Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

Я несколько раз слышал и от кондинского хранителя, и от учёного еврея, что предки северной белой расы — бореалы — вели беспощадную войну с ордами си­бирских и европейских архантропов. Полуобезьян называли «дасью». Когда архантропов не стало, наши предки взялись за истребление их гибридных потомков, последних тоже счита­ли нелюдью и боролись с ними насмерть.

— Что же тебя тогда смущает?

— Есть кое-что. То, что происходило когда-то, я понимаю и осознаю. Наверное, до X века русы, как восточные, так и за­падные, с другими расами особо не смешивались. Ведическая традиция запрещала гибридизацию. Но с принятием христи­анства защитного барьера не стало. Нас такая беда наверняка должна была коснуться. По-другому просто не может быть.

После моих слов в комнате воцарилось молчание.

— Я вижу, тебе нужны доказательства, Юра? Почему ты не потребовал их от своего друга дяди Ёши? Всё, что я тебе сейчас покажу, взято из его архивов. Ты знакомился с его любимым детищем — сборником статей под названием «Антибиблия»?

— Не совсем, — покраснел я. — Сказался дефицит времени.

— Что ж, будешь здесь навёрстывать.

С этими словами Ярослава, подойдя к шкафу, вынула из него увесистую папку и, положив её передо мной, сказала:

— Здесь сборник всех работ по исследованию русского су­перэтноса, которые когда-либо проводились. Давай, знакомь­ся. А мы, чтобы тебе не мешать, пойдём в спортзал к Добрану. Как закончишь, приходи. Не знаю, зачем, но мужу ты нужен.

— Неужели он собрался меня допустить до занятий? — об­радовался я.

— У тебя всё ещё болят связки. Думаю, он хочет посмотреть твоё воинское, — улыбнулась Ярослава.

Вскоре библиотека опустела. Проводив взглядом женщин, я открыл папку и от удивления даже растерялся. Передо мной лежали все работы по русской антропологии, адаптологии, дерматографии и генетике, собранные в одно целое!

«Вот это да! — почесал я затылок. — Сегодня ночь придётся не спать».

Я перелистнул несколько страниц, и мне на глаза попалась монография Н.Н. Чебоксарова «Монголоидные элементы в населении центральной Европы». Удивило количество лю­дей, которых исследовал учёный. Их оказалось не много — не мало, а целых 8500 человек.

«Ну и работу провернул этот Чебоксаров! — невольно вос­хитился я. — Сколько же лет он работал?»

И мне захотелось найти выводы, сделанные учёным. Когда я их отыскал, то не поверил своим глазам: Н.Н. Чебоксаров, ссылаясь на данные своей работы, утверждал, что основной признак монголоидности — эпикантус у русских в развитом виде почти не встречается. Его еле заметные зачатки из 8500 обследованных он встретил всего у 12 человек! В Германии же неразвитый эпикантус заметен у 8% граждан. Эстонцы, латы­ши, немцы, французы, даже западные украинцы считают нас, русских, полуазиатами. Пишут научные статьи о том, что мы, русские, возникли от смешения финнов, уральских угров и древних, ушедших из Европы на восток неполноценных ев­ропеоидных племён. Мало этого, с VI века нас периодически прессовали то гунны, то авары, позднее печенеги, половцы и наконец, монголы. Но данные антропологического исследо­вания говорят, что мы, русские, более европеоиды, чем нем­цы! Как это понимать? У немцев монголоидных признаков на 2% больше, чем у нас. Откуда могли взяться монголоиды в Западной Европе? Неужели это потомки загадочных тунгров? Гибридных племён, смешанных с европейским питекантро­пом? Другого вывода я не находил.

«Если так, то многое в поведении западноевропейцев ста­новится понятным. Оказывается, со временем генетический звериный комплекс расползся по всей западной Европе. В результате такого феномена население центральной части Германии и Австрии стало более монголоидным, чем мы, русские! Хорошо, — рассуждал я. — Всё это касается потом­ков питекантропов. Но в Европе жили ещё и неметы — не­андертальцы. «Неметы» означает не умеющие говорить, то есть немые. От них и произошло слово немцы. Но неметы не обладали монголоидностью. Жаль, что по линии неметов Н. Чебоксаров не проводил исследований. Иначе могли быть вы­воды ещё более любопытные».

Я перелистнул ещё несколько страниц подборки и натол­кнулся на статью Кожевникова под названием «Русология». В ней говорилось о результатах антропологической экспедиции 1955-1959 г. В. Бунака. Учёный обследовал сто групп великору­сов. В своей работе Бунак выявил максимальные и минималь­ные пределы отклонений и пришёл к выводу, что у русского народа они минимальные. Различные группы русских, несмо­тря на громадную удалённость друг от друга, представляли собой практически однородный этнос!

«Как это могло быть? — недоумевал я. — Неужели древний арианский генофонд за тысячи лет изоляции русских родов друг от друга почти не изменился? Он должен был стать дру­гим уже сам по себе, под влиянием различных условий жиз­ни, не говоря о факторе генетического смешения с другими этносами. Но почему-то не стал. Почему? Неужели настолько мощная у нас, русских, как говорит Ярослава, звёздная при­рода, что её не меняют даже тысячелетия изоляции? А при­балты, французы, англосаксы, даже братья по крови поляки нас считают полутатарами... Вот тебе и полумонголы-полутатары! За что же вы, господа западники, нас считаете «сме­шай господи»? Уж, не за то ли, что вы сами представляете в своём большинстве гибридную расу? В. Бунак не сделал та­кого вывода, но отметил, что у русских антропологический разброс изменений в два раза меньше, чем у немцев, францу­зов, англичан и других народов Европы. Получается, что мы, русские, по расовому признаку чистокровные европеоиды, к тому же предельно однородные. Западные же европейцы со­всем иные. У них в два раза больше, чем у нас, монголоидных и других признаков, зато последние уверены, что они пред­ставляют собой эталон европеоидной расы, а мы великорусы, белорусы и малорусы — смесь монголоидов, финно-угров и неполноценных гибридных славян. Всё наоборот! Как и долж­но быть в нашем перевёрнутом мире!»

Я нехотя закрыл папку и, раздумывая над только что про­читанным, направился в импровизированный спортивный зал Добрана Глебыча. Когда я оказался на веранде, трениров­ка была в самом разгаре. Женщины занимались приседания­ми, а хозяин висел под потолком на своей любимой дыбе.

— Наконец-то, — выдохнул он, цепляясь ногами за пере­кладину лестницы. — Я уж думал, что ты не придешь. Они знали, — покосился он на улыбающихся красавиц, — -что тебе подсунуть! Обычная женская хитрость. Чтобы ты ещё чу­ток отдохнул и восстановился.

— Вот оно что?! — засмеялся я. — Но отвлечь меня им не удалось. Я, как видишь, остался верен своему слову.

— Вот что, достойный сын сибирской прародины, с желе­зом тебе работать ещё рановато, но своё воинское ты мне по­кажешь, если, конечно, это не секрет.

Старейшина легко спрыгнул с лестницы и показал мне на середину веранды.

— Какие у меня могут быть от вас секреты? Всё время у вас чему-то учусь, а не вы у меня.

— Давай-ка не прибедняйся, ты обладаешь качествами, ка­кие кое-кому из наших и не снились.

— Интересно, что ты имеешь в виду? — удивился я.

— Прежде всего, умение думать и чувствовать движение времени. Барышни мне рассказали твоё представление о бу­дущем. Кое-что мне из твоих рассуждений не ясно. Но в целом ты мыслишь трезво и смело.

— А что тебя из моей модели выхода смущает? — поинте­ресовался я.

— Что? — посмотрел мне в глаза князь-старейшина. — Не обижайся, Юра, но твоя мечта привести в силовые структуры неподкупных, справедливых и честных людей выглядит наи­вной. Где ты их собираешься найти? И как? Выглядеть чест­ным и неподкупным — одно, а быть им — совсем другое. Даже Сталину это не всегда удавалось. Сколько у него было проко­лов? И с Вознесенским, и с Абакумовым, и даже с Георгием Константиновичем Жуковым. Когда Иосиф Виссарионович узнал, что Жуков оказался крупным мародёром, он даже за­болел. Трагедия Сталина в том, что он не знал, на кого опе­реться. Старая гвардия разлагалась на глазах. Думаешь, он от хорошей жизни предложил Валерию Чкалову пост министра НКВД? В Чкалове Сталин был уверен: лётчик смел, честен, к материальному не привязан, значит, неподкупен. Для вождя это было главным. О профессионализме он не думал — дело наживное. Понимаешь, почему Чкалова укокошили?

— Как не понять?

— Ты веришь в то, что в России можно найти людей уровня второго сословия. Они, конечно, есть, спорить не буду, но их очень и очень мало. Почти что нет.

— А мне вот повезло, — засмеялся я в растерянное лицо старейшины, — и я их нашёл!

— Неужели? — усомнился последний. — Хочется услы­шать, где? Встретился с лунатиками или марсианами?

— Я повстречался с вами. С уцелевшим кланом прямых по­томков и наследников погибшей Орианы. Разве этого мало? Ведь чтобы остановить падение России в бездну, достаточно одного человека, наделённого диктаторскими полномочиями и ему в поддержку два или три десятка таких же честных, зна­ющих и неподкупных, как он. Или ты со мной не согласен?

Заинтересованные разговором к нам подошли женщины, прервав свою тренировку.

— Что ж ты молчишь, Добран Глебыч, или я говорю что- нибудь не из той оперы? — продолжил я напирать на помора.

— Ответь ему, папа, он ждёт, — обняла отца Светлена.

— Да я не знаю, что и ответить. Юрий коснулся того, о чём мы никогда всерьёз не думали. Сколько себя помню, высшая власть для нас всегда была враждебной и чужой. Вокруг неё вертелись различного рода мерзавцы и нелюди. И нас туда никто никогда не приглашал.

— Я вас приглашаю. Так что отбросьте свою растерянность и за дело!

— Мы тебя поняли, — улыбнулась своей очаровательной, но грустной улыбкой Ярослава. — Ты ещё никто, а уже погля­дываешь на духовный неприкосновенный потенциал, точнее клад, о котором в верхах никто пока не догадывается. С тобой надо держать ухо востро. Ещё раз прав Добран, твоего уровня мы не чувствуем...

— У вас тут не потенциал и не клад, а настоящий меч- кладенец! Неужели вы не понимаете своего предназначения? Вы представляете собой смысловую нить, которая связывает забытое время Золотого века с тем, что мы наблюдаем. И толь­ко вам под силу вернуть человечеству то, что оно утратило. Для этого вы на Земле и живете. Другого объяснения вашего феномена нет. Или вы со мной не согласны?

Последние мои слова подействовали на окруживших меня мнимых старообрядцев подобно грому. На несколько секунд все четверо оцепенели, а потом вместо того, чтобы продол­жить прерванную тренировку, уселись разом на разбросан­ные снаряды.

— Неужели мы ошиблись со временем? — Добран Глебыч посмотрел на свою жену, на детей, а потом перевёл взгляд на меня. — Наверное, ошиблись. Похоже, устами младенца зву­чит истина... Вот что, всё решится на Коляду, когда соберёмся всем миром. И ещё что скажет «Он». А ты, — обратился князь ко мне изменившимся голосом, — должен с «Ним» встретить­ся. Поэтому ехать тебе домой придётся не раньше весны. Без обид!

— Я-то не против, только вам порядком надоем.

— Не надоешь, — поднялся со своего места помор. — Такие гости, как ты, только в радость! Давай-ка займёмся нашим де­лом. Признаться, ты меня порядком ошарашил.

— А вы, — обратился он к женщинам. — Если хотите, по­смотрите на нашу тренировку. В общих чертах у нас должно быть одно и то же. Меня интересуют детали. Например, что собой представляет пятая стихия? Насколько я знаю, стихий всегда было только четыре. Но ты в разговоре упомянул о пя­той!

— Так у нас называется круг. Или движение по кругу. Как правило, оно возникает одновременно с уходом с линии ата­ки. Давай, атакуй! — попросил я старейшину.

Но Добран Глебыч почему-то медлил. Очевидно, старого инструктора по боевому самбо стало раздражать моё нахаль­ство. И он, уверенный в себе, не торопился меня посрамить в глазах женщин.

— Давай, папа, вместо тебя я! — вдруг сказала Света вторая и мгновенно оказалась рядом со мной.

И я едва ушёл от её молниеносного выпада. Вторая атака девушки пришлась уже в пустоту, я незаметно от неё переме­стился по кругу за её спину.

— Стоп! — остановил меня старейшина. — Но ведь это ти­пичный «Ба-гуа»! Только ноги у тебя другие. Ты двигаешься так же, как и в нашем стиле.

— Я не знаю, что такое «Ба-гуа», это то, чему когда-то учил меня мой дед. Мгновенный переход в круг и движение по кругу. В такую ловушку противник легко проваливается, а ты оказываешься позади него.

— Я вижу, всё гармонично и ладно. От отца я когда-то слы­шал, что и у нас тоже практиковали такие уходы, но потом почему-то от них отошли. Стали делать упор на борцовскую технику, которая называется стихией земли. На чём основан это принцип у вас?

— На мгновенном волчке! Он ключ ко всем бросковым при­ёмам.

— Покажи свои удары, — попросил Добран Глебыч. — Пусть она, — взглянул он на свою дочь, — от тебя немного побегает.

— Но ведь она может и не убежать, — улыбнулся я.

— Вот и хорошо, пусть получит, как следует, чтобы вперед батьки в пекло не лезла.

Услышав слова отца, Светлада прикусив свои алые губки, приготовилась к моей атаке. Взгляд её стал сосредоточенным и жестким. Расслабившись, я двинулся на неё сразу с трёх сто­рон. Сократив расстояние, я атаковал и рукой, и ногой одно­временно. Света вторая ловко ушла от удара рукой, но моя нога, обутая в мягкий войлочный тапок, коснулась её голени.

— Вот тебе дочка за заносчивость! Не будешь якать, — об­нял сконфуженную Светладу Добран Глебыч. — Видишь, где удар прошёл? Он тебя элементарно обхитрил. Причём бил, не глядя, но точно. В реальном бою ты бы осталась без ноги! Смотри-ка, вы практикуете одновременные удары и руками, и ногами! — повернулся он ко мне. — И не теряете при этом равновесие?

— Годы тренировок! — улыбнулся я.

— Вижу, вижу! Всё нормально. Теперь я за тебя спокоен. За себя постоять сможешь!

— Разве мне у вас что-то грозит? — удивился я.

— А как же? Через день мы должны быть в деревне. Нам придётся там день-два пожить. Пока наши не подъедут. Не буду же я тебя всё время охранять. А у этих сорок, — показал глазами отец на своих дочерей, — там куча поклонников. И то, что ты поехал к нам, они наверняка знают.

— И что из того, что я поехал к вам? — не понял я.

— Как что? Тебя надо проучить! Чтобы тебе и в голову не пришло заглядываться на моих девчонок. Таков наш помор­ский закон. У вас, в Сибири, разве не так?

— Наверное, где-то так, но, если честно, на меня из-за дев­чонок никто никогда не бросался.

— Потому что у тебя их никогда не было. А сейчас есть. Посмотри, какие! — засмеялся Добран Глебыч. — Они же за тобой и в огонь, и в воду! Разве ты этого не видишь?

— Признаться, нет! — растерялся я.

— В соседней Ценогоре и то наслышаны про их отношение к тебе, а до тебя всё никак не доходит.

Выслушав насмешливые слова отца, обе девушки, покрас­нев, фыркнули и направились с деловым видом заканчивать свою тренировку. Глядя им вслед, Ярослава рассмеялась.

— Зачем ты их? — посмотрела она на мужа. — Девчонки тянутся к твоему любимому Ару, потому что он на самом деле интересный.

Тут настала уже моя очередь краснеть.

— А я разве против? Если он их обеих заберёт, я только «за»! Правда нам с тобой скучновато без сорок будет. Но ни­чего, привыкнем, — обнял жену Добран Глебыч.

Я стоял, переминаясь с ноги на ногу, растерянный и по­красневший и не знал, что ответить.

— Не отвечай, не надо, — засмеялся, глядя на меня, хозя­ин дома. — Ты же понимаешь, что мы шутим. В деревне же у моих девчонок на самом деле куча поклонников. Летом по реке на моторах к нам часто заскакивают. Это сейчас затишье.

— Неужели зима охлаждает чувства? — спросил я.

— Что-то в этом роде, но ты должен знать, что для деревен­ских ты не наш, поэтому будь осторожен.

— Постараюсь, — успокоил я старейшину. — Мне по де­ревне шляться незачем. К тому же, если мне не изменяет па­мять, вы меня хотели познакомить с некой Дашенькой...

— С Дашунькой?! Вот ты от неё и сбежишь, куда глаза гля­дят, — захохотал Добран Глебыч. — От неё родной отец, когда она «опускается» до посещения своих родственников, вместе с матерью и бабушкой готов бежать сломя голову. Потому я тебя и позвал. Нам с ним вдвоем с Дашунькой не совладать.

— Ничего себе Дашунька! — удивился я. — Неужели такая, как ты говоришь? Может, вы меня разыгрываете?

— В том-то и дело, что нет. С виду красавица ни в сказке сказать, ни пером описать, — вздохнула Ярослава. — Волосы цвета чистого золота. Глаза васильково-синие, кожа такой бе­лизны, какую ты никогда не видел. А шея, что у лебедя!

