Падение Агригента привело к тому, что еще несколько материковых го­родов Сицилии перешло на сторону римлян. Зато приморские центры, бо­ясь карфагенского флота, крепко держались, а неприятельские суда начали нападать на побережье Италии. Римскому правительству стало ясно, что без флота дальше воевать невозможно. Тогда с величайшей энергией было приступлено к постройке крупных боевых судов. С необычайной быстротой построили 100 пятипалубных и 20 трехпалубных кораблей. Для них требо­валось не меньше 30 тыс. искусных гребцов. Часть их доставили морские союзники, но большую часть пришлось набрать из совершенно необучен­ных италийских крестьян и городской бедноты. Для ускорения дела одно­временно с постройкой судов гребцов обучали гребле на суше, посадив их на скамьи в том самом порядке, как они должны были сидеть на кораблях.

Молодой римский флот сильно уступал карфагенскому: суда были не­поворотливы, экипаж плохо обучен, опытных капитанов мало. Чтобы ком­пенсировать эти недостатки и использовать боевые качества римской пе­хоты, на судах было применено следующее изобретение, быть может, за­имствованное из Сиракуз. В носовой части кораблей были устроены перекидные мостки с крючьями на конце и перилами по бокам. Когда рим­ский корабль сближался с неприятельским, мостки перекидывались на палубу противника, и по ним устремлялась пехота. На палубе завязывал­ся рукопашный бой, в котором римляне не имели себе равных. Это при­способление на солдатском жаргоне получило название «ворон». Его при­менили с огромным успехом в первом же крупном морском сражении.

Вот как описывает это изобретение римлян Полибий (I, 22): «Так как корабли римлян вследствие дурного устройства были неловки в движениях, то на случай битвы придумано было кем-то следующее приспособление: на передней части корабля утверждался круглый столб в четыре сажени длиною и в три ладони в поперечнике, с бло­ком наверху. К столбу прилажена была лестница, подбитая с помо­щью гвоздей поперечными досками в четыре фута ширины и в шесть сажен длины. В дощатом основании лестницы было продолговатое отверстие, коим лестница и накладывалась на столб в двух саженях от начала ее; по обоим продольным краям лестницы сделаны были перила вышиною до колен. На конце столба прикреплено было не­что наподобие железного заостренного песта с кольцом наверху, так что все вместе походило на орудие хлебопека; через кольцо прохо­дил канат, с помощью которого во время схватки судов ворон подни­мался на блоке и опускался на палубу неприятельского корабля спе­реди или с боков, когда во избежание бокового нападения нужно было повернуть корабль в сторону. Как только вороны пробивали палуб­ные доски и таким образом зацепляли корабли, римляне со всех сто­рон кидались на неприятельское судно, если сцепившиеся корабли стояли бок о бок; если же корабли сцеплялись носами, тогда воины переправлялись по самому ворону непрерывным рядом по двое. При этом шедшие во главе воины держали щиты пред собою и отражали удары, направляемые с фронта, а следующие за ними опирались кра­ями щитов о перила и тем ограждали себя с боков. Сделав такого рода приспособления, римляне выжидали благоприятного момента для морской битвы».

В 260 г. после нескольких мелких столкновений римский флот под ко­мандой консула Гая Дуилия встретился с карфагенским около мыса Милы (Mylae) на северном берегу Сицилии, к западу от Мессаны. Карфагеняне были разбиты и бежали, потеряв 50 судов.

Полибий (I, 23) так описывает этот знаменитый бой: «При виде этого карфагеняне, исполненные презрения к неопытности римлян, с радостью и поспешностью вывели в море сто тридцать кораблей[146], которые все носа­ми вперед пошли навстречу неприятелю; карфагеняне не находили даже нужным соблюдать боевой порядок и шли как бы на верную добычу... По мере приближения карфагеняне замечали на передних частях всех кораб­лей поднятые вороны; сначала они недоумевали и удивлялись никогда невиданным приспособлениям. Наконец, движимые пренебрежением к вра­гу, первые корабли смело открыли сражение. Во время схватки суда каж­дый раз сцеплялись с помощью описанных орудий, причем люди немед­ленно переправлялись по самому ворону, и бой происходил на палубах. Часть карфагенян была истреблена, другие в ужасе сдавались неприятелю сами, ибо морская битва обратилась в подобие сухопутной».

