Г. Аммон [159] и его коллеги установили, что формальные отношения с матерью, отсутствие теплоты и привязанности может иметь катастрофические последствия для дальнейшего психического развития ребенка. При этом не существенно, имеет место суровая отстраненность, лишающая ребенка родительской нежности, или гиперопека, не учитывающая его естественной потребности расширять свои активные контакты с миром и образующая пассивную зависимость от матери. В обоих случаях страдает чувственный контакт с миром, не формируется отношение интеграции с ним, дефектно образное мышление. И в будущем могут развиться различные формы патологии – от шизофрении до психосоматических заболеваний.

Работы Карен Хорни еще раз доказывают, что предпринятое нами разделение негативного родительского влияния на стимуляцию страхов и фрустрацию базовых психологических потребностей весьма условно, так как оба фактора неизменно связаны друг с другом. К. Хорни считает, что, если детская потребность в защищенности и признании фрустрируется родительским поведением (подавлением, безразличием, отсутствием уважения к ребенку и т.д.), это приводит к “первичной тревоге” - чувству изолированности и беспомощности. Первичная тревога - субъективный фактор, который толкает ребенка к поиску косвенных путей удовлетворения своей потребности в общении и безопасности.

К примеру, ребенок может пытаться заслужить хорошее отношение покорностью и примерным поведением, разжалобить родителя болезнью, попытаться изменить свой собственный образ, образ ребенка, которого не любят и т.д. Любая из этих стратегий может стать более или менее постоянной защитной характеристикой личности и привести в конечном счете к невротическому развитию.

По данным М.К. Бардышевской [6], базисное чувство безопасности в значительной степени определяется ранним опытом ребенка – наличием или отсутствие интериоризированного образа “хорошей матери”, опыта глубокой и надежной эмоциональной связи с родителем или замещающим его человеком в первые два года.

Исследователи едины в оценке губительного влияния на формирование личности ребенка разных форм психологической депривации, виной которой являются родители [116, 63, 113, 115, 148].

Дж. Боулби [148] и Т. Бразелтон [150] в разные годы исследовали основные реакции на сепарацию (отделение от родителей) у детей 1,5 - 2 лет. Обобщенный список выглядит следующим образом (цит. по [6]):

- защитная агрессия (как инстинктивный способ наказать мать за ее уход и, таким образом, снизить вероятность повторной разлуки);

- регрессия, как отказ взрослеть, в форме навязчивой аутостимуляции: сосания, раскачивания и пр.;

- избегание родителей как защитный механизм, который помогает ребенку сохранить контроль над своим поведением, перекрывая или уменьшая поток сверхзначимой для ребенка ситуации (однако у ребенка этот способ защиты, как правило, оказывается ненадежным и дает сбои).

- формирование реакции по возвращении домой: ребенок испытывает тягу к матери, но он быстро усваивает, какие преимущества дает ему сопротивление ее ласкам после того, как он долго ее ждал и тосковал по ней (мать в таких случаях усиливает свои попытки установить контакт с ребенком, т.е. амбивалентная реакция ребенка на мать после разлуки с ней гиперстимулирует у последней материнское поведение).

Более позднее исследование Дж. Боулби [149] свидетельствует о том, что “компенсирующее воровство”, упомянутое нами в предыдущем разделе, наблюдается у 70,6 % подростков-правонарушителей, которые в первые пять лет своей жизни пережили длительную, больше шести месяцев разлуку с матерью.

В решении вопроса о влияние родителей на онтогенез защитных механизмов Л.Р. Гребенников [29] берет за основу делении Е.Т. Соколовой всех видов неэффективно выстроенных детско-родительских взаимоотношений (гетерономного воздействия) на отвержение и симбиоз. Согласно его представлениям, любой из воспитательных стилей, связанных с эмоциональным отвержением ребенка (гипоопека, авторитаризм, гиперопека), блокирует спонтанную реализацию базисных потребностей в присоединении, аффилиации, безопасности, принятии и, как следствие, в самопринятии. Ребенок вынужден адаптироваться к гетерономному воздействию на социальном и психологическом уровнях и строить позитивный образ “Я” с помощью образования и очень интенсивного использования механизмов защиты. В зависимости от темпераментных особенностей ребенка актуализируются внешненаправленные механизмы – проекция, активные формы компенсации и реактивного образования – или внутренненаправленные – отрицание, пассивные формы компенсации и реактивного образования.

