Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

 

 

· Петровский бюрократический переворот и его последствия

· Дальнейшие тенденции XVIII века

· XIX век и его социальные тенденции

· Эпоха великих реформ

· Начало XX века

 

Петровский бюрократический переворот и его последствия

 

Замечание В. О. Ключевского о том, что петровские реформы были связаны с войной, военными задачами, военной необходимостью, справедливо. Его можно распространить почти на весь корпус петровских реформ, но с незначительной поправкой: речь должна идти, как кажется, о военно-полицейской необходимости. Обратим внимание на реформы по управлению.

В 1708 г. Россия делится на 8 тяжеловесных трудноуправляемых гигантских губерний. Чем это обусловлено? Только что проходит Астраханское, а затем Булавинское восстания, и Петр I просто создает достаточно мощный репрессивный аппарат, который позволит правительству не отвлекаться на подавление еще каких-либо восстаний.

В 1711 г. учреждается Сенат. Это непосредственно связано с войной, ибо первоначальный Сенат — своеобразный регентский совет для управления Россией в отсутствие царя, который отправлялся в свой злополучный Прутский поход.

В 1718 г. проходит реформа центрального управления. Создаются коллегии (сперва 8, затем 11). Несомненно на бумаге коллегии выглядят значительно стройнее, чем старая московская несколько громоздкая система приказов, учреждавшихся по мере возникновения надобности в них. Но так коллегии выглядят лишь на бумаге. Создание системы коллегий — прямое административное фантазирование. Они никак не были соотнесены с нуждами территорий, что вызвало печально известную волокиту в небывалых размерах, т. е. резкое замедление принятия решений, и не могло не вызвать значительного роста административного аппарата. Причем интересно, что особенно растет низовой аппарат. Например, в 1718 г. в правительственном аппарате числилось 1169 чиновников, из которых 924 — канцеляристы (клерки), что составляло 79 % от общего числа бюрократов. А в 1723 г. чиновников уже 2100, из них 1962 канцеляриста (уже 93,4 % от общего числа бюрократов). При этом, несмотря на стремительно возросший государственный бюджет и, следовательно, чудовищный налоговый пресс, давивший на сословия, чиновникам стали меньше платить. И по изящному предложению кн. А. Д. Меншикова Россия, видимо, становится первой страной в истории с узаконенным взяточничеством — низшие канцеляристы, не имевшие чина, официально получают право и тем самым обязанность «кормиться акциденциями».

Народ, безусловно, отвергал петровские реформы. Приведу малоизвестное наблюдение.

С 1703 по 1709 гг. через русскую армию прошло 230000 человек, а убыль убитыми, ранеными, пленными, больными составила за этот период 110000, т. е. почти половину. Обращают на себя внимание очень высокие небоевые потери. Документы фиксируют слишком большое число умерших вследствие поноса. Конечно, за поносом, упомянутым в документах, может скрываться дизентерия и, что гораздо серьезнее, холера. И все же эта цифра изумляет. Но она становится объяснимой, если предположить с большой долей вероятности, что в нее входит и значительное число дезертиров. Начальство, не желая отвечать за разбегающиеся в полном составе роты, списывало убыль состава «за смертью от болезней». Таким образом, пойманный «мертвец» уже не отправлялся на мучительную смерть, как дезертир, а, как бродяга, еще раз попадал в солдаты, где имел, естественно, шанс еще раз скончаться от поноса.

Разумеется, дезертируют из любой армии. Но в русской армии проблемы массового дезертирства никогда не было ни до Петра I, ни после (по крайней мере до зимы 1916 г.). Ее не было даже в войнах Екатерины II и в войнах XIX в., т. е. в эпохи, когда армия комплектовалась рекрутским набором, а рекрутчина всегда воспринималась, как большая беда, любой крестьянской семьей. Однако при Петре I эта проблема была.

Петр I нанес чудовищный вред демократическим традициям России. И дело вовсе не в том, что перестали созываться Земские соборы. Через подобные эпохи проходили и западные державы, уже знавшие средневековый парламентаризм. Так случилось в эпоху Абсолютизма, когда сословные представительства ослабевали, а иногда и исчезали. Но в дальнейшем с развитием тенденций формирования гражданского общества парламенты возвращались на свои места. Однако Петр I уничтожил необходимую основу любой демократии — самоуправление, низовое земство. В этом, а отнюдь не в исчезновении Земских соборов — главный вред.

Не меньшей вред нанесло и петровское западничество. Пройдя через свой абсолютизм и свою тиранию, английский парламент остался английским парламентом, шведский риксдаг — шведским риксдагом, как и испанские кортесы. А благодаря западническим тенденциям, Земские соборы и земское самоуправление стали после Петра I относиться как бы к нашему «непросвещенному» прошлому, и попытки восстановления представительных учреждений пошли по пути копирования зарубежных образцов, что всегда неизмеримо вреднее, чем восстановление собственной традиции.

Тотальная бюрократизация могла опираться только на мощный репрессивный аппарат и заметные репрессивные тенденции. Петр I был одержим идеей контроля, поэтому создал две параллельных системы: гласных контролеров, которые назывались ревизорами, и негласных, носивших имя фискалов. С этого момента термин «фискал» становится на века ругательством в русском языке. Но система эта работала плохо.

В характере русского этноса неискоренима неприязнь к бюрократической системе и бюрократам. Ее не смогли уничтожить XVIII, XIX и XX век с его тотально бюрократизованной советской властью. Русскому человеку свойственно уважение к монархам, иногда чрезмерное. И русский человек весьма не лишен уважения к аристократам. Не случайно в простонародной использовании не было ни слова «шляхтич», обычного в первой половине XVIII в., ни слова «дворянин». Знатного человека называли «барин», т. е. «боярин», аристократ, носитель аристократической традиции и аристократической ответственности. Таким, собственно, и хотел видеть русский человек своего вождя. У русского человека полностью отсутствует пиетет к государственному служащему, которого он старается не замечать. Если же это невозможно, чиновник, даже и порядочный, вызывает у него раздражение. Мы хуже относимся к бюрократии, чем немцы, которые согласны ее терпеть, и тем более, чем французы, которых следует признать поэтами бюрократии. Мы скорее похожи на англичан своей установкой на выборное муниципальное начальство.

Петр I создал тотальную бюрократическую государственную систему, явившись в этом вопросе глубоким последователем Гоббса. Но общество сопротивлялось. И основной реакцией стала не менее тотальная коррупция. Ведь когда из политической системы изымаются законные неформальные связи (условие существования и аристократии, и демократии), общество замещает их незаконными неформальными связями, т. е. коррупцией.

Есть и еще более серьезные последствия уровня историко-культурного. В. О. Ключевский подробно описал, как Петр I из пяти различных категорий податных людей создал одну — категорию крепостных крестьян. Однако Петр I также поступает и с аристократией. Его бюрократизация и, в особенности, знаменитая «Табель о рангах» призвана социально ликвидировать аристократию, смешав ее с низовыми служилыми людьми. Боярство и дворянство — если уж не два сословия, то, безусловно, две совершенно самостоятельные социальные страты до Петра I. А «Табелью о рангах» Петр I низводит аристократа до уровня провинциального дворянина. Таким образом, Петр I, как и подобает тирану, выступает в роли упростителя системы (еще раз обратим внимание на универсальное правило К. Н. Леонтьева: «Всякое упрощение — всегда деградация»).

 

Дальнейшие тенденции XVIII века

 

XVIII в. проходит под знаком лишения не только политических прав, но и значительной части гражданских прав основной части русского населения — населения крестьянского. Это вызывает все бОльшую социальную поляризацию, противопоставление дворян недворянам. Западнические же тенденции эту поляризацию усиливают, так как дворянам, все теснее соотнесенным с другим суперэтносом западноевропейской культурой, оказываются противопоставлены не только крестьяне, но и мещане, и богатейшие купцы, и все духовенство.

