Анализируя проблему возникновения в онтогенезе феномена психологической защиты, мы выделили два наиболее важных, на наш взгляд, вопроса:

- Какова онтогенетическая сущность психологической защиты?

- Каковы конкретные условия, механизмы и хронологическая последовательность образования ее механизмов?

Поиск ответов на первый вопрос позволил выделить две доминирующие тенденции в его решении. Притом, что большинством исследователей психологической защиты учитываются как позитивные, так и негативные аспекты ее функционирования, одни видят в ее первичном формировании признак нормального развития личности, другие рассматривают защитные механизмы преимущественно как побочный продукт нарушений при ее становлении. В первом случае психологическая защита выступает как фактор социализации, во втором – как фактор неэффективной адаптации к особо жестким внешним условиям.

Прямым выразителем идеи онтогенетической целесообразности психологической защиты является А. Фрейд, признавая за ней решающую роль не только в онто-, но и в антропогенезе: “В целом, благодаря ограничению стремления к удовольствию, которому способствуют защитные механизмы, осуществляется превращение примитивных инфантильных человеческих существ в ответственных членов цивилизованной общности” [155, c. 172]. Процесс индивидуального развития личности психоанализ рассматривает как переход от принципа удовольствия к принципу реальности [125, 128]. Становление принципа реальности, с одной стороны, и развитие когнитивных процессов, с другой, делает возможным включение механизмов подражания, идентификации, интроекции – необходимых предварительных условий для последующего вступления в социальное сообщество взрослых. Ребенок десоциален, пока им владеют инстинкты и импульсы. Психологическая защита – это путь к его социализации [157]. Некоторые инстинктивные желания вытесняются из сознания, другие переходят в свою противоположность (реактивные образования), направляются на другие цели (сублимация), сдвигаются с собственной персоны на другую (проекция) и т.д. Между процессами развития и защитными процессами А. Фрейд не видит никакого противоречия. Напротив, организация защитного процесса рассматривается ею как важная и необходимая составная часть развития “Я”, процесс которого заключается в приобретении все более совершенных способов защиты от внешних и внутренних конфликтов. Тем самым снижается до границ толерантности уровень тревожности, исчезает субъективное чувство дискомфорта, препятствующее процессу адаптации [там же].

Не столь однозначна позиция Л.Р. Гребенникова [29]. С одной стороны, он подчеркивает, что онтогенетически защитные механизмы развиваются для поддержания стабильности образа “Я” в случае, если какая-то из его составляющих находится под угрозой или две из них или больше рискуют оказаться в противоречии между собой. При этом в качестве составляющих образа “Я” выступают следующие осознанные и неосознанные установки:

Я – защищенный, находящийся в безопасности, благополучный, здоровый, бессмертный,

Я – самостоятельный, независимый, свободный, в чем-то превосходящий всех остальных,

Я – умный, знающий, компетентный, контролирующий ситуацию,

Я – красивый, принимаемый, любимый, неотразимый.

Это положение не является новым и подтверждается многочисленными примерами. Так, невозможность в какой-то ситуации быть одновременно независимым и любимым часто заставляет человека не только делать выбор, но и обосновывать его посредством рационализации или “бороться” с необходимостью выбирать посредством регрессии. В клинической практике нередки случаи, когда при объективной потере здоровья человек открыто и искренне отрицает наличие всякого заболевания. Известная подростковая проблема, связанная с неудовлетворенностью своим физическим обликом, часто приводит к решению компенсаторного характера: “Пусть я некрасивый, зато стану умным и успешным”. (При аналогичном подходе в работах Е.Т. Соколовой [114, 115] выявлены индивидуально-типологические стили стабилизации и защиты позитивного самоотношения).

С другой стороны, Л.Р. Гребенников доказывает, что механизмы защиты в большинстве своем являются продуктами конфликтов раннего онтогенеза. В зависимости от интенсивности этих конфликтов (интенсивности воздействия и соответствующей психической адаптации), защиты могут быть более примитивными или более сложными, более автоматичными или более осознанными, более или менее интенсивными и адекватными общественно заданным стандартам поведения. Выводы из этого положения могут быть разными в зависимости от того, понимаются конфликты как естественные ступени в развитии личности или как фактор ее систематической дестабилизации. Поскольку сам автор рассматривает конфликт с диалектических позиций, видимо, и формирование психологической защиты в его концепции можно понимать как естественный процесс.

