Два с половиной столетия существовала на белорусской земле т.н. церковная уния. Началась она подписанием соглашения с Римской церковью на униатском Брестском соборе в 1596 г. Одновременно в Бресте состоялся православный церковный собор, отвергнувший унию. Единая прежде православная Киевская митрополия (куда входили белорусские земли) разделилась на две: православную и униатскую (см. "Брестская уния 1596 года"). За счет обращения православных в унию при помощи различных льгот и насильственных мер Униатская церковь росла. К концу правления короля Сигизмунда III (†1632) в унию было обращено около 2 млн. западно-руссов, почти половина всего русского населения Речи Посполитой. В конце XVIII в. до 80% сельских жителей уже были униатами.

Важнейшим условием Брестской унии было сохранение униатами православной веры и обрядов. Но как могло соблюдаться это условие, когда еще накануне унии известный проповедник латинства, легат Антоний Поссевин, в своей переписке с папой Григорием XIII в 1582-1583 г. по вопросу обращения русских замечал, что необходимо оказывать глубокое почтение к русским святым, иконам, постам и обрядам, но делать это надо только в первое время, чтобы потом можно было постепенно преодолевать различие в обрядах, распространяя в унии обряд латинский. Как могло соблюдаться это условие, когда другой известный идеолог унии иезуит Петр Скарга в своем сочинении "О единстве Церкви под единым пастырем" (1577 г.) среди 19 "заблуждений" в русском "набоженстве" назвал: квасной хлеб для Евхаристии, освящение даров молитвой священника (а не произнесением слов Христа "сие есть тело Мое", "сия есть кровь Моя"), хранение Святых Даров для причащения больных в течение целого года (мол, как могут они не испортиться?), совершение таинства Миропомазания священниками (у католиков соответственно конфирмация - "бежмоване" только епископом).

"Мы позволяем и разрешаем им (униатам) все священные обряды и церемонии, какие употребляют они при совершении божественных служб и святейшей литургии […], если только эти обряды и церемонии не противны истине и учению католической веры", - утвердил в своем особом постановлении папа Климент VIII об унии русских епископов с Римской церковью в 1596 г. Последнее условие в свете замечаний Петра Скарги могло трактоваться довольно широко. Другим условием Брестской унии было запрещение перехода из католичества греческого обряда (унии) в католичество латинского обряда. И римские папы время от времени как будто подтверждали эти условия. Но на деле нарушалось и то, и другое. Причина была одна - внутренняя слабость Униатской церкви. Православные дворяне, поставленные перед дилеммой "вера отцов или сословные привилегии", делая свой выбор, предпочитали переходить из Православия, минуя унию, в чистое латинство (см. Вера отцов или сословные привилегии?). Но имел место и обратный процесс: католические духовные переходили в униатский монашеский орден (базилианский), и этот орден, со временем занявший лидирующее место в унии, проводил ее латинизацию.

Внутренняя слабость Униатской церкви была обусловлена притоком в ее ряды людей самых недостойных, корыстолюбивых, равнодушных к истинной религиозности. Прежняя западно-русская жизнь была полна своих недостатков: епископы боролись с братствами, священники огрубели, ктиторы господствовали над своими храмами, простой народ погрязал в невежестве и суевериях. Но пропаганда унии, которая прозвучала в устах иезуитских проповедников, обличавших Восточную Церковь в ее недостатках (действительных и мнимых), встряхнула церковный организм, обратила взгляд на самих себя, заставила работать мысль. Западно-Русская Церковь постепенно начинает выходить из состояния нравственного упадка, приводит в порядок свое богослужение, заводит школы, вступает в тяжелую борьбу за попираемые права. Кто ж идет в унию? Тот, кто равнодушен к Православию, кто ищет новых почестей и должностей, кто боится ответственности за свои худые поступки. "Все нечистое, скверное, что только было в Православии, - пишет историк церковной унии Ю. Крачковский, - ринулось теперь в унию. Разбирать было некогда; требовалось принимать все, только бы составить какую-нибудь Униатскую церковь: и вся эта грязь всплывала теперь наверх, занимала высшие места, украшалась титулами власти". Уния, едва появившись на свет, стала разлагаться изнутри. Необходимо было предпринять исправление нравов униатского духовенства.

