Для построения практики психологической помощи, будь то психотерапия, коррекционная, тренинговая работа или консультирование, специалисту, имеющему дело с психологической защитой личности, чрезвычайно важно решить для себя проблему осознанности - неосознанности этого явления.

Теория и практика психоанализа всегда решала этот вопрос однозначно, относя функционирование психологической защиты в целом и отдельных ее механизмов исключительно к ведению бессознательного. Современные исследования, попытавшиеся расширить психологическое содержание защитных процессов, лишили проблему осознанности столь завидной однозначности ее решения. В современной литературе все чаще появляются идеи об осознанном использовании защитных механизмов. Некоторые авторы пытаются делить их на более или менее осознанные [42]. Иногда - при попытке дифференцировать вытеснение (repression) и подавление (suppression) - первое рассматривается как осознанный вариант последнего. Р. Плутчик, С. Платман и Е. Шафер [182, 184] к осознанным вариантам психологической защиты относят широко исследуемые в последние десятилетия стили совладания (coping).

Неразрешенность проблемы осознанного или бессознательного включения механизмов психологической защиты тесно вплетена в общий контекст проблемы соотношения осознанного и неосознанного в психике и во многом предопределяется неразведенностью понятий “сознательное”-“осознаваемое”, “бессознательное”-“подсознательное”-“неосознаваемое” [9, 107, 73].

Соотношение осознанного и неосознанного связано с тем, насколько человек отражает объективные условия, в которых протекает его активность. В этом смысле “уровень сознательности прямо пропорционален глубине отражаемых связей” [93, с. 136]. Такой подход к проблеме дает возможность рассматривать вопрос осознанности психологической защиты сквозь призму тех объективных связей и условий, которые в принципе могут быть отражены субъектом в ходе использования им личностных защитных мер.

И.Д. Стойков [117] подчеркивает, что в момент действия психологической защиты личности ее механизмы неосознанны, но при определенных условиях в дальнейшем смысл психологической защиты может быть осознан и критически оценен.

К. Перри [178], анализируя смысл и функции каждого из 26 выделенных им защитных механизмов, останавливается на элементах, которые остаются в поле осознания субъекта в тот момент, когда он прибегает к какому-либо виду защиты. К примеру, если речь идет об использовании проекции, то человек не отражает в своем сознании тех аффектов и импульсов, которые он реально испытывает сам, но приписывает другому объекту. При проективной же идентификации (когда индивид переживает другого человека как несущего угрозу и реагирует на эту воображаемую угрозу нападением, считая тем самым свои действия оправданными) он полностью осознает эти аффекты и импульсы. Неосознанным остается момент атрибуции своего поведения. Список подобных примеров можно продолжить.

Представление о частичном осознании психологической защиты вполне согласуется с представлением Н.И. Рейнвальд. Она отмечает, что “...осознанное человеком в одном плане (например, осознание непосредственной цели своей деятельности, предвидение ее ближайших результатов) может не включаться им в более широкий круг отношений, оставаясь в этом смысле неосознанным” [93, с.137]. Но, так или иначе, в поле осознания могут находиться лишь отдельные элементы: импульсы, чувства, оценки, поведение. Непосредственный же момент запуска защитного механизма, т.е. собственно защитный компонент: переадресовка аффектов и мыслей, подмена одних ценностей другими, трансформация поведения и пр. - не являются объектом осознания.

Понятийной путаницы, на наш взгляд, можно было бы частично избежать, оставив за механизмами психологической защиты прерогативу бессознательного функционирования (так, как и трактовалось изначально в психоанализе). В то время как для определения осознанного включения субъектом защитных мер современная психология располагает рядом других понятий, например, “защитные стратегии личности”, “механизмы совладания (coping)”, “стратегии совладания”.

Вероятно, один и тот же защитный механизм может быть использован человеком неосознанно и осознанно (целенаправленно). Однако тогда следует говорить и о разной статусной характеристике этого механизма в одном и другом случае.

