на землю и воду

А. При рассмотрении соответствующих статей ЗХ и весьма многочисленных частноправовых документов этого времени оказывается, что в них не содержится никаких указаний на высшую собственность царя или общины на землю. Законы предоставляют любому лицу, поскольку оно владеет землей не условно (за службу), Свободно продавать, менять, закладывать, сдавать в аренду любую недвижимость, а также передавать недвижимость по наследству (ЗБ, § 39; ЗХ, §§39—47, 60—JS5; и_71_., и ниже раздел «Наследование»). Право распоряжения этой недвижимостью (в отличие, например, от средне-ассирийского общества) для отдельных лиц законодательно ее ограничено каким-либо согласием на сделку со стороны общины или царя.

Однако на деле старо-вавилонская собственность вовсе не похожа на частную буржуазную собственность, вопреки утверждениям Мейснера и ряда других буржуазных ученых. Прежде всего, здесь «...каждый человек выступает только как звено коллектива, как член этого коллектива — он собственник или владелец» (К. Марк с, Формы, предшествующие капиталистическому производству. 41., 1940, стр. 6.), по аналогии с другими восточными обществами следует предполагать, что, покинув свою территориальную общину, человек теряет и свою землю. Это прямо не указывается текстом законов (так как, очевидно, представляло общеизвестную норму обычного права, не видоизмененную законодательством Хаммураби). Но согласно § 136 ЗХ и §30 ЗБ, бегство из обжины освобождает даже жену от брака с беглецом; невидимому, разрыв с территориальной общиной вел за собой прекращение всех частноправовых отношений для совершающего этот разрыв лица; если разрушались семейные отношения, то надо думать, что тем более уничтожались и отношения имущественные (см. ниже, о членстве в общине). Согласно норме так называемых шумерских-семейных законов» (ШСЗ, § 2; ср. § 1 и ФШЗ, | 4 и.5) строптивый (приемный?) сын исключался из семейной общины и изгонялся одновременно и из сельской или городской общины, лишаясь тем самым права на собственность или владение.

С другой стороны, если земля не была объектом активного распоряжения территориальной общины в старо-вавилонское время, то вода и в это время остается в коллективном распоряжении общины и государства. В этом и заключается тайна прочности восточной общины и связи с нею отдельного человека (Царь был полноправным верховным собственником воды и оросительной системы. Мелкие ирригационные мероприятия могли производиться силами царских людей, но в остальных случаях все население было обязано в порядке повинности (Supsikkum) участвовать в сооружении и ремонте каналов, Царь, как верховный собственник, мог, таким образом, распоряжаться и трудом членов отдельных общин, которые в отношении воды выступали как владельцы или пользователи под верховной собственностью царя. Царским чиновником, ведавшим водным хозяйством, был «управитель реки» (sapir narim, sakkanakkum sa pehat narim, ЗБ, § 50), которому были подчинены «заставляющие делать» (musepisum)—надзиратели за повинностными работниками. См., например, ЫН, ЛШ V.YI, XXXVI,XXXVIII,XXXIX; Р. Кraus, ABB, стр. 63—64 и др.). Не имея возможности пользоваться водой, человек не может воспользоваться землей для производства, а следовательно, эта земля не может и существовать как собственность. Вся же вода в стране находится, в конечном счете, в распоряжении общины и государства. По (268) той же причине, возможность осуществления отдельным лицом своих прав на землю зависит от выполнения им определенных обязанностей как перед общиной, так и перед единством общин — деспотическим государством: эти обязанности общин и отдельных их членов выражаются в повинностях и податях.

Таким образом (хотя характер собственности в старо-вавилонский период в некоторых отношениях приближается к ранне-античной), человек здесь стоит в особом отношении не только к общине, но и к деспотическому государству. Человек здесь ‑ собственник пли владелец не только, поскольку он выполняет своп обязанности но отношению к общине, но и лишь поскольку он выполняет наложенные на него обязанности по отношению к царю. Так, по § 18 ЗЛИ трехлетняя неуплата налогов лишает права собственности на землю.

Однако эти обязанности по отношению к общине и царской власти выступают здесь лишь как предпосылка для возможного осуществления человеком своего права распоряжения недвижимостью. Право это само по себе остается в этот период (в отличие, например, от ранне-шумерского периода) неограниченным. Царь не только не вмешивается в него, но даже признает всякое вмешательство своей администрации в права землевладельца за пределами царского земельного фонда правонарушением.