Известие о мильской победе[147] вызвало взрыв восторга в Риме. Дуилию была воздвигнута на форуме колонна, украшенная носами захваченных кораблей и торжественной надписью.

Непосредственным результатом победы 260 г. была экспедиция рим­ского флота под начальством консула 259 г. Л. Корнелия Сципиона в Сар­динию и Корсику. Город Алерия на Корсике был захвачен, а около Сарди­нии преемник Сципиона в следующем году разбил карфагенскую эскадру.

В Сицилии после временных неудач римляне сконцентрировали круп­ные силы и оттеснили противника в западную часть острова.

Африканский поход

Однако операции в Сицилии затянулись. На западном побережье кар­фагеняне владели сильными морскими крепостями Лилибей и Дрепаны, захватить которые было нелегко. Поэтому в Риме родился смелый план, опиравшийся на неслыханные успехи флота, — нанести Карфагену реши­тельный удар в Африке.

Летом 256 г. огромный римский флот из 330 судов отплыл из Мессаны в Африку, двигаясь вдоль восточного берега Сицилии. Большая часть флота состояла из боевых пятипалубных кораблей. В составе его находилось так­же много транспортов. Эту армаду обслуживало около 100 тыс. гребцов, 40 тыс. пехоты предназначалось для операций в Африке. Флотом коман­довали оба консула 256 г. — Луций Манлий Вульсон и Марк Атилий Регул.

Обогнув юго-восточную оконечность Сицилии, римляне пошли вдоль юго-западного берега. Здесь их встретил карфагенский флот, состоявший из 350 судов. Количество людей на нем было не меньше 150 тыс. Около мыса Экном разыгрался морской бой — один из самых крупных в древней истории.

Благодаря Полибию мы располагаем подробным описанием этой бит­вы: «Всего войска в римском флоте было около 140 тыс., причем на каждом корабле помещалось по 300 гребцов и по 120 солдат. С дру­гой стороны, и карфагеняне снаряжали свое войско с величайшим старанием, но вооружение их всецело рассчитано было только на морскую войну. Число войска их, судя по кораблям, превышало 150 тыс. человек. Не только свидетель-очевидец, но и каждый слуша­тель, соображающий на основании числа воинов и кораблей, был бы изумлен величием борьбы, богатством и мощью обоих государств. Римляне знали, что им предстоит плавание в открытом море, что неприятель превосходит их быстротою кораблей, поэтому всячески старались обеспечить себя и сделать несокрушимым самое располо­жение своих сил. С этой целью они поставили впереди близко друг к другу два шестипалубника, на которых находились консулы Марк Атилий и Луций Манлий; за каждым из них следовали корабли по одному в ряд, так что за одним кораблем стоял первый флот, а за другим — второй; с каждым следующим кораблем оба флота расхо­дились все больше. Корабли стояли один за другим так, что носы их обращены были наружу.

Выстроив первый и второй флот правильным клином, римляне при­соединили к нему третий легион, расположенный в одну линию, бла­годаря чему весь боевой строй их имел вид треугольника. За линией третьего флота они поместили грузовые суда и от них протянули канаты к кораблям третьего флота. За грузовыми судами поставлен был четвертый флот, так называемые триарии; он вытянут был в одну линию так, что с обеих сторон выступал за передние корабли. Когда все флоты были выстроены указанным выше способом, общий вид строя представлял подобие клина, одна часть которого, у вершины, была полая, другая, у основания, сплошная; целое же приспособле­но к сопротивлению и нападению, и в то же время разорвать строй было нелегко... Когда римляне увидели, что карфагеняне выстрои­лись в длинную тонкую линию, то устремились на центр; это и было началом сражения. Находившиеся в центре карфагеняне, согласно команде, быстро обратились в бегство, дабы расстроить неприятель­скую линию. Чем быстрее карфагеняне отступали, тем ревностнее преследовали их с тыла римляне...

