Из официальной статистики следует, что показатели зарегистрированных преступлений, предусмотренных ст. 106 УК РФ, и выявленных лиц, совершивших данное преступление, остаются в последние годы стабильными. Так, Российская криминологическая ассоциация приводит следующие данные [6, с. 400] ( см. таблица А. 3 ).

Однако реальная картина несколько иная, т.к. преступления, предусмотренные ст. 106 УК РФ, в силу своей специфики обладают определенной степенью латентности. Во-первых, в нашей стране очень легко относятся к проблеме абортов. Общеизвестно, что Россия занимает одно из первых мест в мире по количеству производимых абортов. Значительная часть убийств новорожденных представляется как совершение аборта, и они остаются не выявленными правоохранительными органами. Во-вторых, большое количество подобных преступлений не попадают в официальную статистику по причине их скрытия от учета, что также распространено в российской действительности. В-третьих, состав данного преступления является новым для УК РФ, недостаточно изученным современным правоприменителем. Весьма часто даже возбужденные по ст. 106 УК РФ уголовные дела прекращаются по различным основаниям как не имеющие судебной перспективы. Изложенное позволяет утверждать, что количество реально совершенных преступлений, предусматривающих ответственность за убийство матерью новорожденного ребенка, превышает в 5 – 10 раз количество официально зарегистрированных преступлений.

Особый интерес представляет вопрос о мотивах преступлений, совершенных в состоянии аффекта.

Так, А.В. Наумов специально обращает внимание на то, что именно от правильного установления мотива зависит во многом и верная квалификация аффектированного убийства, что, по его мнению, к сожалению, не всегда учитывается в судебной практике. По данным А.В. Наумова, наиболее распространенным мотивом аффектированных преступлений является месть, а затем по степени распространенности следует такие мотивы, как возмущение действиями потерпевшего, ревность и другие побуждения [18, с. 100 – 101].

С.В. Бородин также полагает, что в большинстве случаев побудительными причинами действий лиц, совершивших преступления в состоянии аффекта, были мотивы мести и ревности [4, с. 182].

В.И. Ткаченко, говоря о мотиве действия, утверждается, что мотив всегда носит определенный характер и его установление имеет важное значение, как для квалификации преступления, так и для отграничения преступлений, совершаемых в состоянии аффекта, от смежных. Однако он полагает, что месть не может быть мотивом аффектированных преступлений, поскольку месть есть мотив, в котором доминирующим является сознание. Мотив действий при совершении преступления в состоянии аффекта, по представлению В.И. Ткаченко, - слабо осознанная потребность в эмоциональной разрядке общественно опасным способом [29, с. 42].

Несмотря на то, что мотивы деяния не являются признаком составов преступлений, предусмотренных ст. 107 УК РФ, они презумируются законодателем. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что в отличие от дореволюционного законодательства, которое признавало смягчающим ответственность обстоятельством состояние сильного душевного волнения независимо от причин, его породивших, современное уголовное право России связывает состояние аффекта исключительно с противоправным или аморальным, т.е. неправомерным поведением потерпевшего.

Не исключено, что мотивом может быть и месть, и желание расправиться, и ревность, но это может быть и мотив воздания за причиненное зло. Мотив воздания – это не расправа, не месть, связываемая с негативной оценкой, а хоть и порицаемое, но, однако, в определенном смысле позитивное поведение, направленное на пресечение распространения зла. Позитивное оно потому, что является ответом на зло, порицаемое потому, что это или запоздалый, или неадекватный ответ.

При оценке преступления, совершенного в состоянии аффекта, имеют значение и деяние (поведение) потерпевшего, и состояние сознания и воли виновного, и мотивы его ответной реакции, презюмируемые законодателем как основанное на негативном поведении потерпевшего. Учет мотива преступления в случае квалификации по ст. 107 УК РФ, несмотря на отсутствие указания на мотив преступления в диспозиции закона, представляется обязательным моментом.

Если о мотивах аффектированных преступлений имеются какие-либо суждения исследователей, то этого нельзя сказать о целях таких преступлений. Большинство авторов обходят данную проблему стороной. Возможно, это объясняется спецификой исследуемого состава преступления, возможно, еще какими-либо причинами, но факт остается фактом – проблеме целей аффектированных преступлений в литературе уделено явно недостаточное внимание.

Цель в уголовном праве понимается как результат, к которому стремится лицо, совершающее преступление. Иногда утверждается, что «именно цель превращает таящиеся внутри психики влечения, чувства в движущие мотивы» [25, с. 670].

Цель может быть социально позитивна, негативна или социально нейтральная, в зависимости от движущего мотива и оценки данного мотива с точки зрения общественного сознания. Имеются два прямо противоположных подхода относительно цели в аффектированных преступлениях. Авторы первого подхода исходят из того, что у виновного в преступлении, совершаемого в состоянии аффекта, нет преступной цели действий, что он действует, не стремясь достичь какого – либо преступного результата.

Так, В. Владимиров утверждает, что при совершении преступлений в состоянии аффекта у виновного нет заранее постановленной цели: совершить убийство или причинить тяжкое телесное повреждение потерпевшему [5, с. 26].

По мнению В.И. Ткаченко, целью действий в аффектированных преступлениях является не лишение жизни потерпевшего или причинение ему телесных повреждений, а обретение оптимального спокойствия и прекращение действия отрицательного раздражителя, которым выступает противозаконное поведение потерпевшего [29, с. 43].