А. Адлер [135], Дж. Боулби [144], В.В. Столин [118], и другие авторы усматривают в защитных механизмах признак нарушенного, неэффективного развития личности.

Развитие одной или нескольких стратегий психологической защиты, как способа справиться с чувством неполноценности, сопряжено, по мнению А. Адлера, с перенесенными в раннем детстве физическими страданиями, чрезмерной опекой или отвержением.

Для В.В. Столина источником защитных процессов личности является склонность к неверной интерпретации своих мотивов. В основе формирования психологической защиты лежит так называемое “фальшивое Я”, т.е. “Я, осмышляемое относительно мнимых мотивов” [118, с. 241]. Формирование фальшивого “Я” приводит к внутренней активности личности по сохранению образа “Я” и позитивного отношения к себе, состоящей в перестройке и искажении внутрипсихической действительности. Автор рассматривает “фальшивое Я” как мощное препятствие личности для понимания, оценки и переработки своего опыта, как фактор, искажающий самовосприятие и восприятие социальной действительности: “… следование одним мотивам в жизни и другим в осмышлении своего “Я” приводит к формированию защитных тактик” [там же, с. 243].

Еще ряд точек зрения, связывающих формирование психологической защиты с дефектными отношениями в семье, будут рассмотрены ниже (см. 1.3.2).

Решение второй проблемы, связанной с некоторыми закономерностями онтогенетического зарождения механизмов психологической защиты (условиями, стадиями, порядком и пр.), представлено в литературе недостаточно. Но в этих немногочисленных попытках вскрыть механизмы и проследить хронологию генезиса защитных явлений намечается относительное единство.

Понимание психоанализом принципа организации психологической защиты можно выразить формулой: “Нет страха – нет невроза. Нет тревоги – нет защитных механизмов”. Развитие разновидностей защитных механизмов связывается с возникновением в онтогенезе различных типов тревоги. П. Куттер связывает формирование защитных механизмов с попыткой ребенка справляться с архаическим, примитивным страхом, который сопровождает развитие каждого ребенка и проявляется в типичных для детей фобиях темноты, одиночества, привидений и пр. [61].

А. Фрейд в этой связи рассматривает отдельно защитные механизмы, связанные со страхом перед инстинктами и страхом перед аффектами (см. 1.1.2). Страх перед силой инстинктов появляется очень рано, отсюда и раннее (уже в первые годы жизни) возникновение тех видов защиты, которые имеют целью поддерживать дифференциацию между “Я” и инстинктами [126]. Каждый из защитных механизмов развивается сначала как средство овладения некоторой специфической конкретной ситуацией, и связывается с конкретной фазой детского развития.

В период младенчества организм имеет минимальные средства защиты от неблагоприятных эмоциональных переживаний и неприятных и опасных стимулов внешней среды. Все, что может предпринять младенец – это дать сигнал опасности, зовущий на помощь, которая должна прийти из внешнего мира. Вряд ли в этом возрасте можно говорить об образовании и фиксации конкретных защитных механизмов. Скорее речь идет о соответствующих предпосылках, появление которых будет зависеть от того, получает ребенок помощь в ответ на свой призыв или нет. В случае отсутствия помощи извне возникает базальная тревога (К. Хорни), базовое недоверие (Э. Эриксон) или перманентная депрессия (Р. Плутчик), которые можно рассматривать как основу для образования группы механизмов защиты, связанной с фрустрацией общей потребности индивида в аффилиации и безопасности.

После развития наглядно-образных представлений и способности двигаться, в качестве защитного средства используется избегание внешне опасных стимулов. Пока это лишь физическое избегание, но позднее на его основе развивается избегание психологическое. С появлением “Я” основным способом справиться с непонятными и болезненными внешними воздействиями становится отрицание, выраженное детским “Нет”, “Не хочу”, “Не буду”.