— Ноги в десять раз красивее и стройнее, чем у тебя, и та­лия в два раза тоньше, так? — продолжил Добран Глебыч.

— Так, всё именно так, — невозмутимо согласилась Яросла­ва. — Я с Дашей один раз мылась в бане и не могла от неё глаз отвести.

— Это всё от того, что девчонка умеет себя показать, — по­вернулся ко мне старейшина. — Психологическая установка на исключительность. Что-то вроде гипноза. На самом деле девушка как девушка. Внутренне абсолютно гнилая, вот в чём беда. Деревенские от неё, как от чумы, но в Питере и Мо­скве она королева. Когда ты с ней пообщаешься, всё поймёшь. Отца Дашунька в упор не видит, меня не воспринимает, при­езжает она только к матери. С ней у неё отношения пока не разладились. Может, тебе удастся её как-то остановить. Иначе девка слетит окончательно в пропасть.

— Если она дура, то все разговоры бесполезны, — сказал я, выслушав монолог помора.

— В том-то и дело, что не дура, всё дело в ценностях. Они у Дашуньки другие.

— Мы тренировку закончили, — прервала нашу беседу Светлена. — А вы, как видно, тренируете свои языки. Давайте и дальше! У вас хорошо получается.

«Интересно, почему все эти люди так переживают за Да- шуньку? Который раз про неё вспоминают. Как будто девуш­ка тяжелобольная и никак не может выздороветь, — думал я про разговор на веранде. — Если девчонка выбрала себе иную дорогу и уверено по ней идёт, разве её в чём-то переубедишь? Плохая затея. Или, может, речь идёт о моём новом уроке? Нашли перевоспитателя!»

После работы по хозяйству и ужина я почти бегом напра­вился в библиотеку дочитывать сборник работ по исследова­нию русского этноса.

«Если отвлекут, возьму папку в кровать, ночью заниматься научными статьями — милое дело! Никто не помешает, да и законспектировать можно».

Но к моему удивлению, никто из домочадцев в библиотеку за мной не последовал. Как только начало смеркаться, где-то далеко застучал дизелёк станции, вспыхнула под потолком лампочка. И до меня, наконец, дошло, что отвлекать от рабо­ты меня никто не намерен. Не торопясь, я прочитал статью о русской антропологии А.Л. Башмакова. Этот исследователь работал в начале ХХ-го века, он не относился ни к коммуни­стам, ни к демократам. Башмаков был рядовым русским учё­ным. Поэтому его работы для меня являлись наиболее цен­ными. Меньше чем за час я просмотрел его монографию и остановился на выводах. Они оказались точно такими, как и у Н.Н. Чебоксарова и В. Бунака. Различные группы русских, несмотря на значительную удалённость друг от друга, антро­пологически однородны.

«Неужели никто ни за кордоном, ни у нас, в СССР, не читал эти работы? — не переставал удивляться я. — Или все наши продажные журналисты, которые выставляют русских смесью бульдога с носорогом настолько бессовестные и наглые, что им наплевать на науку? А может, вся эта русофобствующая ватага подобралась или подобрана из инородцев и гибридов? — при­шла мне внезапно мысль. — Поэтому они так и стараются!»

Раздумывая над тем, что пришло в голову, я нашёл в жур­нале «Вопросы антропологии» за 1995 г. статью В.Е. Дерябина о методике статистического межгруппового анализа антропо­логических данных.

— «Рассмотрение смешанного набора признаков», — про­читал я длинный многообещающий заголовок.

Перелистав статью, я взялся за её изучение. В работе Деря­бина не было ничего нового. Учёный, так же как и его пред­шественники, теперь уже применив математический анализ, пришёл к выводу об антропологическом единстве русского этноса. Мало того, по его исследованиям мы, русские, более светлые, чем остальные народы Европы. Среди нас на 25-30% больше блондинов, чем в Германии, Дании или Швеции... От того, что я прочёл, меня бросило в жар.

«Получается, что «белокурые бестии» — вовсе не немцы, а мы, восточные славяне! Германские же блондины — это в основной своей массе онемеченные потомки западных славян и жителей балтийского порусья русов».

Другого вывода в голову мне не приходило. Подумав не­много, я взялся за изучение статьи «Краниология народов восточной Европы и Кавказа в связи с проблемами их проис­хождения». Эту работу написал выдающийся советский ан­трополог В.П. Алексеев, тот самый, о котором не раз упоми­нал дядя Ёша. Поэтому я её читал с особым вниманием. Вывод у В.П. Алексеева был тот же: русский этнос более однороден, чем любой западный. Кроме этого, ссылаясь на работы своих коллег, Алексеев пришёл к выводу, что в русском этносе, не­смотря на его однородность, прослеживаются древние меж­племенные различия. Например, белорусы происходят от ра­димичей и дреговичей, правобережные украинцы от древлян. То же самое и с другими группами русского населения. Чер­ниговцы представляют собой копию своих предков — севе­рян, смоляне и псковичи — кривичей, новгородцы и поморы очень похожи на средневековых словен. По мнению Алексе­ева, русский этнос представляет собой древнейший в Европе пласт чисто нордического населения. Несмотря на еле види­мые специалистами межплеменные различия, он целостен и удивительно однороден. На вопрос, как такое могло произой­ти, учёный в своей работе не ответил. Досконально изучив статью В.П. Алексеева, я мельком просмотрел в русском ан­тропологическом журнале №3 и статью Краснова, учёный на­писал её в 1902 году. Он обследовал десять российских губер­ний. Свою работу учёный проводил на военных призывных пунктах. И какой же вывод: тот же самый. Русские в основной своей массе белокурые сероглазые европеоиды. Блондинов среди них на юге 20% и выше. На севере от 50 до 70%.

Перелистнув статьи ещё нескольких антропологов, я от­крыл одонтологическое исследование А.А. Зубова. Свою ра­боту Зубов опубликовал в 1970 году, в период наибольшего расцвета Советской науки. К удивлению исследователя, среди всех изученных им групп русского этноса не у одного челове­ка он не обнаружил ложкообразных монголоидных зубов. По мнению А.А. Зубова, монголоиды за всю историю русского народа никогда с ним не смешивались. Зубов первым из Со­ветских учёных подверг сомнению факт монголо-татарского ига. По его мнению, монголов и монголоидных тюрок никог­да на Руси не было, а те, кого принято считать монголо-тата- рами, ими вовсе не являлись. Посмотрел я работы и других исследователей. Все они утверждали одно и то же. На несколь­ко минут остановился на выводах генетиков. По их мнению, русский этнос более чем на 90% однороден и принадлежит к европеоидной нордической расе. Гибриды в нём составляли от силы 8-9%, монголоидов практически нет совсем.

«Вот тебе и полугунны-полуавары, полухазары-полупеченеги, полуполовцы-полумонголы! — думал я, идя к себе в спальню. — Всё как из басни Крылова, когда льву набросили на хвост ярлык, что он осёл. Последние тысячу лет на земле воцарилось время ярлыков. Ярлыки навязываются народам дегенеративной западной цивилизацией. Весь мир это по­нимает, но ничего поделать не может. А если кто начинает интенсивно с этой бедой бороться, то на него в Средние века устраивались крестовые походы. В наше время таких и бом­бят, и завоёвывают».

Улегшись в кровать, я никак не мог уснуть. Внутри всё про­тестовало.

«Интересно, когда это зло на Земле кончится? Неужели наша цивилизация обречена? Если тотальную ложь на Земле не пресечь, мир окончательно перевернётся. Если он уже не перевернулся!»

В этот момент чувство тревоги привело меня к действитель­ности. Давал знать о себе и нестерпимый холод. Моя импро­визированная печь давным-давно погасла, а потолок палатки от навалившегося на него снега вот-вот мог разорваться и рух­нуть. Я кое-как на четвереньках выбрался из своего укрытия. И принялся сбрасывать с неё навалившийся снег. Очистив жилище, я занялся приготовлением дров. Работа была не из лёгких, если учесть, что трудился я в предутренних сумерках. Сушняка вокруг хватало, но он успел пропитаться водой, и разжечь его без бересты не представлялось возможным. При­шлось отправиться в лес на поиск более-менее сухого годно­го на растопку дерева. Когда в моей печурке снова заплясало пламя, я облегчённо вздохнул.

«Пришло тепло, значит, жить можно».

Порывы ветра явно слабели, но беспокоил снегопад. Он не прекращался, а наоборот, набирал силу!

«Неужели зима? — думал я над происходящим. — Так рано! Если после снегопада грянет мороз, то «моя песенка спе­та»! Из тайги без зимней одежды мне не выбраться. И потом, сколько упадёт снега? Если по колено, то понадобятся и лыжи. Положим, я их сделаю, но где взять ремни для креплений? Шкура убитого оленя? Что же делать? — раздумывал я, глядя на мечущееся в печурке пламя. — Ведь должен быть какой-то выход. Пойти на охоту и завалить сохатого? Ради чего? Чтобы из его шкуры сделать себе тёплую безрукавку и обувь? Но на это потребуется время, и потом, губить зверя из-за своей глу­пости. Если я дурак, то он ни при чём.»

Глава 24

МАГИЧЕСКОЕ ДЕЙСТВО

Может попробовать остановить бурю и создать для себя коридор нормальной погоды?» Мысль была неплохой. Тем более в данный мо­мент времени она не противоречила природе.

«Ещё полную силу не набрала осень, а демон севера орга­низовал зиму! Явный непорядок. Но справлюсь ли я?»

Невольно мне припомнилось мое рунное посвящение. От воспоминаний мне стало не по себе. Как мой организм пере­нёс такую нагрузку, до сих пор остаётся загадкой. Я лежал в полубреду в маленькой, утонувшей в снегах таёжной избуш­ке. Не было даже сил встать и растопить себе печь. Меховое одеяло не грело. Меня трясло, как осиновый лист. Температу­ра держалась сорок и выше. Когда я проваливался в беспамят­ство, ко мне являлась одна из рун и начинала популярно рас­сказывать о себе: что она собой представляет, какие силы она может активировать, и как с ней обращаться. Потом я при­ходил в себя, некоторое время отдыхал, но стоило мне опять провалиться в беспамятство, появлялась другая руна. И опять я слышал лекцию о том, кто она такая. За что она отвечает, и как с ней обращаться. На севере Европы известны 24 руны, так называемый футхархский порядок. Лёжа в полубреду, я умудрялся считать приходящие руны и ждал, что после двад­цати четырёх визитов мои страдания закончатся. Но не тут-то было. Давно миновала цифра двадцать четыре, но руны всё продолжали идти и идти. Такие, о которых никто, кроме осо­бо посвященных, не знал. Я понял, что мне дают иной ряд. И надо было теперь держаться и держаться. Но самое главное — всё услышанное запомнить. Запомнить до мелочей. Когда о себе рассказала последняя руна, в сознание я уже не пришёл. Меня унесло в неведомую загадочную бесконечность. Теперь моё сознание вошло в контакт с информационными полями Сварги. Это была учёба ещё более сложная, чем знакомство с рунами. Когда я, наконец, пришёл в себя, то, не открывая глаз, почувствовал, что в избушке кто-то есть. В печи трещали дрова, в ней было тепло и уютно.

— Ну, вот и всё, — раздался мягкий девичий голос. — Слава предкам, ты не сгинул! Если честно, за тебя даже «Он» боялся. Досадовал на себя. Что не подготовил тебя, как следует.

Я приоткрыл глаза и увидел перед собой миловидную не­знакомую девушку. Она окинула меня весёлым взглядом и, показав на стол, велела подниматься.

— Давай, прошла неделя, как ты сбежал из нашего мира. Подымайся и за стол. Пора восстанавливаться.

Я сбросил с себя меховое одеяло и сел на кровать. Голова кружилась, немного тошнило, но особой слабости я не ощу­щал.

— А ты кто будешь? — посмотрел я на девушку. — Похоже, мы никогда не встречались.

— Не встречались, — подтвердила она. — На Мезене я бы­ваю не часто. Моё место здесь, на Печоре. Давай, давай, по­дымайся к столу. Тебя ждут пельмени из сёмги, я их только что сварила, и наш таёжный чай. Ты должен сейчас поесть и пойти немного погулять. Здесь в сосняке жить тебе ещё трое суток. Так положено. Всё, что видел, необходимо ещё раз про­гнать в памяти и запомнить, запомнить на всю жизнь. А я в этом тебе помогу.

— В чём? — не понял я.

— Если что забудешь, то у меня можешь спросить.

— Так кто же ты всё-таки? — посмотрел я на девушку с ин­тересом.

— Можешь считать меня местной жрицей, — улыбнулась она. — А можешь просто посвященной. Как хочешь.

— Я не думал, что жрицы могут быть такими молодыми и красивыми, — пробурчал я, усаживаясь на лавку.

— Это я тебе такой кажусь, — засмеялась загадочная девуш­ка. — На самом деле ты имеешь дело с бабушкой Ёжкой.

— С бабой Ягой?!

— Да, да, с бабушкой Ягой. Меня так здесь и зовут.

— Скажи мне, бабушка, — покосился я на молодую жрицу.

— Зачем мне это гигантское знание, которое я получил толь­ко что? Неужели оно мне может когда-нибудь пригодиться? У меня такое чувство, что я владею не своим.

— Знание лишним не бывает. Придёт время, и ты до него дорастёшь. И даже скажешь всем нам за свои муки спасибо. Ты получил могущество, которое не можешь себе предста­вить. Поверь, придёт время, когда оно тебе понадобится.

И вот сейчас, находясь в сердце эвенкийской тайги, лёжа в своей маленькой заносимой снегом палатке, я вспомнил слова печорской бабы Ёжки.

— А что со мною произошло? Откуда взялась такая сумас­шедшая температура? — спросил я её тогда.

— У тебя искусственно было вызвано воспаление лёгких, — с милой улыбкой посмотрела она на меня. — Настой особых трав и отключение на время защитной системы организма.

— Но ведь я чуть не скопытился?

— Чуть у нас не считается. Я всегда была рядом, — оза­рила меня новой улыбкой прелестная двадцатилетняя ба­бушка. — Ты вот что должен для себя уяснить, — вдруг посе­рьёзнела молодая ведунья. — Западная мифология пытается навязать миру, что якобы руны получил Один и передал их человечеству. Это поздний миф, и сложен он после переселе­ния части азиатских племён на север. Подлинный Один увёл свой племенной союз из предгорий Памира через священное плато Устюрт сначала в Причерноморье. Некоторое время ассы жили рядом со своими родственниками — русами се­вера, по-гречески скифами, и многому у них учились. Вот, где люди Одина получили знание рун. Но им дали не пол­ный ряд, который ныне называется рядом Футхарха. Как ты знаешь, в нём всего 24 символа. Знание двенадцати высших сакральных рун, пришедших с юга, не получили. Спраши­вается, почему? Потому что часть туранцев, покинувшая в великую смуту свою южную Родину, их подлинного значе­ния всё равно бы не поняли. На север с предгорий Памира пришли совершенно другие по духу люди. Древние знания ими были утрачены, и получить их в полной мере они уже не хотели. На прародину они пришли не в поисках знания, а в поисках новой Родины. Земли, где можно было спокой­но разводить скот, пахать, сеять, словом, заниматься чисто житейскими делами. Поэтому будущие северные герман­цы и получили минимум. Тот, который бы им обеспечил идентификацию — резкое культурное отличие от финских племен, с которыми им предстояло соседствовать на Скан­динавии. Жрецов у южных родственников не оказалось, так как они были перебиты во время смуты, то сакральные сим­волы были даны уцелевшему воинскому сословию. Отсюда и родился миф о подвиге Одина, который ради получения знания рун пригвоздил себя к священному ясеню копьём и девять дней висел кверху ногами. Мне не хочется объяс­нить тебе настоящее значение этого мифа. Хочется сказать вот что: подлинный смысл рун ты всё равно не получил. Он намного глубже. Когда начнёшь с ними работать, тогда пой­мёшь. До тебя дойдёт, что руны никто не выдумывал. Знание их — великий подарок Высшего нашим северным предкам. Люди открыли их в любви, как дар для всего человеческого рода, поэтому обращаться надо с ними бережно. Тебе были даны три великие тайны, — задумчиво измерила меня своим пристальным взглядом печорская бабка Ёжка. — Пока ты о них не догадываешься... В моей практике такое произошло один раз.... И я не знаю, что с тобой делать?

На несколько секунд ведьма задумалась. Сидя напротив, я внимательно рассмотрел её умное красивое лицо, расшитый растительным орнаментом, толстый, очевидно, льняной ха­лат и войлочные подшитые кожей обутки.

— Не знаю, что с тобой делать? — повторила нараспев жри­ца.

— Да ты не смущайся, сейчас буду пить чай. Он у вас ка­кой? Травяной. Побольше туда веха или ещё лучше борца, глядишь, к вечеру я лапки свои и протяну.

От моих слов девушка вдруг развеселилась. Когда я увидел её смеющееся солнечное лицо, то понял, что она пришла к какому-то решению.

