Однажды мне довелось присутствовать при рождении ребенка. После того, как младенцу перевязали пуповину и положили его на грудь матери, она сказала: «Ну вот, малыш, теперь ты сам по себе». Это было началом новой жизни — жизни уникального индивидуума, — и я до сих пор прихожу в волнение, когда вспоминаю этот эпизод и произнесенные матерью слова. Конечно, в самом начале жизни выражение «сам по себе» имеет лишь ограниченный смысл. Ребенок более не «привязан» к матери буквально, посредством пуповины, однако он все еще остается беспомощным существом, всецело зависящим от ее заботы и опеки. На протяжении всего младенчества и даже раннего детства у него будет страх остаться без взрослых, внутренняя потребность в защите со стороны. Для младенца остаться одному на продолжительное время равнозначно гибели.

Процесс взросления состоит в том, чтобы научится правильно распоряжаться растущей независимостью, постепенно принимая полную ответственность за свою жизнь. Зрелость не может быть достигнута без труда, и каждому родителю известно, сколько усилий требуется для того, чтобы помочь ребенку на этом нелегком пути. Отрочество и юность являются для человека переходным этапом от зависимости к полной самостоятельности, и эта пора приносит ребенку немало переживаний, разочарований, нередко приводя его в замешательство. От того, насколько успешно пройдет этот переходный период, во многом зависит будущая жизнь человека. Все это можно сказать и о взрослении духовном.

Непонимание того, что растущая свобода означает и большую ответственность, является одним из факторов, сдерживающих наш духовный рост. Но есть и другие аспекты: страх остаться в одиночестве, чувство неуверенности и бессилия. Не только у детей, но и у взрослых существует врожденная потребность в других людях — и на это есть веские причины. Даже будучи взрослыми людьми, мы, как правило, во многом зависим от других членов общества. Люди помогают нам защищаться от внешней угрозы, производят или доставляют нам пищу, ухаживают за нами во время болезни или старости и заботятся о многих других наших потребностях. Взросление также неизменно приносит с собой осознание собственной слабости и относительной незначительности по сравнению с миром, в котором мы живем. В связи с этим ощущение собственной отделенности, изолированности может породить в нас чувство неуверенности, незащищенности, беспомощности и неопределенности и побудить нас ради спасения из такой ситуации присоединиться к чему–либо более крупному, значительному. У некоторых людей не останется совсем никакого чувства самосознания, ощущения собственного «я», если лишить их принадлежности к какой–либо структурированной системе и избавить их от необходимости подчиняться власти, исходящей от этой системы. Если у них со временем возникают сомнения, то они подавляют их путем еще большего подчинения системе, заставляя свое сознание соглашаться с ее утверждениями (так как только это придает таким людям чувство уверенности и определенности в жизни). Человек не позволяет себе задуматься об имеющихся проблемах и несоответствиях, и в его глазах эти проблемы словно перестают существовать. Но о подлинном решении первоначальной проблемы в таких случаях говорить не приходится: в лучшем случае можно сказать, что человек лишь принял обезболивающее, но до выздоровления еще далеко.

Христианская свобода не требует, чтобы мы оставались в изоляции. Но она и не принуждает нас спасаться от чувства одиночества путем принесения собственных индивидуальности и порядочности в жертву какой–либо организованной системе — просто в обмен на чувство «принадлежности» и «причастности». Напротив, она поощряет нас к построению взаимоотношений с людьми, основывающихся на любви и укрепляющихся спонтанным ее проявлением, к сотрудничеству, которое обогатит обе стороны и будет полезным для всех участников.

Если мы уже «окунулись» в атмосферу жизни в организации (маленькой или большой), то одна только мысль о прекращении связей с этой организацией может привести нас в замешательство. Проведя некоторую часть жизни в закрытом сообществе и привыкнув к сопутствующему чувству «безопасности» и принадлежности, человеку очень трудно научиться жить вне этого закрытого сообщества. Подобная перспектива может вернуть человеку ощущение беспокойства и бессилия. Организации часто играют на подобных людских страхах, внушая человеку чувство, что, покинув организацию, он окажется одиноким и беспомощным во враждебном мире. «Оставив организацию, куда же ты пойдешь?», — часто спрашивают Свидетели Иеговы.

