Определив предмет философии права, полагаем возможным перейти к отличению философского подхода к познанию права от юридического, философского и юридического мышления.

Юридическая теория относится к сфере науки, а потому в полной мере подчинена требованиям и законам научного познания. Не будучи основанной на науке, юридическая теория превращается в формально-логическую конструкцию и энциклопедию понятий или вырождается в псевдофилософскую, схоластическую доктрину. Поэтому качественное различие между философским и юридическим подходом естественнее всего устанавливать на основании различения философской и научной формы познания явлений.

Первое, что следует сделать, это выявить принципиальное отличие философии от науки.

Конечно, философия не может существовать и развиваться вне связи с системой теоретического и эмпирического познания; она не может не принимать во внимание достижений современной ей науки. Но при этом философия, даже если она именует себя научной, не становится просто интерпретацией или обобщением научных знаний. Ее познавательные возможности не перекрываются методологией научного познания. Ее идеи не тускнеют и не отбрасываются оттого, что в какой-то момент перестают согласовываться с научными данными, в то время как устаревшие или оказавшиеся ложными научные утверждения не могут быть совместимыми с новыми знаниями и сохраняют свою ценность только как факт истории науки.

 Философия, хотим мы сказать, никогда не становится наукой, хотя и лежит в основании многих наук. По крайней мере, такая традиция связи философии и науки свойственна европейской духовной истории. Для понимания специфики философского знания принципиальным является утверждение о том, что оно не строится в строгом соответствии с требованиями научности.

Целью юридической теории является истина. Говорить об истинности юридических знаний имеет смысл лишь постольку, поскольку юридическая теория научна (или сконструирована в строгом соответствии с научными требованиями к знанию).

Целью же философии является позиция, определенное мировоззренческое постижение предмета. Вопрос об истинности философских утверждений не является принципиальным для определения их качественности, хотя и может быть весьма существенным в случаях, когда эта позиция оказывает влияние на научную постановку вопроса. Научные знания выполняют лишь вспомогательную, демонстрационную задачу, но отнюдь не обязательно влияют на те или иные интеллектуально-духовные установки философии. Философская позиция кристаллизуется и воспроизводится в сетке аксиологических координат (как ценная, смысложизненная, моральная и т.п.), в отличие от юридических утверждений, оцениваемых в диапазоне значений «истина – заблуждение».

Справедливости ради, надо сказать, что сегодня понимание сути научного познания существенно отличается от классического понимания. В классической интерпретации знание предстает как соответствие между концепцией и объективным миром, а потому познание отождествляется с продвижением от простого к сложному, от поверхностного к глубинному, от случайного к закономерному. Однако теперь познание начинает пониматься как способность продвигаться вперед внутри системы, в которой традиционные познавательные векторы оказываются второстепенными. Да и логические характеристики познавательного процесса перестают быть самодостаточными. В такой интерпретации может решаться и вопрос о сближении философского и научного подходов к познанию действительности.

И, тем не менее, качественное отличие связи юридической теории и философии с наукой остается принципиальным, а потому и неизменным. Юридическая теория, если она научная, относится к области внеиндивидуального, внесубъективного, коллективного духовного бытия людей. Философия же относится к области индивидуального духовного бытия; она всегда оказывается продуктом личного творчества. В этом – ее самостоятельная ценность, как, например, и ценность художественного творчества, и ценность экстатического общения с Духом.

Теперь обратимся к рассмотрению принципиальных различий философского и юридического подходов к пониманию права. Разумеется, перед нами не стоит задача исчерпать эти различия. Нам важно лишь убедиться в том, что в процессе познавания права смешение этих подходов всегда граничит с опасностью неадекватного взгляда на предмет, с узко-инструментальным толкованием права, с одной стороны, и с неуместными идеологизациями – с другой.

Философия – область парадигмального мышления. Парадигмы познания и выражения реальности являются и исходными пунктами анализа, и, в конечном счете, главным предметом философского интереса. Собственно, это только и позволяет философии выполнять методологическую функцию по отношению к любой форме познавания. По-иному философию воспринимать невозможно. Мы будем полностью правы, если отнесем к предмету философии парадигмы отражения и конструирования действительности в целом, парадигмы опредмечивания мысли в конкретные моменты реальности и распредмечивания объективной реальности в знания, в духовные установки и интеллектуально-деятельные способности человека.