В первый год жизни ребенка еще не формируются собственно психологические защиты. Речь идет лишь о зарождении предпосылок к появлению тех или иных защитных механизмов в дальнейшем. Именно поэтому данный период А. Фрейд называет предстадией защиты.

Второй год жизни ребенка А. Фрейд связывает с его способностью делать первые попытки выделения себя из окружающего мира. Влияние неприятностей и опасностей преодолевается в основном проекцией и интроекцией, с помощью которых инфантильное “Я” сбрасывает с себя и приписывает окружающей среде все болезненное для него и принимает приятное ему.

На третьем году жизни “Я” и “Оно” окончательно устанавливают дистанцию, т.е. ребенок приобретает понятия запретного и разрешенного, хорошего и плохого. Поскольку мыслительный аппарат двухлетнего ребенка не позволяет ему выстраивать логические связи в имеющейся информации, то психологическая защита опирается на более простые когнитивные процессы: вытеснение становится основным видом защиты, призванным обеспечить только что сформировавшееся и очень важное разделение “Я” и “Оно”.

С развитием речи и логического мышления зарождается интеллектуализация, цель которой теснее связать инстинктивные процессы с мыслительным содержанием и тем самым сделать их доступными для осознания и подверженными контролю. Этот вид защиты связан с более высоким уровнем усвоения действительности, что дает ребенку возможность не только устранять информацию путем отрицания или вытеснения, но и выгодно ее переоценивать. Таким образом, “Я” (сознание) укрепило свою власть над “Оно” (инстинктами, импульсами, эмоциями).

Позднее, когда ребенок самостоятельно выстраивает социальные связи и способен испытывать устойчивое неудовольствие их отдельными аспектами (например, неудача в соперничестве, соревновании), появляется избегание и на его фоне компенсация.

Усвоение ребенком нравственных ценностей предполагает появление первых признаков разграничения “Я” и “сверх-Я”. Ситуации нравственного выбора требуют не только оценки своих импульсов и желаний с позиции интериоризованных внешних норм, но и подчинения первых последним. Данная необходимость приводит к появлению на четвертом, пятом годах жизни реактивных изменений и сублимации.

В итоге А. Фрейд намечает приблизительную хронологию механизмов психологической защиты [157]:

- Предстадия защиты (до 1 года жизни)

- Преодоление опасности посредством проекции и интроекции (от 1 до 2 лет)

- Преодоление опасности посредством интеллектуализации и вытеснения (от 2 до 3 лет)

- Реактивные изменения Я и сублимация (с 3 до 5 лет)

Такие защитные механизмы, как регрессия, обращение против собственной личности и замещение, с точки зрения А. Фрейд, не зависят от этапов развития “Я”. Они являются модификацией активности побуждений и функционируют с тех пор, как функционируют и сами побуждения, т.е. с момента, когда начинается конфликт между порывами Оно и каким-нибудь препятствием на пути их удовлетворения.

Несмотря на теоретическую логичность представленных аргументов, А. Фрейд не настаивает на своей хронологии и даже высказывает в ее адрес ряд сомнений, связанных с расхождением теоретических положений и клинического опыта [там же, с.63].

Привязанность генезиса защит к хронологии возникновения когнитивных процессов еще более ярко прослеживается в структурной теории Р. Плутчика (подробно см. 1.1.3). Согласно данной концепции в числе первых должны возникать механизмы, связанные с перцептивными процессами (отрицание, проекция, регрессия), затем – с процессами памяти, а именно, с забыванием информации (вытеснение и его аналоги). Самыми последними, по мере развития процессов мышления и воображения, формируются и наиболее сложные и зрелые виды защит, связанные с переработкой и переоценкой информации (рационализация, интеллектуализация, компенсация, сублимация и т.п.). Порядок возникновения тех или иных механизмов практически полностью совпадает с таковым у А. Фрейд. Значительные отличия существуют лишь в возрастной периодизации, которая у Р. Плутчика выглядит следующим образом:

0 –1,5-2 г. – отрицание, проекция

1,5-2 – 11 л. – регрессия, замещение, подавление, интеллектуализация

11 – 13 л. – реактивное образование, компенсация.