Я думаю, в таком положении нам поможет рассмотрение ситуации прошлых веков и проблем, с которыми тогда сталкивались христиане. Предупреждение апостола о том, что в собрании появятся люди, которые будут стремиться увлечь учеников за собой, начало сбываться[894]. Людям стали угрожать исключением, если они отказывались подчиняться правилам, придуманным людьми (например, такими как Диотреф)[895]. Послания Иисуса семи собраниям (из книги Откровение, главы 2 и 3) ясно свидетельствуют о том, что, как и было предсказано, среди «пшеницы» взошло множество «сорняков»[896]. Слова Христа дают представление о печальном уклонении от веры, любви и истины, в связи с которым требовалось незамедлительно исправить ситуацию, иначе это привело бы к потере благорасположения и поддержки Господа.

Как должен был поступить человек, скажем, в третьем веке н. э., если, по его мнению, ситуация достигла того, что главенство Христа все больше и больше узурпировалось людьми, индивидуальная совесть приносилась в жертву насаждаемому единообразию, истина, духовность и любовь искажались в такой степени, что христианство стало уже совсем дискредитировано? Допустим, этот человек жил в одном из городов, где изначально на ниве благовестия трудился апостол Павел, например в Эфесе или Фессалониках. Если теперь он решил бы уйти из собрания, другие, несомненно, сказали бы ему что–то вроде этого: «Да как вообще ты мог даже подумать о том, чтобы уйти!? Разве ты не понимаешь, что Павел, апостол самого Христа, лично принес благую весть в нашу землю, что он основал христианские встречи, на которых люди собираются до сего дня. Если и есть какие–нибудь проблемы, Христос исправит их, а нам нужно уповать и надеяться на него — в свое время он сам все наладит. И вообще, где ты научился всему тому, что сейчас знаешь — разве не в этом собрании? Если ты уйдешь, то куда же ты пойдешь дальше? Вокруг — только еретики да язычники. Где ты найдешь другое собрание такой же величины? Разве ты не боишься остаться совсем один или только лишь с горсткой таких же, как и ты, раскольников?».

Что бы произошло, если бы теперь этот живший в третьем веке человек сдался под такой аргументацией, проигнорировал бы указания своей совести, закрыл глаза на серьезные ошибки и стал ждать, что ситуация изменится к лучшему, несмотря на все свидетельства об обратном? Если бы он занял выжидательную, пассивную позицию, не случилось бы так, что Христос сказал бы ему, как Он сказал христианам в Лаодикии: «Знаю дела твои — что ты ни холоден, ни горяч. Хотел бы я, чтобы ты был холоден или горяч. Но раз ты тёпл, а не горяч и не холоден, то я готов извергнуть тебя из уст моих»[897]? Направление, в котором решили двигаться религиозные руководители, не поменялось , и собрание постепенно превратилось в жестко структурированную иерархию. Если бы христианин в третьем веке не предпринял никаких действий, если бы он предпочел путь соглашательства, а также воспитал бы своих детей и внуков в том же духе, то со временем все они оказались бы подчинены этой иерархической системе. Если бы мы жили в то время, то смирились бы мы сами с такими последствиями? Только в том случае, если мы дадим утвердительный ответ на этот вопрос, мы можем принимать или выдвигать аргументы в защиту выжидательной, конформистской позиции в наше время.

Несомненно, жившим в то время было необходимо иметь веру в обещание Христа: «Кто любит Меня, тот будет поступать так, как Я учу, и того полюбит Мой Отец, к тому Мы придем и будем жить у него»[898]. Сегодня необходимость веры ничуть не меньше, чем раньше. Благодаря вере мы справляемся с обстоятельствами, подобными тем, что были у находящегося в опале Давида, и вместе с ним говорим:

Не отвергни меня и не оставь меня, Боже, Спаситель мой! Ибо отец мой и мать моя оставили меня, но Господь примет меня[899].

