Развитие науки, породившее колоссальные блага связанные с научно–техническим прогрессом и одновременно разбудившее огромные разрушительные силы, угрожающие существованию самой человеческой цивилизации, неоднозначно оценивается в современной культуре и философии. Дискуссия о глобальных последствиях влияния науки порождает демонический образ её восприятия в сознании человека и общества, который реализуется в виде двух противоположных ценностно-мировоззренческих ориентациях сциентизма и антисциентизма. Важно отметить, что речь идёт именно об «образах» науки, возникающих в человеческом сознании, которые, отражают своеобразные полюса восприятия всегда присутствующие в культуре.

Существенное влияние на доминирование той или иной позиции оказывает конкретная социокультурная ситуация, которая приводит к смене «культурного лидера». Иначе говоря, человек группа людей, наконец, человечество в целом испытывают на себе доминирующее влияние лидера, что проявляется в смене общекультурных парадигм и отношении людей к тем или иным феноменам культуры. Это и определяет то, что мы часто обозначаем как “дух времени или эпохи”, трудно вербализуемое, но всеми интуитивно понимаемое состояние переживания индивидом конкретно-исторического момента истории, в котором он оказался.

Начиная со становления наук Нового времени на роль своеобразного лидера в культуре стала претендовать наука. Но поскольку она является формой особого специализированного знания, то на уровне общественно сознания ее мировоззренческая претензия реализуется в виде некого образа, который может значительно отличаться от понимания сущности науки как таковой. И именно такой образ закрепляется на уровне восприятия науки в общественном сознании, пронизывая все уровни культуры.

Пока наука была в большей степени замкнута собственной предметной областью и ее последствия не столь сильно влияли на жизнь людей и общественное развитие, доминировало прагматически-позитивное отношение к ней, а некоторые негативные следствия были не столь остры и различимы. Лишь в период конца XIX – начала XX вв. все более осознается тот факт, что наука может приводить и целому ряду негативных последствий, что не позволяет оценивать ее развитие лишь позитивно. Конечно, учёный всегда мог дистанцироваться от самого характера использования его научных открытий, но фактом становилось то, что именно использование научных достижений могло лежать в основе разрушительных последствий.

Начинает подвергаться сомнению сама установка на то, что рациональные принципы являются гарантией эффективности человеческой деятельности и что наука способна объяснить всё богатство проявления человеческой сущности. Оказывается, что внерациональные компоненты человеческого существования не менее важны для понимания его жизни и творчества, выступая необходимым фактором существования людей. Таким образом, на современной стадии развития человеческой культуры ситуация резко изменилась, наука в виде своих как позитивных, так и негативных результатов буквально ворвалась на все уровни общественного сознания, заставив каждого человека вырабатывать свое собственное отношение к ней. Культура “раскололась” на тех, кто выступает за научно-технический прогресс или против него. Формируются две социокультурные, мировоззренческие позиции, которые по разному осмысливают этот абсолютизированный образ науки.

Сциентизм выступает как мировоззренческая установка на то, что научное знание есть наивысшая культурная ценность, с которой должны соизмерять свое содержание все иные формы духовного освоения бытия. Идеалом для сциентизма (что выражено и в этимологии данного слова) выступает не наука вообще, а, прежде всего развитые естественные и математические науки. Такой позиции противостоит антисциентизм – социокультурная ориентация, основанная на широкой критике науки и как социального института, и как формы постижения мира, угрожающего существованию самой человеческой цивилизации. В качестве альтернативы науке, научному познанию, в некоторых случаях даже вообще рациональному взгляду на мир, выдвигаются различного рода вненаучные или внерациональные способы постижения бытия.

Сциентизм и антисциентизм являются своеобразными полярными, сторонами современной культуры[333], пронизывающими все ее уровни от обыденного сознания, до форм различного рода теоретических рефлексий. При исследовании культуры необходимо учитывать то, что образы в ней возникающие даже в виде смутных представлений и настроений, позволяют объяснить многие культурные явления, так как они являются результатом человеческого сознания, в котором рациональные и внерациональные компоненты переплетены, иногда самым причудливым образом. Более того, такие образы могут проникать на все уровни общественного сознания, оказывая обратное влияние на саму реальность, что становится особо важным в наше время, пронизанное технологическими изменениями в сфере коммуникации, в которой реальность и виртуальность, событие и его конструкция часто являются неразличимыми. Образ как особое личностно-экзистенциальное образование может стать характерным для какого-то периода культуры в целом, сфокусировав в себе экзистенциальные переживания уже ни одного человека, а общества в целом. Тревогу и страх может испытывать не только отдельная личность, но и общество в целом. В этом смысле, дилемма сциентизма и антисциентизма отражает и эти восприятия индивидуального сознания, переживающего проблемы, возникающие в обществе. Эти часто неосознаваемые человеком переживания, порождаемые наукой и техникой, влияющие на систему культурных норм и традиций, как мы уже говорили, существовали всегда, но стали действительным фактором общественного сознания тогда, когда наука из своего автономного состояния, ворвалась в жизнь каждого человека, проникла на все уровни общественного сознания.

