прежде всего они не равны по своему напряжению. Различная степень напряжения, различная степень интенсивности обусловливает то, что одно какое-нибудь ощущение выступает на передний план и заслоняет все остальные. Не может быть безразличного состояния, всегда одно ощущение выделяется за счет другого. Это выделение не происходит вследствие каких-то активных движений души, потому что сама душа, само сознание складывается чисто механически из этих внешних ощущений и их комбинаций. Внимание есть не что иное, как победа одного ощущения -над другим.

Точка зрения Кондильяка противостоит обычному пониманию. Если принято считать, что благодаря вниманию одно ощущение выделяется среди других и, таким образом, восприятие не представляет собой чего-либо нейтрального, то, с другой стороны, можно рассуждать наоборот: поскольку ощущения конкурируют и одно из них в силу чисто внешней черты, что оно интенсивнее других, оказывается преобладающим над другими и их вытесняет, то это и вызывает сознательное фиксирование, которое называется вниманием.

Бесследно ощущения не исчезают — более живые удерживаются в сознании и появляются даже тогда, когда уже нет предмета или внешнего импульса.

Следует предупредить, что теории отражения мы у Кондильяка не найдем. Внешний импульс является лишь поводом к возникновению ощущений, но, с точки зрения Кондильяка, ощущения не есть субъективный образ объективного мира.

Удержание более живых представлений без наличия внешнего агента определяются особой способностью — воображением.

Далее Кондильяк переходит к характеристике памяти. Память — это способность возрождения ощущений в нашем соз-

112

нании. Но нельзя быть одновременно внимательным ко всем представлениям. Быть одновременно внимательным к нескольким представлениям — это значит их сравнивать. Такое сравнение и порождает суждение. Сравнение двух представлений есть суждение. Таким образом, по Кондильяку, из простого чувственного восприятия развиваются суждения. В отношении истолкования суждения точка зрения Кондильяка всецело определяется его сенсуализмом.

В своей попытке извлечь высшие формы сознания из низших Кондильяк был не одинок. Всем представителям французского материализма свойственно такое истолкование. То же мы найдем у Ламетри и Гельвеция. Они представляют себе возникновение человека как целостного организма, состоящего из тела и сознания. По Ламетри, отличие человека от машины лишь в том, что человек — просвещенная машина. Та же идея, согласно которой деятельность разума сводится к ощущениям, пронизывает и произведения Гельвеция. Его основное высказывание, интересное с точки зрения логики, гласит: «Судить — это значит чувствовать» (juger, c'est sentir).

Кондильяк пытается связать познавательные процессы с развитием человеческих потребностей. Подобно тому как не было бы знаний без опыта, так не было бы опыта без потребностей, которых в свою очередь не было бы без смены удовольствий и страданий, характерных для человека. Таким образом, единственным мерилом человеческой деятельности является польза.

Кондильяк интересует нас здесь прежде всего не как автор выдающихся произведений французского материализма, а как логик, развивавший логические идеи на материалистических основах. Многие стороны материалистического учения ярче выступают у других представителей французского материализма. Однако из них только Кондильяк писал по специальным вопросам логики. В 1769 — 1773 гг. он составил своего рода педагогическую энциклопедию, включив в нее цикл дисциплин для образования внука Людовика XV. В эту серию входит книга «Логика, или первоначальное развитие искусства мыслить». В эту же серию включен трактат «Об искусстве рассуждать» (De l’art de raisonner). Первая работа — психолого-генетическая. В ней Коядильяк исследует источник и зарождение идей и способностей души. В заглавии второго произведения нет термина «логика», но именно оно является трактатом по логике в собственном смысле.

Русское общество того времени быстро реагировало на этот последний труд Кондильяка. В 1792 г. «Логика» Кондильяка вышла на русском языке в переводе Тройского. Два

113

десятилетия спустя понадобилось второе издание, и в том же переводе книга была переиздана в 1814 г. Книга Кондкльяка на русском языке под названием «Логика» соответствует оригиналу, озаглавленному «Об искусстве рассуждать».