Когда первый и второй флот отошли, казалось, на значительное рас­стояние, Гамилькар подал сигнал со своего корабля, карфагеняне все разом повернули назад и ударили в преследующих. Завязался жес­токий бой, в котором значительный перевес на стороне карфагенян зависел от того, что при быстроте своих кораблей они заходили за неприятельскую линию, легко подплывали и быстро отступали. С другой стороны, и римляне питали не меньшую надежду на победу, потому что в схватках дрались с ожесточением, зацепляли с помо­щью воронов всякий приближавшийся корабль; к тому же в битве участвовали оба консула, и солдаты сражались на виду у начальни­ков. Таков был ход битвы на этом месте.

В то же время правое крыло карфагенян с Ганноном во главе, при первой схватке находившееся на некотором расстоянии, пронеслось по морю и ударило на корабли триариев, чем поставило их в боль­шое затруднение. Те из карфагенян, которые стояли было вдоль бе­рега, переменили прежнее свое положение, вытянулись в линию и, обратив корабли носами вперед, напали на флот, тянувший грузовые суда; но римляне сбросили канаты, сразились с неприятелем и дер­жались твердо. Таким образом, все дело разбилось на три части, за­вязалось три морских сражения на значительном расстоянии одно от другого... Битва решалась отдельными схватками: так и бывает обыкновенно в тех случаях, когда противники совершенно равно­сильны... пока наконец корабли Гамилькара не были оттеснены и не обратились в бегство. Тогда Луций взял на буксир захваченные корабли, между тем как Марк, завидев бой у флота триариев и у грузо­вых судов, поспешил к ним на помощь с нетронутыми еще корабля­ми второго флота. Когда он подошел к Ганнону и вступил с ним в бой, триарии быстро воспрянули духом и, хотя положение их стано­вилось уже трудным, снова ринулись в битву. Карфагеняне, тесни­мые одними с фронта, другими с тыла, сильно терпели и, будучи окружены неожиданно подоспевшими на помощь кораблями, не вы­держали и стали отступать в открытое море... Так шли дела в отдельных схватках; что касается всей битвы, то и здесь перевес был на стороне римлян. Из их кораблей погибло 24, из карфагенских больше 30. Из римских кораблей ни один не попал в руки неприятелей вместе с командою, тогда как карфагенских — 64».

Потрепанный неприятельский флот отступил к берегам Африки для охраны Карфагена. Римляне беспрепятственно высадились около г. Клупеи на восточном побережье, недалеко от столицы. Они вытащили кораб­ли на сушу, окружили их рвом и валом и приступили к осаде Клупеи. Го­род был скоро взят. Оставив в нем гарнизон, римляне принялись опусто­шать страну. Они захватили много скота и больше 20 тыс. пленных.

Тем временем из Рима пришел приказ, чтобы один из консулов с доста­точными силами остался в Африке, а другой вернулся домой с флотом, пленными и остальной частью войска. Это распоряжение, вероятно, было вызвано следующими соображениями. Быстро овладеть укрепленным Кар­фагеном наличными силами было невозможно. Необходимы были подкреп­ления, которые могли прибыть в Африку не раньше весны. Держать там и кормить массу гребцов, воинов и пленных было бы очень трудно, к тому же для доставки подкреплений требовался флот. Быть может, известную роль также играло недовольство италийских крестьян, которые впервые на такой долгий срок были оторваны от своих хозяйств[148]. Вероятно, тако­вы были мотивы, продиктовавшие сенату его роковой приказ.

В Африке остался Регул с 15 тыс. пехоты, 500 всадниками и 40 судами. Он продолжал опустошать страну и, подвигаясь к Карфагену, осадил г. Адис. Карфагенское войско явилось на выручку. Оно превосходило рим­лян кавалерией и имело слонов, но его командование неосторожно всту­пило в бой на неудобной позиции и потерпело жестокое поражение, поте­ряв даже лагерь. Регул вплотную подошел к Карфагену, заняв г. Тунет (Ту­нис) и устроив там свой зимний лагерь.

Положение Карфагена стало критическим. Нумидяне с приходом рим­лян восстали против карфагенского господства и также начали опустошать страну. В городе скопилось множество беглецов, начался голод. Регул, окрыленный успехами и желая закончить войну до весны, предложил кар­фагенскому правительству вступить в мирные переговоры. Карфагеняне с радостью ухватились за это предложение. Однако римский консул, чело­век ограниченный, полный самомнения и плохо разбиравшийся в обста­новке, предъявил такие унизительные условия, что они были категориче­ски отвергнуты. Переговоры прервались.