ПРОВЕРИТЬ СВОИ ПОБУЖДЕНИЯ

Истина является для нас испытанием, и если мы уклоняемся от нее, прячемся от нее, закрываем на нее свои глаза, то только навредим себе. Она испытывает качество нашей веры. Насколько прочна наша уверенность в Боге и в его силе поддержать нас? Самопроверка может быть болезненной, но она необходима. Апостол призывает:

Задайте себе вопрос: тверды ли вы в вере? Испытайте сами себя! Или вы не знаете, что в вас Иисус Христос? Знаете, конечно, если только не провалились на испытании[900].

У меня нет ни малейшего желания давить на людей, побуждая их оставить свою религию. Я вступал в переписку с сотнями людей, которые на момент общения со мной все еще причисляли себя к приверженцам Общества Сторожевой башни, некоторые из них являлись даже старейшинами. Ни один из них не может сказать, что я с неуважением отнесся к его позиции или что я хотя бы один раз посоветовал кому–нибудь оставить организацию. Я убежден, что если человек идет на такой шаг, то это должно быть исключительно его собственным решением. Последствия во многих случаях настолько серьезны, что должно быть ясно: только сам человек должен нести ответственность за свой выбор. Само по себе наличие ошибки не делает формальный выход нравственной обязанностью. Я лично не верю, что где–то есть религиозные системы, которые были бы полностью свободны от заблуждений. Когда я предпринимал шаги, приведшие в конечном итоге к прекращению моей связи с религией Свидетелей, я руководствовался не просто тем, что у организации было немало ложных учений. И сегодня многие люди остаются Свидетелями Иеговы не потому, что они убеждены в правильности всей совокупности учений, но потому, что, по их мнению, «ничего лучшего не найти». То же самое, конечно же, можно сказать и о лицах, принадлежащих к другим религиям. Я также понимаю, что не все религиозные люди считают, что пожертвовали своей свободой в пользу той или иной деноминации, и что для обретения свободы во Христе им необходимо покинуть свою церковь или организацию. Тем не менее, к какой религии бы мы ни принадлежали, самопроверкой заняться не помешает.

Есть и те, кто замечает изъяны в различных учениях, видит неправильность в самовозвеличивании организации, но, тем не менее, очень осторожен в своих высказываниях и действиях, стараясь избежать конфронтации с организацией для того, чтобы сохранить семейные связи. Некоторые из моих знакомых ухаживают за престарелыми родителями, которые всю свою жизнь были Свидетелями Иеговы. Эти люди считают, что если сейчас их лишат общения, то их родители испытают сильное эмоциональное потрясение, которое пагубно скажется на их жизни и отрежет их от родственников, которые оказывают им поддержку. Другие проявляют осторожность, опасаясь, что формальный разрыв отношений с религией приведет к такому же разрыву в их браке, так как мышление их спутника или спутницы находится под полным контролем организации. Мне кажется, что готовность этих людей терпеть определенные ограничения и напряженность можно считать благородной жертвой, если они при этом движимы искренней заботой о других. Конечно же, и здесь есть свой предел, так как активную поддержку нехристианских учений и правил нельзя оправдывать даже семейными связями[901].