— Видишь ли, глубокое знание рун мало что дает, — под­няла Она чайник со свежезаваренным чаем. — Кроме таких вот знаний тебе дали кое-что ещё. Первое — умение органи­зовать вызов нужной руны или ключа к потусторонней силе и знанию. Второе — закон связи рун. Закон тайный, его знают очень и очень немногие. О том, что ты его получишь, даже «Он» не предполагал. И третье, пожалуй, самое важное! Тебе показали, как надо проводить активацию рун! Сейчас в голове у тебя каша. Но продет немного времени и о том, что я тебе говорю, ты догадаешься без посторонних.

— Поэтому ты и торопишься поскорее налить мне своего настоя? Наверняка он у тебя с чемерицей, лютиком, борцом и бледной поганкой...

— Не обижай Ёжку! — положила девушка свою нежную руку на мою взлохмаченную голову. — Чай действительно с травами. Но с такими, от которых улетучится всякая слабость. Давай пей и не бойся! Посвящение позади, твой организм по­зиций своих не сдал. Нас удивляет скорость твоего движения. Ты получил могущество, которое не должен был получить. Причем всё сразу. Такое бывает очень и очень редко...

— Наверное, так надо, — отхлебнул я из кружки горькова­тую жидкость.

— Наверное, — снова нараспев сказала молодая ведьма. — Получается, что мы тебя недооценили. Даже «Он» ошибся. Дело исправили там, «наверху». Но всё равно помни, что об­ращение к силе оправдано только в крайнем случае. Понима­ешь, в крайнем, когда нет другого выхода! И перед активаци­ей её ты обязан, и это закон, спросить у высшего разрешения. Только после того, как получишь положительный ответ, ты имеешь право на выбор, связь и активацию. Заруби это себе на носу. Только чёрные маги, не спрашивая, лезут в потусто­роннее. Ты рождён иным, поэтому всё тебе идёт навстречу.

— Мне вот что кажется, — взглянул я в озабоченное лицо девушки. — Для меня самым лучшим будет, если я, разобрав­шись в полученном знании, оставлю его в покое. Буду им пользоваться только тогда, когда окажусь в тупике, из кото­рого самостоятельно не смогу выбраться. Мне и от людей не всегда нравится получать помощь. Всё стараюсь делать сам. Так что ты зря беспокоишься.

После того памятного разговора прошло несколько лет. Но я о нём всегда помнил. Поэтому никогда, если мог что-то сде­лать сам, не прибегал к помощи того, что получил во время своего рунного посвящения.

И вот пока я лежал в своей маленькой палатке и погляды­вал на пляску спасительного пламени в импровизированном камине, мне пришла в голову идея попробовать.

«Будь что будет! — рассуждал я. — Если получится, будет шанс добраться до скита Чердынцева. Не выйдет, что ж, ни­чего не потеряю. Придётся бороться со стихией в одиночку. Жаль, что патронов захватил с собой мало. Но если их беречь, то зиму пережить реально. Но для этого необходимо соору­дить юкагирский национальный чум — «урасу». Он делается из жердей и лиственничной коры. И того, и другого в округе сколько угодно. В таком жилище не требуется печь, в нём от костра теплее, чем в любой палатке и можно будет даже хо­дить. Всё время лежать на боку просто невыносимо. Решено! — поднял я себе настроение. — Сначала превращусь в север­ного арийского мага. Если маг из меня окажется липовый, по­строю урасу, и перезимую, как «фон барон», с мясом, в тепле и в одежде из лосиного меха».

Выбравшись из палатки, я в который раз вгляделся в ноч­ное дышащее ветром и снегом небо.

«Ни звёздочки! Непогода, всё тот же беспросветный снеж­ный хаос! Неужели на то, что происходит можно как-то по­влиять? Надо попробовать на эту тему обратиться к своему глубинному бессознательному. Интересно, какой придёт от­вет?» — раздумывал я, забираясь снова в палатку.

Улегшись поудобнее, я отстегнул мышечное напряжение, отключил внутренний диалог и задал вопрос своему второму «я». Вскоре я получил «зелёный свет» к действию, и уверен­ность, что оно у меня получится. Осталось только совершить магическое таинство. С мыслями, что не всё так плохо, мне удалось заставить себя уснуть. Как и следовало ожидать, раз­будил меня забравшийся в палатку холод. Когда в моем не­сложном камине снова заплясали языки пламени, стало све­тать.

«Пора, — взглянул я на тяжёлое свинцовое небо, выйдя из своего убежища. — Рассвет — самое подходящее время».

В десяти метрах от своего лагеря на плоском вросшем в зем­лю камне я развёл маленький ритуальный огонь и, усевшись рядом с ним по-русски на колени, мысленно вызвал весь се­верный рунный ряд. Вскоре все 36 символов, ключей к знанию и силе встали перед моим внутренним взором. Зная, что все руны наделены сознанием, я обратился к их ряду с задачей, которую был вынужден перед собой поставить.

«Кто-то из вас должен мне помочь в изменении погоды. Вы наверняка лучше меня знаете, что происходит в атмосфере, поэтому, прошу вас, дайте мне силу, которую сами найдёте нужной».

После моих слов большая часть рун исчезла. Осталось все­го три символа. Если бы я сам выбирал из рунного ряда себе помощников, вряд ли бы я их выбрал. Из всей тройки только одна руна отвечала за изменения, вторая была ответственна за защиту, третья за благополучную дорогу. Подумав, я при­ступил к конструированию из рун единого целого. В моём со­знании все три руны слились по определенному правилу. И теперь их осталось только активизировать. С последней зада­чей я справился довольно легко. Прошло менее десяти минут, и рунная магия вступила в своё действие. Теперь предстояла задача отвлечься и на время забыть о включении силового противодействия стихии.

«Что бы придумать? — размышлял я. — Может начать снова петь песни? Что-то вроде: «Вихри враждебные веют над нами. Тёмные силы нас злобно гнетут...» Идея-то непло­хая, только сознание песнями не переключишь. Лучше всего вспомнить что-нибудь очень хорошее из своей жизни! Это са­мый надёжный способ отключиться от настоящего. Хорошо, так и сделаю, — принял я решение. — Только сначала пере­кушу и попью горячего чаю».

Наскоро поев и подкинув дров в печурку, я опять улёгся на своё место и мысленно перенёсся к близким и родным по духу людям, пусть и таким далёким сейчас.

 

 

Глава 25

ДАШУНЬКА

После работы с научной литературой, мне пришло в го­лову отправиться к себе в комнату. Спать не хотелось, и я решил немного поваляться и просто подумать. Но на пороге спальни вдруг появился Добран Глебыч:

— Можно на несколько секунд? — пробасил он, улыбаясь.

— Конечно! — обрадовался я.

— Я пришёл пожелать тебе спокойной ночи и спросить, как у тебя настроение?

— Настроение, прямо скажу тебе, скверное.

— Это почему? — удивился он, усаживаясь в кресло.

— А чему радоваться? Приехал я к вам пусть плохим, но, в какой-то степени, интернационалистом. Но вы из меня де­лаете настоящего расиста. Причём вопреки моему желанию. Сначала вы меня познакомили со своей теорией необходи­мости чистоты рас и особенностями русского расизма. Потом об антропологической однородности нас, русских, я читаю у ряда выдающихся учёных. Чего доброго я скоро задеру нос и возненавижу и гибридных западноевропейцев, и полуархан- тропов африканцев...

— Не задерёшь и не возненавидишь, — перебил меня князь-старейшина. — Потому не возненавидишь, что ты чи­стопородный представитель нашей расы. Единственное, что тебе придёт в голову, так это поднять до своего духовного уровня и западников, и африканцев. Благородство и справед­ливость заложены в наших генах. Потому я и говорю с тобой в таком уверенном тоне. Ты должен знать: наши духовные каче­ства проверены на опыте. Россия всегда была империей. Даже в период своей раздробленности. Но нигде русские люди не притесняли другие народы за их иную национальную при­надлежность. Хоть один народ исчез под властью русских?

— А разве не исчезли? — засмеялся я. — Где сейчас чудь белоглазая? Ушла под землю! Так?

— Так, так. Мы исчезли, потому что сами этого захотели. Как и ваши сибирские челдоны. Но, по сути, никто никуда не исчезал. И ты это хорошо знаешь.

— Да, знаю я. Знаю, что мы, русские, сколько живём на зем­ле, столько и спасаем вымирающие народы. Взять тех же юка­гиров. Ещё при царях для них русские рыбаки заготовляли рыбу и кормили этих лентяев зимой, когда у юкагиров начи­нались сбои с промыслом.

— Ты говоришь о том, что где-то прочёл. Лучше подумай, как оказались на севере и предки юкагиров, и предки эскимо­сов, и предки тунгусов.

— Предки угров, самодийдев, — продолжил я перечислять.

— Да, да, и предки самодийцев, и предки финнов, и саа­мов, — кивнул головой Добран Глебыч. — Когда все степные просторы от Дуная до Байкала и от Забайкалья до Тихого океана были заняты могущественной конфедерацией пле­мён белой европеоидной расы? Ответ может быть только один: маленькие вымирающие южные народы пришли на север только с разрешения подлинных хозяев степи. Кста­ти, упоминание о великом переселении с юга и союзных отношениях с богатырями степи сохранились и у кетов, и у современных эвенков, и у потомков древних самодийцев, ненцев, энцев и нганасанов. И, конечно же, у обских угров, в их сказаниях о солнечном предке Мир Сунэ Хуме. Даже европейские венгры вплоть до XV века помнили о времени, когда их предки договорились с богатырями великой степи, получили право прикочевать на Южный Урал. Вот он, наш русский расизм, Ар. Что в нём отвратительного и мерзкого? Сначала была объявлена война архантропам, это произошло тогда, когда последних развелось на Земле великое множе­ство. Потом война с архантропами переросла в борьбу с их гибридными потомками. Очевидно, таких вот палеоазиатов и палеоевропейцев тоже хватало. И они были крайне сильны и агрессивны. Но когда в долгой войне наступил перелом: обескровленные гибридные племена перестали проявлять свою агрессию и стали нуждаться в помощи, наши предки охотно пошли им навстречу. Началась на земле новая эпо­ха. Эпоха очеловечивания. Она и сейчас ещё не закончилась.

Я имею в виду заброшенные, великие островные этносы. Но тогда, тысячи лет назад, белые культуртрегеры волна за волной появлялись и на юге Азии, и в западной Европе, и в Америке. Ты должен знать имена некоторых. В Китае это великий Хуан -ди. В западной Европе — предки кельтов и из­вестные всем этруски. В Америке — Бочика, Кетцалькоатль, Виракоча и другие. Спрашивается, зачем древним предста­вителям белой расы нужно было окультуривать полудиких варваров? Не проще ли было всех их истребить? Оказывается, нет. Великая война с «дасью» закончилась, и настало время дать уцелевшим гибридным этносам основы человеческой культуры, превратить их в настоящих людей. Вспомни, чему учили белые культуртрегеры предков китайцев или индей­цев? Прежде всего, требовали отказаться от неандертальских привычек поедания друг друга и от присваивающей формы хозяйствования. Верно я говорю или нет?

— Насколько знаю, все было так, — кивнул я.

— Вот и весь наш расизм! Как он тебе?

— Он точно такой же, как и у нашего народа, — улыбнулся я. — Кого только мы не превратили в себе подобных. Ещё не­давно самодийцы практиковали ритуальное людоедство. Оче­видно, это был атавизм от предков по линии архантропов... Но не прошло и ста лет после присоединения их к русскому государству, как о каннибализме они забыли. То же самое можно сказать и о юкагирах.

— И о некоторых племенах камчадалов, — добавил Добран Глебыч. — Но заметь, основы национальных культур мы при этом не затронули. Помогли избавиться, как ты говоришь, от атавизмов и только. Любопытно, что мы, русские, до сих пор проводим в жизнь проект наших предков.

— Только мы не представители западной цивилизации, — заметил я. — От того, что культуртрегеры из Испании натво­рили в Новом Свете, волос встает дыбом! Не отстали от них и хваленые англосаксы. И те, и другие залили кровью обе Аме­рики.

— Стоп! — прервал меня Добран Глебыч. — Можешь даль­ше не распространяться. Все эти чудовищные злодеяния мне известны. Ответь, с генетической точки зрения почему мог­ло произойти такое? Почему мы, русские, и наши орианские предки, придя к диким гибридным народам, стали пытаться превратить их в полноценных людей, а отошедшие от нашего же корня западноевропейцы стали делать всё наоборот! Вы­резать под корень целые народы! До конца — до единого че­ловека! Вспомни несчастных Канарских гуанчи? Испанцы на Канарском архипелаге истребили всех мужчин, всех пожилых женщин, всех стариков и детей. Молодых девушек оставили только для сексуальной потехи. Потом их тоже вырезали. Что скажешь?

— На этот вопрос ответить легко. В основной своей массе западноевропейцы, особенно южные — испанцы, французы и итальянцы — представляют собой таких же гибридов. У них у всех наличествуют гены архантропов. И антропологически, и генетически это легко можно доказать. Отсюда и нечелове­ческая жестокость. Природа берёт своё. Хорошо, но не менее жестоки, насколько я знаю, и немцы, и особенно англосаксы. Именно англосаксы очистили от индейцев Северную Аме­рику. Давай припомним их генетическое происхождение — предложил я Добрану Глебычу. — Они себя только называют англосаксами. На самом же деле римляне на островах истре­били под корень почти всех бриттов. Славяне-пикты и при­шедшие из Ирландии кельты уцелели в Британии только на севере. Римские поселения южнее рва Адриана со временем превратились в целые города. Генетически горстка пришед­ших на острова сарматов, англов и саксов мало что изменила. И тех, и других было сравнительно мало, так же, как и при­шедших в VIII веке датчан. Кто такие современные англи­чане? В основной своей массе германоязычные итальянцы. Фактически южный гибридный этнос. Поэтому среди них так мало блондинов. Или я говорю что-то не то?

— Всё то, но ты забыл, что хищники всегда нацелены на власть. Вот в чём беда. Со временем в Британии потомки рим­лян превратились в баронов, графов, герцогов и королей. Словом в элиту. Это они навязывают хищный нрав нации. Так же, как и в древней Ассирии семитская элита, которая, кстати, и погубила ассирийскую империю. То же самое ждёт и англи­чан. Но это уже прогноз будущего. Но в целом ты прав, Юра. Я с тобою согласен. Мне вот что хочется тебе сказать. Завтра ты увидишь девушку Дашу. Присмотрись к ней и сделай опреде­лённый вывод. Ты должен ответить всем нам, почему девушка в беде, и можно ли ей как-то помочь? Договорились?

— Договорились! — улыбнулся я. — Нашли специалиста по психологии молодёжи.

— Тут не одна психология. Есть ещё кое-что. Спокойно ночи! — встал со своего места старейшина.

Лёжа в постели, я мысленно себя ругал.

«Додумался поставить знак равенства между римлянами и современными англичанами?! Конечно, в чём-то я прав. За два с лишним столетия римлян в Британии накопилось немало, и далеко не все они уехали на материк. Но всё рав­но однородным британское общество не стало. «Винегрет» как был, так и остался, и его видно даже невооружённым глазом. Поэтому, конечно же, прав Добран Глебыч: все дело в элите. Британией более тысячи лет правит хищная группа генетических гибридов. С одной стороны, их предками яв­ляются римские завоеватели, с другой — породнившиеся в средние века с ними «богоизбранные», убогость мышления хищной британской, а с ней и всей остальной европейской элиты, привела её представителей к пробиблейскому ми­фотворчеству. Сначала был выдуман миф, что отец Авра­ам якобы правил в Египте, следовательно, евреи яйляются практически теми же древними египтянами. Потом было придумано, что десять племён израилевых на кораблях пе­ресекли океан и поселились на Скандинавии. И будто бы от таких еврейских викингов и происходят современные граждане Великобритании. О римлянах же ни слова, как будто их и не было вовсе. А, между прочим, гены архантро- па пришли в основной своей массе на Британские острова именно с римлянами. Семитское влияние коснулось толь­ко элиты, но не народа. Переворачиваясь с боку на бок, я припомнил, как дядя Ёша мне популярно объяснял, что чистопородными европеоидами на Апеннинах были не ла­тиняне, сабиняне, самниты или вольски, а только этруски. Те самые, которых римский сенат после пунических войн объявил северными варварами и плебеями. Многие запад­ноевропейские учёные, взахлёб расхваливая римскую ци­вилизацию, забывают, что она была построена в основном гибридными этносами. Потомками тех, кого наши предки, придя с восточноевропейской равнины на территорию со­временной Германии и Франции, заперли за Альпийским хребтом, среди гор и лесов необжитого в те времена Апен­нинского полуострова. Вот почему на территории Италии во II тысячелетии до н.э. скопилось несколько десятков раз­ношерстных враждующих между собой племён. Этносов, которые появились на свет в результате смешения человека разумного с архантропом. Первыми чистопородными евро­пеоидами на Апеннинах явились минойцы и финикийцы.

