Но вернемся к Виндельбанду, у которого приверженность трансцендентализму сказалась на решении важнейших методологических вопросов. Те, кто имеют хоть малейшее представление о неокантианцах баденской школы, знают, что последние различали науки о природе и науки о духе. В общем это верно. Однако достижение Виндельбанда заключается в том, что он впервые стал различать эти науки не по предмету, как В.Дильтей, а только по методу исследований. В своей известной речи “История и естествознание”, произнесенной 1 мая 1894 года при вступлении в должность профессора Страсбургского университета, Виндель-банд опровергает Дильтея, по мнению которого науки о природе наблюдают и изучают мир внешних объектов, а науки о духе, главным образом история, приобщаются к миру человеческих отношений с помощью внутреннего переживания (Erlebnis). Согласно Виндельбанду, ситуация в науке выглядит иначе, и этот новый взгляд на соотношение наук сформировался благодаря кантовской философии.

После Канта, считает Виндельбанд, философия обрела свой подлинный предмет, которым является исследование условий и предпосылок нашего мышления, переживания, поступков и т. д. Именно кантовская философия открыла нам глаза на то, что естествознание конструирует изучаемый мир объектов и делает это по своим строгим правилам. А это значит, что различие между естествознанием и историей не в том, что изучают, а в том, как подходят к исследуемому предмету. Более того, к одному и тому же предмету можно подойти как с точки зрения естествознания, так и с точки зрения истории. И вторая точка зрения, по убеждению Виндельбанда, предпочтительнее, поскольку исторический взгляд раскрывает недоступный естествознанию культурный смысл и ценность каждой вещи.

Метод наук о природе Виндельбанд определяет как номо/петический, что переводится как “основополагающий” или “законополагающий”. Суть этого метода в выявлении общего и регулярного, именуемого “законом”. Метод наук о духе глава баденской школы определяет как идиографический, что буквально переводится как “описывающий своеобразие”. В этом случае ученый стремится выявить нечто особенное и даже уникальное. Его задача — понять не то, что есть всегда, а то, что возникает однажды в потоке становления. При этом еще раз уточним, что проявлением общего и чем-то особенным могут быть одни и те же факты в зависимости от метода изучения. В одном случае мы рассматриваем факты под знаком общности и единообразия, в другом — как нечто частное и неповторимое. Так наука об органической природе, согласно Виндельбанду, номотетична, когда систематизирует земные организмы, и она же идиографична, когда рассматривает процесс возникновения и развития этих организмов. Причем при идиографическом методе мы факт определяем путем “отнесения к ценностям”.

Роль идиографического метода ярче всего видна при анализе человеческого существования, истории, культуры. И действительно, если тот же этнограф или археолог не соотносит обнаруженные им факты культурной жизни с определенными ценностями, то ему не ясен смысл изучаемых явлений. Обнаружив, к примеру, древнюю статуэтку, исследователь не сможет понять, является она предметом религиозного культа или просто украшением, если у него отсутствуют представления о религиозных, эстетических и других нормах этого народа.

Виндельбанд писал, что в человеческом существовании всегда присутствует нечто, что не схватывается в общих понятиях, но осознается самим человеком как “индивидуальная свобода”. А из этого можно сделать вывод, что такие, к примеру, науки, как этнография и социология, используют неадекватный своему предмету метод.

Уже здесь мы видим, что Виндельбанд, подобно другим неокантианцам, критически относится к абсолютизации факта и опыта, свойственной позитивистам. В позитивизме наш опыт, составляющий фактическую базу науки, — единственный гарант истины и главная объясняющая инстанция в науке. У неокантианцев факт из объясняющего становится объясняемым. Вслед за Кантом, они рассматривают опыт в качестве результата, а не предпосылки процесса познания.

Факты таковы, какими мы их видим и понимаем, то есть зависят от принятой системы координат, от методов рассмотрения, от исходных установок исследователя. В этом, подчеркнем, сходятся все неокантианцы. Расходятся представители марбургской и баденской школы в вопросе о том, какие именно внеопытные нормы и принципы гарантируют истинность научного знания.