Люди, добившиеся успеха в светском обществе, могут иметь и другую причину, по которой они не желают оставить довольно многочисленное и широко распространенное движение. Они могут чувствовать желание использовать в религиозном окружении те личные качества, которые позволили им добиться успеха в мире. Такие люди иногда делают большие финансовые пожертвования в пользу организации или дают ей деньги в долг, рассчитывая добиться от руководителей особенно тесной дружбы. Я считаю, что религия Свидетелей (наряду с некоторыми другими) для таких людей может быть очень привлекательна. В раннюю эпоху такая ситуация была не очень характерна, в отличие от сегодняшних дней. Заинтересованность организации в делах, в расширении, в проведении больших собраний, в осуществлении крупных проектов создает окружение, в котором люди с управленческими склонностями или опытом могут сделать себе неплохую карьеру. В большей по размеру религии они бы потерялись, но, по пословице, они предпочли быть «первыми на деревне, чем последними в городе». Общество Сторожевой башни для них достаточно компактное, чтобы они могли «оставить свой след», добиться известности, и одновременно достаточно крупное, чтобы удовлетворить их амбиции. Нередко эти люди довольно прозорливы, способны увидеть ошибки в учениях и правилах Общества, несоответствия между позицией организации и учением Христа. Иногда они ощущают по этому поводу обеспокоенность и даже осторожно высказывают ее. Зачастую им позволено говорить несколько больше, чем всем остальным, при этом они могут делиться своими мыслями напрямую с главами движения, например, с членами Руководящего совета, в особенности, если те знают, что они оказывают организации существенную финансовую поддержку. Я лично знаю нескольких таких людей. В целом они обычно испытывают разочарование, видя, что на их слова внимания обращают немного и принимают их с несколько меньшим энтузиазмом, чем их подарки. Без сомнения, такие люди понимают, что перестань они оказывать Обществу денежную помощь, их близкие отношения с руководителями быстро испарятся, а их критичные замечания создадут для них определенные неприятности. Однако, не видя других сравнимых по масштабам религиозных систем, в которых бы они могли реализовать себя, они остаются Свидетелями. Возможно, сознательно они даже не отдают себе отчета в том, чту держит их в организации. Однако их образ действий по меньшей мере напоминает наблюдение, записанное в Иоанна 12:42, 43:

Но даже среди влиятельных людей было немало поверивших в Иисуса, только они не говорили об этом открыто из–за фарисеев, чтобы те не отлучили их от синагоги. Славе от Бога они предпочли славу среди людей[902].

Савл Тарсянин по сравнению с этими людьми, несомненно, занимал положение не меньшее, если не большее. Однако он был готов отказаться от своего влияния в системе, которой он отдал столько сил и труда, от крупнейшего религиозного движения своего народа, и присоединиться к людям, у которых не было ничего впечатляющего и которые могли похвастать разве что крещением нескольких тысяч верующих в самом начале своей истории. Они, как показывают христианские и светские источники, не проводили всенародных или международных конгрессов, не строили своих зданий (у них вообще не было зданий, посвященных исключительно религиозным целям), ничего не производили и не выпускали, не придавали значения численному росту и не имели своего централизованного административного управления[903]. Заочно полемизируя с людьми, для которых человеческая власть играла большую роль, Павел пишет:

Чего я добиваюсь: одобрения людей или Бога? А может, я хочу угодить людям? Но если бы я хотел угодить людям, я не был бы слугой Христа.

Но [когда] Бог решил, по Своей великой доброте, избрать меня и предназначить Себе на служение,… я ни к кому из людей не обратился за советом, даже не пошел в Иерусалим к тем, которые стали апостолами до меня, а ушел в Аравию, а потом вернулся обратно в Дамаск. Только спустя три с половиной года я пришел в Иерусалим, чтобы встретиться с Кифой, и пробыл у него две недели. Что касается других апостолов, то я никого, кроме Иакова, брата Господа, не видел. Все, что я вам пишу, — чистая правда, в том мне свидетель Бог[904]!

Несомненно, его ни в коей мере нельзя было причислить к тем, о ком Иуда сказал: «Они льстят другим ради собственной выгоды»[905]. Однако в организации Свидетелей такая лесть и желание произвести впечатление на людей, стоящих во главе движения, являются довольно–таки распространенным явлением. В поведении немалого числа старейшин и разъездных представителей чувствуется стремление быть у организации в фаворе, добиться в ней определенного положения. В значительной мере именно благодаря такому «карьеризму» своих служителей, организация и добилась столь обширной власти над ними. Именно по этой причине — ради того, чтобы сохранить благорасположение организации — многие Свидетели даже будут настаивать на выполнении тех правил, которые они лично считают неправильными. Платить за это приходится собственной свободой и порядочностью.