Теперь римляне стояли в бездействии перед Карфагеном. Регул даже не попытался заключить союз с нумидянами, очень важный для него, так как только они могли бы снабдить его конницей. Тем временем доведен­ные до отчаяния карфагенские власти развили бурную деятельность. Вер­бовщики привезли отовсюду большое количество наемников, среди кото­рых был талантливый спартанский командир Ксантипп. Он опытным гла­зом сразу оценил обстановку и дал карфагенскому командованию несколько дельных советов. Правительство оказалось настолько разумным, что по­ставило его во главе армии. Ксантипп провел ее реорганизацию и поднял боевой дух солдат. В Карфагене произошел резкий перелом настроения.

Когда Ксантипп увидел, что настал подходящий момент, он вывел про­тив Регула свое войско, состоявшее из 12 тыс. пехоты, 4 тыс. конницы и около 100 слонов. Тактика Ксантиппа резко отличалась от той, которую карфагеняне практиковали до него: учитывая свое превосходство в конни­це и наличие слонов, он занял позиции на равнине. Несмотря на это, Регул неразумно принял предложенный ему бой. Римляне потерпели полное поражение: большая часть их была раздавлена слонами и истреблена кон­ницей, 500 человек вместе с Регулом попали в плен и только 2 тыс. уда­лось бежать и укрыться в Клупее.

Когда известие об этой катастрофе пришло в Рим, там уже был готов огромный флот из 350 судов для продолжения африканской экспедиции. Но теперь растерявшийся сенат решил ликвидировать африканский театр и спасти только те 2 тыс. солдат, которые в Клупее мужественно отбивали все атаки карфагенян. Римский флот в начале лета 255 г. вышел в море и направился в Африку. У африканского побережья он без труда разбил вы­шедшую ему навстречу карфагенскую эскадру, захватив 24 корабля. Рим­ляне пристали к Клупее, забрали остаток армии Регула и сейчас же отплы­ли обратно. Но у южных берегов Сицилии флот попал в ужасный шторм: из 364 судов уцелело только 80. Погибло около 70 тыс. гребцов и 25 тыс. солдат.

«История не знает более тяжкого несчастья, разом обрушившегося на море, — говорит Полибий. — Причина его лежит не столько в судьбе, сколько в самих начальниках. Дело в том, что кормчие долго и настойчиво убеждали не идти вдоль берега Сицилии, обращенного к Ливийскому морю, так как море там глубоко и высадка на берег трудна... Всем этим консулы пренебрегли и пустились в открытое море, желая устрашить одержанною победою некоторые из лежащих по пути городов Сицилии и таким обра­зом овладеть ими... Вообще римляне во всех случаях действуют силою, и раз какая-либо цель поставлена, они считают для себя обязательным дос­тигнуть ее, и раз принято какое-либо решение, для них не существует ни­чего невозможного» (1, 37).

Таким образом, африканский поход кончился страшной катастрофой. Причины ее нужно искать не столько в объективных, сколько в субъек­тивных моментах. Конечно, организация большого заморского похода была очень сложна, а римляне еще не имели никакого опыта в предприя­тиях подобного рода. Но трудности не были непреодолимы, о чем гово­рит создание боеспособного флота. Однако, хорошо организовав экспе­дицию, сенат не сумел довести ее до конца. Основной ошибкой явилось отозвание большей части экспедиционной африканской армии. Нельзя было также оставлять в Африке бездарного Регула, который не сумел воспользоваться благоприятным моментом для заключения выгодного мира. Если бы он был благоразумнее в своих требованиях, мир, несом­ненно, был бы заключен еще в 256 г. на условиях отказа Карфагена от Сицилии и Сардинии и уплаты контрибуции. Глупое упорство консула стоило Риму еще 15 лет войны и неисчислимых потерь, а результаты все равно были те же самые.

Наконец, ошибкой было и очищение Клупеи в 255 г. Начав такую экс­педицию, нужно было во что бы то ни стало довести ее до конца, не сму­щаясь гибелью первой оккупационной армии.