(Письмо Хаммураби к Шамашхаспру Л» 16 (RAXXI, 1924, стр. 1 ел.). Противоположный вывод о том, что царь мог распоряжаться и общинным земельным фондом, сделанный акад. Н. М. Никольским (ЧЗЧЗ, стр. 41) на основании частного письма A. Ungnad, BB, № 229, не может быть правильным, так как из целого ряда писем Хаммураби ясно видно, что служебными наделами, в том числе и выморочными, распоряжался царь, между тем по письму ВВ, Л! 229 выходит, что ими распоряжается община. Содержание этого письма следующее: некое лицо (царский служащий, следовательно, держатель служебного надела от паря) жалуется царю на то, что старейшины общины, ранее отдавшие ему надел какого-то воина (служебный надел, по-видимому, выморочный), теперь отобрали его, оставив автора письма без пропитания. Письмо относится ко времени правления Аммидптаны (1684—1647) — периоду полного развала государства Хаммураби, и является, с нашей топки зрения, свидетельством роста самостоятельности общин, использовавших ослабление царской власти для захвата частями царской земли и произвольно распоряжавшихся ими. Ясно, что на данного письма нельзя сделать вывода о том, что царь мог распоряжаться землей внутри общины. Также и Ададрабп, на переписку которого Н. М. Никольский ссылается в ук. соч., стр. 77 ел., вне всякого сомнения, был управляющим участками царской земли. Что касается письма Хаммураби, на которое указано выше, то в нем царь делает выговор управляющему своим хозяйством в Ларсе за отобрание собственного надела у некоего члена общины Куталла (awgl Kutalla) и замечает: «разве вечное поле когда-либо может быть отобрано?».)

Таким образом в старо-вавилонском обществе, за пределами непосредственно царских и непосредственно общинных земель, отдельные владельцы практически были собственниками земли в смысле неограниченного частноправового владения, распоряжения и пользования (несмотря на то, что в осуществлении этой собственности, они зависели от общины и от царя), что полностью соответствует характеру собственности при рабовладельческом строе: «При рабовладельческом строе основой производственных отношений является собственность рабовладельца на средства производства, а также на работника производства — раба... Такие производственные отношения в основном соответствуют состоянию производительных сил в этот период. ...Здесь нет уже общего и свободного труда всех членов общества в процессе производства,— здесь господствует принудительный труд рабов, эксплуатируемых нетрудящимися рабовладельцами. Нет поэтому и общей собственности на средства производства, равно как на продукты производства. Ее заменяет частная собственность. Здесь рабовладелец является первым и основным полноценным собственником» (И. В. Сталин, Вопросы ленинизма, 11-е изд., Госполитиздат, 1939, стр. 555.).

(269) Б. Обращаясь к правовому положению индивидуальных владельцев земли, необходимо делать различие между собственническими правами отдельных владельцев на землю в смысле, оговоренном выше, и повинностным владением обладателей царских служебных наделов.

Всякая земля, не находившаяся в повинностном владении, о котором подробнее речь будет ниже, и не принадлежащая непосредственно царю, храмами общинам (Законы не касаются этих категорий земли, известных по другим источниках, поэтому мы ограничимся лишь указанием на их существование. Царская земля, поскольку она не была роздана отдельным пользователям, состояла в основном из лугов и выгонов и то же, по-видимому, верно в отношении земли храмов и общин), практически находится в собственности, с правом владения, распоряжения и пользования, индивидуальных владельцев ‑ глав семей и членов территориальных общин.

Такова, например, земля, купленная воином, которую он вправе, в отличие от его повинностного владения, передаваемого только сыну, способному нести повинность, передавать также жене и дочери и отдавать за свой долг (§ 39) из этого следует, что можно передавать купленную землю и чужому лицу, т. е. по ЗХ допускается отчуждение земли, не являющейся царским наделом, что прямо и указано в § 71; таким образом, подобная земля может быть продана и заложена, а также подарена (§ 150_и 165), как собственность. Во вторых, ЗХ знают наследование земли (§§165—170, 178—180,_ _191), однако, только в пределах семьи; право завещания еще не сложилось (см. ниже «Наследование»). Во всех этих статьях речь идет о земле, не являющейся наделом, выдаваемым непосредственно царя, а о земле, находящейся в общинах. Эта земля, как общинная, была связана с повинностями, хотя и иными, (чём в случае царских наделов, например, с повинностью работ по орошению в пользу царя и общины; согласно ЗДИ '(§ 18), такая земля могла быть отобрана в случае трехлетней неуплаты налога. Но при условии выполнения обязанностей перед общиной я царем никто, кроме лица, осуществлявшего собственнические права на землю, не мог ею распоряжаться в частноправовом порядке.

