Поведение Рима в сардинском вопросе вызвало новый взрыв ненависти к нему в Карфагене. Авторитет военной партии и ее главы, Гамилькара Барки, еще более поднялся[151]. Влияние Баркидов в последние годы войны с наемниками вообще сильно выросло, так как Гамилькару справедливо при­писывали главную заслугу в подавлении восстания. Теперь военная партия при поддержке усилившейся демократии решила максимально использо­вать благоприятную ситуацию. Был выработан план больших завоеваний в Испании, чтобы компенсировать ими потерю островов и создать проч­ную базу для новой войны с ненавистным Римом.

В 237 г. Гамилькар с небольшим войском отплыл в Испанию. Флотом командовал его зять Гасдрубал, пользовавшийся в этот период большим влиянием среди демократической партии. Гамилькар взял в Испанию и своего 9-летнего сына Ганнибала, которого накануне отъезда заставил пе­ред жертвенником поклясться в вечной ненависти к римлянам.

Гамилькару предстояла трудная задача нового завоевания Испании, так как в 237 г. он мог опереться там только на несколько старых финикий­ских городов: Гадес (Кадикс), Малаку (Малага) и др.

Карфагенское господство в Испании имело свою длинную историю. Третий великий полуостров Средиземного моря давно привлекал к себе внимание древних колонизаторов, финикиян и греков, своими ископаемы­ми: золотом, серебром, медью и железом. Кроме этого, Южная Испания служила ключом, запиравшим пути в Атлантику. От Столбов Геракла эти пути расходились: один шел на юг, вдоль западного побережья Африки, до Гвинеи; другой — на север, вдоль испанских берегов, к Бретани и Бри­танским островам. Оба пути давно стали известны смелым мореплавате­лям древнего мира: первым доставляли в Средиземное море золото и сло­новую кость, вторым — драгоценное олово.

Древнейшими колониями в Испании были только что упоминавшиеся поселения финикиян. С VII в. на дальнем западе началась энергичная ко­лонизационная деятельность греков-фокеян, основавших Массилию на юж­ном берегу Галлии, Менаку на южном побережье Испании. Однако гре­ческая экспансия в VI в. была остановлена Карфагеном. В союзе с этруска­ми в морской битве у о. Корсики карфагеняне уничтожили греческий флот (535 г.). С этого момента могущество фокеян в западном Средиземномо­рье начало ослабевать, хотя массилийцы еще долго и успешно после этого боролись там с Карфагеном.

После того как в VI в. Карфаген распространил свою власть на север­ное побережье Африки и твердой ногой стал в Сицилии и Сардинии, на­чалось его проникновение в Испанию. Опорными пунктами там служи­ли для него финикийские города. Противниками были фокеяне и тартеситы.

Тартес (по-финикийски — Таршиш) у устья р. Бетис (Гвадалквивир) был центром очень древней и высокой культуры, по-видимому, местного иберского происхождения, но испытавшей сильное греко-финикийское влияние. Его главной экономической базой являлась добыча металла в горах Сьерра-Морена. На ней основывалось высокоразвитое производство металлических, в частности бронзовых изделий, которыми тартеситы тор­говали с финикиянами и греками. Олово для бронзы они получали из Бри­тании, золото и слоновую кость — из Африки. Тартес был центром боль­шого государства, охватывавшего всю юго-восточную часть Испании (те­перешние Андалузию и Мурсию) и достигшего своего расцвета в конце VII — первой половине VI в. Отношения Тартеса с финикийскими и гре­ческими городами побережья были мирными.

Появление карфагенян положило этому конец. На исходе VI в. после долгой борьбы карфагеняне разрушили фокейскую Менаку, а затем и Тартес. На юго-востоке Испании образовались теперь обширные колониаль­ные владения Карфагена, простиравшиеся до Сьерра-Морены и мыса Палос, за которым начинались владения Массилии. В руки карфагенян пере­шли торговые пути в Западную Африку и на далекий север. Они стали разрабатывать горные богатства Сьерры-Морены. Цветущая долина Бетиса доставляла им хлеб, вино и оливковое масло. Финикийские города побережья (Гадес, Малака, Абдера) вошли в состав карфагенских владе­ний, но, вероятно, пользовались автономией.

Ценность Испании для Карфагена не ограничивалась только экономи­ческими выгодами. В туземных племенах, стоявших на разных стадиях родового быта, карфагеняне нашли великолепный боевой материал, кото­рый они широко использовали в качестве наемников. Эти племена, распа­давшиеся на множество мелких подразделений, принадлежали к четырем основным этническим группам: лигурам, иберам, кельтам и кельтоиберам. Первые три, по-видимому, представляли собой последовательные ступе­ни развития древнейшей этнической подосновы Средиземноморья. Что же касается кельтоиберов, то они, вероятно, были какими-то этническими образованиями смешанного или переходного типа. Главная масса испан­ских племен принадлежала к иберам.