Война в Сицилии

Война теперь ограничивалась главным образом Сицилией. В первый момент после гибели флота римляне нашли силы построить в течение трех месяцев 220 новых судов[149], с помощью которых предприняли комбиниро­ванную операцию против одного из самых важных центров карфагенского господства в Сицилии — г. Панорма (Палермо). Он был осажден с моря и суши и взят штурмом. Этот крупный успех вызвал переход на сторону Рима еще нескольких городов северного побережья. Взятие и полное раз­рушение карфагенянами Агригента, происшедшее незадолго до этого, едва ли могло компенсировать потерю Панорма. Зато на море римляне еще раз потерпели крупную неудачу. В 253 г. римский флот направился к берегам Триполитании, но из-за незнания фарватера сел на мель и снялся только с большим трудом. На обратном пути у берегов Италии его застигла буря, потопившая 150 судов.

Только после этого сенат должен был признать, что римское мореход­ство стоит на крайне низком уровне. Можно было разгромить карфаген­ский флот, применяя тактику пехотного боя; гораздо труднее оказалось бороться с морской стихией. Это сознание вместе с огромными потерями в людском составе и материальной части, а также истощением государ­ственной казны вызвали временный переход к сухопутной войне.

В 250 г. карфагеняне появились с суши перед Панормом. У них было много боевых слонов, страшная память о которых была еще жива у рим­

лян со времени экспедиции Регула. Римский командующий, консул преды­дущего года Л. Цецилий Метелл, не дал себя спровоцировать на выход в поле и отсиживался за рвом, который он провел перед стенами города. Тогда карфагеняне, потеряв терпение, атаковали римские позиции. Сло­ны, израненные стрелами и дротиками римлян, испугались, повернули на­зад и смяли свои же войска. В этот момент Метелл ударил по врагу глав­ными силами. Карфагеняне обратились в беспорядочное бегство. Несколько десятков слонов попало в руки победителей. Значение панормской битвы состояло главным образом в том, что она рассеяла панический страх рим­лян перед слонами.

У карфагенян остались только два крупных центра в Сицилии — мор­ские крепости Лилибей и Дрепаны. В том же 250 г. новые консулы Гай Атилий и Манлий Вульсон начали осаду Лилибея с суши и моря. В их распоряжении были крупные силы: 4 легиона и 200 судов. Но и гарнизон Лилибея насчитывал около 20 тыс. бойцов. К тому же город был окру­жен сильными стенами и глубоким рвом, а доступ к нему с моря был очень труден благодаря лагунам. В Дрепанах стоял карфагенский флот, помогавший осажденным. Поэтому осада Лилибея приняла затяжной ха­рактер, несмотря на высокое инженерное искусство римлян. В конце концов карфагенянам удалось даже сжечь осадные сооружения и заста­вить римлян перейти к блокаде крепости, которая тянулась до самого конца войны.

В довершение римский флот испытал тяжелое поражение у вхо­да в гавань Дрепан при попытке захватить там карфагенские суда. Правда, нужно отметить, что это было единственное серьезное поражение на море за все время войны, так как остальные потери были причинены погодой, однако оно стоило римлянам около 100 кораблей и сделало невозможной полную блокаду Лилибея.

Вскоре после этого море и неопытность моряков снова сыграли над римлянами злую шутку. Римский флот в 120 судов, конвоировав­ший транспорты с продовольствием для армии, осаждавшей Лилибей, попал в шторм и почти полностью был уничтожен. Рим снова остался без флота, и продовольствие для лилибейской осадной ар­мии пришлось доставлять сухим путем.

Только одну блестящую операцию среди ряда неудач этого периода рим­ляне могли записать в свой актив. Им удалось занять сильным отрядом возвышенность и г. Эрикс в тылу у Дрепан. Это дало возможность пере­резать ведущие туда сухопутные дороги. Таким образом, оба города, в ко­торых еще держались карфагеняне, были отрезаны с суши и только мор­ским путем могли сноситься с внешним миром.

Несмотря на этот успех, положение Рима продолжало оставаться очень трудным вследствие полного истощения денежных средств и катастрофи­ческого уменьшения людских резервов. В Карфагене в это время, по-види­мому, взяла верх аграрная группа знати, во главе которой стоял Ганнон, прозванный Великим. Это группа, как указывалось выше, была мало заин­тересована в завоеваниях на море и свое внимание направляла на афри­канскую территорию. Смена власти в Карфагене объясняет нам сравни­тельно низкую активность карфагенского флота в начале 40-х годов, а так­же попытку завязать с Римом переговоры. В Рим было отправлено по­сольство с предложением обменяться пленными. Возможно, что ему было также дано поручение нащупать почву для мирного соглашения. Но из переговоров ничего не вышло.