Это справедливо и для образов науки, ибо она не развивается в неком вакууме, а зависит от всей системы общекультурных ценностей и традиций. Поэтому исследуя процесс изменения образа науки в человеческом сознании, мы тем самым можем уточнить и изменения в ее внутренней системе ценностей, которые невозможно различить, изнутри находясь в рамках самой науке. Такой образом может нам нести информацию об изменении ее “культурного статуса”, что позволяет корректировать практическое отношение к ней. Не говоря уже о том, что полностью очищенное исследование науки, вне культуры может значительно исказить ее понимание. Ведь даже выполняя свою основную познавательную функцию, то есть принося человечеству знания, наука не вправе претендовать на то, что это единственно возможный путь их приращения. Кроме того, исследование образа науки и его восприятия общественным сознанием позволяет через выявление причин данного восприятия, более глубоко понять социокультурные процессы, происходящие в обществе, как бы зафиксировать конкретную стадию развития общечеловеческой культуры, изменения систем ценностей и приоритетов в ней.

В рамках классического идеала научности, познавательная деятельность рассматривалась именно как общекультурный феномен и наука не отрывалась от других элементов культуры занимая в ней собственную нишу (поиск истины). Соответственно, гуманистические принципы, которые господствовали в культуре, распространялись и на научное познание. По сути это была философская позиция (пусть и вынужденная в силу слабой дифференциации знания) в понимании сущности науки, в рамках которой научные изыскания были близки к натурфилософской исследовательской парадигме как поиска основополагающих, фундаментальных закономерностей бытия. Философия здесь еще не вступает в противоречие с наукой. Познание мира осуществляется единым фронтом и наука воспринимается как один из путей познания.

Однако именно в этот период постепенно закладывается традиция негативного отношения ученых к спекулятивным конструкциям, которым отводится лишь роль некой предварительной ступени научного познания[334]. Формируется внутринаучная установка на то, что создаваемая теория не нуждается ни в субъекте, ни в описании путей достижения научного результата, важен лишь результат.

В связи с процессом дифференциации научного знания по сути исчезает понятие науки как таковой, которое заменяется совокупностью различных наук, которые трудно привести к общему знаменателю. Поэтому если науку в ее классическом варианте можно было относить к культуре, то разнородные научные дисциплины в общекультурную парадигму уже не вписывались. Это, в свою очередь, сопровождается отказом представителей современной науки от жесткого проведения критериев логической (или математической) строгости. Оказывается, что ориентация на дедуктивно-аксиоматическое построение научной теории резко сужает эвристичность решения проблем. Ученый жертвует такой строгостью ради эвристичности, более того, он готов не замечать противоречий, которые заведомо содержатся в менее строгой с логической точки зрения, теории. Одним из первых кто был вынужден пожертвовать идеалом строгости для построения неевклидовой геометрии был Лобачевский, хотя он и являлся сторонником логической строгости науки. М. Планк также “не замечал” некорректность своей теории вводя постоянную h, в связи с исследованием черного излучения[335].

Изменения, происходящие внутри самой науки влияют на изменение ее образа в общественном сознании и на уровне обыденного сознания. Наука в перестает восприниматься как нечто единое, имеющее общую цель с другими способами духовного постижения мира. А соединение науки с техникой и ее ориентация на практическое овладение миром включает в этот образ мысль о том, что наука вообще лежит за пределами культуры и даже противостоит ей[336].

Наиболее ярко это проявляется в удалении современной науки не только от ее классического идеала, но и от ее традиционного образа в общественном сознании, в котором до определенного момента гуманитарное знание рассматривалось частью научного познания. Представители естественных наук и гуманитарии живут как бы в разных социальных институтах, с разными ценностными ориентирами, мотивами и ожиданиями. "Мне кажется, что духовный мир западной интеллигенции все явственнее поляризуется, все явственнее раскалывается на две противоположные части... На одном полюсе – художественная интеллигенция, которая, случайно, пользуясь тем, что никто этого вовремя не заметил, стала называть себя просто интеллигенцией, как будто никакой другой интеллигенции вообще не существует... на другом ученые... Их разделяет стена непонимания, а иногда... даже антипатии и вражды... У обеих групп странное, извращенное представление друг о друге"[337].