Вместе с тем бюрократическая система ослабевает. Неформальные связи разъедают ее подобно ржавчине. Наконец, в царствование Екатерины II, помимо неузаконенных неформальных связей, возникают и вполне законные — выборные провинциальные должности, правда, далеко не те, что были в допетровской России. Они чисто дворянские и замещаются по дворянским спискам дворянскими выборщиками дворянскими кандидатами (например, судейские должности). И все-таки это положительная социальная тенденция.

В царствование Павла I делается попытка расширить круг полноправных граждан. Именно при нем свободу от телесных наказаний получают духовенство, купечество, почетные граждане, т. е. наиболее авторитетные категории недворянского населения. Более того, при Павле I создается и выборный Государственный купеческий совет. Обладая небольшими полномочиями, он тем не менее решает многие вопросы, представляющие интерес для купеческого сословия. Этот демократический опыт был весьма перспективен. Но Совет был упразднен в следующее царствование.

 

XIX век и его социальные тенденции

 

Открывающее собой новое столетие царствование Александра I ни демократическим, ни правовым тенденциям никакого хода не дает. И хотя эта эпоха знает ряд проектов по воссозданию самоуправления и даже возвращению с ограниченными функциями парламентаризма (проект графа Н. Н. Новосильцева, проект графа М. М. Сперанского), все они остаются на бумаге и известны лишь узкому кругу лиц. Конституционные проекты, созданные в декабристской среде, удручают своей убогостью, ибо срисованы с западных образцов, причем весьма не внимательно. Однако самое главное — в обоих вариантах, и в конституционно-монархическом, и в республиканском, внимание концентрируется на создании выборного элемента высшей власти, а не на развитии муниципализма. Т. е. по сути дела ни проект Конституции Н. М. Муравьева, ни «Русская правда» П. И. Пестеля демократическими не являются даже в малой степени. Не соотнесены они никоим образом и с русской традицией.

Первые шаги в этом направлении делаются при Николае I усилиями его выдающегося министра графа П. Д. Киселева. По долгу службы занимаясь планомерным улучшением положения государственных крестьян (крестьян не помещичьих), Киселев воссоздает и их волостное самоуправление. Делается это в рамках подготовки освобождения крестьян, как образец (все остальные крестьяне по мере освобождения должны получить такое же самоуправление). Данный пример часто забывают, а ведь это очередной этап в укреплении муниципальной традиции.

Еще меньше хорошего можно сказать о состоянии суда, судопроизводства, которое непосредственно влияет на состояние правосознания в обществе. Более полутораста лет до эпохи Великих реформ Россия знает только полицейский суд. Состязательное судопроизводство забыто. Об участии каких бы то ни было избранных представителей общества в судебном процессе никто не вспоминает. И все это происходит на фоне довольно жестокого законодательства.

В XVII в. русское законодательство знало примерно 40 казусов, могущих повлечь за собой для правонарушителя смертную казнь. По сравнению с нами куда более «прогрессивная» Франция знала примерно 100 подобных казусов. Петр I круто исправил дело — итогом его царствования стало 140 казусов, ведущих к смертной казни. Правда, практика судопроизводства и нежелание целого ряда правителей подписывать смертные приговоры (первой была императрица Елизавета Петровна, не утвердившая ни одной смертной казни за свое 20-летнее царствование) несколько смягчали российскую пенитенциарную систему, что впоследствии отмечал М. Е. Салтыков-Щедрин. Тем не менее такая ситуация, конечно, вела к значительному снижению правосознания сравнительно с допетровскими временами.

 

Эпоха великих реформ

 

«Великими реформами» в исторической науке принято называть реформы императора Александра II, заслуженно получившего прозвище Царя-Освободителя. Его реформы, безусловно, грандиозны. Начавшиеся освобождением крестьян в 1861 г., эти реформы продолжаются вплоть до проведения военной реформы в 1874 г. и имеют тенденцию к продолжению.

Надо сказать, с точки зрения социокультурной, аграрная реформа была проведена крайне неудачно. Дело в том, что уже с XVII в. помещичий крестьянин был прикреплен к земле, не мог от нее избавиться и не мог ее покинуть. Но обрабатывал он землю, которая состояла из двух наделов. Один надел предоставлялся ему барином, и на этот надел никто не мог посягнуть — ни правительство, ни сам барин, ни сельское сообщество. Другой надел предоставлялся ему сельской общиной и мог по сельскому приговору перераспределяться. Таким образом, будучи крепостным, крестьянин все-таки мог сам распоряжаться одной частью предоставленной ему в надел земли.

А с проведением аграрной реформы вся земля передавалась в общинное пользование. Община, как и прежде, оставалась вправе по сельскому приговору перераспределять наделы. Таким образом, став свободным, крестьянин уже полностью терял право распоряжаться своей землей. Весь его надел целиком теперь принадлежал общине. Кстати, Н. М. Карамзин (несомненно, подлинный либерал) еще в начале XIX в. возражал против скоропалительного освобождения крестьян именно потому, что предвидел такое изменение положения крестьянина, как хозяина, а следовательно, в большой степени и как гражданина.

К сожалению, почти все тогдашнее общество было сторонниками сохранения общины. Революционеры и радикалы видели в общине зачатки грядущего социализма. Бюрократы стремились сохранить общину как элемент полицейского давления (по принципу круговой поруки). Оказавшие сильное влияние на ход реформ славянофилы поддерживали общину как исконную земскую традицию, просмотрев, что община уже изувечена двухвековым крепостничеством. Против общинного надельного землевладения выступали только либералы-западники. Как раз в этой ситуации они были правы, но остались в меньшинстве. И распутывать данный узел, препятствующий воссозданию гражданского общества в России, пришлось уже в начале XX в.

Однако другие реформы Александра II были проведены значительно удачнее. Это были земская, городская, военная и судебная реформы. Причем первые две можно считать одной реформой — реформой, вновь устанавливающей самоуправление.

Воссозданная в 1862-64 гг. низовая демократия была весьма ограничена. Более того, положа руку на сердце, можно смело утверждать: она была даже ограниченнее демократии XVII в. И все же это была демократия. Она была ограждена довольно жесткими цензами. Цензы гарантировали в земских учреждениях сохранение позиции помещиков. Так, избирательные нормы для землевладельцев были наиболее свободными, для городских домохозяев уезда — жестче, для крестьян — еще жестче. Можно считать недостатком и то, что в уездные земские учреждения землевладельцы и городские домохозяева избирали своих представителей на одностепенных прямых выборах, а крестьяне — на двухстепенных (сначала на волостной уровень, а только затем на уездный). Соответственно, подобные выборы в губернские учреждения для первых двух курий становились двухстепенными, а для третьей — трехстепенными.

Все это так, и все это оправдано и культурно, и социально. Ввести равенство представительства в середине XIX в., означало полностью растворить самый культурный элемент общества — элемент дворянский — в крестьянском море. Это было бы резким разрушением пусть не самых удачных, но все-таки уже сложившихся традиций, разрушением петровского масштаба. И тем не менее в земских учреждениях дворяне, мещане и крестьяне впервые после полуторавекового перерыва стали заседать вместе и вместе решать дела, представлявшие интерес для всех них.

Земская реформа за первые полвека своей истории дала блистательные результаты. В России значительно улучшились дороги. Дворянские выборные учреждения екатерининского времени дорогами совершенно не способны были заниматься, а многосословные земские учреждения занимались со вкусом, с интересом. Россия в начале XX в. имела одну из лучших в мире систему агрономического и ветеринарного обеспечения, уступая лишь Италии, а этим занимались только земства. Россия резко улучшила свою систему здравоохранения, о чем любой образованный человек знает из беллетристики А. П. Чехова и М. А. Булгакова. Но, пожалуй, самыми грандиозными были успехи в области народного образования.