Эмоциональный симбиоз и соответствующие ему воспитательные стили: эгоцентрическая инфантилизация, потворствующая гиперопека, обесценивание – представляют, по мнению Л.Р. Гребенникова, экстремальную родительскую установку, блокирующую онтогенетически более поздние потребности ребенка в автономии, определении границ “Я”, самостоятельном контроле ситуации. В зависимости от особенностей темперамента ребенок прибегает к таким механизмам защиты, как замещение или регрессия, предполагающим внешненаправленные действия, или к противоположным им подавлению и интеллектуализации.

Оптимальным стилем может считаться безусловное эмоциональное принятие ребенка с разумными, последовательными требованиями к нему. В этом случае ни один из образующихся механизмов защиты не используется сверхинтенсивно.

Проведенный анализ наглядно демонстрирует онтогенетическую зависимость психологической защиты от установок и реальных взаимоотношений родителей с ребенком, доминирующих в период его воспитания. При этом оптимально и адекватно выстроенные отношения, скорее всего, будут способствовать развитию оптимальных и адекватных механизмов защиты ребенка. В то время как негативное воздействие со стороны родителей будет провоцировать формирование невротических защитных механизмов.

Обратимся к анализу психологической защиты как результату усвоения демонстрируемых родителями форм поведения.

Мы допускаем, что формирование механизмов психологической защиты у маленького ребенка может происходить не только за счет внутренних эмоциональных процессов, но и поверхностно, через усвоение реального поведения других людей. Это усвоение может происходить с интрепретацией получаемых извне сигналов – в случае научения через подкрепление [108, 145, 160, 175] – или без нее – в случае подражания [86, 119, 144] и его аналогов: имитации [82, 111], идентификации с другими лицами [71, 118].

Действительно, внешний поведенческий компонент защитного механизма может усваиваться и копироваться посредством подражания, которое Л.С. Выготский считал источником возникновения всех специфических человеческих свойств сознания и видов деятельности [26]. Опираясь на идеи П.Я. Гальперина и Д.Б. Эльконина, Л.Ф. Обухова определяет подражание как “форму ориентировки ребенка в разных аспектах окружающей действительности, необходимую для решения актуальных и специфических для каждого возраста задач развития” [75, с. 318]. Она отмечает, что содержание подражания (идентификации), начиная с трехлетнего возраста, представляет собой моделирование поведения взрослого. При этом родительское поведение в повседневных бытовых ситуациях наиболее знакомо и доступно детскому подражанию. “Ребенком перенимаются различные настроения, чувства, наиболее “принятые” в семье: … это впитывается ребенком, создавая у него внутренние умения переживать то или иное чувство” [129, с. 94].

Уже в 3-4 года, когда детское подражание достигает стадии обобщенно-символического моделирования, ребенок способен не только отображать в своем поведении конкретные действия, но и включать их в соответствующий смысловой и эмоциональный контекст. Это делает возможным, с нашей точки зрения, копирование поведенческой составляющей некоторых защитных механизмов (замещения, проекции, рационализации, регрессии, отрицания и др.) при условии, что аффективный компонент реальной ситуации субъективно воспринимается ребенком как идентичный таковому в ситуации моделируемой. Т.е., если мать систематически использует в качестве доминирующей защитной реакции регрессию, а отец неизменно демонстрирует совладание со своими эмоциями посредством интеллектуализации, то в ситуациях с аналогичным контекстом ребенок вероятнее всего будет проявлять внешние компоненты именно этих видов защиты даже при отсутствии у него внутреннего конфликта и тревоги.