Мы видим, что Р. Плутчик не берется за такое возрастное дробление, которое наблюдается в периодизации А. Фрейд, и большая часть защит без каких-либо дополнительных указаний отнесена к возрасту между 1,5 и 11 годами, поглощающему несколько важнейших стадий в развитии личности.

Второе, что обращает на себя внимание, это огромная возрастная дистанция, разделяющая психологическую защиту по типу реактивных образований у А. Фрейд (3-5 лет) и у Р. Плутчика (11-13 лет). Проанализировать действительные причины такой разнесенности во времени одного и того же механизма у разных исследователей не представляется возможным, так как Р. Плутчик не дает теоретического обоснования своей периодизации. Можно, однако, высказать некоторые предположения относительно этого расхождения.

Одно из них касается методов, которыми были получены та и другая периодизации. В одном случае (у А. Фрейд) мы имеем дело с многочисленными клиническими наблюдениями, соотнесенными с теоретическими постулатами психоанализа. В другом (у Р. Плутчика) – с рейтинговыми оценками, которые проставляли опытные эксперты. Не исключено, что разница в методах повлияла и на расхождение результатов.

Второе предположение касается специфики самого механизма реактивного образования. Известно, что защита по этому типу предполагает трансформацию истинного аффекта, проявление которого субъект по тем или иным причинам считает неприемлемым, в аффект противоположный с целью скрыть за ним настоящее чувство. Наиболее часто подобной трансформации подвергаются чувства с сексуальным оттенком. Возможно, что различные взгляды авторов на особенности сексуального развития породили и столь отличные периодизации. Так, для А. Фрейд, как представителя психоанализа, детская сексуальность является важным источником формирования личности и, естественно, порождает чувства, связанные с ней, которые ребенок вынужден скрывать. Отсюда раннее появление реактивных образований. Р. Плутчик и, вероятно, его эксперты не связаны с психоанализом. Не исключено, что в данном случае влияние оказали традиционные представления возрастной психологии о пике развития сексуальности в подростковом периоде. А поскольку рассматриваемый защитный механизм “обслуживает” по большей части сексуальные переживания, кажется уместным их появление именно в подростковом возрасте.

Еще одно замечание хотелось бы сделать относительно психологической защиты по типу компенсации. В хронологии Р. Плутчика его образование отнесено к 11-13 годам. Нельзя не согласиться с тем, что защитные компенсаторные способы реагирования, действительно, являются яркой характеристикой подросткового периода развития. Причем они могут выстраиваться как в позитивном направлении (например, описанная выше реакция на угрозу стабильности Я-концепции), так и в негативном. Дж. Боулби [148] приводит примеры подросткового воровства как способа компенсации неудовлетворенной потребности в любви. Так называемое “компенсирующее воровство” у подростков отличается от обычного тем, что украденные вещи им, как правило, не нужны: они могут их выбросить или спрятать и тут же об этом забыть. Лишь в некоторых случаях украденные вещи используются для “покупки” дружбы других людей.

Существуют, однако, и другие исследования, согласно которым компенсация, как механизм психологической защиты, зарождается гораздо раньше, еще в дошкольном детстве. В своем диссертационной работе М.К. Бардышевская исследовала компенсаторные формы поведения у детей 3-6 лет, воспитывающихся в условиях детского дома [6]. Ею выявлены три основных способа компенсации утраченного чувства безопасности: формирование привязанности к замещающему взрослому, стереотипные взаимодействия с предметами и формирование эмоциональных связей с другими детьми.

Забегая вперед, скажем, что в нашем исследовании уже у детей пятихъ лет обнаружен весь спектр защитных механизмов личности, в том числе компенсация и реактивные образования. Так что отнесение периода их формирования к подростковому возрасту вряд ли правомерно. Скорее следует говорить об особенно ярких проявлениях этих механизмов в пубертатном периоде, что вполне соответствует замечанию Г.М. Бреслава о том, что эмоциональные механизмы подростков начинают работать на сверхусиление психологической защиты, все больше отделяя их от действительности [18].

Итог анализа различных хронологий генезиса защитных механизмов показывает единство исследователей в вопросе о последовательности и рассогласованность в вопросе о периоде формирования этих механизмов.

Возвращаясь к проблеме механизмов генезиса психологической защиты личности, отметим, что варианты ее решение представляют для нас наибольший интерес.