Нужная сила явилась в лице монашеского Базилианского (св. Василия Великого) униатского ордена в 1617г. Несколько ранее, в 1613 г., папа издал разрешение перехода духовных латинского обряда в состав униатского монашества. Новое монашество должно было заменить неисправимое и разгульное монашество старое. Устав этого ордена, написанный по образцу уставов католических духовных орденов, в особенности иезуитов, должен был воспитывать примерного христианина, который бы прилежно выполнял все необходимое для спасения ближнего. Из базилиан должны были получиться преподаватели, проповедники, духовники, кандидаты на иерархические степени. Однако старые беспорядки давали о себе знать: в постановлениях базилианских конгрегаций (съездов) находятся частые запреты и угрозы не есть мяса, не употреблять горячительных напитков. Привычные слабости были настолько неисправимы, что им решено было сделать уступки. В 1664 г. приняли разрешение на употребление базилианами мясной пищи три раза в неделю (воскресенье, вторник, четверг) плюс два кубка крепкого пива. Это было явное отступление от монашеских правил св. Василия Великого, применяемых во всех православных монастырях востока.

Поступавшее в ряды базилиан римское духовенство зачастую не умело совершать службу по уставу на славянском языке и говорить проповеди на другом языке кроме польского или латинского. Поэтому конгрегация 1636 г. постановила служить и говорить проповеди только по-русски. Русским языком тогда назывался и богослужебный церковнославянский, и народный западно-русский (на белорусских землях соотв. старобелорусский).

Униатский митрополит Иосиф Вельямин Рутский (кон. XVI - нач. XVII)

Уже в 1624 г. латинское духовенство во главе с иезуитами настаивало перед униатским митр. Вельямином Рутским, чтобы он прекратил совершение служб по греческому обряду на славянском языке в соборном храме во Львове, а вместо этого ввел латинский обряд. Но униатский митрополит был не настолько доверчив, чтобы дать повод к ропоту в среде своей еще колеблющейся паствы. Вместе с тем, Рутский, потворствуя своему любимому детищу - базилианскому ордену, размышлял о мерах исправления нравов и белого униатского духовенства. В его планах было распространение целибата, открытие униатской семинарии в Минске. Но план основания семинарии встретил противников в лице базилиан и иезуитов. В результате собранные на устройство семинарии средства (50 тыс. польских злотых) были посланы польскому войску, боровшемуся в то время с казаками.

Новый духовный униатский лидер - Базилианский орден стал активно забирать власть в свои руки. Под его руководством униатские храмы стали терять свой прежний православный облик. "Куда девались эти старинные монастырские образа, - спрашивает в своей полемике с Саковичем митр. Петр Могила, - все в серебряных, позлащенных окладах, и, по всей вероятности узнаешь, что они обращены на удовлетворение частных нужд и вместо них поставлены в церкви полотняные итальянские иконы…посмотри и на Новогрудский монастырь…в монастырской церкви, которая считается кафедральной митрополичьей, ты увидишь бумажные образа". Базилиане не только стремились подчинить себе все униатские монастыри, но и отстранить от влияния на ход церковных дел белое униатское духовенство. Так было положено начало той внутренней борьбе, которая привела к разрушению и совершенному упразднению самой Униатской церкви.

Латинизация унии, которую возглавил Базилианский орден, должна была преодолеть те богослужебные беспорядки, которые уния получила в наследство от прежней западно-русской церковной жизни (см. Проект уничтожения Православия в Речи Посполитой). Идея вероучительного единства естественно предполагала, что обряды латинский и православный не могут противоречить друг другу. В брошюре "Гармония Восточной Церкви с костелом Римским" (1608 г.) униатский автор пишет: "Есть и в нашей церкви не мало того, чего Римская не имеет. Но стоит ли это того, чтобы по этой причине отказываться от святого согласия и единства, когда в чем малом не согласуемся, однако в больших и основных предметах великое согласие и одно и то же, что в одной, что в другой церкви находим?" Кроме того, западно-русское богослужение с его укоренившимися недостатками (различиями в уставах, богослужебных книгах, действиях священников) оказывалось в невыгодным контрасте с единообразием латинского богослужения после Тридентского собора. Не удивительно, что такой ревностный пропагандист унии как Ипатий Потей еще в 1601 г. заявлял: "Только в Риме чистота веры, ангельский порядок". Понятно, что кажущимися мелкими отличиями восточного обряда униаты стали постепенно пренебрегать.