Причем вероятность этого проявления будет расти по мере того, как ребенок будет получать положительное подкрепление со стороны родителей, особенно матери. Индивидуальные пристрастия и антипатии матери оказывают существенное влияние на развитие ребенка. “Быстрее всего развивается то, что больше всего нравится матери и что ею оживленнее всего приветствуется; процесс развития замедляется там, где она остается равнодушной или скрывает свое одобрение” [156, с.62].

Конечно, таким образом первично может зафиксироваться лишь внешне наблюдаемое поведение, соответствующее тому или иному защитному механизму. В дальнейшем же при возникновении эксквизитной ситуации зафиксированная и закрепленная модель реагирования, как наиболее успешная, имеет первоочередные шансы на актуализацию [5] и развитие в полноценный защитный механизм. Либо данное поведение может так и остаться внешней реакцией, оторванной от реальных эмоций и конфликтов, на уровне перманентной защиты, по А. Фрейд, или защитной “брони характера”, по В. Райху (см. 1.1.2).

Таким образом, проделанный анализ позволил увидеть роль родителей в генезисе детских защитных механизмов в нескольких аспектах. С одной стороны, родители, неэффективно организуя систему поощрений и наказаний и эмоциональные отношения с ребенком, могут невольно провоцировать и усиливать детские страхи и тревоги – одного из важнейших условий возникновения психологической защиты личности. С другой стороны, ошибочно выбранный родителями стиль взаимодействия с ребенком может фрустрировать его базовые потребности в безопасности, принятии, автономии и пр. и тем самым стимулировать гиперадаптацию ребенка к гетерономному воздействию посредством формирования сверхинтенсивного и неадекватного способа защиты. И, наконец, родители выступают для ребенка моделью защитного реагирования, внешние характеристики которого он может первично копировать, а затем переводить на уровень перманентной или реально действующей психологической защиты.

Глава II. МЕТОДЫ И ОРГАНИЗАЦИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ

2.1. Методы исследования психологической защиты личности

Проблема исследования бессознательных компонентов личности всегда стояла в экспериментальной психологии особенно остро, в первую очередь из-за отсутствия соответствующего методического аппарата. Исследование психологической защиты личности и ее механизмов не стало исключением. В психологии существует считанное число диагностических методик, претендующих на оценку данного феномена. Часть из них описана в психоаналитической традиции: клиническое наблюдение в ходе аналитических сеансов [102], динамический личностный опросник DPI Т. Грижье [110], проективные методы типа ТАТ [19, 176, 177]. Часть выходит за ее рамки: метод С. Розенцвейга [67], метод экспертной оценки К. Перри [178], опросник «Индекс жизненного стиля» LSI Р. Плутчика [181].

Поскольку в настоящей работе психологическая защита рассматривается не как клинический феномен, а как явление, в обязательном порядке присущее любому психически здоровому человеку, то при подборе методик предпочтение отдавалось неклиническим формам. При этом поставленные исследовательские задачи предполагали как специфическую, так и количественную оценку защитных механизмов. Наиболее полно из всех известных методик специфику механизмов психологической защиты (МПЗ) позволяет исследовать опросник LSI Р. Плутчика (восемь механизмов). К несомненным достоинствам данной методики следует отнести также теоретическую обоснованность выбора именно данных восьми МПЗ и возможность их количественной оценки. Опросник LSI был выбран для исследования особенностей психологической защиты взрослых (раздел 2.1.1).

Специфика исследовательской ситуации в нашем случае заключалась и в необходимости подбора таких методик, которые позволили бы качественно и количественно оценить идентичные механизмы психологической защиты у детей и взрослых. Поскольку ни один из известных методов не предполагает решения этой проблемы, в рамках данного исследования была выполнена работа по созданию методики изучения детских защитных механизмов, эквивалентных МПЗ взрослых (раздел 2.1.2).