Исследование механизмов защиты в процессе переживания человеком неудачи позволили Н.А. Батурину выдвинуть следующие гипотезы [11]:

- У каждого человека имеется закрепленная с детства готовность к определенным типам реакции (одному-двум), которые используются в различных ситуациях.

- Каждая защитная реакция имеет свой “порог”, и ее “включение” зависит от субъективной интенсивности “раздражителя”.

- Каждая защитная реакция имеет свою субъективную “модальность”, т.е. соответствует строго определенному типу ситуаций.

- Использование той или иной реакции зависит и от интенсивности, и от модальности, но до определенного предела интенсивности, после которого “включается” только зафиксированная в онтогенезе реакция.

Если допустить изначальную верность этих гипотез, то психологическая защита личности выглядит как ограниченный набор сложившихся в онтогенезе и ставших устойчивыми моделей реагирования на некоторый внешний стимул (ситуацию), который обладает стабильными (однотипными) характеристиками модальности и интенсивности.

Остается непроясненным вопрос о принципиальных характеристиках стимульных ситуаций и факторах, способствующих формированию устойчивых моделей реагирования.

Вариант решения этих вопросов представлен в диссертационном исследовании Л.Р. Гребенникова. Все выделенные им факторы, влияющие на процесс образования психологической защиты, мы условно разделили на внешние (средовые) и внутренние (личностные). К внутренним факторам отнесены:

1. Динамические особенности психики субъекта.

2. Опыт решения универсальные проблемы адаптации.

3. Особенности удовлетворения базовых психологических потребностей личности.

В число внешних факторов входят:

1. Наличие специфической (эксквизитной) ситуации.

2. Дестабилизирующее воздействие среды.

Рассмотрим их подробнее.

Под динамическими особенностями психики субъекта понимаются особенности темперамента и заданный ими стиль реагирования в проблемной ситуации: аккомодативный (активный стиль, направленный на преобразование среды) и ассимилятивный (пассивный, направленный на подстройку к среде). Эти стили выступают как основа для формирования защитных механизмов: проекция и регрессия соответствуют первому стилю, вытеснение, отрицание и интеллектуализация - второму. Остальные механизмы имеют как активные, так и пассивные формы проявления в поведении.

Опыт решения универсальные проблемы адаптации. Основывая свое исследование на структурной теории защитных механизмов, Л.Р. Гребенников использует вслед за Р. Плутчиком понятие универсальных проблем адаптации. К ним относятся:

- проблема иерархии (адекватности восприятия своего места на иерархической социальной лестнице),

- проблема территориальности (отношения к аспектам окружающей среды, которые принадлежат и не принадлежат индивиду),

- проблема идентичности (самовосприятия и осознания своей принадлежности к той или иной группе),

- проблема временности (осознания конечности индивидуального бытия и своевременности в реализации своего предназначения).

Каждая из проблем изначально связана с определенными базисными эмоциями: проблема иерархии – с гневом и страхом, территориальности – с предвидением и удивлением, идентичности – с принятием и отвержением, временности – с печалью и радостью. Спонтанное выражение этих эмоций в социуме грозит осложнениями в решении универсальных проблем адаптации. Основываясь на логике автора структурной теории, нетрудно понять, что с целью управления специфическими эмоциями в процессе адаптации развиваются специфические защитные механизмы. Тогда правомерен вопрос об условиях, при которых в структуре личности начинают доминировать те или иные механизмы защиты: ведь указанные проблемы адаптации признаны универсальными, а значит, с ними сталкивается каждая личность. Неравномерность выраженности у разных людей различных механизмов психологической защиты Р. Плутчик связывает с особенностями удовлетворения в онтогенезе базовых психологических потребностей.

Действительно, кардинальное влияние на становление личности фактора своевременности и адекватности удовлетворения основных психологических потребностей ребенка практически не вызывает разногласий среди специалистов по развитию личности. И даже наличие вариаций в списке базовых потребностей у разных авторов не снижает веса этого фактора. В теории А. Адлера это – социальный интерес [143, 105]; по К. Хорни, – потребность в самоактуализации и безопасности [134]; у А. Маслоу – иерархически организованные потребности в самоактуализации, самоуважении, принадлежности, любви, безопасности [174]; у Э. Эриксона – потребности в доверии, автономии, инициативности, компетентности, идентичности, интимности, продуктивности и эго-интеграции [140, 141].