Так, к примеру, механизмом замещения (подмена объекта, вызывающего те или иные чувства и импульсы, на другой, менее опасный, объект) человек может пользоваться, не отдавая себе отчета. При этом объект реального выплеска чувств может быть одушевленным (сам субъект, муж, жена, ребенок, подчиненные, ученики и пр.) или неодушевленным (игрушки, посуда, бумага и т.п.). Очевиден разный адаптивный потенциал замещения при использовании в качестве “подменных” объектов другого человека и неодушевленного предмета. Трудно прогнозировать благоприятные отношения личности со средой при систематическом выплеске смещенных агрессивных импульсов на окружающих людей, несмотря на то, что получаемая при этом разрядка чувств, по К. Перри, приносит больше удовлетворения, чем при включении любого другого невротического механизма защиты.

Зная высокий потенциал отреагирования, присущий механизму замещения, психологи и психотерапевты нередко одной из задач своей коррекционной и терапевтической работы ставят обучение своих клиентов целенаправленно, т.е. осознанно, применять его. Так, М. Алворд и П. Бэйкер [2] описывают случай своей 9-летней пациентки, которая периодически испытывала приступы сильной ярости к своей матери. В эти моменты девочка проявляла аутоагрессивные тенденции. Заметив выраженную склонность ребенка по окончании приступа выплескивать свои чувства на бумаге в виде лаконичных фраз, психотерапевты обучили девочку делать эти записи в период вспышки ярости, вместо того чтобы направлять агрессию на себя. Аналогичную же замещающую функцию несут “чучело начальника” в психологическом опыте японских предприятий, глина, бумага, краски в опыте арттерапии.

Но можно ли в этих случаях говорить о психологической защите в ее ортодоксальном понимании? На наш взгляд, речь идет о двух различных психических явлениях. Осознанное включение защитных механизмов, будь то замещение, компенсация или нечто другое, отличается от неосознанного, как минимум, тремя позициями:

1) наличием определенной последовательности действий, который может быть описан субъектом, причем один из шагов этой последовательности - констатация своих чувств и импульсов - совсем не обязательно и даже вряд ли является составной частью неосознанного функционирования психологической защиты;

2) принципиальной возможностью обучиться его использованию, подобно формированию навыка;

3) более высоким уровнем ответственности субъекта за его использование.

Таким образом, целенаправленное (осознанное) использование человеком мер психологической защиты целесообразно описывать другим термином, например, “стратегия совладания” (coping strategy). Налицо родовидовые отношения между этим понятием и понятием “механизм психологической защиты”: первое (“стратегия совладания”) является более широким и с необходимостью включает в себя механизмы психологической защиты как один из способов реализации этой стратегии. Возможно утверждать, что проекция или замещение могут стать частью конфронтирующей стратегии совладания (Confrontive Coping), изоляция, избегание, отрицание - частью стратегии отдаления (Distancing Coping) и т.д. [169]. Однако подробное рассмотрение вопросов, связанных с механизмами и стратегиями совладания, не входит в нашу задачу.

1.2.2. Проблема адаптивного потенциала психологической защиты

Решение вопроса о позитивном или негативном эффекте механизмов психологической защиты представлено в литературе довольно противоречивыми позициями. С одной стороны, неизменно подчеркивается их оберегающий характер (помогают совладать с действительностью [32], предотвращают дезорганизацию и распад поведения [10, 95], поддерживают нормальный психический статус [126]. С другой - за понятием механизмов психологической защиты закрепились и такие разрушительные характеристики, как неадекватные способы адаптации [117], обусловливающие патологические коммуникации [138], ослабляющие реальный контакт личности с действительностью, обедняющие развитие личности [118], и даже способствующие становлению девиантного поведения [29].

Противоречивость функций психологической защиты подчеркивается Р.М. Грановской: “способствуя адаптации человека к своему внутреннему миру и психическому состоянию (оберегая приемлемый уровень собственного достоинства), они могут ухудшить приспособленность к внешней социальной среде” [28, с.271].

Наличие таких противоречий приводит к убеждению, что одно из важных направлений исследования психологической защиты личности состоит в попытке определить критерии и условия конструктивного функционирования механизмов психологической защиты. Это позволит внести достаточную определенность в проблему их эффективности.