В юридической же теории, как и вообще в науке, парадигмы являются лишь заданным «дискурсивным фоном», а непосредственно осознаваемым предметом научного интереса выступают те или иные моменты действительности, определенные предметные области.

Надо сказать, что наука все еще воспринимается многими как парадигмальная форма познания. Однако научное знание, несмотря на свой постоянный рост и даже на качественные изменения, тем не менее, уже вполне отчетливо продемонстрировало свою ограниченность. Особенно заметным это стало в области все увеличивающихся проблем, связанных с индивидуальным бытием. Все более неоднозначна, внутренне противоречива и связь развития науки с прогрессом общества.

Признаком парадигмального мышления является возможность осознанного выбора между парадигмами, а также способность и стремление ясно видеть и разумно объяснять смену парадигм. Такой выбор не может быть сделан на чисто рациональной основе, и одно это уже отгораживает юридическую теорию от проблемы самостоятельного выбора парадигм познания и интеллектуальной оценки утверждений о праве. Изменения в парадигмах, – например, в парадигме «рациональности мысли» – представляют собой философскую проблему, потому что сопряжены с проявлением существенной новизны интеллектуально-духовной ситуации конкретной эпохи, культуры и т.д.

Парадигмы можно понимать и как интеллектуальные очевидности. Конечно, мы в состоянии реконструировать процесс их постепенного оформления в мышлении. И эта реконструкция также принадлежит области философского осмысления познавательного процесса. Фактически и наука, и философия в своей основе имеют очевидности, «аксиомы разума». Но, во-первых, философия принципиально отказывается от мышления, опирающегося на очевидности; она стремится к обоснованию, объяснению, оправданию очевидностей. А во-вторых, очевидности философии и науки – образования совершенно разных порядков. И это – одно из количественных различий философии и науки.

Наука же, доходя до своих очевидностей как до предела рационального развертывания предмета, вынуждена одновременно и выходить за свои пределы, чтобы объяснить неустранимость этих очевидностей, т.е. обратиться к метанаучному уровню осмысления предмета. Поэтому она всегда будет связана с философствованием о познавании.

Наконец, парадигмы должны пониматься и как интеллектуальные интуиции исследователя.

Все формы познавательной деятельности так или иначе сопряжены с интеллектуальными интуициями, находящие свое выражение в способности суждения, продуктивного воображения, обобщения, абстракции и т.д. Для философии, предметом интереса которой оказывается право, интуиции самого правосознания должны быть приняты как свидетельство «присутствия», актуализованности его самого, как его данность; они – опорные точки философствования по поводу права. В данном случае интеллектуальная, художественная, нравственная, правовая интуиции образуют основу, благодаря которой становится возможным схватывание предмета в его цельности, в синтезе всех своих моментов, а мыслительный материал обретает более или менее удовлетворительные средства своего выражения.

Напротив, для юридической теории интуиции представляют собой только смутные, неотчетливые, неосмысленные представления, нуждающиеся в объяснении, в рациональном оформлении. Хотя в целом роль интуитивного момента в познании сегодня возросла, тем не менее, в научной области опора на интуиции по-прежнему – и совершенно обоснованно – нежелательна. Там, где познание предмета связано с обнаружением закономерностей, там логика, рациональность вытесняет целостное, интеллектуально-чувственное, и одномоментное схватывание предмета. Интеллектуальные предчувствия лишь «запускают» механизм познавания в определенном направлении, но не в состоянии не только быть научными утверждениями, но и полагаться их основаниями.

Философия всегда рефлексивна, независимо от того, в чем конкретно воплощаются акты индивидуального творчества, какое направление мысли она отстаивает. В философствовании переплетены и одновременно реализуются две интеллектуальные интенции: 1) направленность на объект, его созерцание, осмысление (рационализация, одухотворение) и 2) направленность на сам процесс постижения предмета, самоосмысление субъекта. Произведя такую редукцию мысли, мы находим, что все существующее в мире имеет место только в качестве объекта для нашего сознания, в связанности с ним. Конечно, сознание как таковое – чистая абстракция. Однако именно такая абстракция должна стать методологическим допущением, если мы хотим постичь и выразить сам процесс познания объекта.

