Современные медицинские технологии создают у людей, и даже у врачей, работающих в медицине критических состояний, впечатление, что возможности интенсивной терапии и реанимации безграничны.

Существует крайность, относящаяся к интенсивной терапии и реанимации у за­ведомо безнадёжных больных, ведущихся по всем правилам и в полном объёме. К сожалению, объективная реальность неопровержимо свидетельствует, что рано или поздно умирают все. Смерть как заключительная часть жизни каждого человека - неизбежна и всё равно рано или поздно наступит, независимо от социаль­ных условий и успехов медицины. Мы не в силах её отменить, но в наших силах сделать её по возмож­ности безболезненной, нестрашной и достойной.

К сожалению, в ходе медицинского образования смерть изучается лишь в её морфологическом аспекте, хотя наука танатология, основы которой заложены Г.В.Шором, должна, казалось бы, уделить клинике и психологии смерти хотя бы не меньшее значение, чем её морфологии. К сожалению, пока существуют лишь робкие попытки сопоставить клинику умирания, агонии и смерти с морфологическими находками.

В 1981 г, Всемирная медицинская Ассоциация приняла Лиссабонскую декларацию – международный код прав пациента, среди которых провозглашено право человека на смерть с достоинством. В Украине и России в Основы законодательства об охране здоровья граждан почему-то не вошло названное выше «право человека на смерть с достоинством». Несовершенство и в этом разделе главного законодательного акта, регулирующего медицинскую помощь, вдвойне досадно, так как в нашей стране уже есть некоторый опыт реализации на практике права пациента на смерть с достоинством, опыт оказания квалифицированной медико-социальной помощи и психологической поддержки умирающим в ХОСПИСАХ.

Хосписы – это не просто специализированные больницы для умирающих, они во многом являются отрицанием «просто больницы». Вот почему философская сторона дела является здесь едва ли не более важной, чем медико-техническая.

Само понятие «безнадежный больной» имеет в массовом сознании двоякий смысл: во-первых, означает фатальность прогноза его заболевания, а во-вторых подразумевает, что врачи не в состоянии помочь такому больному. Не только основная масса населения, но и подавляющая часть наших врачей, всех медиков пока так считает – обреченному больному уже ничем нельзя помочь. Это подтверждается, когда лечащий врач редко и неохотно подходит к безнадежному больному, когда медсестра лишь казенно «выполняет назначения» (сама испытывая при этом страх и растерянность), когда в определенный момент такого больного стремятся выписать домой, чтобы смерть его произошла по возможности вне клиники.

Исходная идея философии хосписов очень проста: умирающий больной нуждается в особой помощи, ему можно и должно помочь пройти через ЭТО. Заслуга создания первых современных хосписов принадлежит Сесилии Сондерс, бывшей вначале социальным работником, получившей впоследствии также диплом медсестры, а затем – и врача. Философия хосписного дела стала складываться у нее еще в 1947 г. , когда, испытывая затруднения в общении с одним из своих пациентов, страдающим неизлечимой болезнью, она решилась сказать ему правду.

Мы сейчас не предрешаем ответ на вопрос – говорить или не говорить правду умирающим больным, но подчеркиваем, что именно смелая попытка отказаться от вековой врачебной традиции обязательно прибегать в отношении умирающих к «святой лжи» (3) позволила самой С. Сондерс почувствовать состояние души такого больного. Тем самым в ее профессиональном сознании произошел своего рода «Коперниковский переворот», благодаря которому она перестала скрывать за привычкой к «святой лжи» свое профессиональное бессилие, свой собственный страх перед смертью, а вместо этого попыталась найти путь общения со своим трудным больным, чтобы через общение оказать ему хотя бы психологическую поддержку.

Следуя за С. Сондерс, каждый врач, каждая медсестра, все, кто решается посвятить себя работе в хосписе, обязательно должны обрести некоторый личный опыт философского (или религиозного) постижения границы между жизнью и смертью.

Для многих больных ложь, недомолвки врачей и медперсонала в таких ситуациях становятся дополнительным источником страданий, усугубляющих их состояние безысходности, покинутости. Однако лучше об этом сказал Л. Н. Толстой: «Главное мучение Ивана Ильича была ложь, – та, всеми почему-то признанная ложь, что он только болен, а не умирает». Сторонникам врачебной «святой лжи» необходимо понять, почему, по Л. Н. Толстому, для смертельного больного человека именно ложь в оценке его состояния представляет главное мучение: тем самым принижается достоинство важнейшей фазы жизни, каковой является умирание и смерть. Рассекреченная «святая ложь» – это уже просто ложь, которую больной воспринимает и переживает, как незаслуженное оскорбление, как чудовищную подтасовку, как комедиантство, в котором его принуждают участвовать.