Еще А. С. Пушкин писал, что конфискацией церковных имуществ Екатерина II погубила дело народного образования на 100 лет вперед. И действительно, епархии и монастыри вынуждены были закрыть свои школы, которые не на что стало содержать. Представители дворянского сословия постепенно оказались втянутыми в светскую систему обучения. Со временем и духовенство нашло выход за счет развития системы духовных училищ и семинарий. А вот крестьянин в XVIII и XIX вв. гораздо чаще неграмотен, чем в XVII в.

Теперь земства открывают школы. В основном, это двухклассные народные училища, а иногда и одногодичные школы грамоты. В результате, процесс грамотных стремительно возрастает. К 1908 г. в России ежегодно вводится по 10000 школьных зданий. В 1908 г. принимается первый в нашей истории закон о всеобщем обязательном начальном образовании. Кстати, в начале XX в. большинство начальных школ уже четырехклассные. Правительство этим, конечно, занималось. Этим занимались и церковные инстанции. Однако пример показывали именно земства, они задавали тон. Больше всего открывалось земских школ.

Земства, несомненно, способствовали увеличению числа ответственных граждан, которые, имея опыт в части самоуправления, тем самым имели опыт нормальной политической деятельности. Заметим, что император Александр II был убит народовольцами именно в тот момент, когда готовился подписать указ о созыве Государственной думы, что добавило бы к монархической и аристократической составляющим верховной власти в России еще и демократическую составляющую. Это в 80-ые гг. прошлого века уже было вполне уместно. Ведь прошло 20 лет с момента начала реформ. 20-25 лет — исторически возраст поколения. Т. е. как раз сложилось поколение людей, которые могли бы занять кресла в восстановленном российском парламенте.

К процессу восстановления гражданского общества имеет отношение и военная реформа. Русская армия со времен Петра I комплектовалась рекрутским набором исключительно за счет крестьянского сословия. Однако уравняв в политических правах граждан России, уже нельзя было возлагать военную службу, в основном, лишь на крестьян. Поэтому вводился обычный для европейских государств того времени Закон о всеобщей воинской обязанности. (На практике были очень большие исключения; в частности, на службу не призывался единственный сын в семье.) Военная служба всегда являлась необходимым элементом построения гражданского общества. И такой закон — существенный шаг в этом направлении.

Но наибольших похвал заслуживает, конечно, судебная реформа. В России было восстановлено состязательное судопроизводство, гласный судебный процесс, введен по англосаксонскому образцу институт 12-ти присяжных заседателей, появилась профессиональная адвокатура. Более того, русские судебные уставы были лучше западноевропейских, так как при их создании весьма широко использовалась не только современная западная практика, но и западная правовая мысль. Например, в случае явной ошибки присяжных, совершенной не в пользу подсудимого, судья мог отменить вердикт. Однако он не мог этого сделать, если присяжные ошибались в пользу подсудимого. Такое было возможно далеко не во всех странах. Русский прокурор, в ходе процесса убедившись в невиновности подсудимого, мог отказаться поддерживать обвинение, чего не мог, скажем, прокурор французский. Вне всякого сомнения, русский суд следует признать необычайно удачным. А о том, насколько он способствовал фактом своего существования росту правосознания в обществе, свидетельствует мемуаристика эпохи. Лучше всего по этому поводу посмотреть «Дневник писателя» Ф. М. Достоевского за несколько лет подряд.

Иногда реформы Александра II называют либеральными и западническими. Они, конечно, были либеральны, поскольку способствовали развитию самодеятельности личности, в т. ч. и в хозяйственной сфере (с чего начинается любой подлинный либерализм). Но признать их западническими довольно трудно, зная, что они восстанавливали земскую традицию, имевшую ранее многовековую отечественную историю; зная, что они действительно использовали западноевропейский опыт в создании судебных уставов, но восстанавливали правовые нормы, которые тоже имели глубокие исторические национальные корни. Скорее можно было бы с похвалой назвать Александра II реакционером в том смысле, что его реформы явились реакцией на искажение социальной системы и посягательство на русскую культуру в течение XVIII — первой половины XIX вв.

 

Начало XX века

 

Общеизвестно, что в последней четверти XIX столетия Россия, преодолев негативные последствия Великих реформ, входит в полосу экономического подъема, сменившегося в начале следующего века хозяйственным бумом. На этом фоне мы наблюдаем и грандиозный культурный расцвет, в основном, в стилистических формах модерна.

Однако не менее заметны и негативные элементы в сложной картине эпохи. Нужно только помнить, что эти элементы не порождены последним периодом в истории дореволюционной России, а имеют долгую предысторию в продолжение XIX, а частью и XVIII в. Уже более двух веков длилась жизнь русского западничества, раскалывавшего, как мы видели, культурное пространство страны. С начала XIX в. русские пребывают в фазе этнического надлома, способствующей снижению внутренней солидарности каждого народа. Наконец, по крайней мере с середины XIX в. можно с сожалением констатировать действие антисистемы или группы антисистем. Все это объективно приводило к наличию деструктивных тенденций, осложненных уже рассмотренными нами ошибками в проведении Великих реформ.

Таким образом, блистательный расцвет, могший иметь весьма длительные последствия, не более закономерен, чем начало Русской революции, обычно именуемое Первой русской революцией. Каковы же основные социальные тенденции в этот странный период выбора между процветанием и деструкцией? Крупных две: думская реформа императора Николая II и аграрная реформа П. А. Столыпина.

Созыв Государственной думы, несомненно, представлял собой прямое продолжение реформ середины XIX в., однако, подготовлявшийся на фоне революционных событий, впитал политическую обстановку момента. По никому не известным причинам были гарантированы места рабочим депутатам, которые представляли слои общества, не имевшие опыта земской деятельности. Правительство небезуспешно боролось с революцией, но широким жестом допускало участие в выборах революционных партий и политических групп, прямо не осуждавших террор. Русская традиция знала только опыт беспартийной демократии, и следовало максимально затруднить партийный способ выдвижения кандидатов, тем более, что единственными партиями, обладавшими некоторым опытом организационной работы, были партии социалистические. Тем не менее серьезных попыток провести избрание Думы на земской основе предпринято не было. В то время, как в западноевропейской политической практике партии складывались через десятилетия, а иногда и века после начала парламентаризма, наши партии формировались, как печально памятные партии французского революционного Конвента. Отмечавшийся современниками «яд партийности» разлагал не только Первую и Вторую Думы, но и сделал беспомощной Четвертую в дни Февральских событий 1917 г.

Что же касается Столыпинской реформы, то она и была задумана, и проводилась в высшей степени успешно. Здесь нас интересуют лишь ее социальные следствия, а они таковы: в ходе реформы значительно увеличивались средние слои — необходимая опора гражданского общества. Но рассчитанная примерно на 20 лет аграрная реформа должна была завершиться в середине 20-ых гг. Деструктивные силы еще раз опередили, как и в 1881 году…

Русская революция, особенно ее большевистский этап, была частью осознанно, частью невольно ориентирована на разрушение русской культуры. Поэтому ее социальная практика полностью лежит вне русской традиции. Впрочем эта практика лежит за пределами любых правильных форм, оставаясь в пределах аристотелевых искажений (см. Лекцию 8). Но, как показывает история, стереотипы социальной жизни России, имеющие под собой прочную культурную базу, устойчиво воспроизводятся и, весьма возможно, будут воспроизведены еще раз — по случаю окончания Русской революции, т. е. на наших глазах.