На родине Кондильяка эта книга получила широкое распространение и служила пособием при преподавании логики. Обращает на себя внимание то, что в эпоху самых тяжелых лет екатерининского века, после французской революции, когда правительство опасалось проникновения в Россию революционных идей, книга Кондильяка, являвшегося идеологическим предшественником революции во Франции, получила тем не менее широкое распространение.

После конкретного изучения материала и сопоставления глав содержание работы «Об искусстве рассуждать» ³ несколько разочаровывает. При изложении ее трудно добиться той стройности, того систематического порядка, в котором можно рассматривать, например, логику Вольфа или какого-нибудь другого представителя немецкой науки.

В этой книге Кондильяка чувствуется известный эклектизм. Процессы умозаключения Кондильяк, несмотря на свою основную тенденцию, объясняет не из чувственного опыта, как естественно было бы ожидать от такого крайнего сенсуалиста. Механизм математического знания он истолковывает в плане рационализма, в духе Декарта. Поэтому у Кондильяка наблюдается известное смешение понятий. Отсюда трудность последовательного, логического изложения идей логики Кондильяка.

Прежде всего Кондильяк раскрывает понятие метафизики. Метафизика им понималась в положительном плане, как метафизический способ мышления.

Кондильяк говорит о метафизике как о науке, которая преимущественно охватывает все предметы нашего знания. Она одна составляет науку о чувственных и отвлеченных истинах, т. е. она объемлет весь круг знаний и характеризует то, что обще всему знанию отдельных наук (р. 3).

В качестве критерия истинности Кондильяк пользуется критерием очевидности, который был выдвинут рационалистами. По Кондильяку, очевидность может быть троякой: очевидностью факта, чувственной и интеллектуальной очевидностью (р. 5).

Очевидность факта является результатом собственного наблюдения или свидетельства других людей. Мы не были в Риме, но не сомневаемся в существовании этого города. С помощью чувственной очевидности мы ориентируемся в сфе-

³ См. Е. В. Condillас. Oeuvres complétes, v. VIII. P., 1821. De l’art de, reisonner. Последующие ссылки на это произведение приводятся в тексте и содержат указание на страницу данного издания.

114

ре наших ощущений. В очевидности интеллектуальной мы убеждаемся через тождество. «Два и два — четыре» — это есть истина интеллектуальной очевидности, ибо данное предложение есть не что иное, как высказывание: два и два — это два и два. Различие лишь в способе выражения (р. 6).

Наблюдать отношения подобий между явлениями, которые мы подмечаем, и таким образом удостоверяться в явлениях, которых мы не наблюдаем, значит судить по аналогии.

Таковы средства достижения нового знания: или мы 1) сами наблюдаем факты, или нам их пересказывают, или 2) мы удостоверяемся в них посредством чувства, воспринимая то, что в нас происходит, или 3) мы открываем истину посредством интеллектуальной очевидности, или, наконец, 4) судим об одной вещи по аналогии с другой.

В I главе первой книги «Об искусстве рассуждать» речь идет об интеллектуальной очевидности. Предложение само по себе очевидно или бывает таковым, поскольку оно есть очевидное следствие другого предложения, которое само по себе очевидно. Само по себе очевидное предложение имеется тогда, когда мы, зная смысл терминов, не можем сомневаться в том, что оно означает; например, «целое равно частям его, взятым вместе». Это пример интеллектуальной очевидности, которая не требует выведения, ясна сама по себе. Итак, предложение само по себе очевидно, когда его тождество непосредственно усматривается в словах, его выражающих.

Определение доказательства у Кондильяка более примитивно, чем у Лейбница. Оно таково. Доказательство есть ряд предложений, в которых одинаковые понятия, переходя от одного к другому, отличны друг от друга лишь по выражению. Интеллектуальная же (рациональная) очевидность заключается только в тождестве. Например, «мера всякого треугольника есть произведение его высоты, помноженной на половину его основания» (р. 12).

Доказательство происходит через ряд тождественных предложений, в результате чего обнаруживается тождественность предложения, выставленного выше. Доказывать — значит облекать очевидное предложение в разные формы до тех пор, пока оно не станет предложением, которое мы хотим доказать. Процесс состоит в том, чтобы, заменяя одно определение другим, дойти посредством многих тождественных предложений до заключения, тождественного с тем предложением, из которого это заключение явствует. Нужно, чтобы тождество, которое незаметно, когда мы умственно скользим по ряду опосредствованных предложений, оказалось явным при вдумчивом обозрении высказываний, когда мы от одного предложения непосредственно переходим к другому.