Власть карфагенян в Испании держалась более двух столетий. В 348 г., как показывает второй договор с Римом, она стояла совершенно твердо. Существовала она еще и перед началом Первой Пунической войны, о чем говорит Полибий (I, 10, 5). Но, по-видимому, во время этой войны карфа­геняне потеряли большую часть своих испанских владений. В противном случае Гамилькару не нужно было бы вновь завоевывать Испанию. У Полибия мы читаем:

«Как скоро карфагеняне усмирили Ливию, они тотчас собрали войска и отправили Гамилькара в Иберию. Взявши с собою войско и сына своего Ганнибала, тогда девятилетнего мальчика, Гамилькар переправился морем к Геракловым Столбам и восстановил (ауехтато) владычество карфагенян в Иберии» (II, 1, 5—6).

Мы ничего не знаем о причинах падения власти Карфагена в Испании между 264 и 237 гг. Можно предположить, что они потеряли ее благодаря массилийцам, действовавшим в союзе с иберами. Карфаген был всецело поглощен опасной войной с Римом и не мог уделять много сил на защиту своих испанских колоний. К 237 г. в его руках осталось только несколько старых финикийских городов, владение которыми обеспечивало и конт­роль над проливом.

Высадившись в Гадесе, Гамилькар начал обратное завоевание бывших карфагенских владений. За те 8 или 9 лет, что он пробыл в Испании, ему удалось в длительных войнах с иберами и кельтами, действуя то хитрос­тью, то беспощадной жестокостью, значительно расширить узкую полос­ку южного побережья, еще остававшуюся под карфагенским контролем. На восточном берегу граница карфагенских владений была выдвинута да­леко за мыс Палос.

Римляне внимательно следили за тем, что происходило в Испании. В 231 г. они отправили к Гамилькару посольство с требованием дать разъяс­нения по поводу его завоеваний. Хотя Рим не имел никаких непосредствен­ных интересов в Испании, но, естественно, его беспокоило усиление там карфагенского влияния. Формальным предлогом для римского вмешатель­ства служило то, что, перейдя мыс Палос, Гамилькар нарушил старую гра­ницу с владениями Массилии, союзницы Рима. Гамилькар ответил послам, что его войны в Иберии преследуют только одну цель: достать денег для расплаты с римлянами. Послам пришлось пока удовлетвориться этим ди­пломатическим ответом.

Гамилькар вел себя в Испании чрезвычайно самостоятельно. Это объясняется тем, что он чувствовал за собой поддержку военно-де­мократической партии в Карфагене, которую к тому же щедро суб­сидировал из испанской добычи. Кроме этого, сама организация влас­ти карфагенских полководцев в провинциях давала им большую неза­висимость от центрального правительства. При полководце находились члены сената, составлявшие его совет, а карфагенские граждане, служившие в войске, играли роль полномочного народного собрания.

Зимой 229/28 г. Гамилькар утонул в реке во время военных действий против одного из иберских племен.

Естественным преемником Гамилькара, заложившего основы карфаген­ского могущества в Испании, стал его зять и помощник Гасдрубал. Пользу­ясь широкой популярностью в Карфагене, он продолжал с большим ис­кусством политику военной партии и своего предшественника. Власть Карфагена в Испании при нем еще более усилилась, несмотря на то, что он предпочитал действовать методами дипломатии. Граница карфаген­ских владений по восточному побережью достигла р. Ибер (Эбро); влия­ние же Гасдрубала простиралось далеко в глубь страны. Его армия насчи­тывала 50 тыс. пехоты и 6 тыс. конницы. На юго-восточном побережье, на берегах прекрасной бухты Гасдрубал основал крепость и город Новый Кар­фаген (Картахена), сделавшийся как бы столицей Баркидов, главным оп­лотом их могущества. Новый Карфаген был основан недалеко от богатей­ших серебряных рудников.

Римляне были чрезвычайно встревожены блестящими успехами Гас­друбала. В 226 г. к нему явилось новое римское посольство, потребовав­шее, чтобы карфагеняне с вооруженной силой не переходили Ибер. Гас­друбал охотно согласился на это требование, так как оно, в сущности, оз­начало признание всех его приобретений в Испании. Такая умеренность римских требований объясняется тем, что как раз в этот момент на севере Италии было чрезвычайно напряженное положение: грозила большая война с галлами, и поэтому римский сенат не хотел пока осложнять отношений с Карфагеном.

В 221 г. Гасдрубал был убит по личным мотивам одним кельтом. Глав­нокомандующим в Испании армия провозгласила его шурина, старшего сына Гамилькара, 25-летнего Ганнибала[152]. Его утверждение в Карфагене не обошлось без новой партийной борьбы. Враждебная Баркидам группи­ровка потребовала, чтобы были конфискованы в пользу государства те круп­ные суммы, которыми Гамилькар и Гасдрубал подкупали правительство и народ. Однако Ганнибалу, опиравшемуся на свою огромную популярность в испанской армии, новыми подарками удалось купить у сената и народно­го собрания свое утверждение.