Данная дилемма является, таким образом, не прямым отражением реального положения дел, связанного с изменением места науки в современной культуре, ее соотношения с другими формами общественного сознания, а его своеобразной идеальной интерпретацией, сквозь абсолютизированный образ науки. Это как бы вторичный (идеальный) пласт реальности. Однако исследование причин и мотивов появления таких образов в культуре помогает нам более глубоко понять не только сами объекты, лежащие в их основе, но, что является для философии может быть более важной задачей, выявить особенности функционирования системы культуры как единого целого. Дилемма сциентизма и антисциентизма заостряет наше внимание на каких-то сторонах развития науки, изменения ее места в культуре, в некоторых случаях как бы предупреждая человека и человечество в целом о возможных, в том числе и негативных вариантах реализации ее интенций. Идеальный характер дилеммы сформировавшейся прежде всего на уровне внешнего восприятия науки развивается далее в различного рода теоретических рефлексиях и в этом “обогащенном” образе как бы вновь возвращается в общественное сознание в виде устоявшихся взглядов людей на науку в современной культуре. Поэтому анализ данных феноменов важен, как для понимания самой науки, так и тех процессов, которые происходят в культуре и в сознании человека, на конкретно–историческом этапе ее развития.

 Наличие дилеммы “сциентизм-антисциентизм”, как системы полярных интерпретаций места науки в обществе отражает также тенденцию на усиление роли обыденного (или массового) сознания в современной культуре, когда обыденные представления заполняют собой все культурное пространство. Само это культурное пространство теряет свою разнородность и образы обыденного сознания равномерно заполняют его, что проявляется в современном обществе в факте господства массовой культуры и клипового сознания. Соответственно, процессы происходящие в культуре экзистенциально переживаются человеком и не являются результатом только их рациональной переработки, что может реализовываться в изменении систем ценностей. Прочувствования и переживания могут значительно опережать строгие рефлексивные размышления, представить реальную ситуацию в более яркой, символической форме, которые могут оказывать более сильное влияние на сознание человека. В обществе, такого рода предчувствия могут быть характерными не только для отдельного человека, но и выражать общее настроение, когда совокупность индивидуальных чувств соединяется в общественном сознании в общее ощущение, в некое коллективное чувство. В этом случае, идеальные ценностные установки становятся выражением позиции общества, культуры и тогда все перечисленные выше личностно-экзистенциальные переживания человека (сомнение, страх, тревога и т. д. ) теряют индивидуальный характер становясь достоянием каждого и проникая на все уровни сознания, будь то наука или искусство, религия или философия. Происходит социально-психологическое закрепление данных настроений в виде особых систем ценностей, которые люди уже впитывают как достояние данной культуры. И тогда они становятся мощнейшим фактором развития всей культуры, влияя на изменения ее основных тенденций.

Образ науки (а не только ее реальная сущность) интересен тем, что представляет собой устойчивую структуру общественного сознания. Исследуя его, мы можем получить представление о науке сквозь призму индивидуального и коллективного восприятия. Закрепленные в обыденном сознании культурные стереотипы далее проходят сквозь призму теоретико-философской рефлексии. Поэтому образ науки (а не только ее реальная сущность) оказывается также в центре философских исследований. Более того в силу особого характера философского знания, представляющего собой бесконечную палитру воззрений, этот образ получает дальнейшую теоретико-философскую интерпретацию, результатом которой являются целая система образов науки, то есть представлений о ней, базирующиеся на той или иной системе философского обоснования. “Наложение теоретических образов на обыденные представления естественно ведет к размыванию границ образов, но может объяснить также и процесс вхождения в неявной форме в теоретическое сознание элементов массового сознания.”[338].

Таким образом, можно сказать, что сциентизм и антисциентизм являются “превращенными” формами обыденного сознания, которые получив дальнейшую теоретико-философскую разработку закрепляются в современной культуре уже не просто как противоположные стереотипы в оценке науки, а как широкие мировоззренческие образования опирающиеся на собственное представление не только о научном, но в целом о теоретико-рациональном постижении бытия.

На уровне исследования коллективной психологии данные ориентации представляют собой полярные формы адаптации людей к быстро изменяющемуся социуму. Человек либо сознательно растворяет свое “Я” в социальной системе, интерпретируя через коллектив, свои цели и задачи. Либо же, напротив, ее не принимает пытаясь оторваться от нее, уйдя в свое внутреннее “Я”. Таким образом, он пытается себя защитить от разрушающего действия, которое оказывает на него стремительность изменения системы культурных ценностей, под воздействием научно-технического прогресса.

