При тропологическом толковании Священное Писание рассматривается как руководство к практической деятельности. При таком толковании экзегеты настаивают на том, что всё сказанное в Писании необходимо применять к собственной жизни, и тогда станет понятным его скрытый смысл. Прп. Антоний Великий говорил:

Куда бы ты ни ходил, всегда имей Бога перед своими очами; что бы ты ни делал, имей на это основание в Божественном Писании (Древний патерик. I. 1)[220].

Также он писал:

Прилежи чтению Писаний, и они исторгнут тебя из нечистоты [т. е. будут разгонять нечистые помыслы]. Если будешь постоянно и усердно заниматься чтением Писаний и исполнять заповеди, то Божие милосердие пребудет с тобою (Устав отшельнической жизни. XXII–XXIII)[221].

По мнению святых отцов, каждый отдельный поступок человеку следует сверять с евангельским свидетельством. Такой подход к Писанию, который можно определить как «экзегезис через опыт», обобщен в следующих словах прп. Марка Подвижника (IV в.):

Смиренномудрый и упражняющийся в духовном делании, читая Божественное Писание, будет относить всё к себе, а не к другим. Читая Божественное Писание, старайся уразуметь сокровенное в нем, ибо всё, что писано было прежде, написано нам в наставление (Рим. 15:4). <…> Слова Божественного Писания читай делами и не многословь, тщеславясь одним пониманием (Слово первое. О законе духовном 200 глав. VI. XXVI. LXXXV)[222].

Примеры тропологического толкования Священного Писания

Одним из примеров тропологического толкования в самом Писании могут служить слова «Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам» (Евр. 13:2). Здесь автор ссылается на несколько ветхозаветных повествований о гостеприимстве Авраама (Быт. 18 гл.), Лота (Быт. 19 гл.), Гедеона (Суд. 6:11–24), Маноя – отца Самсона (Суд. 13 гл.).

Еще одним примером служит цитата «Не заграждай рта волу, когда он молотит» (Втор. 25:4), которую тропологически толкует св. ап. Павел (1 Кор. 9:3‑18), доказывая, что проповедники Евангелия могут питаться от пожертвований (Ср.: Мф. 3:10).

Множество тропологических толкований встречается в наследии святых отцов.

В качестве примера можно привести толкования свт. Иоанна Златоуста. В этих толкованиях не отвергается историчность лиц события, но они используются святителем как образы (тропы) для нравственного назидания. В третьей беседе на Послание к Римлянам он говорил:

Разве ты не знаешь, что отроки не опалились в пещи, а Даниил во рве не потерпел никакого зла? И ныне это может случиться. И нас окружают львы, гнев и похоть, имеющие опасные зубы и растерзывающие всякого подвергшегося [их нападению]. Будь же таким, как Даниил, и не позволяй этим страстям впиваться зубами тебе в душу. Но, скажешь, Даниилу во всем помогала благодать. Правда, но помогала потому, что ей предшествовала собственная его воля. Таким образом, если и мы пожелаем сделаться подобными ему, то благодать и ныне готова помогать. Как ни голодны звери, они не прикоснутся к твоему ребру. Если они устыдились тогда, когда увидели тело раба, то неужели не усмирятся теперь, когда увидят члены Христовы (а таковы мы – верующие)? Если же не усмиряются, то, конечно, по вине вверженных. Действительно, многие доставляют этим львам обильную пищу тем, что содержат блудниц, нарушают браки, мстят врагам, – поэтому и растерзываются прежде, чем достигнут дна [рва]. Но не то случилось с Даниилом, не то будет и с нами, если мы пожелаем, а совершится нечто больше того, что было прежде с Даниилом (Беседы на Послание к Римлянам. III. 4)[223].

Следующее место – из 4‑й беседы:

С другой стороны, так как многие презирали речи [о геенне], то Бог на деле показал им подобие ее в некотором новом виде. Дождь тот был необыкновенный, как и смешение содомлян было противоестественно; он затопил землю, как и похоть наводнила их души. Этот дождь был по своему действию противоположен дождю обыкновенному: он не только не возбудил утробу земли к произрастанию плодов, но и сделал ее неспособною к принятию семян. Таково было и смешение мужчин земли содомской, которое делало их тела более бесплодными (Беседы на Послание к Римлянам. IV. 3)[224].

Здесь свт. Иоанн Златоуст строил параллели внутри исторических событий Ветхого Завета, между серным дождем и «дождем похоти», который затопил души содомлян. Серный дождь – это образ (тропос) смешения мужчин: оба неплодоносны.

Следующее место из 6‑й беседы:

Когда иудеи отведены были в плен и персы усиленно просили их, чтобы они пели им священные свои песни, они ответили: како воспоем песнь Господню в земли чуждей (Пс. 136:3)? Если же непозволительно было петь слово Божие в варварской земле, то гораздо более непозволительно это варварской душе, так как жестокая душа есть варварская. Если тем, которые находились в плену и сделались на чужой земле рабами людей, закон повелевает молчать, то гораздо более справедливо сомкнуть свои уста рабам греха и живущим чужою жизнью. И хотя иудеи имели тогда органы, как сказано: на вербиях посреди его обесихом органы наша (Пс. 136:2), но и при всем этом нельзя было петь. Так и нам, хотя мы имеем уста и язык, эти органы слова, непозволительно пользоваться свободою речи, пока мы раболепствуем греху, наиболее жестокому из всех варваров (Беседы на Послание к Римлянам. VI. 6)[225].