Пока же уровень бюрократизация превосходит все когда бы то ни было достигнутое в этом направлении на Русской земле — не только петровский, но даже советский уровень. Это не значит, что подобное развитие государства устраивает общество. И общество в самое ближайшее время наверняка заставит государство ощутить, что оно — государство — есть прежде всего обслуживающий общество персонал. До этого наше общество уже дозрело.

 

Рекомендованная литература

1. Анисимов Е. Н. Россия в период Петровских реформ. — Л., 1989

2. Вико Дж. Основания новой науки о природе наций. — М., 1994

3. Гердер И. Г. Идеи к философии, истории человечества. — М., 1977

4. Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. — М., 1994

5. Гумилев Л. Н. От Руси до России. — М., 1993

6. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. — М., 1991

7. Древние цивилизации (под общей ред. Г. М. Бонгард-Левина). — М., 1989

8. Дьяконов И. М. Пути истории. — М., 1994

9. Ильин И. А. Собрание сочинений, тт.2 и 5. — М., 1993 и 1996 гг.

10. Иное. Хрестоматия нового российского самосознания. — М., 1995

11. История Древнего мира (под ред. И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой, И. С. Свенцицкой). — М., 1982

12. Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство. — М., 1997

13. Махнач В. Л. «Свет во откровение языков». Очерки православной традиции. — М., 1998

14. Мень А., прот. История религии, т.1. — М., 1991

15. Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства. — М., 1991

16. Полибий Всеобщая история в сорока книгах. — СПб., 1993-1996

17. Соколов В. А. Культурология. — СПб., 1993

18. Сорокин П. В. Человек. Общество. Цивилизация. — М., 1992

19. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. — СПб., 1992

20. Тихомиров Л. А. Религиозный смысл истории. — М., 1997

21. Тойнби А. Дж. Постижение истории. — М., 1991

22. Фроянов И. Я. Древняя Русь. — СПб., 1994

23. Хомяков А. С. Сочинения. В 2-х томах. — М., 1994

24. Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI-XVII вв. — М., 1978

25. Шафаревич И. Р. Сочинения. В 3-х томах. — М., 1994

26. Шпенглер О. Закат Европы. — М., 1992

27. Эвола Ю. Языческий империализм. — М., 1992

28. Ясперс К. Смысл и назначение истории. — М., 1991

 

Статьи

 

Воруют ли русские?

 

Казалось бы, что за банальный вопрос: говорят, что одним словом «воруют» определил положение в России сам И. Карамзин. Правда, неизвестно кому Николай Михайлович это сказал, и, вроде бы, сказал-то Д. Фонвизин, а лишь потом приписали Карамзину. Но сказано было. А, с другой стороны, всем известно, что в русских деревнях двери всерьез не запирали: где-то это было в прошлом веке, а где-то — лет десять тому назад. А днем не очень запирали и в небольших городах. Да что там! Есть места, где и поныне не очень запирают.

Так вот: отправная точка известна — короткий отрезок времени от учреждения Коллегий в 1718 году от издания Табели о рангах 24 января 1722 года. Бюрократический апофеоз Петра I. При создании Коллегий государственный аппарат составляли 1169 чиновников, в их числе 924 низших канцеляриста (79% от общего состава). А в 1723 году было уже 2100 чиновников, из них — 1962 канцеляриста (уже 93,4%). С бешеной скоростью поднимался чудовищный вал бумаг, вызывая столь же бешеный рост числа письмоводителей. Не случайно при Петре резко падает спрос на образованных людей, нужны лишь грамотные. А платить такой прорве неимущих грамотеев нечем. Государственный бюджет при Петре I вырос с 1,5 млн. до 10 млн. рублей, из крестьян выбивали неслыханные подати, посылая для этого воинские команды (первые продразвестки!), но деньги съедали армия, флот, государственные празднества и казнокрадство. И тогда превеликого ума «птенец гнезда Петрова» А. Меньшиков предложил, чтобы низшие канцеляристы вообще не получали жалованья, а кормились «акциденциями». Хороший все-таки язык латынь: скажешь, что писари должны брать взятки, можно брать под белые руки и тащить в кутузку. А в «акциденции» есть даже нечто благородное.

Сам Александр Данилович тоже не в обиде оставался, в основном, за счет казны. Когда в 1723 году Петр оштрафовал его на 200.000 рублей и лишил 15.000 душ крестьян, это нисколько не расстроило его состояния. По самым скромным подсчетам за время своей службы «Светлейший князь Святого Римского и Российского государств, князь и герцог Ижорский, в Дубровне, Горках и Почепе граф, Наследный господин Ораниенбаумский и Батуринский, Его Императорского Величества Всероссийский над войсками командующий Генералиссимус, Верховный Тайный Действительный Советник, Рейхсмаршал, Государственной военной коллегии президент, Адмирал красного флага, Генерал-губернатор губернии С.-Петербургской, подполковник преображенский…» спер 5 млн. рублей, то есть средний годовой бюджет. А ведь не только крал, но и пожалования получал немалые. Во всяком случае после его смерти только в банках Лондона и Амстердама осталось 9 млн. А были ведь и другие любители «акциденций». А как разворовывали русское достояние в бироновщину!

При Екатерине II пожалований тоже было немало, но воровали много меньше, а высокие вельможи и вообще не воровали. В XIX столетии еще меньше: появились дворянские выборные должности, страна становилась все менее бюрократической. Дворянская честь значила все больше, как и купеческое слово. Помнится один эпизод времен Николая I. Крупного курского купца надул его дальний родственник: получил под честное слово значительную сумму и скрылся. Купец оказывался банкротом, и позор убивал его больше грядущей нищеты. Но он понес свои седины на позор в Москву, пригласил коллег-дельцов на обед в Купеческое собрание и после обеда признался в происшедшем. Воцарилось молчание, капиталисты переглядывались. Наконец, старейший изрек: «Мы с тобой, Василий Макарыч, оперируем тридцать лет. Платежи произведешь, восстановив капитал». И с этими словами пустил вдоль стола свой цилиндр, куда предприниматели бросали деньги.

Ну, а земская реформа Александра II вовсе разворачивала Россию с бюрократического пути. К несчастью, нам хватило глупости совершить революцию, и советский режим с лихвой перекрыл все петровские достижения. Согласно официальным данным, в конце 1970 годов выпускала 357 документов в год на каждого жителя, включая оленеводов Таймыра, девяностолетних старцев и младенцев. Но и это не предел. В начале 1997 года центральный аппарат Российской Федерации в 2,7 раза превосходил суммарную численность аппарата СССР, РСФСР и ЦК КПСС. Так что ельцинский режим вполне может оказаться бюрократическим рекордсменом всемирной истории. И про «акциденции» вспомнили, кажется, Гавриил Попов. Да и Никита Михалков разок с экрана телевизора увещевал соотечественников не разгонять правящий режим, так как эти уже наворовали, а новым начинать придется.

Ну, на этот счет не беспокойтесь. После смерти отца и собственного освобождения из березовской ссылки молодой А. Меньшиков вернул в Россию миллионные суммы из Лондона и Амстердама. Как миленький вернул. И все нынешние вернут «страха ради иудейска».

И еще одно не забудьте, услыхав следующий раз ссылку на Фонвизина (или Карамзина?). Если уж русские временами воруют, то они это воровством и называют. Французы в XIX веке вдесятеро против наших воровали, но ни один из «бессмертных» о своей Франции никогда не скажет: «воруют».

Идеологические технологии

 

· Сопоставление

· Компенсация

· Крепкое общество

· Россия, русские

· Мы и Запад

· Регионы

· Полицейский режим

· Социализм

· Приложение

 

Название статьи не должно вводить читателя в заблуждение. Мы не собираемся лицемерить, предлагая исчерпывающий рецепт спасения России и русского народа. Это спасение зависит: во-первых, от четкого понимания, что же происходило в стране и с нацией на протяжении последних ста лет ее истории, и, во-вторых, от осознанных усилий народа, общества по преодолению негативных составляющих нашей истории.