Такая оппозиция взглядов по своему факт прогрессивный, так как позволяет искать истину где-то между крайними формами ее интерпретации и выявить действительное место науки в обществе и культуре. Наука, безусловно, является одним из важнейших элементов культуры, находясь в тесной взаимосвязи со всеми другими ее компонентами. Однако, характер использования научных достижений зависит прежде всего от общества, которое начинает это осознавать, вырабатывая механизмы контроля за использованием научно-технических достижений. Общество все в большей степени осознает свою ответственность за судьбу всего человечества, оценивая перспективы его развития не только в рамках рационально сконструированных моделей, не только на путях научно-технического прогресса.

“Гуманитарное знание, еще недавно испытывавшее “комплекс неполноценности” перед могучим натиском естествознания и техники, начинает поднимать голову и предпринимает встречное движение в область надменного “точного” знания, заподозрив: уж так ли оно “точно”, общезначимо, как о себе воображает, нет ли там ценностных и образных, субъективных, личностных моментов, имеющих истоком жизнь общества, народа, личности?”[339]. Это проявляется в том, что в науку все в большей степени включаются непосредственно морально-гуманистические принципы и нормы, которые совсем недавно считались внешними для нее и от которых наука как бы абстрагировалась. Учет ценностных ориентаций и норм, субъективных факторов, связанных как с использованием результатов науки, становится необходимым условием научных исследований. Игнорирование данного факта при моделировании даже локальных экономических процессов может значительно исказить их реальное протекание. Даже математические модели тех или иных процессов в обществе не справляются«с трудностями аксиологического характера – система ценностей, определяющая функционирование системы, оказалась гораздо более сложной”[340]. Необходим синтез между гуманитарным и естественнонаучным знанием и новая сбалансированная система управления наукой как сложной системой, которая должна быть нацелена на Человека, что позволит нам «найти способ остаться людьми в этом технологическом переходе»[341].

Если наука это форма рационального сознания, то в философии, наряду с рационально-теоретическими компонентами большое значение имеют и иные, в том числе внерациональные способы постижения бытия. Соответственно, это задаёт возможность противоположных трактовок философии и её взаимоотношения с наукой.

В наибольшей степени такая двойственность была выражена в модели классической философии[342]. Для данной традиции, охватывающей период от Декарта до Гегеля (а значит с середины XVII в., до середины XIX в.), характерным является представление о философии как о форме рационально-теоретического сознания, с помощью которой можно объяснить самые разнообразные явления духа и природной действительности. Если обозначить сущность данной традиции одной формулой, то ею станет - “Господство Разума”.

В классической философии особым образом понималось соотношение мира и человека. Мир мыслился проникнутым идеей гармонии, целесообразности, естественного порядка. В нем особую роль играет число и пропорция, структура и мера. Происходит возрождение пифагорейского взгляда на мироздание. Человек при этом рассматривался как существо универсально деятельное и универсально познающее, способное проникать своей мыслью в гармонию мирового целого. Как телесный индивид, человек был несоизмерим с миром. Но в качестве мыслящего субъекта, рационально интерпретирующего и конструирующего мир и как бы очищенного от бренных и индивидуальных свойств, он становился ему соразмерным. Поэтому мир представлялся доступным познанию простыми и рациональными способами, так как сам был создан по рациональным законам.

В такой модели приобретает завершенную форму общий метафизический метод философствования, который при самом разнообразном его содержательном наполнении можно определить как особое, доказательное и систематически разворачиваемое в виде философского текста, размышление мыслителя над предельными основаниями устройства мира и месте в нем человека; над познанием и его границами; над ценностными ориентирами человеческой деятельности. Такое понимание философии, вело и к особой трактовке ее места и предназначения в обществе. Философ выступал не от имени себя лично, а как бы от имени Разума, от имени законов устройства мира, а поэтому мог претендовать на роль поучающего субъекта, что объясняет просветительский пафос позиции философа в данный период. Если дополнить характеристику данной традиции, то в качестве емкой формулы, обозначающей ее сущность будет начертано: «Разум и Просвещение».

Под давлением развивающихся наук и признания эффективности методов научного познания в философии наступает кризис данного представления о философии. Наиболее ярким критиком спекулятивной метафизики считается И. Кант, который осуществляет своеобразный переворот в философии и закладывает основы ее понимания как особого рода науки. Возникновение многих современных форм философии связано с переосмыслением наследия этого великого мыслителя.