Целесообразно начать решение указанной проблемы с одного из основополагающих постулатов гуманистической психологии, согласно которому психика в целом, и личность в том числе, носят изначально конструктивный характер. Согласно Г. Олпорту, нормально функционирующая личность обнаруживает “сильнейшее стремление к поиску и разрешению все более трудных проблем” [3, с.3]. А. Маслоу и К. Роджерс рассматривают в качестве базовой тенденцию к самоактуализации и самосовершенствованию [135]. Личность, следуя закону самосохранения, на любом уровне осознания стремится к максимально конструктивному решению, что не означает, конечно, что результат также будет максимально эффективным.

А. Маслоу считает критериями конструктивных реакций детерминацию их требованиями социальной среды, направленность на решение определенных проблем, однозначную мотивацию и четкую представленность цели, осознанность поведения, наличие в проявлении реакций определенных изменений внутриличностного характера и межличностного взаимодействия. Признаками неконструктивной реакции служат, с его точки зрения, агрессия, регрессия, фиксация и т.п. Эти реакции не осознаются и направлены на устранение неприятных переживаний из сознания, реально не решая самих проблем. Механизмы психологической защиты в понимании А. Маслоу не могут быть конструктивными. Однако, несмотря на свою основополагающую неконструктивность, в ряде случаев (например, в условиях дефицита времени и информации) эти реакции играют роль действенного механизма самопомощи.

Анализируя проблемы адаптации, А.А. Реан рассматривает, например, такой механизм самопомощи: “...экстернальность, будучи менее эффективным личностным конструктом (стратегией), чем интернальность, в определенных условиях становится необходимой. В некоторых ситуациях (множественность неуспехов, неудач, провалов) формируется так называемая защитная экстернальность, которая позволяет сохранить личности самопризнание, самоуважение и достаточно приемлемую самооценку” [88, с. 76].

Многие теоретики личности [94, 135, 164] видят в отсутствии психологической защиты критерий личностной зрелости, наряду с такими факторами, как самотождественность, самоидентичность, конгруэнтность Я опыту [118]. В то же время клиническая психология связывает недостаточную психологическую защищенность с образованием невротических симптомов [113, 115] и психосоматических нарушений [10]. Согласно Э. Эриксону, недостаточная психологическая защищенность индивида становится одной из причин конфликта личности и социума.

Психологический словарь [84] определяет психологическую защищенность как относительно устойчивое положительное эмоциональное переживание и осознание индивидом возможности удовлетворения своих основных потребностей и обеспеченности собственных прав в любой, даже неблагоприятной ситуации, при возникновении обстоятельств, которые могут блокировать или затруднять их реализацию. Психологическая защищенность проявляется в чувстве принадлежности к группе, адекватной самооценке, реалистичном уровне притязаний, склонности к надситуативной активности, адекватной атрибуции ответственности, отсутствии повышенной тревожности, неврозов, страхов и т.п. Фактически перечислены все признаки социально-адаптированной личности, одним из механизмов достижения которой, на основе вышесказанного, следует считать механизмы психологической защиты. Следовательно, адаптированность личности, а именно, адаптивный характер реагирования может рассматриваться как критерий эффективного функционирования психологической защиты. Аналогичное представление высказывает И.Б. Дерманова, которая видит в психологической защите “не только достаточно широко наблюдаемый феномен, но и равноценный способ адаптации, и если он не становится единственным, то неправомерно приписывать ему клинический характер” [32, с.66]. Это означает, что, если использование личностью механизмов психологической защиты приводит к успешной социально-психологической адаптации (внутренней и внешней), то мы можем говорить о конструктивном характере этой защиты, об оптимальном уровне ее функционирования. Остановимся на этом критерии подробнее.