Анналистическая традиция рассказывает, что с карфагенским посоль­ством был отправлен пленный Регул, который должен был уговорить се­нат согласиться на обмен. Однако он посоветовал римлянам категориче­ски отвергнуть всякие предложения, за что якобы впоследствии был заму­чен в плену.

В 247 г. во главе карфагенских войск в Сицилии был поставлен Гамилькар по прозвищу Барка (т. е. молния) — молодой, энергичный и способ­ный человек. Его назначение, по-видимому, свидетельствовало о том, что в карфагенском правительстве вновь произошла смена партий и решено было оживить военные действия. Гамилькар начал с того, что напал на южное побережье Италии и опустошил его. Затем он высадился между Панормом и Эриксом и занял горное плато Эйркте. Местность была чрез­вычайно удобна для обороны и имела прекрасную гавань. С нее Гамилькар стал угрожать римлянам по обоим направлениям: в сторону и Дрепан, и Панорма. Отсюда он предпринимал набеги по суше в глубь Сицилии и по морю к берегам Италии. Три года спустя (в 244 г.) Гамилькару удалось захватить и Эрикс. Только вершина горы со знаменитым храмом Афроди­ты (Венеры) осталась в руках галльских наемников, находившихся на служ­бе у Рима.

Окончание войны

К концу 40-х годов стало ясно, что война зашла в тупик и не может быть доведена до успешного конца без решительной победы на море. Обе воюющие стороны были страшно истощены, особенно Рим. Тогда рим­ский сенат пошел на крайнюю меру: было решено произвести государствен­ный заем (трибут) у богатых людей и на собранные деньги построить но­вый флот. Занятые суммы предполагалось вернуть впоследствии, когда государство разбогатеет. Таким путем к 242 г. было построено 200 пяти­палубных судов усовершенствованного типа. С этими силами в начале лета 242 г. консул Гай Лутаций Катул вышел в море, направляясь к Дрепанам. Карфагенский флот в это время находился в своих гаванях в пол­ном бездействии, а когда почти год спустя он появился на театре воен­ных действий, то был очень плохо экипирован. Для карфагенского пра­вительства возрождение римского флота было, вероятно, полной неожиданностью. Карфагенская олигархия снова была занята войной в Африке и всю тяжесть борьбы в Сицилии возложила на Гамилькара и его наемников, ослабив боевую готовность флота. Это была роковая и не­поправимая ошибка.

Катул, пользуясь отсутствием крупных карфагенских сил на море, за­нял гавань Дрепан и морские подступы к Лилибею. Таким образом, впер­вые была осуществлена полная блокада обеих крепостей. Гарнизоны их начали страдать от голода.

Наконец, в марте 241 г. появился большой карфагенский флот, нагру­женный продовольствием для осажденных, с плохо обученным экипажем. Предполагалось, что суда пристанут сначала к Эриксу и возьмут людей у Гамилькара. Но Катул разрушил этот план и встретил карфагенян у Эгатских островов, к западу от сицилийского побережья. Все преимущества в битве были на стороне римлян. Карфагеняне потеряли 120 судов, осталь­ные бежали.

Битва при Эгатских островах закончила войну. Карфаген мог бы еще продолжать борьбу на море, построив новый флот. Деньги для этого при желании можно было найти, хотя карфагеняне за это время потеряли свои серебряные рудники в Испании. Но карфагенская олигархия не склонна была жертвовать своими интересами так, как это сделал римский нобили­тет. Своекорыстная и жадная, она показала на всем протяжении своей ис­тории, что была неспособна к самопожертвованию, что у нее был ограни­ченный кругозор, что в погоне за незначительными барышами в данную минуту она часто теряла крупные выгоды в будущем. К этому нужно доба­вить, что в 40-х годах, как указывалось выше, внешнюю политику Карфа­гена в целом определяла земельная знать. Наконец, даже если бы новый флот был построен, он не успел бы спасти от сдачи Лилибей и Дрепаны, население которых умирало с голоду. А эта сдача означала бы оконча­тельную потерю Сицилии, из-за которой и велась война.