Уже с середины XVII в. православные делают упреки униатам, что они служат на одном престоле в один день несколько литургий, литургийные молитвы стали читать (а не петь), сократили утреню, вечерню и другие службы, постятся в субботу, не вливают в евхаристическую чашу теплоту, отменили освящение воды в день Богоявления. Митр. Гавриил Коленда (1665-1674) приказывал священникам говорить евангельские слова при совершении таинства Евхаристии не "сие (это) есть Тело Мое…сия (это) есть Кровь Моя…", а "се (вот) есть Тело Мое…се (вот) есть Кровь Моя…", давая тем самым знать, что именно сейчас (уже согласно католической доктрине) совершается пресуществление хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы. В то же время Новогрудский базилинский съезд (конгрегация) переносит в унию западную традицию звонить в колокола утром в полдень и вечером в приветствие Пресвятой Богородице. Холмский епископ Мефодий Терлецкий вместе со своими помощниками Филиппом Боровиком и Иосафатом Исаковичем исправляет униатский служебник, уподобляя его католическому служебнику (бревиарию).

Беспорядки от этих перемен только умножились. Одни униатские священники служили по служебникам и требникам православным (исправленным митр. Петром Могилой), другие следовали базилианским духовным, перешедшим из латинства, и служили по латинскому обряду. Третьи смешивали одно и второе, по своему произволу опускали, изменяли, искажали молитвы и священнодействия. Несогласованность богослужебных правил возбуждала упреки как со стороны православных, так и со стороны католиков, сами униаты стали отвращаться от своих пастырей. Необходим был церковный собор.

Первая попытка была предпринята митр. Киприаном Жоховским (1674-1696). Его убеждения благоприятствовали латинизации унии. "Что будет с нашим старичком календарем (юлианским)? Что будет со всеми нашими обрядами?" - насмешливо восклицал Жоховский. Он восстает против православной традиции отделять в формуле крещения каждое Лицо Святой Троицы словом "аминь", что будто бы разделяет божество Отца, Сына и Святого Духа, гораздо предпочтительней для него выглядит формула латинского обряда крещения (с "аминь" только в конце). Западные традиции вообще выглядят в его глазах предпочтительнее восточных: "Я потребовал бы уже сильных, горючих слез ,чтобы оплакать тебя, народ мой…Ведь ты не знаешь, что такое разрешение (т.е. отпущение грехов) меньшее и большее, что такое разрешение многих канонизированных святых, разрешения обыкновенные и необыкновенные…Ты не знаешь, к чему эти разрешения, когда и как прощаются грехи, или же наказываются…Как несказанно полезны (индульгенции) для душ, находящихся в чистилище…мши (литургии) тайные, читаемые…знакомы ли вам…частые процессии со Святейшим Таинством (Телом Христовым),.. монстрации (дарохранительницы)" и проч. В 1680 г. в Люблине должен был состоятся съезд православных и униатов по вопросу примирения, где были бы обсуждены вероучительные и обрядовые различия, другие спорные вопросы взаимоотношений. Католическая и униатская сторона прислали на собор весь цвет своего духовенства, но Луцкое братство прислало королю свой решительный протест против участия в соборе православных без полномочий от патриарха Константинопольского. Король был вынужден против воли распустить собор, который, по слову современника, из грандиозного по замыслу "события века" превратился в "великое ничто".