В хосписах никому не навязывают правду о неизбежности скорой смерти, но в то же время откровенно обсуждают ЭТУ тему с теми, кто к ЭТОМУ готов, кто ЭТОГО хочет. То есть, те больные, которые не хотят знать правду, имеют право и возможность не знать ее. У больного есть выбор! Опыт хосписов прежде всего отрицает применение «святой лжи» как косного обычая, игнорирующего индивидуальный, личностный подход к больному, хотя на словах о таком подходе столько говорится в нашей медицине.

Опыт хосписов вообще внес серьезные коррективы в ценностные ориентиры профессиональной врачебной этики. Безнравственность, негуманность лишения всех обреченных больных информации о том, что их ожидает, сначала была этически осмыслена в хосписах, а затем, спустя 10-20 лет, право пациента на информацию стало универсальной ценностью современной профессиональной этики врачей. В последние 20-25 лет не только в медицинской этике, но и в общественной морали на Западе в целом (в особенности – в США) произошла очевидная эволюция: сообщение обреченному больному правды почти уже возведено в ранг безусловной добродетели. Часто приводимые житейские аргументы лишь подтверждают и закрепляют происшедшую эволюцию – правда нужна умирающему, чтобы во-время распорядиться наследством, чтобы юридически оформить фактически существующий брак, чтобы сжечь письма (если на то есть его воля) и т. п.

Философия хосписов исключает идею активной эвтаназии–»милосердного убийства» безнадежных больных. Как известно, решающим аргументом сторонников активной эвтаназии является ссылка на чрезмерные страдания умирающего человека, которые врачи не в состоянии облегчить. Хроническая боль изменяет мироощущение, мировосприятие человека, она способна «отравить» отношения больного со всеми окружающими его людьми. Не освободясь от боли, человек не может размышлять, вспоминать. Боль способна вытеснить нравственные потребности, нравственную мотивацию поведения. Все это так, но именно опыт хосписов лучше всего показал, что боль, как правило, может быть взята под контроль у самых тяжелых больных.

Годы становления медико-социальных принципов деятельности хосписов в 1958-1965 гг – это прежде всего создание методик комплексного подхода к лечению и предупреждению боли, то есть применения с этой целью, кроме различных групп анальгезирующих средств, психотропных препаратов, противораковой химиотерапии, паллиативной радиотерапии и т. д. Насколько может быть эффективной современная терапия боли, свидетельствует, например, исследование экспертов ВОЗ, проведенное в 1983-1984 гг: в ходе трехэтапного введения обезболивающих средств 156 больным раком 87% из них были полностью избавлены от боли, 9% – в достаточной степени, а 4% – частично. Теперь понятно, что отнюдь не бесплодное «прекраснодушие» стоит за словами С. Сондерс, которая считает, что хоспис – это «альтернатива негативному и социально-опасному представлению» о гуманности активной эвтаназии.

Отличие хосписа от «просто больницы» не только в техническом оснащении, но еще больше опять-таки в иной философии врачевания, согласно которой пациенту хосписа создают необходимое в его состоянии «жизненное пространство». В больнице превыше всего «больничный порядок» (ритм работы врачей, персонала) как некое средство к выздоровлению больного, который как личность (с индивидуальными привычками, эмоциональным миром) оказывается на втором плане и как бы приносится в жертву достижению высшей цели. В хосписе как раз наоборот: личность пациента (его желания, эмоциональные реакции) выдвинуты на первый план, и уж во всяком случае распорядок дня здесь не должен быть обременительным для больного

В хосписе совсем иное восприятие времени, чем в «просто больнице», где пациент находится временно, ждет выписки, чтобы вернуться к нормальной жизни (то есть, для него более актуально будущее). В хосписе же человек гораздо больше ценит настоящее, переживаемые им «здесь» и «теперь» мгновения – минуты, часы, дни. Хоспис – это такие условия жизни пациента, такой его образ жизни, в конечном счете – такое качество жизни человека, когда самодостаточным и актуальным является именно настоящее, а не будущее. В подтверждение приведем слова одной из пациенток, умершей в американском хосписе: «Я теперь не грущу, что мне придется умереть. У меня гораздо больше приятных ощущений, нежли когда-либо раньше. Все тягостные надобности быть кем-то другим сняты. Я чувствую себя свободной от фальши и притворства».