Если рассматривать социальную адаптацию как устойчивое равновесие личности с требованиями внешней среды, что ближе всего к пониманию данного явления представителями психоаналитической ориентации, то содержание процесса адаптации может быть описано обобщенной формулой: конфликт - тревога - защитные реакции или, как у Э. Эриксона: противоречие - тревога - защитные реакции индивида или среды - гармоническое равновесие или конфликт [88]. Очевидно, что при таком взгляде на процесс и результат адаптации включение личностью механизмов психологической защиты неизбежно: защитные реакции (как проявление психологической защиты) активизируются в ответ на чувство тревоги, возникающее вследствие нарушения равновесия личности и среды. Это способствует преодолению конфликта или противоречия, что в конечном итоге имеет целью восстановить утраченное или находящееся под угрозой утраты указанное равновесие, т.е. адаптироваться.

Использование личностью психологической защиты нередко рассматривается как специфический вариант адаптации. И.Б. Дерманова, наряду с такими типами социальной адаптации, как преобразование среды и врастание в среду, выделяет третий тип - уход из ситуации, который активизируется тогда, когда не удалось реализовать первые два. Типичный способ ухода из реальности автор видит в подмене ее с помощью различных форм психологической защиты: “человек не может изменить мир, но он его не устраивает, и тогда человек изменяет его у себя в голове” [32, с. 65].

Р.М. Грановская видит специфику адаптивной роли защитных механизмов в том, что они “поддерживают внутренний мир человека в некоторой гармонии с внешним миром не за счет активного изменения или преобразования недостатков окружающего мира..., а за счет внутренних перестроек, приводящих к устранению из восприятия и памяти конфликтной и травмирующей информации” [28, с. 283].

Видимо, трудно оспаривать исконный приспособительный характер психологической защиты, так как по определению она выполняет для психики функцию самосохранения. Осуществляя адаптивную перестройку восприятия и оценки [120], психологическая защита приводит к внутренней согласованности, равновесию и эмоциональной устойчивости [117], поддерживает целостность самосознания [96], без которых в принципе нельзя говорить о позитивном результате адаптационного процесса. Причем это замечание касается не только так называемых зрелых форм психологической защиты, к которым по традиции относят интеллектуализацию, компенсацию [29, 97, 167, 180], юмор, самоутверждение, антиципацию, альтруизм [178] и некоторые другие. В равной степени это относится и к самым ранним в плане онтогенетического формирования и наименее зрелым механизмам защиты, каким является, в частности, отрицание. Многие исследователи поведения людей в сложных стрессовых ситуациях [3, 169, 165] считают отрицание (отказ признавать травмирующую реальность) одним из распространенных приемов самосохранения, видя в нем психологический барьер на пути разрушительного проникновения трагедии во внутренний мир человека, в его ценностно-смысловую концептуальную систему. Отрицание позволяет субъекту переработать трагические ситуации малыми дозами, постепенно ассимилируемыми смысловой сферой личности.

Вытеснение выполняет свою охранительную функцию, не допуская в сознание идущие вразрез с нравственными ценностями желания, и обеспечивает тем самым приличие и благоразумие. Проекция и интроекция обеспечивают взаимодействие личности с окружающей социальной средой, создают незаменимое для процесса социализации чувство отождествления. Сублимация и реактивные образования также способствуют социализации индивида, благодаря демонстрации и накоплению социально приемлемого опыта.

В то же время существуют свидетельства того, что при некоторых обстоятельствах и зрелые, и незрелые формы психологической защиты носят деструктивный характер.

Таким образом, большинство авторов ограничивается констатацией самого факта неоднозначной и даже противоречивой роли защитных механизмов. И лишь немногие пытаются обрисовать факторы, при которых “механизмы психологической защиты, развивающиеся в онтогенезе как средства адаптации и разрешения конфликта, … могут обеспечивать прямо противоположное состояние дезадаптации и перманентного конфликта” [29, с.15]. В качестве таких факторов Л.Р. Гребенников [29, 97] рассматривает интенсивность и успешность разрешения ранних детских конфликтов, в ходе которых формировались психологические защиты, а также уровень сложности, осознанности и адекватности наиболее предпочитаемых из них.