Но ни те, ни другие надолго там не закрепились. Удалось это сделать лишь этрускам. Они и явились подлинными культуртрегерами варварской Италии. Этруское двенадцатиградие подчинило своему влиянию практически все на­роды полуострова. Их династия сменила в Риме династию легендарного троянского Энея. И всё-таки этруски со своей задачей не справились. Масса гибридных итальянских пле­мён объединилась вокруг Рима и объявила войну не только своим учителям этрускам, но и другим пришедшим в Ев­ропу племенам бореалов. То, что Римом управляли гене­тические уроды, я чувствовал, так сказать, интуитивно. Не столько Греция, сколько Рим стал отцом и законодателем института того чудовищного рабства, который мы знаем из истории. Рабства, где человек, превращенный в товар, пол­ностью теряет свой человеческий статус. Но почему люди не хотят видеть прямую, фактически очевидную связь гене­тики человека с его поведением? Чтобы это увидеть и осоз­нать, надо просто посмотреть правде в глаза. Покопаться в источниках и мифологии. Наконец, привлечь антрополо­гов и генетиков. И, конечно же, обратить внимание на ра­боты гениального Поршнева. Всё настолько очевидно! Но люди предпочитают оставаться слепыми! Им так проще. А то, что человечество, возглавляемое циничными полузверьками, летит в бездну, никого не волнует? Безусловно, Рим был создан искусственно. И возник он не только для того, чтобы сокрушить великую северную империю русов-бореалов. Его создали ещё для одной цели. Для приведения гибридов к власти в будущем феодальном и позднем инду­стриальном обществе. Вот с каким прицелом было постро­ено Римское государство! Именно по этой причине, зная идею долгосрочного проекта, тёмные жрецы и перебрались во время последней пунической войны в Италию. Всё до ба­нальности просто. Если, конечно, исторические процессы рассматривать не с позиции экономики, как у нас принято, а с позиции генетики».

От выводов, которые я спонтанно для себя сделал, меня за­трясло. Сбросив одеяло, я уселся на кровать и, вслушиваясь в тишину ночи, ещё раз вспомнил лекции старого волхва и антрополога дяди Ёши из Колы. И тот, и другой мне говорили одно и то же. Но до подлинного смысла, ранее услышанного, я дошёл только сейчас.

«Действительно, — рассуждал я про себя. — Тогда знание становится тем, чем оно является на самом деле, когда ты его прочувствуешь. Просто услышать мало. Теперь всё стало на место: и знаменитые кровавые Римские гладиаторские бои, и скармливание на сцене женщин и детей диким хищным жи­вотным, и чудовищные пытки, придуманные римлянами для рабов и непокорных, и казнь через распятие».

Я невольно вспомнил работы некоторых современных био­логов, которые, наблюдая за приматами, пришли к выводу, что для многих обезьян, прежде всего, для человекообразных, самым большим наслаждением является физическое издева­тельство над слабым или больным животным.

«Чем не римская публика! Вот почему некоторые римляне бежали из своего психически больного общества к варварам севера. Часто это были вполне благополучные люди. Упоми­нание о них можно найти во многих летописях. Значит, сре­ди римского общества находилось немало людей со здоровой генетикой. Им было проще жить среди славян и гуннов, чем среди психически неполноценных сограждан. Наверняка все они были либо потомками этрусков, либо генетическими на­следниками кельтов. Странно, что только этим псевдо старо­обрядцам пришло в голову связать исторические события с природой человека? Неужто никому в научных кругах не пришла мысль, что если от поведения власть предержащих людей зависит ход исторических событий, а их поведение диктуется, прежде всего, природным генетическим комплек­сом, а не только воспитанием, то всё это требуется доскональ­но изучать. И не допускать, чтобы к власти прорывались ге­нетические недолюдки. Тогда и история человечества станет совсем иной. Всё так просто! И в то же время очень сложно... В настоящий момент на ключевых постах в политике, эко­номике, науке и культуре стоят те, кому ни в коем случае не положено там быть. Понятно, что научных исследователей к связи исторических событий с генетикой человека не допу­стят. Потому что такие исследования для подобной публики смертельно опасны. Может когда-нибудь в будущем челове­чество научится отфильтровывать генетических уродов. Но только не в ближайшее время».

На душе было скверно и тоскливо.

«Счастливы люди, которые ничего этого не знают. Живут себе как растения, греются на солнышке и не загружают себя поиском истины. Интересно, что придумали для меня Добран

Глебыч с Ярославой в посёлке? Похоже, загадка в сногсшиба­тельной Дашеньке. Устою я перед её чарами или нет? А мо­жет, что-то ещё, о чём я не догадываюсь? Ладно, разберусь,— закрыл я глаза. — Утро вечера мудренее».

В деревню мы приехали под вечер, когда совсем стемнело. Так было задумано Добраном Глебычем. Помор не любил, чтобы за его делами «приглядывал кто-то лишний». Не успе­ли мы притормозить свои снегоходы, как тут же открылась ря­дом с воротами широкая калитка и мы, сначала старейшина, а за ним и я, въехали в освещенный лампочкой двор деревен­ской усадьбы.

— Всё, вот мы и у друзей! — повернулся в мою сторону спрьггнувший с «бурана» Добран Глебыч. — Это хозяин! — показал он на внезапно возникшего рядом с ним одетого в ту­журку бородатого громилу. — Его звать, как ты знаешь, Ива­ном по батюшке Фёдорычем. Он из наших, но предпочитает жить не на хуторе.

— Нечего ему у вас, нехристей, обитать! — раздался с крыльца насмешливый женский голос. — Как Ваня к вам съез­дит, так почитай другим человеком возвращается. Того и гля­ди вторую жену в дом приведёт.

И тут только я увидел стоящую на крыльце в тени от лам­почки одетую в телогрейку хозяйку дома.

— Будет тебе, Машенька, — остановил свою жену Иван Фё­дорович. — Давай-ка дорогих гостей поскорее в избу. Они с дороги. Ты чей будешь? — подошёл он ко мне.

— Это мой гость, он из челдонов, — за меня ответил Добран Глебыч. — Звать его Ар.

Я пожал протянутую руку хозяина.

— Ар? — посмотрел на меня пристально Иван Федорович.

— Старинное имя, ныне почти забытое. Интересно, что у вас в Сибири оно ещё бытует.

— Можешь звать меня просто Юрием, — сказал я ему. — Это одно и то же, только христианского толкования.

— Юрием, так Юрием! Всё, хватит торчать на улице. Айда в хату! — обнял нас обоих хозяин. — Сбросите одежду, потом горячий чай, а следом банька. Всё, как положено.

Я взглянул на крыльцо. Жены Ивана Фёдоровича на нём уже не было, видно, пошла заниматься чаем и домашними де­лами. Через несколько секунд мы оказались в тёплом, хорошо натопленном, уютном помещении, которое хозяин дома объ­явил нашей комнатой.

— Вот пара кроватей! Думаю, вы тут сами разберётесь, кому какая. А сейчас давайте скорее к столу, наверняка чай вас уже ждёт.

Было видно, что Иван Фёдорович несказанно рад приезду своего друга Добрана, и ему хочется поскорее закончить все дела по устройству, чтобы в спокойной обстановке погово­рить. Когда мы вошли на кухню и уселись за стол, на пороге появилась «гвоздь программы» — Дашунька. Я мельком взгля­нул на неё и чуть не открыл рот. Девушка предстала перед нами во всей своей боевой раскраске! Она была облачена в тонкие, обегающие тело коричневые лосины и такую же об­легающую, то ли резиновую, то ли трикотажную водолазку. При виде неё Добран Глебыч аж крякнул.

— Мама скоро подойдёт, — сказала она томным, певучим, приятным голосом, не поздоровавшись. — Она сейчас в бане. А папа ставит ваши «бураны» под навес. На дворе начался снегопад. Меня они послали на несколько минут вас развлечь.

— Это Ар, — показал на меня старейшина. — Он мой гость, недавно приехал из Сибири.

— Даша! — протянула свою изящную ручку девушка.

— Очень приятно!

Только тут я рассмотрел её лицо. Оно было на самом деле необыкновенно красивым. Высокий лоб, огромные голубые глаза, тонкие черные в разлёт брови, чуть вздёрнутый акку­ратный носик и полные, красные, как спелые вишни, губы. Никакого макияжа на девушке не было. Но её ослепительная белая кожа, глаза и брови в нём не нуждались. Под стать лицу была и фигура красавицы. Рост девушки был выше среднего, бросалась в глаза её необыкновенно красивая шея, пышная, по виду тугая грудь, поразительно тонкая изящная талия! Мне хотелось оторвать взгляд от Дашеньки, но это оказалось выше моих сил. Глаза отказывались мне повиноваться. Они продолжали вопреки моему желанию и дальше скользить по её прелестям. Я видел волшебные линии её округлых бедер и высоких точёных ног такой красоты, от вида которых у меня начала кружиться голова.

— Раз пришла развлекать, то давай, развлекай, — покосил­ся на меня Добран Глебыч.

— Но я этого не умею. Меня развлекалкам никто не учил,— процедила сквозь зубы Дашунька.

И вдруг её высокомерные и одновременно безразличные глаза стали колючими и злыми. Такая метаморфоза глаз де­вушки сразу сделала её красивое лицо отталкивающим и не­приятным. Она уселась, закинув нога на ногу на край табу­ретки, и стала в упор нас разглядывать.

— Ты бы налила и себе чаю, — показал на стол Добран Гле­быч. — Вот черничное варенье! И нам бы было за столом ве­селее.

— Надоели мне все эти здешние чаепития, — скосила в его сторону глаза прелестница. — И душеспасительные беседы, поскорее бы закончились праздники и уехать! Меня два года дома не было. Думала, что соскучилась. Но приехала и поня­ла, что делать мне здесь нечего.

— Посмотри, сколько у матери с отцом работы, как это делать нечего? Неужели тебе не хочется им хоть немного по­мочь? Мои девчонки, не успел я их привезти, всю работу сразу же на себя взвалили! Даже дрова не дают мне колоть.

От слов Добрана Глебыча на лице у Дашуньки появилась гримаса презрения.

— Света первая и Света вторая? Они, наверное, больше ничего и не умеют, как навоз лопатой грести. Потому и так счастливы.

Слова Даши задели меня за живое. Но взглянув на старей­шину, я не увидел в его глазах ни гнева, ни обиды. Он смерил взглядом сидящую перед ним девушку и, улыбнувшись,сказал:

— Ты не знаешь, что такое подлинный аристократизм, Да­шенька. Он заключается не в лени, паразитизме и праздности, презрении к труду, а наоборот, в принятии любого труда, ка­ким бы он ни был тяжёлым и грязным. Ведь главное, чтобы он не был бесполезным. Ты должна знать, что в свободное время великий Олег, жрец и воин, с удовольствием косил сено, вме­сте с дружинниками по многу часов копал землю. Также вёл себя и Игорь, и его сын Светослав. Даже летописец Иоанн Цимисхий отметил, что русский князь сидел вместе с гребцами на скамье и, так же, как они, грёб вёслами... Ты захотела уни­зить моих дочерей, но получилось наоборот! Благодаря тебе, я понял, какие они у меня замечательные!

— И ещё мне хочется кое-что добавить, девушка, — ото­двинул я от себя кружку с выпитым чаем. — Ты, безусловно, красива, и это хорошо знаешь, но внешняя красота без вну­тренней практически ничего не стоит. Она не полная. Я бы сказал даже порочная.

— Неужели? Так уж и не стоит ничего? — лицо девушки исказила злая торжествующая улыбка. — Ты поспрашивай, умник, Глебыча на эту тему, а потом воспитывай!

На её слова старейшина только горько усмехнулся. В этот момент в кухню вошла хозяйка дома, мать Дашуньки.

— Всё, можете идти, я там всё своё убрала, оно вам не по­мешает. Тоже молодец, устроила стирку перед вашим приез­дом...

Поблагодарив хозяйку за заботу, мы направились в свою комнату раздеться и взять полотенца.

— А где Иван Фёдорыч? — спросил я Добрана Глебыча.

— Наверное, ждёт нас в бане. Где ж ему еще быть? Он всег­да так. Если баня, то он там первый. А как тебе его дочурка?

— Ужас! У неё что, не совсем с головой? Похоже, все цен­ности вывернуты наизнанку.

— Вывернуты, это так, — вздохнул князь-старейшина. — И ничего с такой бедой не поделаешь.

— И давно у неё началось?

— Почитай с раннего детства. Погибшая девчонка!

— О чём это она, когда заявила, что я должен тебя спро­сить?

— О том, что у неё квартира в Питере и «мерс» в гараже. А она студентка — четверокурсница, соплюха еще! Понятно, родители ей такое предоставить не могли. Дошло?

Я кивнул и, закутавшись в полотенце, отправился вслед за Добраном Глебычем. В бане, как и предполагал старейшина, лёжа на полке, нас ожидал хозяин дома. После парной и не­продолжительного отдыха хозяева снова пригласили нас к столу, на этот раз к ужину. И у меня появилась возможность рассмотреть поближе тётю Машу — маму Дашуньки. У хозяй­ки дома был высокий рост, неплохая для её возраста фигура, пышные тёмного цвета волосы, но в доброе приятное лицо женщины закралось что-то нерусское. Было ясно, что тётя Маша не из поморов.

«Может, она зырянка? — думал я, изучая её лицо. — Но по­чему помор женился не на своей? Обычно у местных мужиков так не заведено».

На ужин Дашунька не пришла. Может, обиделась на наши с Добраном Глебычем замечания, а может, по другой причи­не. О ней никто за столом не вспомнил.

«Несчастная девчонка, — думал я про Дашу. — Приняла ценности, которые нам всем подсунули «друзья-приятели» с

Запада. Всевозможные материальные блага в обмен на то, что на Руси считалось более ценным, чем сама жизнь. Девчонка не знает и не хочет знать, что такое честь. Для неё это пустой звук, не более. Пока она торгует собой, и вроде бы успешно, а дальше что? Когда немного постареет? Надеется выйти удач­но замуж? Но какой идиот рискнёт на ней жениться? Впрочем, среди богатых дураков хватает. Может, ей и повезёт. Когда мы направились с Добраном Глебчем на боковую, я его спросил относительно этнической принадлежности мамы Дашуньки.

— Похоже, тётя Маша не русская? — посмотрел я на него.

— Во всяком случае, мне так показалось.

— Ты правильно заметил, — уселся на свою кровать князь- старейшина. — Так оно и есть. Маша не арийка, она другой расы. Фёдорыч привёз её ещё девчонкой из Петрозаводска. Долгое время у них детей не было. Все думали, что обойдётся. Но вот, родилась Дашунька! И жизнь хороших людей пошла под откос.

— Получается, что Мария Семёновна из карелов?

— Из карелов. Родители у неё славные. Из князей. Но тру­женики, каких редко встретишь. И сама Маша женщина заме­чательная. То, что она говорила на крыльце, было шуткой, на самом деле всё не так. Словом, и с одной, и с другой стороны всё хорошо. Но дитя родилось — сам видел? И ещё увидишь... Нам у них жить почитай два дня. Так что всё у тебя впереди.

— Как я понимаю, ты меня привёз к своему другу, чтобы я воочию мог убедиться, к чему иногда приводит межрасовое смешение?

— Не иногда, а очень часто. Вот в чём беда. Но людям этого не объяснишь. Хотя жизненных примеров бессчетное количе­ство.

— Интересно, почему такое происходит? На своём опыте я убедился, что гибриды между хантами и русскими часто бы­вают людьми с перевозбуждённой нервной системой. Они не в меру агрессивны, легко спиваются и склонны к разного рода преступлениям. Таких на севере не любят ни ханты, ни рус­ские старожилы. То же самое можно сказать о гибридах между русскими и ненцами или эвенками. Несколько лучше обстоят дела с сахалярами Якутии. Те тоже, по сравнению с якутами и русскими, иные, не в лучшую сторону, но их там терпят.

— Потому что в якутах много нашей крови, хоть учёные этого пока не признают. Предки якутов — курыкане, которые в XII веке жили, в Прибайкалье, мало походили на монголои­дов. До сих пор можно встретить чистокровных якутов с ев­ропеоидными признаками, — высказал своё предположение помор.

— Интересно, как вы, местные, объясняете такой вот фено­мен? — поинтересовался я.

— О проблеме межрасового смешения хорошо знают гене­тики, но предпочитают помалкивать. Куда только идея гло­бализации не залезла! Кому-то на Земле очень хочется, чтобы люди посредством межрасового смешения в основной своей массе посходили с ума. Примером тому наша здешняя красот­ка. Поэтому через средства массовой дезинформации и идёт вбивание в головы людей идеи межрасового смешения. Де­скать, межнациональные и межрасовые гибриды совершен­нее, чем чистокровные расы и нации. Они более умные, бо­лее энергичные, и якобы более красивые, что звучит вообще подло и аморально. На такой вот крючок сознание людей и ловится. Дашунька хорошо знает, что она полукровка. Имен­но поэтому девчонка и считает себя непревзойдённой краса­вицей.

— Даша бесспорно красива! — сказал я. — Но красива она нашей арийской красотой, я бы сказал вопреки, а не потому...

— Ты прав, но как ей это объяснить? у Ивана мать была очень хороша. Даша — вылитая бабка.

— Мне хочется понять, почему при межнациональном и межрасовом смешении чаще всего получается гремучая смесь? — задал я вопрос местному всезнайке.