В хосписах принято исполнять последнее желание своих пациентов. Главный врач Лахтинского хосписа в Санкт-Петербурге А. В. Гнездилов рассказывал, как одна из больных в последние свои минуты захотела услышать Шуберта и как кто-то из медсестер все-таки успел разыскать нужную пластинку, и больная всего лишь одним движением губ и выражением лица сообщила, что она слышит музыку, что этот миг смерти одновременно и миг исполнения ее желания. В то время как в больнице, конечно же, нельзя держать свою любимую собаку или кошку, в хосписе это можно.

Опыт хосписов убеждает, что в условиях эффективной паллиативной помощи (когда боль и другие тягостные симптомы могут быть взяты под контроль) заключительный этап жизни человека, сознающего, что он умирает, становится нередко этапом интенсивной духовной работы и потому может быть преисполнен для него особенно глубокого смысла. Общеизвестно оживление интереса у таких больных к религиозным вопросам, философским проблемам. Устроители Московского хосписа планируют участие в его деятельности лиц духовного звания разных вероисповеданий – в зависимости от религиозных запросов своих будущих пациентов. Экзистенциальная ориентация сознания умирающего человека, направленность его мышления является скорее правилом, чем исключением (причем раздумья над смыслом жизни совсем не обязательно у всех связаны с религией). Поэтому психотерапевтическая функция врача, медсестры, медицинского психолога в хосписе исключительно своеобразна.

Тот, кто решился связать свою судьбу с работой в хосписе, должен научиться такому стилю поведения и такту в общении с обреченными больными, когда будут исключены поверхностные, шаблонные суждения, замечания, игнорирующие, принижающие, а может быть, и опошляющие моральный статус умирающего человека.

В соответствии с Конституцией каждому человеку принадлежит неотъемлемое право на жизнь, один из аспектов которого предполагает возможность самостоятельно распоряжаться ею, решать вопрос о прекращении жизни. Допустить возможность реализации этого права можно лишь путем эвтаназии. Обсуждение этой сложной и противоречивой проблемы в обществе необходимо, но с участием специалистов в области права, медицины и других профессий, с последующим подведением итогов.

Многим врачам и людям, не имеющим медицинского образования, слово эвтаназия (эвтаназия) известно, но его понимают совсем не однозначно и зачастую превратно.

Эвтаназия (от греч. танатос - смерть) - это наступление легкой, безмятежной смерти, произошедшей естественным путем или с помощью медицинских средств.

Эвтаназия – это еще одна этическая проблема медицины. В переводе с греческого «эвтаназия» означает «хорошая смерть», так древние греки называли почетную смерть за отечество. В наше время под эвтаназией понимают другое: чтобы избавить от страданий безнадежного, умирающего больного, медики помогают ему безболезненно отойти в мир иной.

Термин «эвтаназия» впервые употреблен Френсисом Беконом в XVI веке для определения «легкой смерти».

Эвтаназия может быть пассивной, когда смерть пациента наступает в результате прекращения врачебных мер по продлению жизни, и активной, когда применяют специальные средства, приводящие к смертельному исходу. К активной эвтаназии часто относят и самоубийство с врачебной помощью (предоставление больному по его просьбе препаратов, сокращающих жизнь).

Различают также добровольную эвтаназию – по требованию самого больного (например, в США распространена практика заранее и в юридически достоверной форме выражать свою волю на случай необратимой комы)  и принудительную, которая осуществляется по настоянию родственников, общества или государственных учреждений. Аморальность последней нет смысла даже обсуждать – ее не приемлют ни врачи, ни общество, ни закон. А допустимость добровольной эвтаназии является предметом ожесточенных споров.

Проблема эвтаназии стала особенно острой в ХХ столетии в связи с прогрессом медицины. Появились возможности поддерживать жизнь неизлечимых больных при помощи аппаратов искусственного дыхания и кровообращения, искусственной почки, лекарств. Однако, продлевая жизнь, эти технологии продлевают и страдания. Часто такие пациенты не имеют ни сил, ни желания жить дальше, а порой и вовсе пребывают в необратимом бессознательном состоянии. К тому же большинство людей продолжают умирать в муках, как и в прошедшие эпохи, хотя современная наука знает способы безболезненной смерти.