Говоря о роли механизмов социального восприятия, таких как идентификация, стереотипизация, физиогномическая редукция, В.С. Агеев [1] подчеркивает, что все эти механизмы имеют важное приспособительное значение как в эволюционном, так и в социальном плане. На их основе в дальнейшем надстраиваются более тонкие и сложные механизмы. Но все они имеют свою оборотную сторону, обладая известными ограничениями. При выходе за их пределы приспособительная функция меняет свой знак, и из удобного средства понимания эти механизмы превращаются в заслон, препятствующий адекватному познанию другого человека.

Аналогичную двуполюсность можно отметить и при рассмотрении других психологических феноменов. К примеру, агрессия с точки зрения самосохранения носит конструктивный характер, с точки зрения поддержания социальных контактов – деструктивную. Сложность распознания грани между этими полюсами отмечается в ряде исследований [89, 131].

Нам кажется весьма разумным провести в данном контексте параллель между агрессией, механизмами социального восприятия и механизмами психологической защиты личности. Существуют ограничения или рамки, внутри которых психологические защиты оказываются полезными и, возможно, незаменимыми, но за пределами которых следует говорить лишь об их деструктивном характере.

Рассмотрим процесс, в котором работа механизмов психологической защиты способствует или не способствует дальнейшей социально-психологической адаптации субъекта. На позитивном полюсе функционирования психологической защиты можно констатировать такие эмоциональные и когнитивные явления, как снижение или полное снятие страха, тревоги, эмоциональная стабилизация, сохранение чувства собственного достоинства, поддержание внутренней непротиворечивости оценок. Все эти явления предопределяют положительное содержание образа Я субъекта: его самоощущение, самовосприятие и самооценку. Т.е. можно говорить об успешной внутриличностной адаптации (внутренняя адаптация). И, как результат этого, - экономия сил, выигрыш времени, снятие напряженности, ощущение гармонии с окружающим миром.

Для того, чтобы схема конструктивного функционирования механизмов психологической защиты стала полной, внутренней адаптации недостаточно. Необходимо, чтобы был достигнут определенный уровень внешней, собственно социально-психологической адаптации. Проведенный анализ позволил нам выделить несколько условий, способствующих перерастанию внутренней адаптации, достигнутой средствами психологической защиты, во внешнюю.

Индивидуально-личностные условия:

- гибкость психологической защиты (человек должен обладать богатым арсеналом психологической защиты, не прибегая к ригидному использованию одного-двух механизмов во всем многообразии жизненных ситуаций);

- умеренная интенсивность (частота) использования психологической защиты.

Ситуативные условия:

- осознание факта использования психологической защиты и преодоление ее посредством анализа собственного поведения (развитие соответствующей способности часто является одной из целей групповой и индивидуальной психотерапии);

- “выключение” психологической защиты за счет смягчения внешних обстоятельств (например, реванш после постигшей неудачи или исчезновение конфликтной ситуации);

- переключение субъекта на адаптивные действия незащитного характера (к примеру, реальному разрешению проблемы), даже если факт обращения к тому или иному механизму психологической защиты в сознании не отражен.

При соблюдении указанных условий на этапе достижения субъектом внутренней адаптации механизмы психологической защиты выполняют адаптивную функцию. Несоблюдение данных условий резко повышает вероятность проявления дезадаптивной роли психологической защиты. Накопление субъектом искажений реальности способствует его дереализации и формированию неадекватного поведения, что и рождает конфликт со средой.

При этом на негативном полюсе функционирования механизмов психологической защиты возникают ощущения изолированности, непонятости, враждебности окружающего мира, иррациональные идеи относительно своего места в социуме. В отличие от соответствующих эмоционально-когнитивных характеристик положительного полюса, которые связаны у субъекта с благополучным образом самого себя, обозначенные характеристики негативного полюса предопределяют в большей степени негативный образ социума. Как следствие - снижение активности, рост психической напряженности, затруднения в развитии личности, невротические расстройства, что является признаком явной дезадаптации личности.

В целом, детальный анализ психологических защит с точки зрения их адаптивного потенциала позволяет расширить взгляд на проблему психологической защищенности личности и более полно учесть личностные ресурсы в процессе социально-психологической адаптации.