— Я могу тебе сказать только то, что мне известно, — за­брался под одеяло Добран Глебыч. — Культура любого на­рода, если конечно, она с самого своего начала не амораль­на, стремится поднять человека на более высокий уровень духовной эволюции. Благодаря её влиянию, общество, ис­пользуя институт определенных правил, заставляет человека вести себя не по-скотски, а как положено — по-человечески. Постепенно из поколения в поколение такой вот контроль над поведением влияет на генофонд человека. Те гены, ко­торые отвечали за низость, подлость, за людоедство и прочее перестают действовать, так сказать, засыпают. Но при межрасовом, реже межнациональном смешении, такие вот спящие гены иногда просыпаются. И человек, их носитель, стано­вится невменяемым. У него проявляются потребности вести себя совершенно не так, как ведут себя его родители. Да, он энергичен, у него масса идей, но он больше склонен к не­гативу, чем к позитиву. Как правило, он цепляется за извра­щённые ценности. Ему они кажутся нормальными. Самые несчастные гибриды — это мулаты, смесь негров с индейца­ми. В зависимости от условий, их кидает то к одному, то к другому полюсу. Как правило, мулаты — крайне злобные и мстительные люди, от избытка энергии они очень страдают. Часто они обвиняют родителей в своём рождении. Потому что не в силах совладать со своими инстинктами. Я смотрю на Дашу и думаю, что когда-нибудь наступит время, и она, выброшенная из жизни, тоже обвинит своих родителей, что они её воспроизвели на свет божий. Иван и Маша многое от меня про её художества скрывают, но то, что до меня дохо­дит, уму непостижимо: такие вот дела, Юра. Невесёлые. За ошибки родителей часто расплачиваются дети.

Всё было ясно. Больше я всезнайку философа ни о чём не спросил. Вскоре по дыханию я понял, что он спит.

«Значит, происходит «взрыв» уснувших генов. Плюс ко все­му — влияние средств массовой дезинформации... Опять всё просто до банальности. Вот ещё один фактор, который тянет земной социум в бездну. Генетические гибриды между людь­ми нашей расы и архантропами, кого и мы считаем хищника­ми, оказывается, имеют неплохих союзников. Тоже гибридов, только других, в общем-то, иного порядка, А может, совсем не иного? — молнией пронзила меня догадка. — Всё то же са­мое? Так называемые уснувшие гены — это и есть звериные наследственные признаки архантропа. Копируя поведение чистокровных культуртрегеров, гибридные, смешанные с по­луобезьяной расы посредством жёстких законов сумели ней­трализовать влияние звериного генного комплекса на поведе­ние своих граждан. Но через межрасовое смешение он опять себя проявляет. Пусть не всегда, но очень часто. Наверняка Добран Глебыч всё это хорошо знает. Просто не стал вдавать­ся в подробности. Интересно, можно избавить земное челове­чество от звериного наследия? Полностью, чтобы не было ни­каких спящих генов и тому подобного? — задал я себе перед сном вопрос. — Не забыть бы завтра спросить об этом старей­шину».

Когда я открыл глаза, Добрана Глебыча в комнате уже не было. Быстро приведя себя в порядок, я вышел во двор и уви­дел обоих мужчин занятых погрузкой коровьего навоза на специальные сани для снегохода.

— Что же вы про меня забыли? — обратился я к ним.

— Нам самим делать нечего, так что давай без обид! Но если хочешь помочь, то одевай свои пимы, садись на «буран» и вози всё это добро вон туда, — показал хозяин дома на гру­жённые сани. Отсюда в двух километрах моё картофельное поле. Я тебе его покажу.

Через несколько минут я был готов к работе.

— Это у нас разминка перед завтраком, — засмеялся До­бран Глебыч. — Через час и мы управимся, и Маша завтрак сготовит. Пока я цеплял свой снегоход к груженым санкам, Иван Фёдорыч выкатил свой «буран» за калитку, и наши «бу­раны» один за другим понеслись по деревенской улице. Через несколько минут мы выкатились за черту домов и оказались на картофельном поле.

— Вот моя деляна, — показал новый знакомый на границу участка.

— А куда высыпать всё это хозяйство? — спросил я его.

— Куда хочешь. Я потом раскидаю.

С этими словами дядя Ваня погнал свой снегоход назад к дому. Я не торопясь выгрузил сани и, развернув «буран», пое­хал по следу помора. Когда я подрулил к избе Фёдорыча, меня ждали ещё одни доверху гружённые сани.

«Лихо придумано! — отметил я про себя. — Эдак, через час вся работа закончится... »

Когда я подъезжал к участку с гружёнными санями, то уви­дел, что на поле меня кто-то ждёт. Рядом с тем местом, где я разворачивался, стоял с самодельными нартами снегоход, и на нём сидело трое здоровенных парней. Когда я притор­мозил, парни, как по команде, встали и, увязая в снегу, стали меня окружать. Вглядевшись в их угрюмые лица, я понял, что дело — швах! У парней намерения не из хороших. Спрыгнув с «бурана», я оглянулся. Недалеко от меня, воткнутая в навоз, стояла моя лопата.

«Нормально, оружие подходящее», — отметил я.

Но тут я разглядел, что у всех парней в руках по увесистой берёзовой палке.

— Так вы, оказывается, ко всему и трусы! Трое на одного и ещё с палками!!! Не хорошо! — окинул я взглядом троицу.

— Ты в ... рот замолчи! Вместо сёмги и угря ты сейчас ко­ровий навоз у нас жрать будешь! — размахивая палкой, стал подступать ко мне коренастый очевидно самый решительный и сильный.

— Может, вы мне объясните, за что? — попытался я остано­вить нападающего. — Вы же меня впервой видите! — перешёл я на местный жаргон.

— Ты, гнида, у Добрана жируешь? К девкам его прикатил! Мы тебя сейчас поставим, как надо, и покажем им, кто ты есть на самом деле! Жри навоз, курва!!! Или убьем тебя тута и на­возом засыплем!

Боковым зрением я увидел, что у одного из нападавших в руках «мыльница». Похоже, парни не шутили. Мгновенно развернувшись, я схватил в руки свою лопату и тут же, не за­держиваясь, изо всех сил огрел ею между глаз коренастого. Не глядя на рухнувшего камнем парня, я прыгнул к другому и вонзил ему черенок точно в пах. Схватившись за промеж­ность, парень, вопя не своим голосом, стал кататься по снегу. В этот момент на меня обрушилась дубинка третьего. Удар пришёлся мне вскользь по щеке и плечу. Каким-то чудом мне удалось увести в сторону от дубья голову. Это-то меня и спас­ло. В ярости, не думая о последствиях, я тут же вонзил острие лопаты, замахнувшегося для нанесения второго удара, в лицо нападавшего. Лопата рассекла щёку, заодно и нос. Брызну­ла кровь. Парень с воплем покатился по снегу. Инстинкт за­ставил меня мгновенно оглянуться. К месту побоища, увязая в снегу, бежали ещё трое. Я крутанул ушибленным плечом. Рука повиновалась. Наклонившись, я подобрал оружие напа­давших — две крепкие берёзовые палки.

— Ну, господа поморы, теперь посмотрим, кто кого, — вы­скочил я из снега на утоптанную бураницу.

В этот момент троица оказалась совсем рядом.

— Ты что с ними сделал? — заорал на меня самый рослый.

— Выживут! — огрызнулся я.

И, оказавшись рядом с подбежавшим, тут же обрушил на него свою палку. Шапка полетела в сторону, вылетела из рук и его дубинка. А сам парень, завалившись на бок, схватился обеими руками за голову.

— Не симулируй! — пнул я его для порядка. — Не так силь­но я тебя ударил, как ты здесь корчишься.

— Ребята! Да он ненормальный! Его из ружья брать надо! Иначе всем нам «крышка»! — заорал самый молодой и трус­ливый, обращаясь к идущим по буранице местным подонкам. Я подсчитал, их было уже пятеро.

«Откуда они все берутся? Вроде никого не было. И вот на тебе — появилось целое войско!»

Услышав голос трусливого, парни остановились

— Если хоть один из вас пойдёт за стволом, я убью их всех,— показал я на корчившихся в разных позах неудачников. — Этим вот двум нужна срочна медицинская помощь, — показал я на рассечённого лопатой и держащегося за промежность.- Подойдите, положите их на нарты и драпайте до медпункта. А ты давай, вставай и покажи своим пример, — пнул я снова испуганного симулянта. — Вы меня поняли?

— Поняли! — раздались голоса молодых придурков. — Тебе тоже надо в больницу. У тебя вона вся щека в крови! — раздался участливый голос трусливого.

Я молча отстегнул груженые нарты, завёл «буран» и поехал назад к дому. Левая рука еле повиновалась, кровь с рассечен­ной щеки залила полу телогрейки.

«Прав был Добран Глебыч, поморские парни на самом деле бешеные, — рассуждал я про себя. — Надо же, как налетели! Днём! Интересно, как они узнали, что моя персона в посёлке? Кто-то увидел, как я вожу навоз? Но как они поняли, что это именно я? Неужто это дело рук Дашуньки? Конечно, это она, больше некому. Кого-то эта стервочка предупредила».

Не успел я въехать в деревню, как навстречу мне выскочил из-за поворота снегоход Добрана Глебыча. Увидев меня всего залитого кровью, старейшина бросился ко мне.

— Ты как? — в глазах у него было бешенство.

— Как видишь, живой! — засмеялся я. — То, что щека рас­сечена, сам виноват — пропустил!

— Сколько их было? — лицо у Добрана Глебыча стало хо­лодным и суровым.

— Сначала трое, потом ещё трое. А потом прибежало пяте­ро! И все с палками.

— Сукины дети! — взревел ужасным буйволом князь - старейшина. — Я же их там всех похороню!

— Стой-стой! — вцепился я в него. — Поедем домой! Им досталось так, что меня могут и того...

— Что того?

— Арестовать за нанесение тяжких телесных.

— Так всё-таки ты в долгу не остался! Тогда молодец! — хлопнул меня по здоровому плечу поморский Илья-Муромец. — Тогда давай скорее домой. Иначе кровью истечёшь. А насчёт ареста не беспокойся. Наши люди «сор из избы не вынесут». Если что участковый и узнает — не беда. Он тоже из нашенских. Тем более ты защищался. И их было полдерев­ни. Пускай теперь эти хлопцы ко мне летом попробуют на­грянуть! Всех в Мезень поскидываю! Будут у меня мокрыми курицами прощения просить.

— У тебя-то почему? — удивился я.

— Да потому, что они, напав на тебя, меня оскорбили. Ты же мой друг и гость. Понял?!

— Понял, — кивнул я, заводя «буран».

Когда мы подъехали к избе Ивана Фёдорыча, он и его жена о случившемся уже знали.

— Боже мой! — увидев меня, запричитала тётя Маша. — Что они с тобой сделали! Боже мой, кровищи-то сколько!! Скорее в медпункт и наложить швы, иначе будет шрам.

— Никакого шрама не будет! — успокоил я её.

— Пустяки — царапина. К тому же в медпункте сейчас оче­редь! — засмеялся Добран Глебыч.

— Очередь? — нарисовалась вдруг в проёме двери Дашунька. — Что ещё за очередь?

— Твоих ухарей, девочка из ада, вот он, — показал на меня старейшина, — так отделал, что шить-зашивать их там будут до вечера. Поняла? Как бегала их на него зюкать, так сходи - ка до медпункта и полюбуйся, что с ними стало. Додумались, одиннадцать человек на безоружного, все с палками в руках. Это твоя затея?! Скажи мне, твоя? Отец мне уже сообщил, что твоя. Была б моя воля, оторвал бы тебе сейчас голову и не по­жалел! — лицо Добрана Глебыча вдруг стало сосредоточен­ным и гневным.

— Мама! — замяукала красотка. — Он, ваш друг, меня оби­жает! Я же ему ничего дурного не сделала! Скажи ему что- нибудь!

— Пошла вон, дрянь! Добран Глебыч прав. Такие, как ты, не имеют права на жизнь!

Когда Дашунька исчезла, Мария Семёновна закрыла ладо­нями своё лицо и беззвучно заплакала. Женщину от рыданий всю трясло. Растерянный старейшина побежал за Иваном Фё­доровичем, а я направился в ещё тёплую баню, чтобы умыться и осмотреть распухшее плечо. Когда я вернулся из бани, то увидел, что за столом вместе с Добраном Глебычем и дядей Ваней меня ждёт местный участковый.

«Вот и всё, большой привет! Чего доброго, наручники на­денут. Рвать их, как это делает Добран, я не умею», — размыш­лял я над своим положением, садясь напротив участкового.

Разбитая щека опухла и горела. Сильно ныло плечо, и я приготовился к неминуемому аресту. Но к моему удивле­нию никакого допроса местный «Аниськин» мне не учинил. Он внимательно посмотрел на меня, а потом, улыбнувшись, спросил:

— Скажи-ка, Юра, как это ты четырёх наших ухарей уло­жил в одну кучу? Я с ними порой справиться не могу, но тебе это удалось!

— А что с тем, кому я лопатой в лицо? — задал я мучающий меня вопрос.

— Ничего, залатают и всё пройдёт! Он тебе за шрам бла­годарен будет. Ты же знаешь, шрамы мужчину украшают. А тот второй, которому... Тоже ничего, жить будет и детей нор­мальных родит! Он уже скачет. Кстати, за тебя горой, ты ему чертовски понравился. Так ответишь ты мне на мой вопрос или нет?

— Да я не знаю, что сказать! Как мог, так и защищался.

— Лопатой, да?! Классное оружие!

— Одного палкой по голове пришлось...

— Я ему ещё одну шишку на голове поставлю, теперь от себя. Этот придурок — мой сын!

— Сын?! — открыл я рот.

— Да, сын! Здоровый, силы много, а ума нет. Так что объяв­ляю тебе благодарность в деле перевоспитания местной моло­дёжи. Я взял с парней слово, чтобы сегодня с мировой. Парни они, в общем-то, неплохие. Все хорошие работники и рыбаки. Только неженатые и ватажатся. А то, что произошло, им хоро­шим уроком послужит.

— А что им от меня было надо? — поинтересовался я.

— Это ты у них сам спросишь. Всё, давай по рукам, мне пора. Рад был с тобой познакомиться!

И Добран, и дядя Ваня пошли провожать участкового. В доме на какое-то время наступила тишина. И вдруг до моего слуха донеслось чьё-то всхлипывание.

«Неужели Мария Семёновна всё ещё плачет? — подумал я. — Надо бы её успокоить».

Поднявшись со своего места, я приоткрыл дверь в сосед­нюю комнату и остолбенел. На диване, содрогаясь от плача, лежала лицом вниз Дашенька.

«Ну и дела! — закрыл я дверь в комнату. — От чего она рыдает? От досады, что меня не пришибли, или от того, что до неё что-то дошло? Время покажет, — подумал я про себя.

— Если стерва может так искренне плакать, значит, она в глу­бине своей души всё ещё человек».

Не успел я зайти к себе в комнату, как услышал разговор возвращающихся мужчин и голос Марии Семёновны, зову­щей нас всех к завтраку.

Когда мы уселись за стол, Добран Глебыч, взглянув на меня и улыбнувшись своей лучистой улыбкой, сказал:

— Видишь, сколько у тебя сразу стало в деревне друзей? Всё Данила Ефремыч. Был бы другой участковый, могло сложить­ся совсем иначе. Парни придут с мировой, так что поможешь Марии Семёновне организовать что-нибудь на стол.

Я молча кивнул. О Дашуньке за завтраком никто не вспом­нил, как будто её и не существовало. До вечера было далеко, поэтому, найдя в небольшой библиотеке Ивана Фёдорыча томик стихов Некрасова, я уединился в нашей комнате, где с удовольствием стал их читать. Поэзия успокаивала и отвле­кала от ненужных мыслей. Но как я ни старался забыть о том, что произошло сегодня утром, мне это не удавалось. Я никак не мог понять логики Даши.

«Зачем она натравила на меня местных? Что я ей сделал такого, чтобы так жестоко мне мстить? Скорее бы приехали родственники Добрана Глебыча и назад на хутор!»

Атмосфера, возникшая в доме, угнетала. Иван Фёдорыч за­нимался во дворе, а старейшина отправился в администрацию выяснить, когда надо ждать приезда в деревню «газушки» с пассажирами. Через полчаса он вернулся, и было слышно, что мужчины, о чём-то громко разговаривая, направились к дому.

«Не иначе что-то случилось! — подумал я, вставая со своего места. — Надо узнать.»

Войдя в прихожую, я лицом к лицу столкнулся с Добраном Глебычем. Князь-старейшина был возбуждён и, взглянув на меня, скороговоркой выпалил:

— Понимаешь, какое дело, возят людей на старье, вот и произошло. Рассыпалась «газушка» по дороге. Пассажиров до Палощелье на лошадях вывезли. Нашенские в сельсовете се­годня ночевали. Надобно за ними ехать самим. Ты сейчас не ездок, отдыхай и выздоравливай, у тебя сегодня ещё и гости... Мы с Иваном скатаемся. Так, что придётся тебе до нашего приезда домовничать и помогать по дому Марии.

— А когда вас ждать?

— Либо ночью, либо завтра утром. Расстояние не малень­кое и выйдем мы не сразу, надо найти в деревне топливо.

«Ну что же, — подумал я. — Придётся ещё сутки находить­ся под одной крышей с местной достопримечательностью — Дашунькой. Она пока засела в своей комнате, но когда мужчи­ны уедут, девочка из логова выберется и опять будет гоголем бродить по дому и прыскать ядом. Ничего, переживу, видал кое-что похуже!»

Я кивнул Добрану Глебычу и направился опять в свою ком­нату. Распухшее плечо давало о себе знать.

«Хоть бы успело немного подзажить, — думал я. — Иначе обратная дорога для меня покажется ой, какой длинной!»