Мы не собираемся лгать о якобы существующей возможности выработки национальной идеи. Национальная идея выработана за века русской истории всем обществом, всей нацией, а прежде всего — нашими великими государственными деятелями, богословами, философами, историками. Мы всего лишь предлагаем простейшие технологии, применимые в избирательном процессе, облегчающие выбор достойного кандидата на ту или иную должность, помогающие в полемике с кандидатом противника, — облегчающие выработку политической программы русскому кандидату и крайне затрудняющие подобную деятельность кандидату антирусскому.

Речь идет о простейших технологиях, даже механическое применение которых дает любому гражданину великолепную возможность разобраться в направлении той или иной партии, того или иного депутата, чиновника, журналиста, газеты или телеканала. Простейшие технологии в сложную эпоху якобы происходящей в России деидеологизации помогут преподавателю и средней, и высшей школы разобраться вместе со своими учениками в сложных вопросах национального бытия, в прошлом и в настоящем.

Любая технология может совершенствоваться каждым по своему усмотрению. Не понравившиеся примеры и аргументы могут заменяться выбранными в соответствии со шкалой этих технологий. Но мы уверены, что если вы, уважаемый читатель, будете применять изложенные здесь технологии, то уже следующие, ближайшие к нам выборы, дадут успех русским кандидатам. Если же вы согласитесь с тем, что эти технологии имеют смысл и целесообразны, но при этом не приложите ни малейших усилий для их пропаганды, для того чтобы идеологическими технологиями владели ваши друзья, коллеги, ученики, соотечественники, вы совершите серьезную ошибку, а может быть, и тяжкое прегрешение перед русским обществом и русской нацией.

 

Технология 1-ая: Сопоставление

 

Сопоставление — естественный метод аргументации политика, общественного деятеля, педагога и журналиста. Этот метод применялся с успехом уже в классической древности.

Сопоставляйте всегда. Помните лишь о том, что чем ближе аналогия, чем большее число параметров двух сопоставляемых совпадет, тем убедительнее.

 

Лучше, если оба ваших примера будут взяты из практической политики и близки к данному времени, тогда ваше сопоставление будет более эффективным, хотя это и не обязательное условие. Иногда исторические коллизии повторяются через столетия. Сопоставляйте прежде всего исторический материал.

Именно сопоставление позволяет избавиться от путаницы в терминах и понятиях, используемых повседневно в печатных изданиях и электронных средствах массовой информации.

Понятия «монархия», «демократия», «республика». Ровным счетом ничего не означают вне исторического опыта. Они наполняются смыслом только при определенной привязке. Только тогда мы увидим, что именно вписывается в национальную традицию и дает хорошие результаты, а что нет.

Нашу с вами страну обвиняют частенько в отсутствии глубоких демократических традиций. Вместе с тем, наши демократические традиции глубоко уходят в догосударственную историю славян. Это вечевой строй, это община. На протяжении долгих веков нашей истории демократические элементы практически не исчезали, сохранившись вплоть до двадцатого века. Полностью они не исчезли даже в крепостническую петербургскую эпоху. Мы знали вече и земства, знали сельский и волостной сходы, в городах — сотни и слободы. Мы знали собственный парламентаризм.

«Учитесь парламентаризму на Западе, ведь английский парламент впервые собрался еще в 1265 году», — будет сказано вам. На это вам вполне естественно ответить, что наш парламентский опыт на пятьдесят четыре года старше западного, его первое проявление датируется 1211 годом, когда возникло сословное представительство, созванное великим князем Владимирским Всеволодом Большое Гнездо.

Мы должны отчетливо видеть, что в каждой стране демократические институты приживаются только в национальной форме и только тогда, когда их уместно иметь: наша демократическая традиция земского свойства, ей чужда система политических партий.

Последнее время мы нередко сталкиваемся с пропагандированием идеи восстановления монархии. Что ж, у нас необычайно древняя монархическая традиция. Однако следует помнить, что западные образцы монархий нового времени, то есть монархии абсолютные и монархии конституционные, не свойственны русской истории. Нам свойственна монархия сословно-представительная, которая кстати, прекрасно уживается с мощной демократической традицией и с традицией аристократической.

«В русской истории чаще всего действуют деспотические методы правления. В русской истории полно тиранов!» — говорят нам. Но самое взыскательное исследование исторического процесса до 1917 года даст не более двух тиранов. При любых натяжках на эту роль могут подойти только цари Иван IV и, с определенными оговорками, Петр I. Для сравнения, в итальянской истории без труда можно насчитать многие десятки тиранов.

Чрезвычайно удачным в этом плане бывает сравнение двух нерусских материалов. Так, сопоставление образцов классической демократии Греции, средневековой демократии городов-государств, парламентских демократий XVII -XIX веков с западными демократиями современности приводит к мысли, что если на Западе демократия сейчас и существует, то она сильно повреждена, во-первых, бюрократией, и во-вторых, различными олигархиями — корпорациями богатых, корпорациями тайных обществ, корпорациями прессы. Поврежденная демократия, вполне естественно, не годится в качестве образца для восстановления демократических традиций в нашей стране (см.: Идеологические технологии 3 и 7).

Вполне естественно воспользоваться сопоставлением, когда речь идет о таком важном вопросе как история формирования национальных и государственных территорий.

Несомненно, все читатели помнят, что большая часть территорий, имевших собственное население и вошедших в состав России, сделали это добровольно. Однако чрезвычайно важно помнить, что, например, грузины добивались вступления в состав Российской империи с конца XVI века на протяжении двух столетий. В конце XVIII века они этого добились. Есть другие подобные аналогии.

Другое прямое сопоставление. Северная Ирландия — территория, отрезанная у Ирландии в силу того, что большинство населения Северной Ирландии составили английские переселенцы во времена порабощения Великобританией всей Ирландии. Сопоставьте: Харьков отрезан у нынешней Российской Федерации на том основании, что с разрешения русского царя на эту территорию переселились украинцы.

Обратите внимание на предлагаемую нам логику. Когда город основан русскими, но в силу сложившихся обстоятельств большинство населения составляют нерусские, этот город уже нерусский: например, город Грозный. Если же город основан нерусскими, но большинство населения в нем русские, то и это город нерусский — например, город Рига.

А вот и еще один поразительный пример. Город Ругодив основан русскими, затем стал немецким и получил имя Нарвы, после же вновь вошел в состав России. Сегодня он, хотя и находится на территории Эстонии, имеет не менее 90 процентов русского населения. Однако и этот город тоже «нерусский», хотя, насколько нам известно, немцы на него не претендуют, а эстонцы никогда не составляли в Нарве сколько-нибудь значительного процента населения.

Видоизменяясь и трансформируясь, не выходит из употребления миф об отсталости царской России. Сопоставление полностью развенчивает этот миф. Мы сошлемся на чрезвычайно интересное исследование, которое было проведено в начале семидесятых годов известным физиком Федосеевым, занимавшимся сопоставлением жизненного уровня. Если принять уровень жизни в России в 1913 году за сто условных единиц, то уровень жизни в Великобритании в том же 1913 году составлял 80 условных единиц, т. е. на одну пятую ниже. Однако пользуясь той же системой сопоставления, можно сказать, что в 1968 году уровень жизни в Великобритании составлял уже 216 условных единиц, в то время как уровень жизни в Советском Союзе — лишь 53 условные единицы. В 1968 году мы жили вдвое хуже, чем в 1913! Желающие могут провести и следующее сопоставление жизненного уровня: 1968-го и нынешнего, текущего года.