Если научная редукция сводит предмет к его исходным характеристикам, то философская редукция, будучи рефлексией, стремится свести предмет к субъекту. Философия никогда не направлена прямо на опыт или на какой-нибудь предмет. Для нее вопрос «Что это за предмет, каков он?» не является специфическим: в противном случае она была бы принципиально неотличимой от науки. Специфический же философский вопрос звучит по-другому: «Почему предмет таков; почему я его именно так, а не как-нибудь иначе, воспринимаю?»

Юридическая теория, как и любая другая наука, может считаться продуктом нерефлексирующей мысли.

Нерефлексивное мышление способно выявлять единство явлений посредством указания на некоторые закономерности или правила познания. Наука, как область нерефлексивного мышления, рационально обосновать свои начала не в состоянии. Ее начала на поверку оказываются заданностью предмета, взятой как объективное условие исследования.

Рефлексивное мышление обладает способностью выражать закономерности и создавать эти правила по принципам, характеризующим природу и логику самого разума. Рефлексивное мышление поглощено задачей самообоснования теоретического разума средствами самого же разума.

Наука воспроизводит или конструирует реальность, феноменальность мира, а точнее – выделяет и воспроизводит его фрагменты или определенные срезы. Философия же воспроизводит мир в его цельности, в абстракции, идеальности, т.е., в конечном счете, воспроизводит в чем угодно саму себя.

Таким образом, философия – не просто способ познания действительности, но и самосознание и самопознание, в котором вся система знаний о предметах и все мировоззрение оказываются моментами некоего целого, именуемого «состоянием духа». Она является, конечно, средством рефлексии также и в специальных областях познания, но рефлексии интуитивной и спонтанной, связанной с осмыслением конкретного теоретического инструментария, когда логика познания приводит к непредвиденному скачку на новый уровень видения предмета. В этом плане можно говорить о влиянии философии на научное познание, если не о вплетенности в него.

Рефлексивное постижение права связано с высвечиванием таких сторон и моментов, которые определены скорее самим мышлением, свойствами рефлексии, диалектикой и логикой процессов, парадигмами познания и т.п., нежели свойствами отражаемого и выражаемого предмета.

Однако рефлексивность нельзя свести к простому самонаблюдению, интеллектуальному самоконтролю, «самоотслеживанию». Рефлексивность как способность человеческой мысли в интересующем нас смысле невозможна вне категориального мышления.

Философия является областью категориального мышления. Юридическая же наука – область мышления понятийного. Сразу же предостережем от смешения вопроса о различиях между категориальным и понятийным мышлением с вопросом о различиях между категориями и понятиями. Понятия и категории имеют одну и ту же словесную оболочку. Одно и то же слово (или словосочетание) – например, право – может выступать и в качестве понятия, и в качестве категории. В определенном смысле категории можно рассматривать как наиболее общие понятия, в содержание которых входят универсальные характеристики бытия. Такое понимание категорий весьма распространено в научной литературе. Кроме того, понятие «категория» приобрело в конкретных науках, в том числе и в юридических, значение просто узловых (исходных) теоретических понятий.

Однако, как видно, в основу различения категорий и понятий в данном случае положена количественная характеристика. Такой принцип различения может быть оправданным лишь в строго определенном смысле, а именно – когда требуется выявить некоторую совокупность узловых, системообразующих понятий, позволяющих выразить мысль о предмете в целом, очертить область познавания предмета. В сравнении с ними все остальные понятия носят частный характер, относятся к отдельным сторонам, свойствам, связям предмета. Иными словами, за рамки понятийного мышления мы в данном случае не выходим. В юридической теории вопрос о том, в каком контексте – категориальном или понятийном – функционирует тот или иной термин и насколько это уместно в том или ином случае, чаще всего остается не проясненным. Определенные познавательные трудности юридической науки имеют непосредственную связь именно с данным методологическим нюансом.

Но если различать понятия и категории в контексте различения понятийного и категориального мышления, то здесь указание на степень общности мыслимого содержания окажется не только недостаточным, но и искажающим суть проблемы.

Грань между двумя указанными стилями мышления совершенно отчетливая. Конечно, в конкретном исследовании эти стили мышления могут сочетаться, ибо нельзя ставить вопрос так, будто философское исследование не связано с понятийным постижением предмета, а научное исследование возможно лишь в совершенно обособленном от категориальной интерпретации предметов виде. И, тем не менее, смешению они поддаваться не должны. В чем же заключено качественное различие данных стилей мышления?