В это время базилиане провели ряд мер по укреплению своего главенствующего положения в униатской иерархии. Митрополит уже не имел права предлагать на утверждение королю кандидата на вакантную епископскую кафедру без согласия главы Базилианского ордена и его помощников. Коллегии белого духовенства при соборных храмах почти исчезают в нач. XVIII в. Имения многих соборных храмов переходят в ведение базилиан. Во многих храмах уже не совершались всенощные бдения, были оставлены службы по Минеям, упразднены пономари и псаломщики. Дело доходило до такого беспорядка, что униатский священник не служил литургию, а просто макал просфору в чашу во время католической мессы в костеле, а потом разделял ее и давал для причастия в униатском храме.

Замойский собор 1720 г. при митр. Льве Кишке (1713-1728) должен был принять меры по упорядочению внутренней жизни Униатской церкви. Папский нунций был председателем, принимали участие униатский митрополит и 6 епископов, а также делегаты из епархий (в основном из монахов-базилиан). Собор принял постановление о внесении в Символ веры католической прибавки "и от Сына" (Филиокве), о поминании папы за каждым богослужением. Были учреждены праздники в честь Иосафата Кунцевича и Божьего Тела. Одежда униатских священников и их внешний вид уподобились католическому образцу. Были узаконены читанные обедни (мши). Запретили употреблять православную формулу при крещении (с тремя "аминь"), традицию освящать запасные дары для больных в Великий четверг. Митрополит получил власть папского наместника с правом суда над епископами, соборное начало потеряло свое значение. У епископов появились помощники: визитаторы ,официалы, экзаменаторы и проч. на латинский манер. Папа Климент XI не решился утвердить постановления Замойского собора. Это сделал его преемник, Бенедикт XIII, в 1724 г.

Собор обратил внимание на употребление в богослужении славянского языка. В 1722 г. в Супрасле был издан славянский "лексикон" с объяснением (на польском языке) слов, употребляемых в славянских богослужебных книгах. В предисловии отмечалось, что из униатских духовных едва сотый иерей понимает язык службы, остальные с трудом читают. И до, и после этого священники продолжали пользоваться тетрадками, в которых служба была написана по-славянски польскими буквами. Имели место опыты издания разных поучений на простонародном языке (старобелорусском), но постепенно все вытеснил польский, на котором велось делопроизводство и даже личная переписка.

Со времени Замойского собора латинизация унии ускорилась. В униатских храмах стали появляться органы, конфессионалы (исповедальни), боковые престолы, убирались иконостасы, престолы отодвигались на горнее место, устраивались проповеднические амвоны и проч. Священников стали называть ксендзами, настоятелей - плебанами, парохами. Духовенство сковали невежество и забитость перед паном и католическим ксендзом.