До начала Второй мировой войны идея эвтаназии была широко распространена в ряде европейских стран. В то время эвтаназия и евгеника пользовались достаточно высокой популярностью в медицинских кругах европейских стран, однако действия нацистов, такие как программа умерщвления Т-4, надолго дискредитировали эти идеи. Среди известных людей отметим З.Фрейда, который из-за неизлечимой формы рака нёба с помощью доктора Шура совершил эвтаназию в своём лондонском доме 23 сентября 1939 г., прежде пережив 19 операций по удалению опухолей под местной анестезией (общий наркоз в таких операциях в то время не применялся).

Врачи, как и все современное общество, разделились на сторонников и противников эвтаназии. Первые уверены, что легкая, безболезненная смерть должна венчать жизнь каждого человека, что предсмертные муки совершенно излишни и современная наука должна избавить людей от них. Они предлагают применять эвтаназию к взрослым, находящимся в здравом уме и твердой памяти неизлечимым больным, смерть, которых неизбежна в ближайшее время. Непременным условием служит неоднократное настойчивое (подтвержденное при соблюдении юридических формальностей) требование самого больного.

Противники эвтаназии считают, что она противоречит инстинкту самосохранения, религиозным догмам, запрещающим убийство и самоубийство, и медицинской этике.

Многие врачи выступают против эвтаназии на том основании, что их профессия – бороться за человеческую жизнь, а не сокращать ее. Они заявляют, что откажутся выполнять эвтаназию, даже если она будет разрешена законом и их будут принуждать к этому.

Еще один аргумент против: больной захочет изменить решение, но уже будет слишком поздно. Кроме того, болезнь могут признать ошибочно неизлечимой, а просьба об эвтаназии может быть принята под давлением или в результате обмана, скрытого от окружающих.

Наконец, начав с добровольной эвтаназии умирающих, общество способно дойти до принудительного умерщвления нежизненоспособных младенцев, инвалидов, тяжелобольных и стариков. Не исключены и злоупотребления в этой области – например, есть опасность распространения под видом эвтаназии заказных убийств.

Законодательства большинства стран, в том числе и Украины и России, однозначно трактуют эвтаназию как убийство. «Право на жизнь — неотъемлемое право каждого человека, охраняемое законом. Его содержание заключается в том, что никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание. Также право на жизнь налагает на государство обязательство сделать всё для того, чтобы человеческая жизнь оказалась вне опасности и предпринимать эффективное расследование убийств».

Врачи и граждане в основном разделяют такое убеждение. Но существуют страны, где она при определенных условиях разрешена законом. Это Нидерланды и Австралия. Опыт врачей этих государств еще не осмыслен, и споры об этичности эвтаназии продолжаются.

Естественная эвтаназия встречается исключительно редко, но и та, для наступления которой использовались медицинские средства, - тоже достаточно редка. В медицине есть средства, облегчающие состояние больного при умирании - анальгетики, психотерапия и др., но эти средства не являются эвтаназией, так как они не ускоряют и тем более не вызывают смерть. Таким образом, имеется целый комплекс весьма сложных, взаимосвязанных и, при этом, имеющих первостепенное значение медико-этических и деонтологических проблем.

9. Медико-этические проблемы транспланталогии

Деонтологические проблемы в трансплантологии чрезвычайно актуальны. В клинической трансплантологии, помимо почки, сердца, печени, поджелудочной железы, легких, производится пересадка селезенки, сегментов кишечника и эндокринных желез (гипофиза, вилочковой железы, щитовидной, околощитовидных желез, надпочечников, яичников и яичек), что вызывает необходимость обсуждения пределов «дозволенности».

К настоящему времени в эксперименте разработана и осуществляется пересадка многих органов, включая конечности, органы пищеварения и даже мозг (голова). Не менее актуальным является вопрос использования в медицине клеток и тканей человеческих эмбрионов (фетотерапия). ,что имеет долгую историю, начинающуюся с выполненных в 20-х годах исследований и эмпирической практики П.Ниханса (Швейцария) и Ю.Ю.Вороного (Россия). Первоначально целью фетотерапии являлось создание противоракового иммунитета и омоложение организма. Сегодня к этим идеям добавились и другие : создание иммуномодулирующих препаратов, клеточных культур, тканей, органов обладающих идеальной гистосовместимостъю, разработка принципиально новых методов лечения таких заболеваний , как болезнь Паркинсона, сахарнгый диабет , клапанные пороки сердца. При этом возник ряд этических вопросов относительно использования эмбриональных клеток и тканей в научных исследованиях, клинической практике и в фармакологической промышленности для создания лекарственных препаратов.