Не нужно думать, что такие побуждения встречаются только у тех, кто чего–то достиг в светском обществе. В равной степени они могут относиться и к людям с более скромными способностями, а также к самым простым и бедным. Общество Сторожевой башни построено таким образом, что эти люди могут заметно повысить свой общественный статус благодаря прилежности в достижении организационных целей, ревностной деятельности, даже просто благодаря большому количеству часов в ежемесячном отчете. Все это со временем может проложить дорогу к получению положения старейшины. Теперь у них появится возможность выступать с продолжительными речами перед аудиторией в сто или больше человек — в то время как не имей они официального назначения от организации, вряд ли они собрали бы вокруг себя и дюжину. Подобно тем, кто обладает большим влиянием, они, возможно, контролируют себя, чтобы не сказать или не сделать что–нибудь такое, из–за чего можно лишиться закрепленного теперь за ними статуса. Христианство должно быть привлекательным для людей со скромными способностями — оно придает им чувство значимости. Однако эта привлекательность очень отличается от того, что описано выше, да и чувство значимости человека не должно зависеть от таких выдуманных людьми условностей. Если такой человек серьезно задумается о своем положении, то он поймет, что его ценят исключительно за то, что он способствует достижению организационных целей, а не за его духовность. Разница очень существенна, но многие предпочитают не замечать ее из–за своих личных интересов. Это также нельзя назвать христианской свободой: это форма рабства, в которую человек сам себя загоняет.

Итак, при любой самопроверке ключевым остается следующий вопрос: готовы ли мы посмотреть в лицо реальности, насколько болезненной бы она ни была, и принять осознанное и личное решение. Уклонение от принятия решения — это не выход. Чарльз Дэвис, упоминавшийся в одной из предыдущих глав, довольно точно анализирует проблему:

Счастье заключается не в пассивном покое, приобретаемом благодаря ограничению собственного сознания. Всякий должен понимать и принимать тот факт, что как человек свободный он также должен быть человеком самостоятельным… Простое выполнение чужой воли и безропотное принятие действительности в сущности крадет у нас качество жизни.

…Честность в мышлении требует признавать наличие сомнений и вопросов, которые затрагивают самые фундаментальные убеждения. В такой ситуации возникает сильнейшее искушение просто «плыть по течению», отказаться от принятия собственного решения, и присоединиться в мысли, слове и деле к другим людям.

Автор отмечает, что некоторые люди просто «переплывают » из одной религии в другую, когда это же делают их друзья, и в то же время многие другие остаются в той или иной группе по тем же самым причинам: из–за нерешительности и нетвердости в принятии собственных решений. Он продолжает:

Постоянное подчинение внешней силе причиняет меньше дискомфорта, чем самостоятельное принятие радикального решения… Но неспособность или нежелание стать свободным со временем делает нашу жизнь пресной, лишенной подлинного счастья. В конечном итоге намного лучше перетерпеть тревогу и смятение от мучительного, но все–таки личного решения.

Я не говорю, что всем нужно брать с меня пример… И я не считаю себя более мужественным, чем остальные люди. Я даже не задумывался о мужестве до тех пор, пока ни получил от людей писем на эту тему уже после объявления о своем решении. В то время мои мысли занимало лишь одно: потребность иметь свободу сделать собственный выбор. Я должен был признать наличие сомнений, честно ответить себе, во что я твердо верю, и затем действовать в согласии со своими подлинными убеждениями, невзирая на последствия. Если бы я сделал вид, что проблемы не существует, уклонился бы от решительных действий в слабой надежде, что все как–нибудь само собой уладится, то я бы, по сути, убил в себе часть себя и скатился бы на низшую ступень существования[906].

Его история и чувства близки не только мне самому, но и многим знакомым мне людям.