Улегшись на кровать, я снова открыл томик Некрасова. С бензином Добрану Глебычу и хозяину дома повезло. В дерев­не они его нашли, может, купили, может, заняли. В подробно­сти я не вдавался. Теперь оба помора собирались в дальнюю дорогу. В сани снегоходов они настелили сена, бросили три овчинных тулупа. Мария Семёновна собрала в дорогу какие- то продукты и термосы с горячим чаем. Когда все приготов­ления закончились, я зашёл на кухню, чтобы попрощаться с отъезжающими. Оба помора сидели за столом и пили чай.

— Садись с нами за компанию.' — показал глазами на стол Иван Фёдорыч.

— Что-то не хочется, — улыбнулся я. — Вы давайте хоро­шенько заправляйтесь. А мне предстоит домовничать...

— Ты вот что, — посмотрел внимательно, мне в глаза До­бран Глебыч. - Попробуй пообщаться с Дашей. И запомни: человек может всё, с условием, если он этого захочет. Понима­ешь, если он этого захочет! Надо сделать так, чтобы девчонка захотела измениться.

— Ты зря, Добран! Таким, как моя дочь, хоть кол на голове чеши, — вздохнул Иван Фёдорыч. — Она стервоза с раннего детства. Есть такая пословица: «Родится чёрт с лысинкой с лы­синкой и подохнет».

— Была б дура, Ваня, я бы за неё не болел, — повернулся к другу Добран Глебыч. — Не в кого ей быть такой. И по тво­ей линии все люди как люди и по линии Маши, насколько я знаю, то же самое...

— Ладно, делайте, как знаете! — поднялся из-за стола рас­строенный отец Даши. — Нам надо отчаливать, Глебыч, ина­че назад поспеем разве что к утру.

— Отчаливать, так отчаливать, а ты вот что, — положил он на моё плечо свою руку. — Его, нашего Ивана Фёдоровича, не слушай, он на девчонке давно крест поставил. А я в душе в неё верю. И потом, видишь, у неё стресс. Это хорошо. Но сам к ней не подходи, жди, когда она сама к тебе пожалует.

— Ждите-ждите, пожалует она, сковородкой по голове! — покосился на нас хозяин дома. — Надежда юношей питает! Давай-ка Глебыч по коням!

Через несколько минут оба помора, вскочив на снегоходы и махнув на прощание, помчались по деревенской улице.

«Ничего себе задание — воспитывать Дашуньку! — посмо­трел я им вслед. — Хоть бы у неё не возникло желания выяс­нять отношения».

Я на своём небольшом опыте хорошо знал, что такое об­щаться с подобными. Стервозность всегда замешана на глупо­сти. Обычно чем стервознее, тем глупее.

«Какой ум увидел у Дашуньки Добран Глебыч? Была бы умной, не исковеркала бы своей жизни. Впрочем, почему ис­коверкала? Может, наоборот, всё у неё складывается так, как она хочет? А то, что торгует собой? Не беда, рынок есть ры­нок! Какая разница, чем торговать, если для человека главное в жизни зелёные? Сколько сейчас таких, наподобие Дашунь­ки? Красота человека превратилась в товар. Конечно, не сама по себе, но какое это имеет значение?»

Обуреваемый грустными мыслями я снова направился чи­тать Некрасова. Поэзия немного отвлекала, к тому же не хо­телось путаться под ногами у Марии Семёновны. Проваляв­шись на кровати около часа, возможно от пережитого утром, немного успокоившись, я задремал. Сквозь сон было слышно, как в соседнюю комнату, где сидела Дашунька, зашла Мария Семёновна. Очевидно, чтобы уговорить непутёвую дочку пойти позавтракать.

«Мать есть мать, — подумал я про себя. — Хоть какой ребё­нок, но душа за него болит».

Проснулся я от голоса хозяйки:

— Юра, к тебе гости пожаловали! Давай-ка иди, встречай.

Вскочив с кровати, я выбежал в прихожую. В ней, переми­наясь с ноги на ногу и застенчиво улыбаясь, стояли мои не­давнишние «знакомые». У одного было перевязано лицо, но остальные выглядели вполне нормально.

— Ещё раз привет! — протянул я руку перевязанному. — У меня физиономия набок и у тебя, как после Куликовской бит­вы , по праву нам первым и знакомиться.

— Меня Пашей! — пожал мне руку парень.

— Ну а я Юрий. Вот мы и знаем друг друга.

Познакомившись с остальными ребятами, я пригласил всех на кухню. И когда они, сняв с себя зимнюю одежду, все собра­лись за столом, я объявил, что у меня такая традиция: насто­ящие друзья появляются обычно после обоюдного мордобоя.

— После лопатобоя! — поморщился перевязанный Паша.

— Ты скажи спасибо, что он навоз кидал совковой, — заме­тил сидящий с ним рядом Миша. — Было бы хуже, окажись у него в руках вилы.

— Неужели ты бы в него и вилами саданул? — посмотрел на меня с интересом Сергей.

— Честно говоря, не знаю, — пожал я плечами. — На таких скоростях обычно не думаешь.

— Вот видишь, — толкнул локтем в бок Павла разговорчи­вый Миша. — Радуйся, что у него, — показал он на меня, — была в руках лопата. Да он ей мог и голову снять!

— Да бросьте вы о драке, — подал, наконец, голос сын мест­ного участкового Андрей. — Давайте лучше о хорошем.

С этими словами он вытащил из-за пазухи две бутылки вод­ки и с торжественным видом поставил их перед сидящими.

— Это за знакомство, и как говорит Юрий, за дружбу. Что­бы никаких драк и разборок в нашей деревне не было!

— Что-то вы много! — покосился я на бутылки. — Давайте так: одну на всех за победу добра, а вторую заберёте с собой, выпьете за наш отъезд. Завтра утром нам на хутор.

— На пятерых один пузырь?! — удивился Серёжа.

— На четверых, — поправил я его. — Мне нельзя.

— Так ты тоже старовер?! А мы-то думали, что идём в гости к сибиряку! — разочаровано посмотрели на меня молодые по­моры.

— Я не старообрядец и вообще не христианин. Потому мне и нельзя.

— Так ты атеист?

— Что-то в этом роде, — поморщился я.

— А что делаешь у наших староверов?

— Учусь уму-разуму. Сказки и былины записываю...

— Так ты из учёных! Из интеллигентов... Тогда понятно...— вздохнул разочаровано Паша. — А зачем ты Ивану Фёдорычу помогал скотный двор чистить? Он что, не понимает, что ты... — замялся немногословный Егор.

— Что я из научных работников? Ну и что из того? Мне думается, любая работа у нас в почёте. Или я что-то не так говорю?

— Всё так! — распечатал бутылку Миша. — Всё так! Значит, ты парень простой, хоть и научный.

В этот момент на кухне появилась хозяйка дома. Она по­ставила на стол нарезанное сало, ломтики копчёной ветчины и ломоть местного душистого хлеба.

— Вот, что Бог послал! — улыбнулась Мария Семёновна си­дящим. — Сейчас я ещё за рыбой схожу...

— Да ничего больше и не надо! — запротестовали парни. — Мы не кишку набивать, а пообщаться. Лучше садитесь с нами.

— У меня дела, ребята, так, что извините, — отклонила приглашение мама Дашеньки. — Вы тут решайте свои про­блемы, у вас своё, а у меня своё...

С этими словами хозяйка отправилась в соседнюю комнату.

— Ну что, тебе наливать или нет? — покосился на меня Егорка, разливая водку.

— Самую малость, — улыбнулся я. — Чисто символически, чтобы вас не обидеть.

— Хорошо! Сверкнул глазами Миша, значит, ты всё-таки не сектант.

— Я и не сектант, и не интеллигент.

— Тогда мистер «X», — пробасил Павел. — Что же выпьем за мистера «X»!

— Ну а я за вас! — поднял я свою рюмку.

После первого тоста парни стали несколько сговорчивее:

— Мы глупость спороли, — повернулся ко мне Паша. — Поверили, что ты собрался нашенских девок из хутора того — в Сибирь увезти. Вроде как ты за ними прикатил... Так что нас извиняй! Захотели тебя пугнуть хорошенько. Обе Светки, ты сам, наверное, понял, девахи, каких мало. И нам они любы. Почитай, когда сестры у своих, мы каждое воскресенье на ху­торе у Добрана. Они нам вроде как родные... А тут ты!

— А Даша вам что, не нравится? По виду она девушка хоть куда?

— Вот именно, хоть куда! — вздохнул Егор. — Вся деревня об это знает. А так не хуже сестёр, хоть на выставку! Она нам и рассказала о тебе. Понятно?

— Я это знаю. Давайте вот о чём. О будущем: если кто из вас попадёт за Урал, милости прошу! Буду только рад. Мой адрес возьмёте у Добрана Глебыча, но могу вам и сейчас его дать.

— Не надо! — засмеялись молодые поморы. — Вряд ли мы куда из наших мест подадимся. Армию мы давно отслужили, и учёба позади.

— Тогда, пожалуйста, извините меня, за моё такое нетак­тичное поведение! Не понял я, что вы меня попугать решили. Думал, хотите убить. Вот и дрался с вами насмерть! — оглядел я замолчавшую компанию.

— Скажи, Юрий, — нарушил затянувшуюся паузу Серёжа.

— У вас все такие шарахнутые в Сибири? Просите прощение у тех, кто вас чуть на тот свет не спровадил? Ты вёл себя, как надо... так что давай забудем! Мы теперь друзья, и никаких извинений! Это мы его у тебя должны спрашивать.

Вскоре бутылка закончилась, и парни засобирались домой. Было видно, что они довольны встречей. И на самом деле в деревне у меня появились надёжные товарищи.

— Когда выберусь с хутора, обязательно вас увижу, — поо­бещал я на прощание. — Жизнь большая и случайных встреч не бывает.

Когда парни ушли, я помог хозяйке убрать со стола и по­брёл к себе в комнату.

«С виду парни — загляденье! — вспомнил я своих гостей.

— Крепкие, красивые, добрые! Совсем не злые! Но что же про­изошло? Как смогла эта соплюха их так настроить? Владеет девочка искусством убеждения! Я собрался увезти с собой обе­их Свет? Это надо было придумать! Скорее всего, тут доведена до абсурда шутка Добрана. Но откуда у этой дряни ко мне такая ненависть? Что я ей сделал? Может, спросить?»

Но тут я вспомнил строгий наказ старейшины: самому к Дашуньке не подходить. Надо дождаться, когда она сама из­волит пообщаться.

«Но изволит ли? Вот в чём вопрос. Значит, надо ждать и на­деяться, — сказал я себе, включая настольную лампу на тум­бочке.

Сбросив с себя одежду и забравшись в кровать, я снова взял в руки томик Некрасова и углубился в чтение. Через несколь­ко минут я услышал, как из своей комнаты, подгоняемая мате­рью, выбралась на кухню Дашунька. Очевидно, Мария Семё­новна уговорила дочку сходить поужинать. Уши улавливали тихий разговор двух женщин.

«Интересно, о чём они? — думал я. — Может, мать опять читает дочери душеспасительную лекцию? Зря она это дела­ет. Словами тут не помочь. Правильно сказал Добран, чело­век только тогда и может ступить на путь своего духовного подъёма, если он этого захочет сам. Насильно его не заста­вишь».

Через час в доме всё, наконец, стихло. Очевидно, хозяйка отправилась «на боковую», хоть не было ещё и десяти.

«А Дашунька что? Наверняка она не спит. Поговорить бы с ней. Хотя бы из интереса, что она скажет?»

Но я отогнал навязчивые мысли. Идти к ней — всё испор­тить.

«Не удастся поговорить, значит, не удастся. Наверное, так надо, — успокоил я себя. — Там «наверху» лучше понимают ситуацию».

Прошёл ещё час. И до меня стало доходить, что Дашунька девочка-кремень.

«Ждать, что она придёт и раскается, бесполезно! Надо про­сто о ней забыть. Дочитать книжку и спокойно уснуть».

 

 

Глава 26

НЕУДАВШАЯСЯ ВЕДЬМА

Но только я пришёл к такому выводу, как внезапно не­слышно открылась дверь и в комнату бесшумно во­шла Дашенька. На плечах девушки был длинный тё­плый трёхцветный домашний халат, а на ногах украшенные мехом тёплые зимние тапочки. Она стояла в нерешительно­сти, рассматривая меня своими большими глазами, и молча­ла. Я тоже несколько секунд держал паузу, потом сказал:

— Ты, наверное, пришла пожелать мне спокойной ночи? И тебе я того желаю.

— Не за этим я пришла, — руки ночной посетительницы сцепились в замок, и она стала заламывать себе пальцы. — Не за этим! — на глазах у Дашеньки блеснули слёзы. — Я очень виновата перед тобой! Очень! И хочу попросить у тебя про­щения.

— Тебе не у меня надо просить извинения, а у парней, ко­торых ты на меня натравила. Им досталось больше, чем мне.

— У них я просить не буду, они, как и все в их возрасте — тупые животные. Так им и надо. Не будут верить. Они же знают, кто я!

От слов девушки я вздрогнул.

«Ничего себе самооценка! — пронеслось в голове. — Да ты, голубушка, в жестоком кризисе!»

— Знаешь, Даша, как говорится, в ногах правды нет! Да­вай проходи и садись. Я вижу, тебе не спится, и мне тоже. Думаю, нам есть о чём побеседовать.

Ещё раз, взглянув на меня, девушка нехотя вошла в комна­ту и тихо опустилась в кресло.

— У меня вот какой вопрос к тебе, Даша, — окинул я её взглядом. — Что такого я тебе сделал? Неужели я тебя как-то обидел? Откуда у тебя ко мне такая ненависть? Зачем нужно было говорить парням то, чего нет, и толкать их на некраси­вый поступок?

— Ты хочешь сказать на преступление? — усмехнулась Дашунька.

— В общем-то, да...

— Я вот гляжу на тебя и не понимаю, кто ты. Почему ты не понял, что произошло?

— Честно говоря, не понял.

— А ещё живешь у старообрядцев? Чему-то у них пыта­ешься научиться? Спросил бы у Добрана Глебыча. Он всё по­нял, хотя к нему и не относилось.

— Объясни толком!

— Тут и объяснять-то нечего. Вспомни, когда я вошла в комнату, что ты испытал? Ты же от меня глаз не мог ото­рвать? Хотел, но не мог! Так это или нет?

— Так, — от слов девушки мне стало стыдно.

— Тебе Добран помог выпутаться из моей паутины. Он сбил меня с толку своим приглашением за стол. Сделал это специально, для тебя.

— Не понимаю, ты о чём?

Начавшийся разговор меня заинтриговал. И, закутавшись в одеяло, я уселся напротив Даши.

— Так-то оно лучше, — заметила она. — А то я перед ним сижу, а он как фанфарон возлежит на подушках!

— Извини, я не одет.

— Пустяки, я голых мужиков нагляделась. Так что меня не испугать.

— Ты можешь мне всё-таки объяснить?

— Тебе как, подробно?

— По возможности, — попросил я.

— Ты, наверное, никогда не сталкивался с сексуальной ма­гией, поэтому и не понимаешь... — смерила меня своим на­смешливым взглядом Дашунька.

И вдруг в глазах у неё появилась тоска, самая что ни на есть настоящая! И даже боль! Похоже, девушка внутри себя вела какую-то непонятную для меня борьбу. Потом, взяв себя в руки, она сказала:

— Так уж я устроена. Сколько себя помню, мне всегда нужна была власть над мужчинами. И не важно, нужны они мне или нет. Это не имеет никакого значения. Я знала, что Добран приедет не один. Что с ним будет какой-то его друг из Сибири.

— И что из этого?

— Не перебивай и слушай! — глаза стервочки злобно сверкнули.

Когда они снова потухли, она тихо стала рассказывать.

— Ты видел, в каком виде я перед вами предстала? Но это внешнее. Внутри же я была абсолютно голенькой. На волну Глебыча я не настраивалась, это и понятно. Мне нужен был ты. Кроме того я психически ввела себя в состояние крайней охоты. В такие минуты у меня даже запах изменяется ...

«Ничего себе магнит! Поэтому меня при её появлении и затрясло», — отметил я про себя.

А между тем, выдержав небольшую паузу, Даша продол­жила:

— Мысленно я целовала и покусывала твои губы, ласкала тебя, как это делают девушки... Ты должен знать, что мен­тальные конструкции выстраиваются на тонком плане во вполне реальные. Есть такое эзотерическое учение о фанто­мах. О нём, я думаю, ты слышал.

— Слышал, — кивнул я. — Но не знал...

— Что столкнешься с изощрённой сексуальной магией? — улыбнулась сдержанной улыбкой девушка.

Растерянно я смотрел на молодую ведьму и про себя думал:

«Где же ты всего этого нахваталась, милашка? Неужели желание управлять мужским полом может быть таким силь­ным, что ты сама себя превратила не только в реальную, но ещё и в ментальную шлюху?»

— Меня всем этим премудростям научила одна местная бабушка, — угадала мои мысли Дашенька. — И ещё кое-что я у неё освоила... Но это уже постельное, нашего разговора оно не касается.

— Что же? — поинтересовался я.

Но видя усмешку на лице девушки, сразу поправился.

— Это я так, ляпнул, не хочешь, не говори.

— А я то, грешным делом подумала, что тебе не терпится попробовать? В общем-то, я не против, — и глаза стервочки снова стали наглыми и колючими.