Различают следующие виды трансплантации:

- аутотрансплантация, или аутологичная трансплантация — реципиент трансплантата является его донором для самого себя. Например, аутотрансплантация кожи с неповреждённых участков на обожжённые широко применяется при тяжёлых ожогах. Аутотрансплантация костного мозга или гемопоэтических стволовых клеток после высокодозной противоопухолевой химиотерапии широко применяется при лейкозах, лимфомах и химиочувствительных злокачественных опухолях.

- гомотрансплантация, или гомологичная трансплантация — донором трансплантата является 100% генетически и иммунологически идентичный реципиенту однояйцевый близнец реципиента. Вероятно, в будущем, когда станет возможным клонировать отдельные ткани и выращивать в лабораторных условиях целые органы человеческого тела с заданными иммунологическими характеристиками, все 100% трансплантаций органов будут гомологичными.

- аллотрансплантация, или гетерологичная трансплантация — донором трансплантата является генетически и иммунологически другой человеческий организм.

- ксенотрансплантация, или межвидовая трансплантация — трансплантация органов от животного другого биологического вида, чем человек.

Гомотрансплантация и аллотрансплантация

- Прижизненное изъятие органов

В Украине прижизненное изъятие органов (в основном почки) допускается только от ближайших родственников, с обоюдного согласия участников.

- Использование органов от умерших людей

Чем раньше будет пересажен орган погибшего от каких-либо причин донора, тем выше шансы на успех операции. Однако процедура фиксации смерти и её критерии до сих пор остаётся предметом дискуссий.

В Украине принята практика, при которой, если человек или его родственники не высказывались прямо против возможности использования органов после смерти, считается потенциальным донором.

Наиболее сложным вопросом остаётся доверие к службам, обеспечивающим изъятие органов (контроль за отсутствием злоупотреблений — потенциально опасными считаются прецеденты доведения больных доноров до смерти, неоказание должной помощи потенциальному донору, и даже изъятие органов у здоровых людей, под предлогом тех или иных искусственно навязанных врачом операций).

Ксенотрансплантация

Пересадка органов от животных может подвергаться негативной оценке со стороны отдельных религиозных конфессий или их представителей. В частности, по тем или иным соображениям, для мусульман или иудеев неприемлемыми могут быть ткани и органы свиньи, а для индуистов — коровы. Так же ксенотрансплантация подвергается критике со стороны защитников прав животных и людей, считающие подобную практику неэтичной по отношению к животным.

 В настоящее время трансплантация — одно из направлений практического здравоохранения. По данным IX Всемирного конгресса трансплантологов (1982 г.), пересажено сотни сердец (723), десятки тысяч почек (64000) и т.д. Пока трансплантологические операции исчислялись единицами и носили экспериментальный характер, они вызывали удивление и даже одобрение. 1967 год — год, когда К. Бернардом была произведена первая в мире пересадка сердца. За ней в течение 1968 года была произведена еще 101 подобная операция. Эти годы называли в прессе временем «трансплантационной эйфории». Она была вызвана не только профессиональной уникальностью подобных операций. Пересадка сердца, как никакое другое достижение современной культуры, с особой остротой поставило перед ней блок философско- антропологических проблем: что такое человек? что определяет личность? В чем заключае тся человеческая самоидентичность?

 Расширение практики трансплантологии не снимает антропологическую «остроту» и сопровождается усилением этико-правовой напряженности вокруг этого вида медицинской деятельности. Среди многочисленных видов и подвидов морально-этических вопросов, которые сопровождают буквально каждую трансплантологическую операцию, можно выделить следующие: можно ли говорить о сохранении права человека на свое тело после смерти? каков морально- этический статус умершего человека? возможно ли научно-обоснованное донорство? морально ли продление жизни одних людей за счет других? Обладает ли смерть этическим смыслом? каковы социокультурные перспективы научно- практического использования человека?