Как развивалась бы Россия, минуй ее революция и революционная разруха, мы можем видеть на примере Финляндии, в прошлом — одной из наиболее отсталых европейских стран, представлявшей в начале XIX века, в момент присоединения к Российской империи, одну из наиболее нищих и отсталых ее частей. Все, что было приобретено финнами за последние примерно двести лет, приобретено благодаря присоединению к России. Таким образом, глядя на современные финские жилища, на благоустройство финских дорог, сохранность финской природы, мы глядим с вами на часть России, не претерпевшую революционных измывательств.

Отсюда уместно обратиться к серии сопоставлений, вытекающих из положения Российской Федерации в послереволюционной системе так называемого СССР, положения русских в системе РСФСР. Обширный материал на эту тему опубликовала еще в 1984-1985 годах доктор юридических наук Галина Ильинична Литвинова.

Обратим внимание на экономику. Как известно, Советский Союз жил в замкнутой, определяемой высшими инстанциями системе цен. Так вот, трудоемкость такой сельскохозяйственной культуры как картофель, примерно совпадает с трудоемкостью цитрусовых. Поэтому на мировом рынке цены на картофель близки к ценам на цитрусовые. Нетрудно представить себе, во сколько раз картофель был дешевле цитрусовых в системе СССР и вспомнить, какие регионы производили картофель, а какие — цитрусовые. Сопоставление дает нам картину дискриминации русских регионов.

Примеров таких множество. Есть и примеры административные, примеры, относящиеся к области государственного устройства. Российская Федерация была единственной республикой в системе СССР, не имевшей своего центрального партийного комитета. При партийной системе тогдашнего управления — явная дискриминация. Российская Федерация не имела и своей Академии наук. Следовательно, населению ее было предоставлено меньшее число академических институтов, меньшее число академических званий и должностей, докторских и кандидатских ставок, мест в аспирантуре и т. д. Результатом всего этого явился значительно более низкий уровень высшего образования среди русского населения (см.: Идеологические технологии 2).

Следует помнить, что к началу XXI века население России должно было бы составить полмиллиарда: в русских областях Российской империи в 1913 году русские составляли 95% населения, в то время как к 1989 году — только 82%. Следует учитывать, что темпы прироста русского населения снизились по сравнению с темпами прироста мусульманских народов на территории Советского Союза только в 60-е годы нашего века. Таким образом, сопоставление рисует нам не только картину ограбления русского населения революционным и постреволюционным режимом, но и позволяет по современным представлениям, принятым международными организациями, квалифицировать обращение с русским народом на протяжении восьмидесяти лет как геноцид, непрекращающийся и в настоящее время.

Обратите внимание, что коммунистический режим поставил русских в положение расчлененной нации: до революции белорусы и украинцы считались русскими, а посткоммунистический режим закрепил русских в положении расчлененной нации, разделив территорию исторической России между полутора десятками государств. Здесь уместно сопоставление с положением немцев до воссоединения Германии, с положением вьетнамцев до окончания Вьетнамской войны, с нынешним положением корейцев.

В начале перестройки громко звучали напоминания о депортации народов при сталинском режиме. Эта депортация была преодолена впоследствии, и любое упоминание о ней должно служить поводом для русского или дружественного русским политика основанием и напоминанием о том, что в процессе сложения так называемой национальной Турции была проведена депортация греков, ассирийцев, армян, а в настоящее время происходит депортация сербов с территорий, оккупированных хорватами, и русских из ряда сопредельных РФ регионов, получивших статус независимых государств.

Наиболее усердствуют в депортационной политике правительства современных Латвии и Эстонии. Кстати, справедливости ради заметим, что в то время как русские подвергались идеологическому расчленению на неисторические нации, некоторые народы исторической России резко увеличили свое население, административно ассимилируя инородческое население. Так, латгальцы оказались латышами, памирцы — таджиками. Есть и другие примеры.

На фоне вышесказанного нужно вспомнить о решении Конгресса США, который отказался включить русских в число порабощенных коммунистическим режимом народов. Это решение не должно забывать и следует квалифицировать как откровенный шовинизм.

Пожалуй самый убедительный материал для сопоставлений дают примеры практической внешней политики. Так, государством Израиль была проведена в свое время бомбардировка двух заводов на территории Ирака на основании того, что Ирак на этих предприятиях вел подготовку своего ядерного процесса. Не следует ли из этого, что любое государство вправе нанести бомбовый удар по территории государства Израиль в случае серьезных подозрений в успехе проводимой этим государством программы создания ядерного оружия.

Как известно, Ирак подвергся жестоким бомбардировкам и удару сухопутных (в основном американских) войск, в силу захвата им небольшого государства Кувейт. Однако Турция на протяжении четверти века оккупирует значительную часть территории Республики Кипр, из чего вполне естественно вытекает право любого сообщества государств бомбить территорию Турции, причем очевидно, что это будет более обоснованным действием нежели проведенная не так уж давно в отношении Ирака операция «Буря в пустыне».

Продолжим рассмотрение подобных сопоставлений. Обратимся к политике США. Как известно, Соединенные Штаты Америки десантной операцией устранили невыгодный им режим в небольшом латиноамериканском государстве на острове Гренада. Вполне естественно, тем самым США подтвердили право любого заинтересованного государства на подобную десантную операцию в пределах, объявленных этим государством зоной их национальных интересов.

Есть и еще более интересные примеры, примеры, так сказать, маломасштабные. Так например, те же американцы захватили на территории суверенной Республики Панама законного президента этой страны генерала Норьегу по обвинению в причастности его к наркобизнесу, то есть, в совершении уголовного преступления. Впоследствии Норьега был отдан в США под суд. Вполне естественно, что любая страна вправе в результате прямой аналогии арестовать государственного деятеля другой страны, если он совершил уголовно наказуемое деяние, которое мог бы рассмотреть суд захватившей его страны. Так например, Российская Федерация, а тем более историческая Россия, вправе арестовать на территории сопредельного суверенного или независимого государства любого государственного деятеля, хотя бы и президента какой-нибудь республики, если ранее он совершил уголовно наказуемое деяние на территории России.

В принципе, метод международного террора осуждается практически всеми политическими кругами, однако простые сопоставления показывают, что не любой захват человека на территории другой страны рассматривается международной общественностью, как акт террора. Уже упоминавшееся государство Израиль таким образом захватило не где-нибудь, а на территории Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, израильского физика Вануну, переправило его тайно на свою территорию, где он был предан суду по обвинению в разглашении израильской государственной тайны. Кстати, речь шла об обвинении правительства Израиля в тайном создании ядерного оружия.

Вряд ли можно предложить на основании подобного прецедента захватывать любого человека в любой стране. Однако после подобной выходки Израиля на его, по крайней мере, территории тайно захватывать разглашающих ее государственные тайны имеет право, думается, любая держава.

При этом, впрочем, рекомендуем нашим читателям помнить, что любой жесткий пример, любая система фактов, включенная в систему сопоставлений, не обязательно является декларацией вашей готовности поступать подобным образом. Так например, русский человек, русский политик вправе посчитать, что чье-то неблагородное поведение — еще не основание для того, чтобы и он вел себя столь же неблагородно, тем более преступно. Но сопоставление — необходимое условие успешного применения других идеологических технологий. Поэтому, декларируя права на те или иные решительные действия, вы не обязательно собираетесь их применять, а лишь ставите оппонента в чрезвычайно неудобное положение.

Не проведя серии сопоставлений, никогда не входите в положение оппонента. Напротив, весьма целесообразно заявлять максимальные претензии и ждать предложений компромисса. Компромисс — хороший вариант политической игры, но лишь при том условии, когда компромисс совершается в виде уступок обеих сторон. Компромисс с одной стороны называется не компромиссом, а капитуляцией.