В то же время Б.В. Сидоров, сторонник противоположного подхода, сделал вывод о том, что виновный, находясь в состоянии аффекта, сознает общественную опасность своего деяния, прилагая определенное волевое усилие для выполнения каких – то преступных действий, не только предвидит, но и желает причинить потерпевшему вред. Иначе трудно объяснить поведение лица, совершающего преступление в состоянии аффекта [24, с. 79].

Другие авторы также исходят из того, что лицо, совершающее преступление в состоянии аффекта, действует с преступной целью. Т.В. Кондрашова пишет: «В силу внезапности, интенсивности аффекта виновный может и не осознавать полностью своих действий, не осмыслить до конца, какой ущерб жизни и здоровью потерпевшего он желает причинить. Но о том, что все-таки осознает общественную опасность своего деяния, свидетельствуют его действия перед совершением преступления (хватает бутылку, камень, нож, топор, ружье), а потому он не может не предвидеть наступления тяжких последствий и не желает этих последствий, хотя и не представляет отчетливо степень их тяжести» [13, с. 158].

Однако в силу многообразия жизненных ситуаций в действиях лица, совершающего преступление в состоянии аффекта, преступная цель может быть, а может и отсутствовать. Одно не исключает другое. Отрицать наличие общественно опасной цели во всех преступлениях, совершаемых в состоянии аффекта, было бы неверно.

Исходя из санкций статей, предусматривающих ответственность за преступления против жизни, следует сделать вывод, что общественная опасность преступлений в состоянии аффекта, в отличие от обычных преступлений, значительно ниже. Например, если мы сравним верхний предел санкции за простое умышленное убийство и за убийство в состоянии аффекта, то окажется, что с точки зрения законодателя общественная опасность убийства, предусмотренного ст. 107 УК РФ, ниже общественной опасности преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК РФ, в пять раз.

Анализ уголовных дел показывает, что аффектированным преступлениям предшествовали угрозы физической расправы в отношении виновного или его близких (14%), угрозы уничтожения имущества (1,6%) или распространения конфиденциальных сведений (1,2%).

Так же видно, что, как правило, для аффектированных преступлений характерно использование в процессе совершения преступления не специально приспособленных для нанесения телесных повреждений предметов, а случайно попавшихся под руку. Например, по данным Б.В. Сидорова, это были ножи (применялись в 35% случаев, из них: перочинный – в 18%, столовый – в 11%, сапожный – в 4%, консервный или монтерский – в 2%, шило – в 2% случае); охотничье ружье – в 2% случае, а также такие предметы, как топор, отвертка, гвоздодер, утюг, вилки, стаканы, скакалка, камень и т.д. [24, с. 82].

Выборочный анализ практики применения законодательства об ответственности за превышение пределов необходимой обороны позволяет сделать следующие краткие выводы:

1) суды очень часто ограничиваются в приговоре одной только констатацией того, что защищающийся действовал с превышением пределов необходимой обороны, глубоко не анализируя и не аргументируют свое решение;

2) статья, предусматривающая ответственность за превышение пределов необходимой обороны, чаще всего применяются в случаях переквалификации содеянного с умышленного убийства ч. 1 ст. 108 УКРФ;

3) в подавляющим числе случаев, когда защищающийся был привлечен к ответственности за превышение пределов необходимой обороны, имелись основания для квалификации содеянного как совершенного в состоянии необходимой обороны, учитывая обстановку происшедшего, психологическое состояние защищающегося лица, а также его силы и возможности по отражению посягательства;

4) ответственность за превышение пределов необходимой обороны должна наступать только в бесспорных случаях, когда обстоятельства дела убедительно свидетельствуют о том, что защищающийся умышленно, без необходимости причинил посягающему смерть, имея благоприятную возможность защищать правоохраняемые интересы иным способом и адекватно отражая в своем сознании обстановку происшедшего.

Можно предложить следующую таблицу, учитывающую соотношение категории посягательства и причиненный посягающему вред при защите: [21, с. 361 – 362] (см. таблицу А. 5).

Анализ уголовных дел показывает, что срок наказания примерно одинаковый. Субъект по делам об убийстве матерью новорожденного ребенка молодой и, как правило, совершает преступление из-за страха перед родителями. А вот за убийство совершенное в состоянии аффекта или при превышении пределов необходимой обороны взрослый и совершает преступление из-за аморальных или противоправных действий самих потерпевших.

Из официальной статистики следует, следующие показатели зарегистрированных преступлений, предусмотренных ст.ст. 106, 107,108 УК РФ: [3] (см. таблицу А. 4)

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной работе были рассмотрены три вида убийств со смягчающими обстоятельствами, убийства матерью новорожденного ребенка (ст.106 УК РФ); убийство совершенное в состоянии аффекта (ст.107 УК РФ) и убийство, совершенное при превышении приделов необходимой обороны либо при решении мер, необходимых для задержания лица, совершившего совершения (ст.108 УК РФ).

На основании автор сделал выводы:

1) убийство новорожденного ребенка чаще всего совершатся несовершеннолетними девушками. Возможно они еще не осознают того, что на них ложиться большая ответственность в воспитании ребенка. Одна из причин связанная с убийством ребенка – это страх перед родителями;

2) убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны, в основном связано с провоцирующими действиями потерпевшего. Это говорит о том, что количество преступлений растет.

На основании вышеизложенного можно сделать следующие предложения:

1) повысить роль государства и общества воспитания подрастающего поколения. Воспитывать у подростков ответственность на будущее поколения и ответственность перед будущими детьми. Разработать программу воспитания – общего юридического укрепления семьи;

2) убийство, при превышении пределов необходимой обороны еще глубже можно исследовать, а не было ли здесь вызвана действием потерпевшего состояние аффекта. Исследовать состояние виновного и потерпевшего в момент совершения деяния.