Современные медицинские технологии позволяют пересаживать больным различные органы: почку, печень, сердце, легкое, костный мозг. Их изымают из трупов людей, получивших смертельные травмы. Однако такие органы очень быстро становятся негодными к пересадке. Поэтому на практике работа трансплантолога выглядит так: после получения смертельной травмы «подходящего» донора доставляют в больницу, констатируют смерть и тут же забирают необходимый материал для пересадки. Это порождает неразрешимую по сути этическую проблему – необходимость смерти одного для спасения другого. Врач и больной невольно оказываются заинтересованы в «подходящем» несчастном случае.

Однако этим этическая коллизия не исчерпывается. Если нужный донор доставлен в больницу, встает проблема: проводить ему реанимационные мероприятия или нет? Подобная постановка вопроса сама по себе противоречит этике медицины, однако длительное искусственное поддержание жизни донора может привести к необратимым изменениям в нужном органе, сделав его непригодным к пересадке. Еще один вопрос: по каким критериям констатировать смерть донора? Чаще всего главным считают остановку сердца. Однако к этому моменту интересующий трансплантологов орган порой уже непригоден для пересадки. В соответствии с инструкцией Министерства здравоохранения, изъятие органа следует проводить после констатации смерти мозга – вне зависимости от наличия или отсутствия сердцебиения. Но на деле это подчас выглядит как отнятие органа у человека, который еще не до конца умер, так как у него бьется сердце.

Не менее болезненна и проблема разрешения на пересадку органов. В советское время трансплантология никакими законодательными правилами не ограничивалась. Решение о «заборе» органа (так говорят медики) в каждом конкретном случае принимали врачи, согласие родственников не требовалось. Однако сейчас во многих государствах подобную практику считают нарушением прав человека. В Украине и России проводится промежуточная политика: забор органов или тканей не требует согласия родственников погибшего, но не может проводится в случае их активного несогласия. Многие люди (особенно это принято на Западе) заранее выражают готовность стать донорами органов в случае безвременной гибели (информация хранится в специальной базе данных). В последнее время за рубежом стало общепринятым более терпимое отношение людей к донорству. Ведь после смерти родного человека его орган будет продолжать жить, дав жизнь другому, и, значит, его смерть (которая и так была неизбежна) оказалась уже ненапрасной.

Пересадка тканей живого человека тоже связана с этическими сложностями. Например, при лечении лейкоза у детей иногда применяют трансплантацию эмбриональных клеток крови, взятых у родного брата или сестры. Поэтому родителям больного лейкозом ребенка приходится рожать еще одного малыша. В некотором смысле получается, что он появился на свет по чисто утилитарным соображениям. А ведь только в 25% случаев пуповинная кровь новорожденного подходит для пересадки. Чрезвычайно остро стоит вопрос об этичности клеточной терапии. Существуют дегенеративные заболевания нервной системы, когда взрослому больному может помочь введение нервных клеток человеческого зародыша, которые выделяют из абортивных материалов. Велика опасность, что развитие клеточной терапии приведет к увеличению числа неоправданных с медицинской точки зрения абортов. Впрочем, клеточная терапия может уйти в прошлое в связи с успехами генной инженерии и совершенствованием клонирования органов. Однако эти технологии порождают еще более глубокие этические проблемы.

В современной медицине с интересами транспланталогии связано и клонирование.

В 1932 году писатель Альдус Хаксли выпустил книгу "Новый смелый мир". В своей книге Альдус Хаксли пишет (а он был большим любителем галлюциногенных наркотиков), что путем деления спермы можно будет клонировать человека. Вследствие клонирования человечество разделится на два класса: высший и низший, в зависимости от физических и умственных способностей и качеств. Никто и не предполагал, что через 60 лет навеянные наркотическим дурманом галлюцинации писателя о клонировании станут реальностью, разделивший мир на два лагеря: за и против.

Вне пределов матки учеными проводится искусственное оплодотворение сперматозоида и яйцеклетки. Хромосомы яйца и сперматозоида сливаются под оболочкой яйцеклетки, именуемой зоной прозрачности. Когда оплодотворенная клетка начинает раздваиваться, ученые с помощью специальных составов удаляют зону прозрачности. В результате они располагают двумя клетками, носителями абсолютно одинаковой генной базы. Для них по отдельности создается искусственная зона прозрачности, в которой они продолжат свое дальнейшее развитие. Так, мы получим два совершенно одинаковых человека-клона. Точно таким же образом можно получить не два, а любое количество клонов, так как клетка после первичного раздвоения, продолжает непрерывно делится. А в теле человека насчитывается около 100 триллионов клеток! Полученные клетки-клоны можно хранить в холодильниках из жидкого нитроглицерина под температурой 80 гр. ниже нуля, и пересаживать их в матку матери в любое время.