— Мы ушли от темы разговора. Ты обещала объяснить мне, в чём я перед тобой виноват, — напомнил я.

— Виноват, что не сел на крючок. Вот и всё. Сначала по­велся, но потом сорвался, и я оказалась бессильной!

— И по этой причине у тебя появилось по отношению ко мне недовольство?! — удивился я.

— Ты что, дурак? Неужели не понимаешь, что твоё пове­дение меня оскорбило?

— Вместо того, чтобы осыпать тебя комплементами и тря­стись от вожделения, я полез к тебе с наставлениями, так?

— Стал учить меня, как жить. Кто этим занимается, сразу становиться моим врагом.

— Знаешь что, девица красная! — привстал я с кровати. — Топай-ка к себе в логово, пока я тебя не вышвырнул взашей! Видел я много тварей в женском обличий, но такой цинич­ной и подлой, как ты, не встречал! Ты же не женщина, а урод в юбке! Вся из себя, морда репой, но кто ты?! Неужели не по­нимаешь, что твоя жизнь угроблена, и виною тому ты сама! Вернее, твоя больная психика...

— Ты говоришь, что я урод? — прошипела змеёй Дашунь- ка. — Урод, да? Взгляни на этого урода, полюбуйся! Я у тебя на всю жизнь останусь в памяти! И ты всю жизнь будешь себе врать, называя меня уродом!

С этими словами девушка, вскочив с кресла, сбросила свой халат и даже тапочки. Она была абсолютно голой!

— Посмотри, что во мне уродливого? — уведя руки назад, за голову, она продемонстрировала танец живота. — Как я тебе?!

— Ты что, не понимаешь, о каком уродстве идёт речь? — поднялся я на ноги. От возмущения меня всего трясло.

— Обёртка у тебя терпимая, самца-получеловека она при­влечь может, но это всё, что тебе дано от природы! У тебя нет самого главного -содержания! Ты чудовище в женском смазливом обличий. Что ещё хуже для меня — отвратитель­ный, злобный, эгоистичный монстр! Давай-ка греби отсюда, да поживее!

Я накинул на плечи опешившей Дашуньки её халат и вы­ставил красотку за двери, выкинув вслед ее тапочки, остав­ленные на полу.

«Надо же, какая дрянь! — не переставал возмущаться я.

— Строит из себя идиотку, будто ничего не понимает! Став­ка только на внешность, только на неё. И старается бить по инстинктам. Воздействовать только на них, как будто вокруг не люди, а одни животные... Интересно, что в ней разглядел Добран Глебыч? Торричеллиева пустота! Ничего, кроме гру­док, ножек и попки!»

Немного успокоившись, я снова потянулся к томику со стихами. В этот момент мне мучительно захотелось увидеть дочерей старейшины. Не по годам развитых, умных и пре­красных, как сказочные богини. Снова встал перед глазами их импровизированный танец — «вертушка» и лица деву­шек: милые, шкодливые, но не кокетливые и, конечно же, не похотливые. Я чувствовал, что стервозина Дашунька меня окончательно достала. Это чудо-юдо излучает океан похо­ти и ещё и гордится этим! А если на неё кто-то не бросил­ся, то девица такого записывает во врага под номером один. Какой-то ужас, а не девка! Но не успел я коснуться подушки, как распахнулась дверь и в комнату с пришибленным видом вновь вошла та, которую я только что вышвырнул.

— Что тебя от меня надо? — смерил я её глазами. — Твоё извинение принято, к сведению. Можешь ступать спать. Ты же видишь, на меня твоя магия не действует. Не нужна ты мне ни под каким соусом. Понимаешь, не нужна! — послед­нее слово я сказал по слогам.

Но девушка вопреки моему ожиданию не вышла. Она не­сколько секунд стояла в нерешительности, а потом, подойдя к креслу, уселась в него, как ни в чём не бывало.

— Так значит, ты свой эксперимент не закончила? — огля­дел я её с нескрываемой неприязнью. — Интересно, что ты ещё придумала? И вообще, когда ты от меня отвяжешься?

От моих слов или от чего-то другого, мне неизвестно, де­вушка закрыла лицо руками и горько заплакала.

— Вот он, твой козырь? — обратился я к ней. — Хочешь меня разжалобить, чтобы я понял, вошёл в положение... Ска­жи прямо, чего ты от меня хочешь? Не заставляй меня снова тебя выгонять.

— Вчера я слышала весь ваш разговор с Добраном Глебы- чем, — изменившимся голосом сказала девушка. — Понима­ешь, весь!

— Как ты умудрилась, у тебя там что, подслушивающее устройство? — удивился я.

— Да, подслушивающее — обыкновенный фужер, вот и всё. Старинный, надёжный способ.

— Ну и что ты услышала?

— Да то, что я родилась генетически неполноценной...

Сказав эти слова, Даша снова зарыдала.

— Я такая с детства. Сколько себя помню — урод-уродом! Ты прав. Ты во всём прав! Я всегда делала всё наоборот, при­чем всем: и родным, и чужим, всем без разбора. Меня даже звали девочкой-отрицанием. В душе я не была жестокой, я и сейчас не злая, мне хотелось быть и доброй, и справед­ливой, но какая-то сила, думаю, это порождение моего бе­шеного эго, корёжила меня в другую сторону. И бороться с ней у меня не было возможности. Это как раз то, что Глебыч назвал действием проснувшихся в результате межрасового смешения спящих или дремлющих, не знаю, как правиль­нее, генов.

— Постой, постой, — остановил я разговорившуюся де­вушку. — Но ведь твоя мама не китаянка или негритянка. Карелы — такие же белые голубоглазые люди, как и мы. Раз­ницы почти нет.

— Не пытайся меня успокоить. Я по образованию психолог, к тому же не дура, хотя строю из себя идиотку. Мне и са­мой было интересно, что со мною происходит и знаешь, что я сделала?

— Что?

— Я залезла в закрытую область — в судебную статистику. Специально выбрала себе такую тему. Но меня интересовала не психология уголовного мира, а его генетика. И знаешь, что я накопала?

— Я весь во внимании.

— Что основная масса преступников, процентов на во­семьдесят, — производное межрасовых и межнациональных браков. Я заглянула в европейскую и американскую стати­стику. Там то же самое. Я работала в основном с фамилия­ми родных, когда ясно, кто отец и мать. Было бы неплохо проверить дедов и прадедов, бабок и прабабок. Но это, как ты понимаешь, невозможно... Вспомни великих историче­ских личностей. Например, гитлеровское окружение. Там все либо полуевреи, либо с еврейской кровью. Сам Гитлер на четверть еврей. Кажется, только Геринг и Гесс были чи­стокровными немцами, да и то это под вопросом. Возьмём нашего Ленина, сколько в нём было энергии?! В основном негативной. Или царя Ивана Васильевича?! Бабка по отцу у него была из Византии, а мать из богатого казачьего рода. Разве он отличался устойчивой психикой?

Этот монолог девушки, которая попыталась разобраться со своей психикой, был искренним и, конечно же, правди­вым. Он меня остудил. Теперь я смотрел на неё с сожалением и интересом. А она продолжала:

— Ты знаешь, в своём исследовании я пошла дальше. Мне захотелось собрать статистические данные по генетике алко­голиков и наркоманов.

— Это ещё зачем? — удивился я.

— Зачем?

Даша на несколько секунд замолчала, а потом, опустив глаза, тихо сказала:

— Знаешь, я тебе признаюсь, даже родные о моей беде не подозревают, я иногда напиваюсь... Напиваюсь «в стельку»! И такое со мной происходит всё чаще и чаще. Проблема воз­никла с безобидных студенческих вечеринок, а потом про­снулся демон.

«Вот так новость! — подумал я. — Девчонке срочно надо помогать, иначе ей на самом деле не светит... »

— И знаешь, — продолжила она свой грустный рассказ,— мои партизанские исследования показали, что основная масса алкоголиков и наркоманов по генетике мало чем отли­чаются от преступников. Те же восемьдесят процентов! Как тебе это? Но тема закрытая. Попробуй её задеть — мало не покажется! Но и это не всё, Юра! Я стала искать истинную причину происходящего. Почему при межрасовом, реже межнациональном смешении, теряется психическая устой­чивость, и людей начинает «колбасить». У большинства ублюдков либо резко меняются ценности, либо их заносит в сторону наркомании и алкоголизма.

От слова «ублюдки» меня покоробило.

«Так у тебя, девочка, ко всему прочему заниженная само­оценка! Вот почему ты видишь зло по отношению к себе там, где его нет. И излучаешь негатив не по делу...»

— Ну и как, нашла причину всей этой трагедии? — по­интересовался я.

— Дело не в смешанных генах, как считает Добран Гле­быч. Это слишком упрощённое понимание. Дело намного серьёзнее. И я уверена, что догадка моя верна.

— Интересно, что у тебя за догадка?

— Вредишь ли, я заметила, что в результате межнацио­нальных браков, когда один родитель — поляк, а другой, например, литовец или латыш, один родитель — немец, а другой — белорус или, как ты, — русский, дети рождаются без аномалий. Точно такие же, как в моноэтнической среде.

Но если русский смешан с финном, башкиром, якутом или евреем, то жди беды. По статистике на 80% здесь не столько межнациональная смесь, сколько межрасовая. Вот где собака зарыта.

— Я тебя не пойму, о чём ты?

— Не надо лукавить, Юра, ты знаешь, что я хочу сказать. И тебе известно, что многообразие земных рас возникает при смешении человека разумного с полуобезьяной. Точнее, с разными видами архантропов. Это земная политкорректная наука водит человечество за нос. Дескать, все расы произош­ли от кроманьонца. Так-то оно так, только с добавкой крови синантропов и неандертальцев.

— Ты что, считаешь, что славяне, австрийцы, немцы и скан­динавы тоже «смешай господи»?

— Нет, я так не считаю, но финны, в частности карелы, вепсы, коми, мордва и другие, а также этносы с монголо­идными признаками и, конечно же, чистые монголоиды, я имею в виду территорию Сибири, всё это люди смешанного происхождения. Понятно тебе, какие гены просыпаются во время межрасовых браков? Обезьяньи! Я же в себе их чув­ствую! Понимаешь, чувствую!

— Ты что плетёшь, что несёшь! — вскочил я с кровати. — Даже если это всё так, никакой беды нет! Понимаешь, нет трагедии! Если ты знаешь и сознаешь проблему, значит, ты вооружена!

Дашенька, закрыв лицо руками, затряслась в беззвучном рыдании.

— Понимаешь, — обнял я её за плечи. — Если тебе извест­на болезнь, то ты уже наполовину здорова! Болезнь страшна, когда ты о ней не подозреваешь. Успокойся.

— Это не болезнь, это намного хуже, — прошептала Да­шенька.

— Это тебе так кажется, вспомни Гюго «Отверженные». Там был такой герой, Жан Вальжан. Каторжник и убийца. Но кем он потом стал? Честнейшим человеком. Самым луч­шим на свете отцом! Знаешь, почему? Потому что он осоз­нал, кто он, и захотел стать другим! Главное — захотеть стать другим! Главное — захотеть изменить свою природу! Гене­тика только тогда работает, когда человеческое сознание ей не противится. Знаешь, что сказал по этому поводу Добран Глебыч? Да ты ведь слышала! В конце нашего разговора он сказал, что если человек создаёт в себе намерение изменить­ся, то он это сделает. Главное — желание!

— Я не дослушала ваш разговор, мне стало больно, и я ушла плакать, — сквозь рыдания, заикаясь, проговорила де­вушка. — Ты меня успокаиваешь, потому что ничего обо мне не знаешь! А ведь я погибшая. Понимаешь, погибшая, мне не стать другой. Если бы я и захотела... Есть гниды, которые не дадут это сделать. Если можешь, подскажи, как мне спа­стись?

— Как же я тебе подскажу, если мне о тебе ничего неиз­вестно? — сел я напротив рыдающей.

— Понимаешь, виновата во всем моя звериная природа, — начала свой ужасный рассказ Даша. — Мне с детства нрави­лось, когда меня раздевают глазами. С юности, почувствовав в себе силу, я стремилась управлять противоположным по­лом. А тут ещё бабуля, местная ведьма, научила меня тонко­стям сексуальной магии... Понимаешь, я знаю всё! В постели я такая хищница, не дай бог! Некоторые мужчины от пере­возбуждения теряли сознание!

— Не сомневаюсь, — вздохнул я. — Дурное — дело нехи­трое. Что дальше?

— Дальше то, что оказавшись в Питере, и следуя совету бабушки, я стала подыскивать себе того, кого можно на себе женить и беспрепятственно доить. Потому что для меня са­мым главным в жизни являются деньги и ещё раз деньги! Вскоре я нашла подходящего местного олигарха и сделала из него того, кого хотела. Он стал моим домашним животным... Хотя у него были и жена, и дети. Это он мне купил квартиру и «колёса». Но моя идиллия с ним продолжалась недолго. В одной из заграничных командировок он погиб. Как я потом узнала от его телохранителя, псевдо олигарха убили люди того, кто метил захватить его фирму. И вот появился новый хозяин. Мне тут же заявили, что и квартира, и «мерс» взя­ты на деньги фирмы. Следовательно, я не являюсь хозяйкой ни того, ни другого. Чтобы быть хозяйкой и иметь деньги, я должна теперь обслуживать своего нового шефа. Сначала я не соглашалась. За это они меня всей толпой изнасиловали и отобрали ключи от квартиры. Потом выяснилось, что из­насилование было устроено для хозяина. Когда надо мной издевались, этот извращенец, наблюдая за сценой, получал удовольствие и от этого возбуждался. Меня к нему отнесли на руках. Ты просто не можешь представить, что было дальше!

Тебе лучше этого не знать... Кстати, новый хозяин фирмы — тоже гибрид — полукавказец-полулатыш. Окружение же его всё из кавказцев. Мне было сказано, что два раза в месяц, если я хочу сохранить за собой квартиру и машину, меня будут так вот насиловать. Что делать, иначе мой дорогой шеф ни­как не возбуждается. Когда они нагрянули ко мне во второй раз, я попробовала на извращенце свою магию. Думала из­бавиться этим от похотливых джигитов, но оказалась полуза- душенной без сознания в больнице. Возбудившись, подонок во время близости попытался меня убить. Да и от группового изнасилования меня это не избавило.

— Ты рассказываешь такое, что я не в силах представить

— И не представляй, не надо, ты совсем другой. Я в пер­вый раз вижу такого парня, который меня не хочет. Сколь­ких бы я не встречала, все ко мне лезли только с одним. Пото­му я тебе и исповедуюсь. О том, что я тебе говорю, никто не знает. Не успела я вернуться из больницы, как вся их свора опять нагрянула ко мне на квартиру, теперь уже не по рас­писанию.

— Ты что, не могла куда-нибудь исчезнуть?! — не выдер­жал я. — Неужели ты настолько пала в своём желании иметь, что... — я не мог подыскать нужное слово.

— Что превратилась в низкую, отвратительную, полно­стью разложившуюся шлюху? — продолжила за меня девуш­ка.

— Такого я не говорил.

— Но подумал, — посмотрела на меня заплаканными гла­зами Даша. — Ты слушай-слушай, на этом дело не кончи­лось.

— Что же ещё?

— Нагрянувшие проделали со мной то же самое, только народу было в два раза больше, и шефа с ними не было. Ока­зывается, я ему надоела. Но «гвоздь программы» состоял в другом. Всю эту немудреную сцену тщательно засняли. Так из меня сделали порно звезду! Один из охранников пришёл ко мне в больничную палату, сам понимаешь, просто так для меня это не прошло, и сказал, что у шефа появился план снимать подобные фильмы со мной и в дальнейшем, но при съемках меня могут убить. И что лучше всего мне исчезнуть. Он передал мне на память вот эти фото. На, полюбуйся!

Даша сунула руку в карман халата и вынула оттуда тол­стую пачку цветных фотографий. Я машинально взял из её рук жуткие обличающие изображения, и мельком взглянув на них, положил пачку на колени девушки.

— Я так понимаю, именно по этой причине ты и приехала в деревню?

— Да, в основном по этой причине, — кивнула Даша.

— Можно тебе вопрос задать?

— Пожалуйста, — посмотрела она на меня с тревогой.

— Ты можешь обойтись без своей квартиры и машины, и без «левых» денег?

— Конечно, могу!

— Так в чём же дело? Обходись!

— Но мне страшно, что подонки вскоре меня найдут и продемонстрируют вот это, а то и кассету, моим родным,— девушка показала на пачку с фотографиями. — Они же сразу от горя умрут!

— Вот что! Я тебя понимаю! Если ты боишься за своего отца и маму, значит, с психикой у тебя все в порядке. Из вир­туальной реальности ты вернулась. Вернулась в мир людей! И поэтому считай меня своим близким другом.Я протянул девушке свою руку.

— И тебя не тошнит от моего присутствия и от того, что я тебе только что рассказала? — удивилась она, застенчиво протягивая мне свою красивую маленькую ладошку.

— Знаешь, не ошибается тот, кто ничего не делает. Ты мне вот что скажи, готово твоё сознание жить иными ценностями или нет? Главное — в этом!

— Конечно, готово! — заплаканные глаза Дашеньки про­яснились. — А как же мои мама и папа? Простые и добрые, такие дорогие мне люди, живущие здесь? Они же от меня от­вернутся! Я позор для всего Русского Севера! За мной сюда обязательно приедут! Понимаешь, приедут! И скажут всем, кто я!