Понятийное мышление дискурсивно; оно образует понятия посредством указания на совокупность некоторых свойств предмета (признаков, предикатов), независимо от того, какое их множество может быть существенно в конкретном случае. Это означает, что:

а) всякое понятие о предмете охватывает лишь часть его свойств, а потому замещает собою предмет, не будучи адекватным его содержанию;

б) развитие знания о предмете, выраженное в обогащении содержания понятия все новыми и новыми признаками, представляет собой «дурную бесконечность» приближения к предмету как источнику своих признаков;

в) данный процесс лишь обостряет познавательную ситуацию, сообщая понятиям, по мере нашего углубления в предмет, все более ясную и значимую неполноту, фрагментарность, все большую удаленность от реальности, мыслимой в ее цельности, единстве, все большую неспособность мысли «держать» предмет в его понятии;

г) познающий субъект принципиально «выносится за скобки» понятийного постижения предмета; он отсутствует в понятии о предмете.

Понятийный строй мышления ориентирован, в конечном счете, на дефинитивный акт, как исходный пункт и конечную цель познания. Вне определения, вне указания на конкретный предел, границу нашего знания (являющуюся, конечно, подвижной, а не постоянной), никакое понятие о предмете невозможно. При этом избежать формально-логических средств определения понятий невозможно. Иначе говоря, дефинитивные процедуры несовместимы с диалектическим выявлением содержания нашей мысли о реальности или ее фрагментах. Акт дефинирования – не просто рациональное выражение содержания понятия, но и процесс создания, рождения понятия. Поэтому теории, построенные на основе понятийного строя мысли, как бы сами себя выстраивают, образуя свой понятийный каркас и собственную смысловую область, выскочить за пределы которой не позволяют сложившиеся понятия.

Понятийное мышление в своем объеме неоднородно. Понятия хорошо применимы к тем или иным частным множествам, к отдельным явлениям. Развитие понятий в процессе познавания предмета подчинено определенной логике: обращаясь к явлению, мы или воспроизводим его единичность, и тогда «вбираем» в понятие о явлении все большую и разнообразную реальность. Это характерно для теорий с эмпирической ориентацией. В таком случае научное познание, рано или поздно, превращается в неограниченное описание предметной области. Или мы воспроизводим общность явления с другими явлениями, и тогда «отторгаем» от понятия о явлении все больше конкретности и переходим к конструктам, все меньше говорящим о реальности и замещающим реальность совокупностью закономерных связей. В этом случае понятийное мышление неизбежно сталкивается с идеальными предметами, которые только на первый взгляд выступают следствиями широких обобщений, а в действительности представляют собой нечто принципиально иное, чем просто очень большое обобщение. Например, «право как таковое» (право вообще, в его идее) не является результатом суммирования всех конкретных правовых явлений или существующих систем права. Такое понятие указывает на всеобщий способ конструирования и узнавания права, каким бы конкретным, своеобразным, необычным оно ни было в реальности. Именно этот широкий спектр свободных переменных (признаков «права вообще») делает конкретное право таким единичным явлением, которое обладает потенцией любого заданного воплощения.

Однако, обращаясь к идеальным предметам, понятийное мышление испытывает серьезные трудности. Парадоксальным образом понятия об идеальных предметах и должны соответствовать опыту, и принципиально не могут быть выводимыми из опыта, образовываться индуктивным путем. Они исходны для всякого конкретного анализа и элементарны, т.е. не связаны с множеством предшествующих суждений и понятий. Их логический анализ натыкается на необходимость и неразложимость некоторых очевидностей.

Способ, которым понятийное мышление решает познавательную проблему, может быть назван усмотрением общего в частном или в единичном.

В своей совокупности указанные характеристики понятийного мышления выражают существо научного постижения предмета.

Категориальное мышление не дискурсивно, т.е. его смысловые единицы не выступают в качестве форм выражения совокупностей атрибутов тех или иных предметов. Категориальное мышление имеет дело с такими предметами, которые не просто являются идеальными, но содержат всеобщие характеристики реальности; оно выражает свой предмет как универсальный, т.е. узнаваемый во всем и не связанный конкретно, в отдельности ни с чем. Содержание категорий и предметно, и внепредметно. В отдельном (единичном, особенном) оно указывает на общее. Поэтому категориальное мышление «безразлично» к конкретному содержанию и не нацелено на добывание научного знания.

Отсюда следует, что универсальность категорий должна быть понята как их формальность. Категории являются принципами формообразования любой мысли. Поэтому строй категориального мышления предстает как логика в чистом виде.