Здесь опять свт. Иоанн Златоуст проводил параллели: варварская земля – это символ жестокой души, рабство в Вавилоне – символ рабства греху, псалтырь – символ уст и языка.

Можно привести еще один пример тропологического толкования, который связан с историей творения человека:

И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою (Быт. 2:7). Отсюда вытекает, если будем внимательны, немаловажный урок смирения. Когда подумаем, из чего первоначально образовано наше тело, то сколько бы ни насупливали бровей, должны принизиться, смириться; размышляя о природе своей, мы научаемся скромности (Беседы на Бытие. XII, 4)[226].

Как понимал тропологию свт. Иоанн Златоуст, можно увидеть в толковании на Пс. 46:

Как я прежде говорил, так и теперь скажу: иное в Писании должно понимать так, как сказано, а иное в смысле переносном, например, когда говорится: «волк будет жить вместе с ягненком» (Ис. 11:6). Мы не разумеем здесь ни волков, ни агнцев, ни пастбищ, ни вола, ни тельца, но под видом бессловесных представляем нравы людей (Беседы на псалмы. XLVI. I)[227].

Образы, используемые в тропологическом толковании, весьма разнообразны. Например, блж. Феодорит Кирский так толковал одно из постановлений ветхозаветного Закона:

Почему от каждой жертвы, приносимой о спасении, закон повелел священнику брать правое рамо и грудь (Исх. 29:26–28)? Под образом груди закон требует у священника разумной и созерцательной жизни, потому что грудь – покров сердца. А под образом правого рама – правой деятельности, потому что одна вера недостаточна для спасения, но нужны для совершенства и дела (Толкование на книгу Исход. Вопрос 63)[228].

Прп. Исидор Пелусиот следующим образом писал по поводу истории Иерусалима:

Иерусалим (воспользуюсь ясным примером), когда был подкрепляем Божиим споборничеством, стоял непреклонно и без труда и кровопролития одерживал победы, а когда лишалcя оного за то, что восставал против Него, вражеский огонь удобно преклонял его к земле. Так и душа, когда за постоянство нравов она будет ограждена силой свыше, легко преодолеет врагов, а когда согрешит, будет и здесь объята огнем страстей, и там мучима огнем суда (Письма. II. 112)[229].

Прп. Симеон Новый Богослов использовал образ Египта, когда говорил о духовном невежестве и страстях. Соответственно, оставление человеком страстной жизни он сравнивает с исходом из Египта:

Тот, кто перешел из Египта в землю обетованную, – пишет он, – и поселился на ней… говорит о возвращении из рабства в свободу, из тьмы в свет и из плена в свое отечество. Так бывает обычно и с нашим человеческим умом, перешедшим от страстной жизни к бесстрастию, от работы страстям к свободе Духа[230].

Вот еще несколько примеров:

Если ты вооружаешься против какой‑нибудь страсти, – говорил прп. Иоанн Лествичник, – то возьми себе в помощь смиренномудрие; ибо оно наступит на аспида и василиска, то есть на грех и отчаяние, и поперет льва и змия (Пс. 90:13), то есть диавола и змия плотской страсти (Лествица. XXV. 67)[231].

Если и нам желательно, чтобы пришел к нам Господь, как к апостолам, дверем затворенным (Ин. 20:19), – учил прп. Нил Синайский, – то постараемся затворить двери, то есть уста, совершеннейшим молчанием, око – тем, чтобы не смотреть страстно, слуху же запретим слушать тлетворные речи, а обоняние и осязание уклоним от плотских удовольствий (Письма. III. 267)[232].

С помощью тропологического метода толковались достаточно сложные места Писания. Вот одно из таких мест в объяснении свт. Василия Великого:

Сказанное же в сотом псалме: «во утрия избивах вся грешныя земли», как всякому видеть можно, сказано загадочно и прикровенно. Это не значит, что при начале каждого дня осквернял я руки человеческой кровью. Не то говорит пророческое слово. Это, кроме того что гнусно, было бы и неимоверно. Ибо как мог бы он каждое утро избивать своею рукою всех грешных на земле? Невозможно было бы одному превозмочь всех, потому что, как вероятно, согрешивших было много. Если бы преодолел их на войне, то, конечно, избил бы в одно утро всех, а не в каждое утро стал избивать их. Посему что же значит: «во утрия избивах вся грешныя земли, еже потребити от града Господня вся делающие беззаконие» (Пс. 100:8)? Вы‑слушаем сказанное с лучшим разумением, чтобы не сказать чего вопреки пророческому слову, что и непозволительно. Град Господень есть совокупность человеческого состава; а грешные земли – не иные кто, но те, о которых говорит Спаситель, что извнутрь от сердца исходят помышления злая, зависти, убийства, прелюбодеяний татьбы, лжесвидетельства и тому подобное (Мф. 15:19; Мк. 7:21). Сих‑то грешных земли, происходящих от земной плоти, очищающий себя уничтожает в собственном своем составе, при каждой мысли о Боге. Посему в душе бывает утро при каждом восхождении спасительного учения; и в сие‑то утро должны быть уничтожаемы все помыслы, производящие беззаконие. Ибо, если не пресечены в душе первые движения к пороку, то помышления необходимо перейдут в дело. Например, помысл, внушающий прелюбодеяние, есть грешный земли; он побуждает «воззрети на жену, ко еже вожделети ея» (Мф. 5:28). Посему, если острым и уничтожающим страсти словом, как бы некоторым мечом, не будет убит он в душе и не будет это совершено утром, то есть по изведении его наружу, то после прелюбодеяния в сердце поведет он человека к большей степени сего греха, вызывая его на грехопадение телом. Думаю, что согласно с сим сказанное у Иеремии: «проклят творяй дело Господне с небрежением и возбраняяй мечу своему от крове» (Иер. 48:10). Кто желает избегнуть тяжести сей клятвы, тот не должен духовному мечу давать покоя от крове подобных грешников (Толкование на книгу пророка Исаии. V)[233].

Тропологически толковался и Новый Завет. Примером может служить толкование истории обращения Закхея: Закхей был богат – так же, как и все люди богаты грехами. Толпа народа – это суетные заботы, наши грехи, страсти, мечты, прежние привычки. Закхей ростом был мал – это значит, что хотя человек и называет себя христианином, но всё же он духовный карлик, и поэтому не может видеть Христа, будучи подавлен своими грехами. Подняться на дерево – значит начать молиться. После слов Христа Закхей спустился с дерева – это означает покаяние. Дом – это сердце; двери, которые могут быть открыты для Господа, – двери покаяния[234].

Вот еще несколько тропологических толкований Нового Завета. В XV Нравственном слове, предлагая наставления тому, кто хочет посвятить себя безмолвию, прп. Симеон Новый Богослов писал:

Тот, кто стяжал безмолвие, пусть будет как те, кто взошел на гору Фавор со Христом и видели сияние, облиставшее и изменившее Его одежды, и просвещение Его лица… чтобы и он подобно Петру мог сказать: «хорошо нам здесь быть. Сделаем здесь три кущи: для Тебя, Твоего Отца и Твоего Духа Святаго, для единого Царства, для вечной жизни души, тела и ума, соорудив их при помощи очищения и возвысив посредством многих добродетелей»[235].

Таким образом, для того чтобы дать образец внутреннего устроения, который должен осуществить в своей жизни подвижник, а также указать на образ возможного соединения человека с Богом, прп. Симеон отождествлял пророков Илию и Моисея с Богом Отцом и Духом Святым, а три кущи – с умом, душой и телом, которые в состоянии чистоты способны стать жилищем для Бога‑Троицы.

Толкованию притчей о Царствии Божием посвящен XVII Гимн прп. Симеона. В нем он толковал притчу о горчичном зерне (Лк. 13:18–19), последовательно объясняя каждый образ. По его словам, зерно, которое Христос назвал Царством Небесным – благодать Божественного; сад – сердце каждого человека, куда он принимает Святого Духа и хранит, чтобы Он вырос в большое дерево. Для того чтобы наследовать Царство Небесное, это зерно, по словам прп. Симеона, необходимо посеять в сердце уже во время земной жизни. После же смерти его посеять нельзя, поскольку это уклонение от естественного порядка. И завершает прп. Симеон свой краткий комментарий призывом к слушателям от лица Спасителя, Который просит уже именно здесь, на земле, приобщаться Царству Небесному:

Здесь Я бываю для тебя жемчужиной и покупаюсь. Здесь Я являюсь для тебя пшеницей и как бы зерном горчичным. Здесь бываю для тебя закваской и заквашиваю смешение твое… Итак, если от здешних вещей ты познаешь Меня… то и там также будешь иметь Меня, и Я неизреченным образом сделаюсь для тебя всем. Если же отойдешь отсюда, не ведая действий Моей благодати, то и там найдешь во Мне только безжалостного судию[236].

Опять же прп. Симеон истолковал тропологически три основных ключевых образа: зерно, человек, поле. Прп. Симеон расширяет значение образа зерна за счет толкования, которое поясняет, что Царство Божие – благодать Духа Святого. Кроме этого, смысл притчи расширяется за счет нравственно‑аскетических комментариев прп. Симеона о том, как и когда это зерно необходимо взращивать. Отсюда видно, что прп. Симеон уточняет для современного ему слушателя тот смысл, который содержится в образах Христа. Причем делает это он в контексте современного ему богословия, образа жизни (монашеского), а также целей и задач, которые ставит перед собой.

Интересно, что прп. Симеон не объяснил образ птиц. Однако толкование этому образу есть в комментариях блж. Феофилакта Болгарского: птицы – люди, которые парят к горнему, или же парящие умом, т. е. заблуждающиеся, язычники; ветви – учение Христа или же апостолы, которые несут это учение[237].