Нужно помнить, что за последние десятилетия, а особенно последние пять-шесть лет, русские столько уступали, что на полвека вперед обеспечили себе право требовать уступок противоположных сторон, и только с учетом этой реальности русским политикам следует соглашаться на компромиссы.

Весьма настоятельно рекомендуем не слушать, когда нам откровенно льстят воспевая дифирамбы терпимости, смирению, благородству русских. Помните, что об этом говорят каждый раз, когда нас: а) начинают бояться, б) хотят обмануть. Когда вы слышите утверждения некоторых собеседников (обычно западного происхождения), что бедность русских людей не имеет существенного значения, так как гораздо важнее высокая духовность наших соотечественников, вы получаете право возразить, что Россия — последняя великая христианская страна — обладала еще более высокой духовностью в начале нашего века, но тогда она обладала одновременно могуществом и богатством одной из крупнейших держав. Таким образом, когда собеседник всячески восхваляет вашу бедность, на деле он лишь стремится, чтобы вы забыли утраченное Россией, причем, не без помощи его соотечественников (см.: Идеологические технологии 5).

Наконец, предостерегаем от доверчивого отношения к политикам и идеологам, провозглашающим известный кинематографический тезис «за державу обидно» и обещающим порядок, т. е. сохранение нынешнего нищенского уровня. Это ничто иное, как попытка еще раз принести общество и нацию в жертву государству, в то время как все развитие общества и нации ведет к тому, чтобы государство безупречно служило этим вышестоящим категориям (См.: Идеологические технологии 7).

Бесполезно и бесперспективно скандировать: «Са-вет-ский Са-юз!» Гораздо эффективнее будет напевать чаще незамысловатую песенку:

«Все, что можно хоть кому-то, можно нам, можно нам!»

 

Технология 2-ая: Компенсация

 

Принцип компенсации — один из древнейших принципов правовых обществ. Можно, пожалуй, утверждать, что право прежде всего опирается на принцип компенсации. Древнейшие правовые акты исходили именно из этого принципа, ибо разрешали, прежде всего, отношения между гражданами.

Вопреки утверждениям как марксистских, так и современных отечественных либерально-демократических публицистов, большая часть обществ в мировой истории были обществами свободных граждан, вне зависимости от того, управлялись они монархически, демократически или аристократически. Но уж демократия, безусловно, допускает принцип компенсации, в противном случае демократией называться не может.

Конечно, и другие принципы составляют основу правосознания. Так, например, система наказаний опирается в наше время не только на принцип компенсации. Вслед за этим принципом появился принцип устрашения потенциального преступника, а затем и принцип воспитания преступника, его исправления. Они могут обогатить правовую структуру, но они не могут отменить принцип компенсации.

Заметим сразу, что системы деспотические, а особенно системы полицейские, — худшие из политических систем, ибо они принцип компенсации вуалируют или даже стремятся полностью упразднить. Мы все желаем жить в правовой системе. Более того, мы не против, чтобы эта система была демократической или содержала элемент демократии. Поэтому для нас сейчас компенсация — наиважнейший принцип, тем более, что постреволюционный коммунистический советский режим сделал все, чтобы этот принцип не ощущался в нашей жизни, в правовой системе и системе наказаний.

Принцип компенсации необычайно важен. Представьте себе: вас, к несчастью, обвинили в убийстве человека. Хотя вы никого не убивали, улики таковы, что суд вынес обвинительный приговор. В силу шаткости некоторых улик или милосердия судей вас не расстреляли. Из пятнадцати лет тюремного заключения вы отсидели четырнадцать. Тогда и выяснился, благодаря стечению обстоятельств, настоящий убийца. Что может сделать общество и государство для того, чтобы компенсировать происшедшее? Обратить время вспять человек бессилен. Даже вернуть вам утраченное за четырнадцать лет зоны здоровье мог бы только Сам Господь Бог. Но общество делает то, что оно может: просит публичного извинения и делает общеизвестной судебную ошибку, чтобы ни у кого не осталось сомнения в вашей невиновности, и назначает вам такую демонстративно огромную пенсию, чтобы вы могли лечиться не только у лучших отечественных, но и у лучших зарубежных врачей. Справедливо? Несомненно. Вряд ли в этом случае кто-нибудь из нас станет возражать против незыблемости принципа компенсации.

Принцип компенсации должен, прежде всего, проводиться в интересах отдельного человека, отдельной семьи — семьи полноправного гражданина, нашего с вами соотечественника. Он должен проводиться так последовательно, чтобы никто не сомневался в его необходимости.

Скажем, по вине муниципальных властей, муниципальной администрации, у вас, кроме обычных трех запланированных недель профилактических работ, еще целый месяц не подавалась горячая вода. Вам нанесен ущерб. Минимальная компенсация, которая безусловно должна предусматриваться, это невыплата вами мзды за соответствующую коммунальную услугу. Или, скажем, вы получили легкое отравление в силу некачественного продукта, приобретенного в магазине. Ваше лечение и ваша вынужденная временная нетрудоспособность (хотя бы и в течение одного дня) должны, естественно, проводиться за счет этого магазина.

Принцип компенсации в правовом демократическом обществе распространяется на подобные случаи, особенно когда ущерб нанесен по вине администрации, по вине чиновников. Ибо соблюдение принципа компенсации предохранит нас от соскальзывания к худшей политической структуре из возможных — к полицейскому режиму (см.: Идеологические технологии 7).

Разумеется, речь может идти о компенсации по вероисповедному принципу, о компенсации по национальному принципу, о компенсации по гражданскому принципу.

Самый простой пример. Представим себе ситуацию в крупном городе, возможно, столице, когда вас коммунистический режим пятнадцать или двадцать лет назад насильственно (а что тогда делалось ненасильственно?) выселяет из старой московской квартиры в некий район, который и сейчас с трудом можно признать частью Москвы, например, в Бутово. Освободившаяся от вас и вам подобных коренных москвичей жилплощадь используется для создания молодежного жилищного кооператива, то есть в ваш дом вселяют отличившихся комсомольцев, будущих «новых рашенз». Наступает эпоха приватизации жилья. Вы можете до посинения приватизировать никому не нужную квартирку в Бутове, а комсомольцы, посжигав комсомольские билеты, вливаются в ряды новых богачей и приватизируют невероятно дорогую жилплощадь в пределах Садового кольца. Принцип компенсации заключается в том, что вы — коренной москвич или москвич натурализовавшийся и проживший в Москве не один десяток лет, несомненно, вправе потребовать, чтобы вам была возвращена ваша площадь в исторической части города вне зависимости от того, как на это посмотрят бывшие комсомольцы.

Если немного расширить подобное рассмотрение механизма компенсации, то он коснется и многого другого. Например, навязанное нам действующее законодательство допустило к избирательному процессу явных мигрантов, переместившихся из других областей нашей страны, ставших к настоящему моменту суверенными государствами. Привнесенный в избирательный процесс компенсационный принцип позволяет оспорить, скажем, не только избрание того или иного состава Государственной думы, но и действенность Конституции 1993 года, на том лишь основании, что за нее проголосовали вместе с гражданами зависящие более всех от отношений с властями мигранты. Мигранты голосовали, значит, конституционный акт не принят.