115

Определение сложного понятия, составленного из многих других понятий, достигается без особой трудности. Следует только раскрыть простые понятия, из которых складывается сложное понятие. Например, когда мы говорим, что треугольник есть поверхность, ограниченная тремя линиями, то это определение отлично от определения прямой линии, т. е. понятия простого. Определение треугольника доставит понятие о нем тому, кто никогда треугольника не видел. Определение же прямой линии не даст ее понятия тому, кто никогда не видел прямых линий (р. 25). Объясняется это тем, что простые понятия приобретаются не определениями, а чувствами.

Выявление соответствующих взглядов Кондильяка мы находим в других главах. Ясность арифметических выкладок сводится к тождеству: если я 6 и 2 назову 8-ю, а 6 без 2 обозначу как 4, то я меняю только выражения для облегчения сравнения и выявления тождества. При алгебраических выкладках мы опираемся на взаимные тождества отдельных выражений.

В IV главе Кондильяк анализирует чувственную очевидность. Мы ежеминутно Получаем впечатления, которых наши чувства не замечают. Например, при виде камня, который угрожает мне падением, я от него убегаю, так как у меня возникает мысль о вреде или смерти. Поэтому же при чтении обращают внимание только на смысл того, что читают, но не подмечают отдельных слов и букв. Следовательно, для того чтобы можно было с точностью знать, что мы чувствуем, необходимо размышление. Когда мы переживаем известную страсть, то нам остаются неизвестными подлинные побудительные причины, влекущие нас к тому или другому. Мы отдаемся воображению, а между воображением и чувством весьма небольшое различие, благодаря чему мы часто полагаем, будто чувствуем то, что лишь воображаем.

Из всех способов, ведущих нас к приобретению знаний, нет ни одного, который бы нас не обманывал. Все ошибки, в которые вводят нас наши чувства, происходят оттого, что мы в другом свете представляем себе чувствуемое нами. Здесь имеется известная двойственность. Кондильяк пишет: «Мне кажется, что очевидность чувства есть очевидность наивернейшая, ибо на чем можно было бы больше увериться, как не на том, что чувствуем. При всем том вы видите, что в этой-то очевидности нам весьма трудно увериться. Мы обо всем судим предположительно. Не зная, каким образом привычка приобретается, мы полагаем, что одна природа нас сделала такими, каковы мы суть».

Здесь Кондильяк рассуждает как сенсуалист, как эмпирик.

Глава VII трактует об очевидности факта. Тела познают-

116

ся только по действию их на чувства. Чувственная очевидность доказывает нам существование внешних тел; интеллектуальная же ясность обнаруживает существование вещи, как внешней причины.

Предметом очевидности факта не могут быть существенные свойства тел, поскольку очевидность факта не раскрывает нам их природы. Поэтому нужно очевидность факта соединить с очевидностью интеллектуальной. Это Кондильяк выявляет в главе VIII — о содействии интеллектуальной очевидности очевидности факта. Очевидность факта должна всегда сопровождаться очевидностью интеллектуальной. Первая дает нам представление о вещи, в существовании которой нас удостоверило наблюдение. Интеллектуальная же очевидность показывает, по каким законам одни вещи порождают другие.

Этим Кондильяк завершает свой трактат «Об искусстве рассуждать», основной задачей которого было раскрытие умственных операций, как средств познания в области чувственных восприятий. Решение этого вопроса носит у Кондильяка эклектический характер. Сенсуализм оказывается недостаточным, если нет продуманной характеристики перехода от первой сигнальной системы ко второй, если не вскрыты основные ресурсы второй сигнальной системы в виде словесной речи.

Несмотря на отрицательные высказывания Кондильяка о Лейбнице, он тем не менее в вопросах о суждении и доказательстве опирается на рационалистическое понимание тождества как связи представлений между собой, позволяющей одно представление заменить другим и прийти к установлению тождества в отношении доказываемого тезиса. Объяснение математического знания у него также чисто рационалистическое, сближающее его с Лейбницем.