Карфагенский сенат дал полномочия Гамилькару вступить в перегово­ры с Катулом и добиться приемлемых условий мира. Оба главнокоманду­ющих выработали текст предварительного мирного договора, который со­общает Полибий (I, 62, 8—9):

«На нижеследующих условиях, если они угодны будут и народу рим­скому, должна быть дружба между карфагенянами и римлянами: карфаге­няне обязаны очистить всю Сицилию, не воевать с Гиероном, не ходить войною ни на сиракузян, ни на союзников их; карфагеняне обязаны выдать римлянам всех пленных без выкупа; карфагеняне обязаны уплатить рим­лянам в продолжение двадцати лет две тысячи двести эвбейских талантов серебра».

Римское правительство отказалось ратифицировать договор, который оно нашло слишком мягким. В Сицилию была отправлена комиссия из 10 человек для изучения вопроса на месте. Однако из личных переговоров с Гамилькаром комиссия убедилась, что добиться сколько-нибудь существен­ного изменения договора невозможно и что Карфаген в случае надобности готов продолжать войну. Поэтому основы предварительного договора ос­тавили неизменными, усилив только некоторые обязательства карфагенян: срок уплаты сократили до 10 лет, сумму контрибуции увеличили до 3,2 тыс. талантов и обязали карфагенян очистить все острова, лежащие между Сицилией и Италией (т. е. Липары). На этих условиях договор был утвер­жден римским народным собранием (241 г.).

Так окончилась первая война между Римом и Карфагеном, длившаяся 23 года и стоившая обеим сторонам чрезвычайного напряжения сил. Впро­чем, для Карфагена конец войны не принес ничего катастрофического (если не считать восстания наемников). Конечно, потеря Сицилии[150], а затем, как увидим ниже, и Сардинии была неприятна. Но при огромных колониаль­ных возможностях Карфагена эту потерю можно было компенсировать (что и сделали потом за счет Испании). Что же касается контрибуции в 3,2 тыс. талантов, то заплатить ее Карфагену при его колоссальных доходах также не стоило большого труда.

Гораздо важнее оказались последствия войны для Рима. Самым суще­ственным было приобретение большей части Сицилии, которая стала пер­вой провинцией Рима в новом понимании этого слова. Это приобретение отразилось и на италийской экономике, поскольку Сицилия стала глав­ным центром крупного рабовладельческого хозяйства, и на всей системе римской администрации. Сицилию, за исключением царства Гиерона, Мессаны и еще нескольких городов, оставленных на правах союзников, уже нельзя было рассматривать в качестве равноправного члена италий­ской федерации. Это была чужая территория, завоеванная силой римского оружия и раньше управлявшаяся карфагенянами на началах подданства. Эти начала были теперь усвоены и Римом. Территория сицилийской про­винции стала рассматриваться как собственность римского народа, а ее население — как бесправные подданные, обязанные уплачивать римским квесторам ¹/₁₀ часть доходов и подчиненные неограниченной власти римс­ких наместников (преторов). По типу Сицилии стали потом управляться и другие провинции Рима.

Первая Пуническая война закончилась поражением Карфагена. Поче­му это произошло? Почему богатая морская держава была побеждена бед­ной италийской федерацией, возглавляемой Римом? На предыдущих стра­ницах, в сущности, уже содержится ответ на этот вопрос. Федерация авто­номных политических единиц, тесно спаянная Римом и обладавшая огромными людскими ресурсами, неизбежно должна была оказаться силь­нее колониальной империи, в которой горсточка гражданства при помощи наемников господствовала над миллионами бесправных туземцев. Исто­рия первого столкновения между Римом и Карфагеном показала, какое огромное значение в войне имеет морально-политический фактор. Карфа­генская олигархия с ее наемными войсками была побеждена рядовым рим­ским гражданством и его италийскими союзниками.

Побеждена, но не разгромлена. Карфаген, справившись с восстанием наемников и своих африканских подданных, быстро оправился после во­енного поражения, расширил свои владения и затаил мысль о реванше. Первая война была, в сущности, только авангардной схваткой из-за Сици­лии. Следующим этапом должна была стать борьба не на жизнь, а на смерть, борьба за мировое господство.