У Когена и его ученика Наторпа философия, будучи методологией научного познания, должна исходить из математики и математического естествознания, а точнее — из выраженных в них чистых форм созерцания и рассудка. По мнению неокантианцев из Марбурга, не только физике, химии, биологии, но также праву, этике и эстетике следует ориентироваться на точное знание, которое в этом учении становится идеалом для философии культуры и даже социальной педагогики. Таким образом, для Когена и Наторпа методологическими нормами любой науки должны быть открытые Кантом формы созерцания и рассудка. При этом пространство и время в марбургской школе перестают быть формами чувственности, а становятся логическими законами, подобными категориям. И в этом качестве они формируют предмет любой без исключения науки.

Иные акценты в кантовском учении проставляет Виндельбанд, а за ним Риккерт. Так для главы баденской школы наиболее важным в теории познания Канта оказываются идеи разума, в которых можно увидеть переход к тем идеалам и ценностям, которыми человек руководствуется уже в практической жизни. Регулятивные идеи, к которым относятся “мир в целом”, “душа” и “бог”, действительно играют у Канта особую, а точнее двойственную роль. С одной стороны, они вносят в наш чувственный опыт момент целостности, системности и гармонии. С другой стороны, те же идеи способствуют нашим устремлениям к высшему Благу. А это значит, что они являются одновременно идеями теоретического и практического разума.

Таким образом, регулятивные идеи у Канта оказываются своеобразным мостиком между миром природы и миром свободы. Даже обыденный опыт свидетельствует о том, что в области знаний идея бога и идея, души играют одну роль, а в области поступков — другую. Именно это различие в способах детерминации и становится наиболее существенным для Виндельбанда. Здесь же следует искать корни того противопоставления наук о природе и наук о духе, которого нет у представителей марбургской школы, но которое очень значимо для баденской школы. Напомним, что идиографический метод, по мнению Виндельбанда, более важен для понимания феноменов культуры, чем метод номотетический. А в результате точка зрения истории, а не позиция естествознания, оказывается у Виндельбанда и Риккерта исходным пунктом новой философии культуры. Соответственно на первый план в их учении выхолят религиозные, этические и эстетические ценности, которые они ставят безусловно выше логических ценностей.

Если неокантианцы обеих школ являются родоначальниками особого направления под названием “философия культуры”, то главу баденской школы Виндельбанда к тому же считают “отцом” аксиологии как философского учения о ценностях. Учение о ценностях как фундаменте мира культуры Виндельбанд создавал, пытаясь синтезировать идеи Канта с теорией “значимостей” (Gelten) своего университетского наставника Лотце. Уточним, что существование ценностей признавали также неокантианцы марбургской школы. Но у Когена с Наторпом ценности имеют место только в этике как сфере действия “чистой воли”. Что касается Виндельбанда, то именно у него вопрос о ценностях становится главным вопросом философии как философии культуры.

В.Виндельбанд различает логические, этические, эстетические и религиозные ценности. Первые являются низшими, а последние высшими ценностями. Естественно, что этический идеал у Виндельбанда является внеисторическим идеалом. И это в общем соответствует формализму кантовской этики.

Не будет преувеличением, если мы скажем, что на XX век приходится расцвет аксиологии. Но, учитывая все многообразие подходов к ценностям, существующее в наши дни, стоит иметь в виду тот культурный контекст и традицию, в рамках которых рождалось это направление у В.Виндельбанда. Дело в том, что “отцом” аксиологии XX века, наряду с Виндельбандом, называют М.Шелера. Виндельбанда сближает с Шелером то, что, в противоположность таким их современникам, как В Вундт и Ф.Паульсен, они не считают ценности чем-то сугубо историческим, а значит относительным. И для Виндельбанда, и для Шелера мир ценностей объективен и даже абсолютен. Но если Виндельбанд толкует ценности в духе кантовского трансцендентализма, то в философии культуры Шелера просматривается явное влияние Ф.Ницше. А поэтому, в отличие от Виндельбанда, Шелер балансирует между классической и неклассической трактовкой “ценностей”. Последние у Шелера, с одной стороны, духовные, а с другой — жизненно-витальные, и приобщение к миру ценностей имеет, не разумный, как у Виндельбанда, а экзистенциально-чувственный характер. Но более подробно о его позиции и ее истоках в соответствующем месте.

Литература

1. Виндельбанд В. Избранное. Дух и история. М. 1995.

2. Виндельбанд В. От Канта до Ницше. М. 1998.

3. Виндельбанд В. История философии. Киев. 1997.