Обобщая данные различных теоретиков личности, Р. Плутчик выделяет четыре потребности, соответствующих четырем проблемам адаптации: в безопасности (временность), в свободе и автономии (иерархия), в успехе и эффективности (территориальность), в признании и самоопределении (идентичность). Чрезмерное использование защитных механизмов и, как следствие, неэффективная адаптация наблюдаются в том случае, если одна или несколько потребностей блокируются и соответствующие им проблемы адаптации остаются перманентно актуальными.

Обратимся к исследованиям, подтверждающим это положение. В упомянутом нами выше исследовании М.К. Бардышевская приходит к выводу: “чем сильнее тревога, вызванная нарушением базисного чувства безопасности (у “отказных” детей), тем сильнее она дезорганизует поведение, тем примитивнее те защитные механизмы, которые спонтанно использует ребенок для ее смягчения. Напротив, относительно легкие нарушения базисного чувства безопасности … могут быть хорошо скомпенсированы из-за сохранной способности такого ребенка к формированию достаточно глубоких и устойчивых замещающих привязанностей к другим людям” [6, с.234].

Ею выделено шесть категорий детей, соответствующих шести уровням нарушения базового чувства безопасности (по мере снижения нарушений от первой к шестой категории).

1. “Избегающие дети” – наиболее дезадаптированные дети с экстремальной степенью нарушений чувства безопасности. Избегание и агрессия становятся ведущими защитными механизмами по отношению к окружающим ребенка взрослым и предметам, которые вызывают у него инстинктивную тревогу. Агрессивные действия в качестве защиты от многочисленных стимулов, вызывающих страх у такого ребенка, фиксируются и генерализуются.

2. “Цепляющиеся дети”. Отсутствие стабильного чувства безопасности не дает ребенку вступать в активный контакт с другими детьми и использовать предметное окружение. Компенсация эмоциональной недостаточности происходит за счет неадекватного тактильного контакта с взрослым (цепляние, прижимание, приставание). Исключение из ситуации взрослого дезорганизует поведение и толкает такого ребенка к регрессивной аутостимуляции.

3. Дети с недифференцированными привязанностями склонны образовывать одновременно множество замещающих привязанностей, которые имеют поверхностный и плохо дифференцированный характер по сравнению с нормой. При этом свойственное этой категории игнорирование лицевой экспрессии взрослого позволяет защититься от дополнительной негативной стимуляции. У таких детей повышенная уязвимость к неуспеху, на который он реагирует уходом, сильным регрессом, смещенной активностью.

4. “Амбивалентные дети” способны к формированию глубокой замещающей привязанности к “своему” взрослому, а следовательно, достаточно успешно компенсируют нарушенное чувство безопасности. Им свойственна более зрелая и развернутая форма протеста против повторяющихся разлук со “своим” взрослым, чем примитивная и кратковременная реакция протеста у детей с недифференцированными привязанностями.

5. “Социально-тревожные дети” демонстрируют уже на своем уровне общую благополучную картину компенсации (нормальные отношения со сверстниками и высокую исследовательскую активность). Но на ее фоне – легкая недостаточность тактильного и визуального контакта с взрослыми.

6. “Гармоничные дети” оптимально используют компенсаторные формы поведения: зрелую стабильную привязанность к “своему” взрослому, развитые кооперативные и доминантные способы взаимодействия со сверстниками, богатую конструктивную игру.

Как видно из данного исследования, неудовлетворенность одной только потребности ребенка в безопасности дает целый арсенал чрезмерно и неэффективно используемых защитных механизмов. Обратим внимание, что фактор удовлетворенности базовых психологических потребностей личности, хоть и отнесен нами к числу внутренних, все же не зависит от субъекта в полной мере, так как основными источниками удовлетворения или фрустрации этих потребностей в детстве становятся другие люди, в первую очередь родители (см.1.3.2).