Категории, в отличие от понятий, имеют синтетический характер. Это значит, что они не выводимы из чего-либо и не являются основаниями для вывода. Они изначальны по отношению к любому мыслительному акту. Их содержание и смысл можно обнаружить только во взаимной связанности. А так как связь категорий с объективным бытием вещей противоречива, значит, вне диалектики, как логики и метода, она и не может быть осмыслена. Выявление динамики этой системы связей и составляет суть и цель развертывания содержания категориального мышления.

Привлекательным занятием для значительного числа теоретиков из разных областей знания является употребление в своих рассуждениях тех или иных философских категорий. Надо думать, они забывают, что вне логики категориальной мысли эти формообразования превращаются в абстрактные понятия, абсолютно ничего не говорящие о конкретном предмете теоретического исследования и ничего не прибавляющие к уже имеющемуся конкретному знанию о предмете.

Таким образом, мы указали на отличие категориального мышления от понятийного мышления с точки зрения того, каков характер их связи с реальностью. Но это только одна сторона проблемы. Другая же сторона состоит в том, что категории выражают внутреннюю структуру любого знания и свидетельствуют о факте обращенности мысли на себя. Иначе говоря, категории по своей природе рефлексивны. Если понятия являются результатом соприкосновения познающего субъекта с предметом, то категории создают саму возможность соприкосновения мысли с предметом и предшествуют этому соприкосновению. В категориях в снятом виде заложен механизм саморазвертывания содержания понятий, процесса, качественно отличного от простого обогащения содержания нашего знания в результате познавания, что, как мы видели, характерно для понятийного мышления.

Категориальный строй мысли не связан с определениями как сгустками мыслей о предмете. Смысл категорий обнаруживается и удерживается только в самом акте философствования, а вне его «оседает» в словесные конструкции, уже неадекватные исходному смыслу.

Конечно, имея дело с той или иной категорией, мы в состоянии выразить мысль о ней, связать ее с определенным – универсальным – содержанием. Но такие интеллектуальные процедуры не идентичны образованию понятий, а связаны лишь с объяснением понятий.

Стало быть, категориальное мышление само по себе может быть понято как методология рефлексирующей мысли. Еще раз подчеркнем: вне рефлексирования категориальное мышление не существует, а вне категориального мышления невозможна сама рефлексия. Их единство и определяет качественную особенность философского подхода к действительности, в отличие, например, от юридического подхода к феномену права, на каком бы уровне абстракции мы ни формулировали свои утверждения о предмете.

Когда понятия (в данном случае – юридические понятия) не отрефлексированы, тогда в качестве точек опоры познания права принимаются некоторые абстракции целого, определенного типа организации социальной жизни, нормативной регуляции поведения и т.п. Поэтому сущность права в юридической теории неизбежно представляется как совокупность структурно-функциональных характеристик, которые, однако, оказываются вторичными в постижении природы права, как только мы поставим вопрос не об абстрактном «праве вообще», а о сущности конкретного, соотносимого с совершенно определенной социальной и духовной действительностью права. «Право вообще» оказывается методом конструирования правовой реальности, способом идентификации его с совокупностью конкретных общественных отношений.

С юридической точки зрения, право есть форма социальной практики. Поэтому описание права как формы приводит к необходимости искать единое в многообразном, ведет к утверждению сущности права как абстракции, эссенции из реальности. Тогда единое понимается как равное сущности. С философской точки зрения, право есть то, что получает именно эту, а не какую-то иную форму. Выражение же права как многообразия содержания приводит к пониманию сущности права в ее конкретности. Единое понимается как то, что противоположно сущности.

Завершая рассмотрение вопроса о различиях категориального и понятийного мышления, следует отметить, что значение этих стилей мысли для познавательного процесса зависит от характера конкретной теории. В так называемых точных (и вообще в естественных) науках исследование начинается с установления исходных понятий, а заканчивается обнаружением соотношений между ними, образованием на формально-логической основе системы научных понятий, относящихся к данной предметной области. В социальных (гуманитарных) науках исследование начинается с констатации идей как четко не очерченного множества релевантных значений. И лишь в конце исследования, после упорядочения и систематизации знаний, возможно превращение некоторых идей в понятия. Очевидно, что эти превращения идей в понятия протекают не на основе формально-логических процедур, а являются ярко выраженными актами интеллектуального творчества.