«Пускай приезжают!» — усмехнулся я про себя, вспомнив своих новых друзей из деревушки.

Мы с Добраном Глебычем сделаем так, что с твоими истя­зателями никто здесь и разговаривать не будет. Надо только всё рассказать «старообрядцу». Но не тебе, я ему сам пове­даю. А ты не бойся, он твою беду давно почувствовал, но мне сказал, что в тебя верит. Что ты умная, значит, всё будет хо­рошо. Он попросил меня, чтобы я с тобой поговорил.

— А почему ты тогда ко мне не пришёл?

— Потому что ты ещё недавно до конца для себя не реши­ла. Слом произошёл, когда я тебя вытолкал за дверь! Ты же психолог, неужели не понимаешь? У тебя даже голос теперь стал другим. Час назад ты говорила почти басом, а сейчас нормальным своим голосом.

— Неужели всё, что ты мне сейчас говоришь, так и будет?— впервые за весь разговор девушка робко улыбнулась.

— Будет так, как я говорю. Главное — научись управлять своими инстинктами. Ты их сейчас обуздала, вот и держи врагов высокого и светлого от себя подальше. Это не так сложно, как тебе кажется. Главное — следи за своим эго. Вся беда в нём! И завтра же вперёд на помощь своей маме. Поня­ла? Помнишь, что Добран сказал про аристократизм?

— Конечно, помню.

— Вот и действуй. Чтобы тебя ни домашние, ни соседи не узнали. А всё остальное я беру на себя. До весны побудешь в деревне, а лучше махнуть на хутор. Думаю, Добран против не будет. Летом же либо отец, либо твоя мама слетают в твой ВУЗ за документами. Сколько тебе осталось доучиться?

— Два года.

— Доучишься где-нибудь в другом городе. Может, на Ура­ле или Сибири.... Ну как?

— Неужели моя жизнь может измениться?

— При одном условии: если ты изменишь себя.

— Я непременно изменюсь. Я уже другая, — твёрдо сказа­ла девушка.

— Вот и хорошо! Будем считать, что акт твоего нового рождения состоялся, — поднялся я со своего места, давая по­нять, что наш разговор окончен.

— У меня к тебе две просьбы, — робко посмотрела на меня Дашенька. — Пожалуйста, это для меня необходимо.

— Я слушаю.

— Первая просьба: если увидишь, что в моем поведении что-то не так, дай сразу знать! И вторая просьба, — девушка вдруг покраснела. — Можно я останусь с тобой до утра?

— Как это? — не понял я. — Моя персона изволит спать, а ты на меня будешь таращить глаза со своего кресла?

— Нет, совсем нет так, я хочу лечь с тобою рядом. Но не подумай обо мне плохо. Я не озабоченная и совсем не о сек­се. Просто мне хочется побыть рядом с настоящим парнем. Почувствовать его энергетическое поле. Ту силу, о которой многие девушки смеют только мечтать. Пойми, для меня это важно, очень важно!

— Ну, хорошо! — засмеялся я. — Вот будет здорово, если твоя мама к нам утром пожалует!

— Утром я пойду к корове вместо неё, — поднялась со сво­его места Дашенька.

— Новая жизнь началась! Часы уже работают. Ты молод­чина! — отодвинулся я, освобождая на простыне место для девушки.

Та, сбросив халат, совершенно голая плюхнулась рядом и, прижавшись ко мне всем своим телом, прошептала: '

— Спасибо!

Она лежала, не шевелясь, и о чём-то думала. А я думал о ней.

«По своей глупости провалилась в бездну, а теперь счаст­лива, что появилась надежда выкарабкаться. Но ведь мож­но было и не проваливаться. Почему так произошло? Всё из-за того, что забыла о подлинных ценностях. Я вспомнил утверждение Даши, что всему виной её дегенеративная природа. Что какая-то невидимая сила управляет ею с дет­ства. Заставляет делать не то, что она хочет. По её мнению, проснувшиеся звериные гены... Возможно, это и так, но где было её сознание? У нормального человека оно всегда должно стоять на страже подлинных ценностей. Значит, девчонка запуталась. Каким-то образом произошла под­мена ценностей. Под влиянием античеловеческой либе­рально-демократической пропаганды человек сломался. Родился в среде созидателей, но легко превратился в уро- да-потребителя. Отсюда и все несчастья. Даша говорила о неустойчивости психики. Что у гибридов она слабее и подвержена более лёгкой переориентации. Надо же, заня­лась самостоятельными исследованиями! Когда-то и я зани­мался чем-то подобным... Опять изобретение велосипеда. Почему? Да потому, что такое знание от социума скрыто. Вместо того, чтобы создать общечеловеческий институт для правильной жизненной ориентации потомков межрасовых браков, придуман миф, что все люди генетически одина­ковы. Все потомки кроманьонцев и ореньяков. А то, что у некоторых человеческих рас налицо видны генетические признаки архантропов, никого не волнует. Ни научные круги, ни политические их в упор не видят. Что это, если не проект? Долгосрочный, но достаточно надёжный, который проводится на Земле посредством межрасового смешения и мощного информационного воздействия. Зачем? Ответ прост: для того, чтобы превратить земное человечество в стадо эгоистичных звероподобных потребителей. Понятно, что такими людьми намного легче управлять. Но дело не в управлении. Если б этот сатанинский замысел касался толь­ко сфер одного управления, было бы не так страшно. Дело в другом. Гигантский планетарный проект перевода челове­ческого сознания в сферу одного материального — есть не что иное, как насильственная попытка остановить на земле ход духовной эволюции. Если такое произойдёт, то земной социум обречён. Высшим сферам или Творцу не нужен че­ловек, который использует своё сознание прежде всего для того, чтобы обслужить свою прямую кишку. Всё-таки мо­лодцы были наши предки, — вспомнил я про миссию Ви- ракочей, людей Кетцалькоатля, про Бочику, про великих египетских Шемсу-Гор, про Хуан-ди и Ян-ди. — На заре цивилизации им удалось невероятное. Придя к представи­телям гибридных полудиких рас и племен, они каким-то чудом сумели запустить маховик человеческой эволюции. Сумели сделать невозможное! Потому дикари и назвали их богами. И этот маховик до сих пор медленно вращается. Но враждебные силы пытаются всеми средствами его остано­вить. Этим и уничтожить земной социум. Как всегда бывает в таких случаях, используется тайное знание. Подонкам из­вестно, что уснувшие под воздействием воспитания и куль­туры гены при межрасовом скрещивании начинают снова действовать. Их надо только подтолкнуть. Этим и заняты средства массовой дезинформации».

Я невольно вспомнил, как в хрущёвском Советском Союзе, да и в позднем Брежневском, и по радио, и по телевидению без конца твердили только о материальном благосостоянии. О духовном развитии человека практически ничего не гово­рилось...

«Значит, границы Союза идею этого чудовищного проек­та смерти не сдержали. Впрочем, как и других менее важных проектов. Вот, что значит владение тайным знанием? «Мо­лодцы», у них это получается!»

Тут только до меня дошёл весь ужас происходящего. Рань­ше мне казалось, что я всё это знаю и понимаю. Но только сейчас я осознал чудовищность замысла на чувственном уровне.

«Что-то надо делать! Необходимо помешать осуществле­нию проекта, — думал я, рассматривая лампочку тускло горевшего ночника. — Надо торопиться, пока мы, русские, посредством межрасового смешения не превратились в ге­нетических полукровок-хищников. В Европе межрасовое смешение идёт по нарастающей. По данным некоторых демографов через пару веков исчезнут немцы, французы, итальянцы, англичане, ирландцы. Испанцы уже исчезают. Их осталось всего 40% от общего населения. В Россию ва­лом переселяются кавказцы, среднеазиаты, китайцы... Что это, как не мощная генетическая агрессия? С одной сторо­ны, русских стараются превратить в гибридов, с другой — пытаются целенаправленно уничтожить. Наверное, чтобы из их среды не появились новые «боги» культуртрегеры. Понятно, почему на Земле бытует мнение, что из России придёт спасение всей земной цивилизации... Наверное, в глубинах народной памяти сохранились воспоминания о древней цивилизаторской миссии наших предков. Надо же, как всё просто! Но люди об этом и не подозревают. Может, клан потомков «чуди белоглазой» сохраняется как ката­комбная единица именно для таких вот целей? Скорее все­го, так и есть».

Оторвавшись от своих мыслей, я посмотрел на лежащую рядом девушку. Прижавшись ко мне, она лежала, боясь по­шевелиться. Было видно, что Дашенька не спала.

«О чём она сейчас думает, эта несчастная? Интересно бы узнать? А может, ни о чём? Просто ей хорошо и спокойно. Справится ли она со своими инстинктами? Хочется верить, что справится. Добран прав: человек может всё! Главное — он должен захотеть... »

— Даша, — позвал я девушку. — Ты ведь не спишь. Давай я тебя по головке поглажу, и ты у меня уснёшь, убаюкаю, как маленького ребёнка? Тебе надо обязательно выспаться, иначе завтра будешь сонной мухой. Ты не против?

— Нет, конечно, только меня никто никогда по голове не гладил...

— Ты вот что, если хочешь быть счастливой, не тяни за со­бой хвост из прошлого. Забудь, выброси из своего сознания всё, о чём ты мне рассказала. Внуши себе, что это было не с тобой. Просто ты видела ужасный фильм про одну глупую девчушку. Договорились?

— Попробую, — прошептала девушка. — Хорошо, что я тебя встретила. Когда ты меня выгнал, я сразу поняла, что ты можешь меня спасти... и ты меня уже спас.

— Всё, хватит болтать, закрывай глазки и постарайся ус­нуть.

И я стал потихоньку гладить золотые волосы девушки. Минут через десять тело Дашеньки резко дёрнулось, и я по­нял, что она погрузилась в царство Морфея.

«Уснула счастливой, — подумал я о своей подопечной. — Пусть отдыхает! Теперь можно обдумать, как представить её беду старейшине. Интересно, пойдёт он навстречу девушке? Конечно же, пойдёт! По-другому и быть не может. Но как сделать так, чтобы нам поговорить наедине? Что-нибудь придумаю», — заключил я.

И тут мой взгляд упал на пачку брошенных Дашей фото­графий. Они лежали рядом с кроватью на кресле.

«Надо их срочно убрать! Не дай бог в комнату войдёт мама Дашеньки. То, что её дочь спит со мной, она, думаю, поймёт, но если увидит фото, то умрёт от разрыва сердца».

И я тихонько дотянулся до пачки, попытался сунуть её себе под подушку. От моей неловкости несколько цветных изображений выпало. И я невольно обратил на них своё-вни­мание. Это, как и говорила Даша, были кадры из страшного душераздирающего порно фильма. Толпа уродливых, как оборотни, лохматых, темнокожих полуобезьян с вытаращен­ными похотливыми глазами и зверскими лицами наслажда­лась видом золотоволосой русской девушки! Её лицо, иска­жённое ужасом и страданием, излучало такую тоску, что у меня сжалось сердце!

«Сколько подобного происходит у нас сейчас, в России!— думал я. — И кавказцы, и Средняя Азия хлынули в мою Родину, как на охоту за трофеями. Для них добыча всё: и наши рынки, и российские предприятия, которые они пы­таются захватывать, и «дэньги», и, конечно же, белокурые русские красавицы. Россия превратилась в вотчину для таких охотников. И наши либеральные законы весь этот беспредел негласно поощряют: русским, по сути, запреще­но защищать свои культурные ценности, своих родных и близких, своих женщин и свою землю. Законы государства против коренной нации. За межнациональные конфликты сажают одних нас, русских... Конечно, это проект. Проект по духовному слому нашего народа. Попал бы я в их «ма­лину»! — ещё раз взглянул я на жуткое фото. — Никто бы живой не вышел! Хотя виноваты, конечно, не охотники, а дура, которая приняла псевдоценности. Хорошо, что при­шла в себя. Но сколько таких в России, которых уже не вер­нуть. Они полностью сломаны и свою жизнь иной не пред­ставляют».

Я спрятал фото и заставил себя уснуть. Но лучше бы не засыпал. Во сне я увидел тот же самый ужас: передо мной возникла пещера. У входа в неё пылало зловещее пламя ко­стра. За стенами пещеры царила непроглядная ночь. Где-то невдалеке выли волки, и на них лаяли дикие собаки. А в пе­щере вокруг костра пировала орда лохматых, коренастых, кривоногих уродов. Очевидно, неандертальцев. Полуобе­зьяны разрубали каменными топорами и кусками оббито­го окровавленного кремня не туши зверей, а тела убитых ими людей белой расы — кроманьонцев. Они со знанием дела раскалывали черепа и красными от крови лапами до­ставали из них человеческий мозг. Лакомые куски тут же пережевывались мощными челюстями. Остальные части расчленённых тел: руки, ребра, ноги перед едой слегка поджаривали на огне. Весь пол пещеры был залит кровью, завален человеческими потрохами. Слышались гортанные крики, рычание, какое-то бормотание и причмокивание. В нос бил нестерпимый запах свежего мяса, потрохов, крови и вони от снующих туда-сюда омерзительных сутуловатых звероподобных созданий. Но вот мои глаза увидели другую сцену: откуда-то из глубины грота две человекообезьяны принесли бьющуюся обнажённую золотоволосую девушку. Они бросили её на пол пещеры прямо в лужу крови. Ее тут же со всех сторон обступили могучие лохматые самцы-не­андертальцы, потрясая возбуждённой плотью. Их похотли­вые рыла мне казались знакомыми. Где-то я их уже видел. Но где? В этот момент расталкивая самцов к девушке бро­сились их самки. Уродливые, с отвисшими болтающими­ся грудями, злыми, тупыми, забрызганными человеческой кровью мордами. Сначала самки дикими голосами неисто­во кричали на несчастную. Очевидно, это был особый риту­ал. А потом бросились на неё всей своей жуткой стаей. Они вцепились в её волосы, били лапами по её перепуганному лицу, кусали нежное точеное тело своими звериными зуба­ми. Девушка исступленно кричала, но вот ритуал окончен. Возбуждённые самцы, рыча и завывая, пинками и ударами расшвыряли своих остервеневших женщин. И к окровав­ленной девушке, предвкушая удовольствие, поскуливая с рычанием, подступил первый самец, скорее всего, вождь стаи. И вдруг что-то со мной произошло. От напряжения потемнело в глазах, но связывающие мои руки корни под­дались. Оказавшись на свободе, я схватил подвернувшийся каменный топор и обрушил его на голову одного самца, по­том на голову другого, третьего.

— Беги! — закричал я изо всех сил девушке. — Беги и про­щай!

Краем глаза я увидел, как моя соплеменница, вскочив на ноги, птицей пролетела прямо сквозь пламя костра и оказа­лась за входом в пещеру.

«Молодец!» — отметил я про себя.

Меня же обступили со всех сторон опомнившиеся воору­жённые неандертальцы. От своего крика я проснулся. Перед глазами всё ещё стоял ужас пещеры людоедов, а обаняние чувствовало запах крови. И вдруг перед собой я увидел лицо Даши. Очевидно, мой крик разбудил её. Девушка поднялась и села рядом.

— Я от них убежала, Юра. Прыгнула в реку и уплыла. Ты меня спас...

Сначала её слов я не понял.

— От кого убежала? Почему уплыла? Мы что, были оба в одном сне?

Тут только до меня дошёл смысл ею сказанного.

— Но такого не бывает!

— Наверное, бывает, — сказала Даша задумчиво. — Мы оба увидели наше прошлое, то далёкое прошлое, когда ты меня спас от стаи полуобезьян. Вот, почему я тебе довери­лась. Просто я тебя узнала.

— Возможно, так и есть, — заключил я. — А мир на самом деле тесен. Не в этой, но в прошлой жизни мы с тобою встре­чались.

— Может быть, даже любили друг друга, — опустила свою голову девушка.

Я взглянул на часы.

— Тебе пора, Даша, иначе мама тебя опередит. Забери вот это — и сразу в печь! — протянул я ей фотографии. — Чтобы никто не знал. И запомни: ничего того, что на них изобра­жено, не было. Был кошмарный сон, такой же, в каком мы только что побывали... Поняла?

Девушка кивнула и, накинув на голые плечи халат, унес­лась к себе в комнату. Через несколько минут раздались её торопливые шаги на кухню.

«Гора с плеч! — думал я. — Свершилось! Удалось, казалось бы, невозможное. Но каков Добран?! Вот это интуиция! По­нял старейшина, что и девчонка не потерянная, и я имею к ней ключ. Вот она, настоящая психология!! Куда до него всем этим Фрейдам, Юнгам, Ясперсам и им подобным!»

Вставать мне не хотелось. И я, откинувшись на подушку, погрузился в анализ своего кошмарного сна. Подсознание показало мне моё далёкое прошлое. То, что это именно так, подтвердил сон Даши. Но вместе с тем, оно показало и дру­гое: Дашины слова, что она убежала и уплыла от преследо­вателей по реке, говорят сами за себя. Вода во сне — прямое указание на знание. Значит, девушка на самом деле роди­лась заново, и ступит снова на путь духовной эволюции... Надо только позаботиться о её опекунах. Думаю, с Добраном Глебычем мы это дело обмозгуем.

 

Глава 27