После обеда приехал сюда для свидания с нами и Каракубек-бий с многими другими, из коих главные Яныш-бий, Караалтай-бий и Сарыалтай-бий, из сих же последние двое всегда грабили караваны. Они сопровождаемы были народом более 200 человек. Всем нашим казакам велено было одеться чище, прибрать ближе заряженное оружие и присматривать за киргизцами, ибо многие из них приехали с тем единственно, чтобы воровать в нашем лагере. Мы были в сие время в мундирах.

Разговор с их стороны начался вопросом, зачем едем мы в Бухарию, мы отвечали, что для успокоения там коммерции, потом после многих переговоров склонились к грабежам, против чего киргизцы оправдывали себя тем, что они делали сие из мщения за обиды линейные и башкирские. Убеждения и представления, что купцы не были виноваты в их распрях, и что торговля у всех народов и даже в самом Алкоране приемлется и почитается за право священное, нимало не сделали в них напечатления и не принесло нам никакой пользы.

Споры и грубость киргизцев в оправдание довели их до дерзостных поступков, против чего возраженные угрозы (нужные для такого народа) и вместе с просьбою препроводить только нас в Бухарию были приняты весьма худо. Мы напоминали им, что обещания их и письма совсем не соответствуют нынешним их противоречиям, и что они, остановя нас, нанесут тем сильному монарху нашему великое огорчение, но когда препроведут спокойно, то получат все те для себя пользы, каковых за добрые дела ожидать можно, ответ на сие их был тот, что они посоветуются.

Дерзость бия Каракубека не предвещала нам ничего хорошего, но Бекчурин обнадеживал, что сие делает он только для прочих киргизцев.

По отъезде от нас Каракубека, собралось к нему множество народа, с которым он делал советы, то сидя на траве, то верхами в кругах (Советы киргизцы делают всегда в кругах: старший и почтенный бий и батырь первее всех имеет право предлагать свое мнение, которое потом оспаривается младшими; всякий, даже простой киргизец, без боязни предлагает тут свои мысли. Нередко сие сначала тихое совещание превращается потом в шум, иногда же кончится дракою на плетях. Сильная сторона берет тогда право утвердить мнение свое к исполнению). Мы часто посылали к ним Бекчурина просить вожаков и верблюдов, но тщетно, а к вечеру все они разъехались в свои кибитки.

По закате солнца в аулах Каракубека женщины пели песни и производили различные игры в знак их праздника, а к полуночи поднялся в стороне ужасный визг, нас тогда обеспокоивший, но сие ничто иное было, как кричали дети, гоняясь за волком, унесшим овцу.

Августа 15-го дня

Ныне дожидались мы прибытия чумекейцев, о коих не было ни малейшего слуха. Киргизцев дюрткаринского рода прибыло еще более и дерзость их выводила нас из терпения. Они насильно отнимали у людей наших некоторые вещи, наипаче табак. Мы посылали об усмирении их просить Каракубека, но он, будучи занят переговорами в кругах, не сделал никакого разрешения, как равно и Башикара-бий, участвовавший также везде в советах с ними. Напоследок узнали мы, что и в кругах тех судили они более о своих родовых барантах, а не в рассуждении снабжения и отпущения нас в дальнейший путь, о чем заключение так было тайно, что ничего нельзя было узнать из их положения, хотя приехавший с нами яббасский Кубек и был для сего к ним подослан, но он, участвуя во всех их собраниях, объявил нам, что опасности он никакой не предвидит.

От бухарского правительства прислан был к сим киргизцам нарочитый с требованием о добровольном возвращении за пограбленное, что их также занимало. Ширгази-султан, ехавший с нами в Бухарию, следовать туда опасался, поелику он был поручителем в выплате пограбленного, но, не имея сил убедить к оному грабителей, страшился быть там посаженным в тюрьму и лишиться притом земли, доставшейся ему в Бухарии после матери. Равно и Каракубек опасался также дать детей своих для провожания, ибо, будучи главным начальником грабителей, он мог подвергнуть жизнь сынов своих опасности.