Возвращаясь к внешним, средовым, факторам формирования психологической защиты, следует отметить их неравнозначность. Так, наличие специфической ситуации как условия формирования и актуализации защитных механизмов, носит разовый (ситуативный) характер и имеет непосредственное влияние на проявление той или иной формы защиты, выступая своеобразным механизмом ее запуска. В то же время дестабилизирующее воздействие среды будет играть роль в генезисе защит лишь в случае его пролонгированного характера. Причем влияние его на особенности механизмов защиты будет опосредовано внутренними особенностями индивида (в частности, рассмотренными выше), которые разовьются под влиянием этого воздействия.

По мнению А.А. Налчаджяна, защитные механизмы возникают в фрустрирующих ситуациях, закрепляются в психике при повторении сходных ситуаций, актуализируются в них и обеспечивают адаптацию личности [74].

Специфические ситуации, способствующие образованию и актуализации механизмов защиты, Л.Р. Гребенников относит к разряду экзистенциально значимых для личности, эксквизитных (термин введен Ф.В. Бассиным, [8, 10]). Это такие ситуации, в которых противоречие, как определенный момент развития, предельно обострен и требует своего снятия, а характер разрешения противоречия определяет направление в развитии личности. Эксквизитные ситуации характеризуются рядом признаков:

- наличием стимула, несущего угрозу, и другого стимула (внешнего или внутреннего), препятствующего спонтанному реагированию на первый;

- наличием нервно-психического напряжения, качество и интенсивность которого зависят от выраженной потребности в разрешении противоречия, особенностей ситуации, свойств личности и текущего состояния, опыта разрешения подобных ситуаций;

- возможностью освоения новых форм регуляции и новых уровней взаимодействия со средой.

Для обозначения всего класса дестабилизирующих воздействий средыР. Плутчик заимствует термин у Э. Фромма и говорит о гетерономном воздействии, в котором видит угрозу составляющим позитивного образа “Я”. Э. Фромм вводит понятие “гетерономное” вмешательство для обозначения воздействия, противоречащего естественному росту и развитию индивида в данный момент времени [130]. В гетерономном вмешательстве в процесс развития ребенка, по мнению Э. Фромма, скрыты наиболее глубокие корни психический патологии и деструктивности [131]. Поскольку в первую очередь оно связано с ограничением спонтанного поведения и естественных желаний ребенка (будь то агрессивная попытка или желание быть любимым), становятся очевидными как неизбежность этого вмешательства, особенно в раннем детстве, так и тот факт, что основную роль в его организации играет семья.

1.3.2. Влияние специфики детско-родительского взаимодействия и эмоциональных отношений в семье на становление психологической защиты ребенка

Механизмы защиты формируются в детстве. Их индивидуальный набор зависит от тех конкретных обстоятельств жизни, с которыми встречается ребенок, от многих факторов внутрисемейной ситуации, отношений ребенка с родителями, от демонстрируемых ими паттернов защитного реагирования [139]. Это замечание Анны Фрейд, а также анализ различных исследований позволил нам вычленить два взгляда на онтогенез психологической защиты через призму детско-родительского взаимодействия.

Во-первых, психологическая защита может рассматриваться как результат негативного воздействия со стороны родителей. Во-вторых, – как результат усвоения демонстрируемых родителями образцов защитного поведения.

Роль воспитателя (мамы, папы, бабушки и т.д.) осваиваются людьми с разной степенью успешности. Ошибки и просчеты в процессе воспитания ребенка совершает любой родитель. Вопрос лишь в масштабе этих ошибок. Многочисленные, разной степени выраженности, формы негативного воздействия родителей на детей описаны в популярной литературе [62, 65, 54, 55, 56, 57, 103, 109, 121, 133], научных исследованиях [20, 50, 75, 83, 90, 91, 99, 68] и клинических наблюдениях [21, 22, 39, 45, 138].