Когда крюки заменяли ноты

Церковное пение — это такой вид искусства, который непосредственно связан с молитвой. Здесь сердечное состояние выражается посредством слова и мелодии — «От избытка сердца глаголют уста», как говорится в Евангелии (Мф. 12,34). Богослужебная песнь захватывает душу молящегося и устремляет ее ввысь к горнему миру. Свт. Иоанн Златоуст восклицает: «Ничто так не окрыляет нашего духа, ничто так не отрешает его от земли и уз телесных, ничто так не наполняет любовью к мудрости и равнодушием к житейским делам, как пение стройное, как песнь священная, сложенная по правилу ритма». У христианского пения есть глубокие корни и своя особая история. Все самое лучшее из древнееврейской и греческой музыки было привлечено для озвучивания христианского богослужения. У древних евреев пение имело религиозное назначение, принадлежало избранным певцам и передавалось путем устного навыка и традиции. У греков музыка имела государственное и образовательное значение и развивалась со стороны эстетической и методической. Сочетание древнееврейских богослужебных мотивов и теоретической греческой системы придало церковному пению необходимую стройность и динамичность. Эпоха Вселенских Соборов 1У-УШ вв. дала богослужебному пению богатый материал для поэтического сочетания звуков с библейскими образами и символами. Великие богословы и учителя, святители и аскеты составляли богослужебные уставы, писали молитвы и каноны вместе с музыкой к ним. Среди них были святые Игнатий Богоносец, Григорий Чудотворец, Амвросий Медиоланский, Ефрем Сирин, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Роман Сладкопевец, Иоанн Дамаскин и др. Сочиняя песнопения, святые подвижники делали доступными и общеупотребимыми поэтические выражения церковной истины против еретиков, которые записывали свои лжеучения в форме стихов и песенок для соискания себе большей популярности. Музыкальный состав церковного пения развился из греческой системы тетрахордов и ладов в особую систему осьмогласия. Тетрахорд - это музыкальный ряд из четырех звуков (например, «ми-фа-соль-ля», по месту своего происхождения этот дорийский тетрахорд считался у греков самым древним и священным). Из тетрахордов слагались звукоряды более сложные из восьми и более звуков - октава, малая и великая системы. Под благозвучием тогда понималось только пение в один голос (унисон). Восемь греческих тетрахордовых сочетаний (ладов) стали основой для восьми церковных мелодий (гласов). На эти мелодии исполняется большинство богослужебных молитв: стихир, тропарей и канонов. Среди этих текстов есть группы, которые имеют одинаковое количество слогов и одинаковую мелодию исполнения, такие песнопения называются «подобнами». Например, в каноне из девяти песен количеству слогов начального тропаря каждой песни (ирмоса) должно соответствовать количество слогов тропарей следующих за ним. Однако есть и такие песнопения, которые имеют свою особую мелодию -«самоподобны». Для обозначения высоты звука употреблялись буквы алфавита, которые писались прямо над текстом. И в настоящее время начальные буквы латинского алфавита служат заменой в нотной грамоте привычных нам нотных имен: «ля»-а, «си»-/>, «до»-с и т.д. Когда исполнение и состав церковных песнопений был уже значительно усложнен, тогда из общей массы молящихся выделились особые певцы под управлением доместиков (регентов). Взмахи руки доместика послужили образцом для обозначения высоты звука и длительности при помощи особых черточек, т.н. «крюков», которые постепенно стали заменять буквенные обозначения нот и писались по-прежнему прямо над текстом.

Православие пришло на русские земли, когда осьмогласная система в христианском богослужении уже вполне развилась и установилась. Первыми учителями церковного пения на Руси должно считать болгар, а затем греческих певцов-доместиков. В киевский период возглавляли русскую иерархию большинством митрополиты-греки, были также и греки-епископы, поэтому часть церковных песнопений исполнялась на греческом языке. В летописях есть свидетельства, что в соборных храмах, где было два хора, один пел на славянском, а другой - на греческом. Нередко можно было услышать «Кирие, элейсон» вместо «Господи, помилуй». От тех времен в чине архиерейской службы в Русской Церкви сохранились несколько греческих песнопений. Можно отметить такое летописное свидетельство, что один греческий доместик Мануил был поставлен в 1136 г. на Смоленскую епископию.

При переводе богослужебных текстов с греческого на славянский возникли некоторые мелодические неудобства. Славянские слова могли иметь более или менее слогов чем греческие аналоги, отсюда получались мелодические неровности. Нотные обозначения стали ставиться даже над полугласными в древнем славянском языке буквами «Ъ» и «Ь». Как результат приспособления переведенного славянского текста к мелодии текста греческого явился т.н. «знаменный распев», который сглаживал возможные мелодические неровности. Название «знаменный» происходит от слова «знамя», так именовался значок, который ставился над слогами в словах песнопения. Главным достоинством знаменного распева было подчинение мелодии смыслу богослужебного текста. В отличие от современных гласовых партитур мелодия знаменного распева не могла разрывать текст, подчиняя его закону своего ритма.

В течение ХУ-ХУП вв. русские богослужебные распевы стали разнообразиться. Местные певцы перешли от подражания к настоящему творчеству. Появились распевы киевский, новгородский, болгарский, греческий (новый). Известны рукописные певческие сборники, в которых встречается имя киевского митр. Григория Цамбалка, поставленного под влиянием литовского князя Витовта в 1415 г. В юго-западной Руси в сер. XVI в. начинается подлинный расцвет церковной музыки, связанный с деятельностью православных братств, противостоявших католическому прозелитизму и навязыванию идеи религиозной унии в Речи Посполитой.