О Гамилькаре Барке сохранилось несравнимо меньше сведений, чем о его сыне Ганнибале. Вместе с тем многие успехи Ганнибала стали возможны только благодаря деятельности отца. Лаконичную, но яр­кую биографию Гамилькара написал Корнелий Непот (I в. до н. э.). В ней он рассказывает следующее: « Гамилькар, сын Ганнибала, по про­звищу Барка, карфагенянин, начал командовать войском еще в мо­лодые годы; было это в Сицилии, во время Первой Пунической вой­ны, но ближе к ее концу. До его прибытия дела карфагенян на суше и на море шли плохо; он же, где бы ни появлялся, никогда не усту­пал врагу, не давал ему возможности чинить вред и, напротив, час­то, когда представлялся случай, нападал сам и всегда выходил побе­дителем. Так и получилось, что когда пуны потеряли почти все свои владения в Сицилии, он так удачно оборонял Эрикс, что военные действия в этом месте как будто застыли на мертвой точке. Между тем карфагеняне, потерпев поражение от римского консула Г. Лутация в морском бою при Эгатских островах, постановили окончить войну и предоставили это дело на усмотрение Гамилькара. А он, горя желанием сражаться, решил все же хлопотать о мире, поскольку понимал, что отечество, истощившее свои средства, не в состоянии более выносить превратности войны; но при этом он уже тогда леле­ял мысль возобновит войну при первых же благоприятных обстоя­тельствах и биться с римлянами до тех пор, пока они не победят в честном бою или не поднимут руки вверх в знак поражения. С таким намерением он и заключил мир, проявив при этом особое упорство: когда Катул настаивал на том, что война может быть прекращена только при условии, если Гамилькар и его люди, занимавшие Эрикс, удалятся из Сицилии, сдав оружие, тот заявил, что отечество его согласно подчиниться, но сам он скорее умрет, чем возвратится до­мой с таким позором, ибо недостойно его чести выдать противнику то оружие, которое родина вручила ему на битву с врагом. И Катул уступил его непреклонности.

По прибытии в Карфаген Гамилькар нашел положение государства далеко не таким, как надеялся. Так случилось, что вследствие дол­гих внешних невзгод здесь разгорелась междоусобная война такой силы, что Карфаген оказался в большей опасности, чем когда-либо, не считая того времени, когда он был разрушен. Прежде всего вос­стали наемники, навербованные для войны с Римом; число их дости­гало 20 тысяч. Взбунтовав всю Африку, они осадили самый Карфа­ген. Пуны до того устрашились этими бедами, что даже запросили подмоги у римлян — и получили ее. Но в конце концов, дойдя почти до полного отчаяния, они назначили главнокомандующим Гамилькара. Он не только отбросил от стен Карфагена неприятеля, в рядах которого собралось больше 100 тысяч бойцов, но и загнал врагов в такое место, где, запертые в узком пространстве, они гибли больше от голода, чем от меча. Все отпавшие города, в том числе Утику и Гиппон, мощнейшие твердыни Африки, он возвратил отечеству. Не остановившись на этом, он расширил границы державы и настолько умиротворил Африку, что казалось, будто она не знала войны в те­чение многих лет.

Удачно завершив эти дела, питая в душе отвагу и ненависть к римля­нам, Гамилькар в поисках удобного предлога для войны добился, что­бы его послали во главе войска в Испанию; туда же он взял с собой своего сына Ганнибала девяти лет. Кроме того, при нем был Гасдрубал — знатный и красивый юноша, о котором некоторые говорили, будто Гамилькар любил его более грешно, чем подобает. Конечно, разве может великий человек избежать хулы сплетников! Из-за этих разговоров блюститель нравов запретил Гасдрубалу находиться при Гамилькаре, но тот выдал за юношу свою дочь, и тогда по карфаген­скому обычаю нельзя уже было запретить тестю общаться с зятем. Я упомянул об этом случае потому, что после гибели Гамилькара этот зять его возглавил войско, совершил великие дела и стал первым полководцем, чья щедрость развратила старинные нравы карфаге­нян. После его смерти армия вручила командование Ганнибалу. Итак, Гамилькар переплыл море, достиг Испании и, пользуясь бла­гоприятной судьбою, стяжал себе большие успехи: покорив самые большие и воинственные племена, он обеспечил лошадьми, оружи­ем, людьми и деньгами всю Африку. Погиб он в сражении с веттонами в то время, когда замышлял перенести войну в Италию, на 9-м году пребывания в Испании. Неизменная ненависть его к римлянам, как представляется, во многом способствовала началу Второй Пу­нической войны, ибо сын его Ганнибал вследствие настойчивых зак­лятий отца получил такие убеждения, что скорее бы умер, чем отказался потягаться с римлянами силой» (Гамилькар, 1—4, пер. Н. Н. Трухиной).