В 1993 году учеными д. Стейльманом и д. Холом из университета Джордж Вашингтон была проведена первая попытка клонирования человека. Клон жил всего шесть дней.

1996 в штате Аризона США таким путем были успешно клонированы две обезьянки, названные Нитой и Дитой. Зародышевые клетки открывают поистине революционные возможности для трансплантационной и косметической медицины.

Наличие клона или второй человеческой копии позволит создание важнейших лекарственных препаратов, пересадку жизненно важных органов: сердца, почек, печени и др.; из клеток эмбриона можно создать препараты для лечения таких распространенных заболеваний века, как СПИД, рак, болезнь Панкерсона и диабет; клетки можно легко преобразовать в любой вид ткани: мозг, кожа, кости, мышцы, в которых так остро нуждаются миллионы людей на нашей планете.

 Но для получения необходимых стволовых клеток из эмбриона, как в первом, так и во втором виде клонирования необходимо убить сам эмбрион. Т.е. для спасения одних предлагается уничтожить других. Человеческая жизнь с легкой руки ученых, жаждущих добиться мировой славы, превращается в сырьевой материал; органы человека ставятся на одну полку с запчастями; человечество делятся на две новые расы: "оригиналы" и "копии". Не случайно итальянский сенатор от правой партии "Национальный союз" Риккардо Педрицци назвал клонирование проявлением "псевдонаучного расизма", характерного для нацистской Германии. И если мы для спасения чей-то жизни позволим уничтожить невинный и беззащитный человеческий зародыш, то почему просто не брать детей из детдомов и пускать их органы на донорские программы? Никто ведь не сомневается, что один такой ребенок сможет спасти несколько жизней.

Дело вовсе не в том, что человек бросил вызов Богу, создал человеческую жизнь, как об этом поспешили заявить некоторые. Человек только лишь применяет уже готовый природный материал, и использует его функциональные особенности. Вопрос в том: должны ли мы сегодня попрать нравственные запреты либо пересмотреть их, или не при каких условиях не принимать клонирование живого организма?

В декабре 2006 года в Австралии был снят запрет на клонирование человеческого эмбриона. Но использование эмбрионов, не пригодившихся при экстракорпоральном оплодотворении, а также создание и использование других эмбрионов в исследованиях, запрещено законодательством Австралии. Под запретом находится и клонирование человека в репродуктивных целях.

В сентябре 2008 года правительство Австралии выдало лицензию, разрешающую ученым создавать клонированные эмбрионы человека для получения эмбриональных стволовых клеток.

Австралийское правительство выдало первую лицензию, разрешающую ученым создавать клонированные эмбрионы человека для получения эмбриональных стволовых клеток. Лицензию получила компания Sydney IVF, специализирующаяся на экстракорпоральном оплодотворении, сообщает Compulenta. В распоряжение фирмы будут предоставлены 7200 человеческих яйцеклеток, которые станут использоваться для исследований.

Таким образом, Sydney IVF станет первой компанией в мире, получившей лицензию от австралийского Совета национального здравоохранения и медицинских исследований.

Биотехнологи в других странах идут на самые разнообразные ухищрения, чтобы создать стволовые клетки, по свойствам схожие с эмбриональными. Однако еще никому из них не было выдано разрешение на получение стволовых клеток из клонированных человеческих эмбрионов.

Способность стволовых клеток к неограниченной репликации уже давно считается достаточно перспективной для лечения тяжелых заболеваний, таких как диабет, болезнь Паркинсона, амиотрофический склероз, серповидноклеточная анемия и лейкемия. Эмбриональные стволовые клетки, которые образуются в первые несколько часов после зачатия, дают начало почти 220 видам других видов клеток и тканей тела, поэтому риск отторжения при трансплантации выращенных органов и тканей минимален.

Для получения стволовых клеток используют эмбриональные ткани. В связи с этим, в некоторых странах запрещено использование абортивного материала для этой цели, в большинстве стран допускается только использование тканей, выращенных in vitro.