3. Членство в общине

Из старо-вавилонских законов, несмотря на то, что в них вопросам общинных порядков уделено весьма мало внимания, все же совершенно ясно видно, что именно членство в общине было источником прав и повинностей общинника. Разрыв связи с общиной являлся основанием для утраты ряда, если не всех, прав общинника. Поэтому, если человек «возненавидел свою общину и убежал», жена его имеет право выйти замуж за другого и первый муж теряет свои права на нее (§136). Изгнание из общины является следствием преступления общинника; исключением из общины или даже обращением в рабство сопровождается и лишение сына наследственной доли (§§4‑5 ФШЗ и §§ 1—4 ШСЗ). Исключение из общины предполагается, вероятно, в этих случаях « ЗХ (см. §§ 168—169). Таким образом, прекращение членства в общине лишало человека прав собственности и других прав внутри общины.

Предпосылкой самого членства в общине было выполнение — лично или через рабов и патриархально-зависимых лиц (LIH, № XXXVIII: детей, наложниц и т.п.) — общинных и царских повинностей, а также уплата налогов. Согласно ЗЛИ, § 18, неуплата налогов в течение трех лет ведет к лишению земельной собственности в пользу желающего владеть этой землей и платить с нее налог (Налогами было обложено все свободное население на общинной земле, а возможно — и на непосредственно царской. Часть налогов шла, под контролем царской власти, на содержание храмов. Большинство налогов было натуральными и, вероятно, поземельными, составляя чаще всего Vio урожая, но иногда, возможно, доходили и до Vi. Сбор налогов был поручен «старшинам тамкаров» под наблюдением и ответственностью совета старейшин общины и наместника. Непосредственно налоги взыскивались).

4. Собственность на движимость

(270) А. Качество рабовладельца, как первого в основного полноценного собственника, выступает особенно ярко в отношении собственности на движимости. В этом случав собственность является уже безоговорочной, по крайней мере в отношении главы патриархальной семьи. Собственностью на движимость могли обладать не только царь («дворец», царское хозяйство) я организационно подчиненные в это время царскому хозяйству храмы (ЗХ, §§ 6, 8,15,16, 32, 175, 176), т. е. государство класса рабовладельцев и его организаций, как коллективные рабовладельцы, но и отдельные лица, что со всей ясностью вытекает из всего комплекса существовавших в это время товарно-денежных и имущественных: отношений (см. ниже, раздел III).

Важнейшее значение имела здесь собственность отдельных«рабовладельцев на «работника производства ‑ раба», которого имели в собственности, ‑ в противоположность высказывавшемуся мнению, ‑ разумеется, не только мушкенумы (§§15—16, 175—176), но и полноправные общинники (поэтому, например, за убийство раба общинники могли требовать имущественного возмещения, например, § 231, ср. §228, и они же платят врачу за излечение своего раба, например, §§ 217, 223), а также собственность отдельных лиц на рабочий и продуктивный скот (§§ 224-225, 244-249 и др.), домашнюю утварь и т. д., хотя уголовная охрана такой собственности относилась по большей части не к ведению царских законов, а к обычному праву.

Б. Рабы, напротив, не имели никакой собственности, но некоторые, по крайней мере из рабов дворца и мушкенумов, могли иметь пекулий. Пекулий считался частью собственности господина и во всяком случае переходил к нему после смерти раба (ЗХ, §§ 175—176).

Об уголовно-правовой охране собственности см. раздел «Преступления в наказания» (V, 5, В). О правовом положении собственника в договорах (особенно договорах купли-продажи, аренды и при займах и т. п.), а также при причинении вреда см. раздел III («Частное хозяйство и товарно-денежные отношения»).

5. Царский земельный фонд и повинностное владение

А. Как уже указывалось выше (I, 1), важной чертой старо-вавилонского общественного устройства было наличие царского земельного фонда. На царской земле было возможно владение и пользование землей со стороны частных лиц, но, право распоряжений оставалось исключительно за царем, который являлся единственным полным и непосредственным собственником этой земли. Владение и пользование землей в пределах царского фонда было возможно только как повинностное владение, которому посвящен ряд статей ЗХ.