В данном случае под негативным влиянием мы будем понимать такое поведение родителей по отношению к своим детям, которое можно охарактеризовать как неадекватное, чрезмерное, неэффективное и которое с большой долей вероятности может привести к нарушениям в развитии и социальной адаптации ребенка. К примеру, в ходе воспитания невозможно избежать наложения родителями определенных ограничений и запретов, использования системы поощрений и наказаний. Родители не могут не контролировать ребенка, не опекать его. Но речь должна идти о большей или меньшей оптимальности и адекватности этих мер. В противном случае они должны быть отнесены к разряду негативных воздействий. Семья выступает воспитательным посредником между ребенком и обществом и предъявляет ребенку в процессе воспитания определенную модель социальных отношений. Чем ближе эта модель к реальным отношениям в обществе, тем с большей уверенностью мы можем ожидать формирование индивидуальной поведенческой нормы в виде социально одобряемого поведения, характерного для большинства людей. “И напротив, всевозможные отклонения и крайности в родительских установках и адаптация ребенка к сильному гетерономному воздействию – с помощью очень интенсивного использования защитных механизмов – приводит в новом социальном контексте к девиациям поведения и другим проявления социально-психической дезадаптации” [29, с. 87].

При рассмотрении психологической защиты как результата негативного воздействия со стороны родителей намечаются две основных формы этого влияния:

- стимуляция детских страхов и тревог;

- фрустрация базовых потребностей ребенка.

Остановимся на этих вариантах подробнее.

Родители как стимуляторы детских страхов и тревог

Мы уже подчеркивали, что, согласно, психоаналитической теории, первопричиной формирования психологической защиты личности являются тревога и страх. Взгляд на родителей как на возможный источник страха и тревоги ребенка проясняет и некоторые аспекты генезиса детских защитных механизмов.

“У детского “Я” нет, увы, в распоряжении никаких способов поведения, чтобы противостоять этим страхам надлежащим образом. Исходя из насущной необходимости, ребенок изобретает психические механизмы, которые – если они действуют – защищают его от страха” [61, с. 135]. Отсутствие должной защиты от страха (в форме способности вытеснять информацию, отрицать ее, заменять объект страха и т.п.) рассматривается психоанализом как прямой путь к невротическим нарушениям.

Среди детских страхов, стимулирующих развитие защитных механизмов, П. Куттер выделяет страх наказания, страх повреждения, страх быть пристыженным, страх утратить расположение важнейшего участника отношений, страх потери важных для ребенка лиц [61]. Совершенно очевидно, что ни от чего так не зависит возникновение, усиление или ослабление этих страхов, как от отношения к ребенку его родителей.

У современных детей, по мнению А. Фрейд, реального страха гораздо больше, чем могло бы быть. Она считает, что мера наказания в наше время все еще имеет, хотя и далекое, сходство с варварскими наказаниями древности (тон голоса воспитателя, угрозы какого-либо наказания, а также телесные наказания). Страх получить порицание или быть наказанным является одной из самых главных причин детской лжи [139]. Устраняя страх наказания, можно реально снизить вероятность самых разных нарушений в развитии личности ребенка.

При обобщении материалов нашей практики и исследований, касающихся негативных последствий наказания, приведенных Р. Бэроном и Д. Ричардсон [23], мы установили определенную связь между наличием в педагогическом арсенале родителей наказаний (особенно физических) и вероятностью формирования некоторых механизмов защиты.

Защитная агрессия и замещение могут сформироваться в случае, если физическое наказание используется с целью пресечь агрессию ребенка по отношению к другим детям или животным (например, отец бьет сына с требованием, чтобы тот не смел обижать маленьких). Даже единичных случаев такого воспитания достаточно, чтобы ребенок усвоил (не обязательно на осознанном уровне), что агрессия в отношении окружающих допустима, но жертву всегда нужно выбирать меньше и слабее себя.

Механизм защитного избегания может возникнуть как естественный способ удалиться от стресса (наказания) и его источника (родителей).

Изоляция (отделение чувства от ситуации) и формирование реакции, как показывает опыт, развиваются у детей, пытающихся сопротивляться наказанию или справиться со страхом наказания. Ребенок может смеяться в лицо родителям, которые его шлепают (это одновременно и попытка мести), или изо всех сил демонстрировать свою невозмутимость тем, что происходит.

Вытеснение. Если наказание слишком возбуждает или расстраивает детей, они могут вытеснять причину, породившую подобные действия родителей.

Защитная рационализация будет формироват