Рассматривая повинностное владение сначала в общем виде, независимо от социального положения владельца, следует, с одной стороны, подчеркнуть условность этого-владения: царь мог отнять землю у повинностного владельца; в случае смерти владельца этой земли она не переходила по наследству (если на наследника нельзя было возложить повинности); земля эта, а также дом в сад, расположенные на ней, не могли отчуждаться по произволу владельца (§§ 35—38). Но, с другой стороны, по мере того как во множестве случаев земля эта все же переходила к сыну владельца, она практически становилась прочным достоянием владельца и его семьи (§5 27—29, 31—32); из этого постепенно, очень медленно возникало фактическое наследственное владение (sibit Ь'Л аЫш и сходные выражения в переписке этого времени).

Б. Наибольшую силу условность владения имела по отношению к издольщикам (nas: biltim, в документах часто называемых также issaktum), о которых закон бегло (271) упоминает только однажды (§28), но которые, судя по переписке Хаммураби, составляли основную массу трудящегося населения на царской земле. (Они получали землю (нередко целыми группами) за уплату доли урожая (какой именно — неизвестно, но, несомненно, очень значительной), что и было их повинностью. Они группами подчинялись особым надзирателям. Царская администрация нередко перемещала их с одного участка на другой. Отношения между царем и nas biltim. не носили договорного характера, но устанавливались по усмотрению царя. См. в особенности RA, XXI (1924), сгр. 1 ел.) Им была запрещена, отдача надела за долги и дарение его частей жене или детям.

В. Из числа лиц имевших повинностное владение, в Законах Хаммураби особое внимание удаляется воинам (о которых см. также ниже, «Государство и право», раздел II, 3). Для обеспечения воина и его семьи ему отводился надел из царской земли под условием его службы (ilkum) царская земля под воинскими наделами была полностью исключена из оборота, лишено было законной силы всякое частноправовое распоряжение землей (продажа, иена, дарение, завещание и передача за долги). То же касается и выданного воину царского скота(§§.35—38, 41). Всякая сделка о земле повинностного надела аннулируется, и предполагавшийся приобретатель этой земли «теряет свое серебро», а при мене участков,— полученная воином приплата не возвращается: это штрафное последствие незаконной сделки (§§ 36—37, 41)

Владение участком воина строго связано с несением им службы; поэтому, если воин, вопреки приказу, не выступит в царский поход или наймет себе заместителя, то его должно убить, а нанятому — отдать дом воина. (§26). Если воин ради избавления от службы бросит надел, то он получит его обратно только в том случае, если будет отсутствовать, менее год» (cp. § 26, 30,31), Если взятый в плен воин будет куплен тамкаром, а, вернувшись, же найдет у себя в доме, чем выкупить себя, то его должен выкупить местный храм или царь, но надела его нельзя отдавать на выкуп (§§ 27—29, 32). Эти законы преследуют цель предотвратить расхищение царской земли, размельчение воинских, наделов и разорение воинов. (Воинский надел имел, согласно данным переписки этого времени, размер 5—15 га, т. е. вполне достаточный размер для ведения небольшого рабовладельческого хозяйства).

Г В более привилегированном положении, чем воины, находились, по-видимому, многочисленные царские свободные ремесленники (по крайней мере, ошибочное зачисление кого-либо из них в категорию воинов вызывало с их стороны, судя по письмам этого времени, бурный протест). ЗХ отдельно не упоминают эту категорию держателей наделов, включая их под общую рубрику «обязанных прочей повинностью (ilkum ahum, § 40)». В наилучшем положении среди держателей повинностных владений на царской земле,— даже независимо от того, что они обычно имели землю и в собственности,— находились царские служащие, (тамкары, жрицы и т.п.). Их наделы, как и наделы «обязанных прочей повинностью» были не вовсе изъяты из оборота; однако повинностное поле, сад или дом такого владельца на царской земле подлежали отчуждению не иначе как под условием перехода на приобретателя лежащей на отчуждаемом объекте повинности. Этим предотвращалось разбазаривание царского земельного фонда и сокращение числа служилых людей (§ 40).

Именно к этой категории владельцев относится в первую очередь сказанное выше о возникновении фактического наследственного владения, что и подтверждается рядом документов этого времени.

Д. В повинностном владении могло быть и движимое имущество — например, скот, данный царем воину вместе с наделом (§ 35).

II . ГОСУДАРСТВО И ПРАВО