Принцип компенсации эффективно работает только благодаря последовательно примененной системе сопоставлений (см.: Идеологические технологии 1). Рассмотрим пример. В своем антирусском законодательстве правительства нынешних суверенных государств Латвии и Эстонии признают полноценными гражданами лишь тех лиц, которые стали жителями этих прибалтийских республик до 1940 года, то есть года, который они полагают годом насильственного присоединения исторически не сложившихся, но существовавших между двадцатым и сороковым годами нашего столетия республик Эстония и Латвия. Применяя принцип компенсации к сопоставлению положения русских в исторической России и ряда других народностей, мы вправе принять в Российской Федерации закон, квалифицирующий как мигрантов, не имеющих политических прав, всех, чьи предки поселились в пределах Российской Федерации после 3 марта 1917 года, когда был разрушен легитимный исторический режим России. Заметим, кстати, что принятие подобной нормы будет вариантом применения гражданской, а не национальной компенсации, тем более, что именно так эту норму толкуют в Прибалтике.

Несомненно, вправе получить компенсацию, исчерпывающую нанесенный ущерб, в том числе моральный, каждый беженец или вынужденный переселенец. Компенсацию должно предоставить правительство той бывшей союзной республики, на территории которой осталось имущество беженца. Никакой срок давности не может быть применен к подобной ситуации, как не применен он к ситуации вынужденного оставления евреями территории Германии, за что компенсация выплачивается по сей день. Задержка в предоставлении компенсации вынужденным переселенцам, прежде всего русским, в перспективе приведет только к увеличению объема этой компенсации (за счет возрастания процента), за что в отдаленном будущем придется расплачиваться либо соответствующему правительству, либо за отсутствием правительства — всему народу, повинному в вытеснении беженцев.

А как может действовать принцип компенсации национальной? Международные нормы признают право любой народности добиваться восстановления справедливого баланса, если в той или иной государственной системе эта народность обделена собственностью, образовательным цензом, теми или иными гражданскими правами. Повторим еще раз, — это международная норма. Как она должна действовать в наших условиях? В наших условиях ее действие, например, означает, что если в силу постреволюционного геноцида именно русские снизили свою численность, утратили уровень рождаемости, в силу чего в антирусском направлении изменился демографический баланс народностей в пространстве СССР, русские имеют право добиваться компенсации в виде поощрения рождаемости, принимая особые меры по охране русской семьи, проводя особую жилищную политику, без которой не разрешима ни проблема сохранения семьи, ни проблема повышения рождаемости. Если мы твердо знаем, что русские были дискриминируемы в системе образования, в системе предоставления мест в аспирантурах и докторантурах, в предоставлении престижных ставок по месту работы, то значит они имеют право на национальную компенсацию, и, естественно, не только и не столько на территории нынешней Российской Федерации, сколько на территории бывшего Советского Союза. Например, в Эстонской ССР или Львовской области подобная дискриминация представляла собой многолетнее явление, значит в этих регионах русские должны получить специальные дополнительные места в учебном процессе для восстановления справедливого национального баланса, и где бы ни находились русские, где бы они ни жили, гражданами бы какого государства они на сегодняшний день не являлись, они вправе требовать от администраций хотя бы и безупречно суверенных государств проведения компенсационного национального принципа.

Известно, что советский режим, превративший так называемый научный атеизм в свою официальную религию, дискриминировал и угнетал представителей всех вероисповеданий. Однако неоспоримый факт, что в течение наибольшего по продолжительности отрезка времени дискриминировались именно православные, составляющие подавляющее большинство населения исторической России.

Приведем, хотя бы один пример на эту тему. Последняя мечеть была построена в Казани в 1928 году. В этом году фактически уже было завершено закрытие монастырей Православной Церкви, и власти приступали к массовому закрытию приходских храмов. Естественно, эта вероисповедная дискриминация касалась не только молитвенных помещений. В еще большей степени дискриминация касалась системы образования; также на территории Советского Союза был упразднен официально действовавший ранее православный календарь, являвшийся опорой православного вероисповедания и восточнохристианской культуры. Следовательно, мы можем говорить здесь о компенсации вероисповедной, которая должна заключаться не только в возвращении православного имущества епархиям, монастырям, приходам и добровольным объединениям (например, братствам), но и в восстановлении календарной системы, в предоставлении системы льгот и материальных поощрений для восстановления позиций Православия в системах образования и воспитания.

Если поэтические творения суфийского шейха Джалаледдина Руми издавались многосоттысячными тиражами, а поэтические творения святителя Иоанна Златоуста, великого поэта и богослова, не издавались никогда в советское время, то компенсация в этой области является отнюдь не делом частной инициативы, а делом всего общества и государства. Это касается также и капиталовложений в различные виды искусств, например, в кинематографию. Это должно касаться, несомненно, и всей государственной политики в отношении комплектования музеев, особенно библиотек.

Принцип компенсации должен особенно ревностно охраняться в вопросах внешней, международной политики (см.: Идеологические технологии 1). Если Ирак, оккупировавший Кувейт, подвергался бомбардировкам, а Турция, оккупировавшая Кипр, и государство Израиль, оккупировавшее палестинские арабские территории, бомбардировкам не подвергались, это является основанием для требования компенсации населению Ирака. Если сербские территории подвергались военному воздействию, а хорватские военному воздействию не подвергались даже тогда, когда хорватские власти провели чудовищное избиение сербов, зачищая районы Республики Сербская Краина, это означает, что сербы имеют право на значительную компенсацию со стороны мирового сообщества и сохранят это право, по крайней мере до тех пор, пока не случится что-либо подобное с хорватскими городами и селами.

Ваш оппонент может в качестве аргументов обращаться к нормам гуманизма, принципу ненасильственности, и несомненно признаваемому нами всеми принципу равноправия (равноправия граждан, равноправия народов, равноправия государств…). Не спорьте с подобным оппонентом. Проще ответить ему еще одним веселым куплетом:

«Ра-вно-пра-вие — после компенсации!».

 

Технология 3-ая: Крепкое общество

 

Почему в Польше победила «Солидарность»? Почему она победила во вполне социалистической стране, имеющей многочисленную коммунистическую партию? Почему «Солидарность» победила тогда, когда угроза ввода советских танков, да еще вместе с восточногерманскими, болгарскими, венгерскими, чехословацкими, была вполне реальной? Почему, когда вместо Валенсы президентом оказался генерал Ярузельский, это уже означало победу «Солидарности», ибо тут же выяснилось, что этот генерал Варшавского пакта и коммунист вовсе не намерен отдавать на растерзание свою польскую «Солидарность»?

Почему много раньше, уже в пятидесятые годы, в коммунистической Польше, где все было, как у других, даже система госбезопасности, не закрывали костелы? Что, поляки набожнее русских? Ни в коем случае! Есть много оснований полагать, что русские набожнее. Но даже смешно было бы представить себе, что поляки отдадут свои костелы или позволят разорять их инородцам — белорусам, евреям, или, скажем, интернационалистам.

Все перечисленное стало возможным лишь потому, что польский руководитель, польский чиновник, польский милиционер мог услышать от своего соотечественника в любой момент прямой вопрос: «Ты поляк или дерьмо?» Услышать дома, в гостях, на своей службе, хотя, разумеется, во внеслужебной обстановке.

Возьмем менее масштабный пример. Поляки любят собак. Несколько меньше, чем англичане, но, может быть, немного больше, чем русские, которые тоже любят собак. И вот задолго до перестройки и «Солидарности» в одном квартале появился постовой милиционер, который активно не любил собак и вовсе этого не скрывал. И что же? Общественное давление на начальство оказалось столь серьезным, что милиционера вышвырнули вон. Возможно, в такое место, где вообще нет собак.

Это очень важный пример. Поляк не хочет быть «дерьмом». Более того, он недвусмысленно хочет оставаться поляком. Поэтому поляку нельзя сказать с телеэкрана, что точек зрения на его национальные интересы столько, сколько законных граждан Польской Республики, а поэтому и те, которые полагают, что интересы страны полностью должны быть подчинены мировому сообществу или прогрессивному человечеству — тоже поляки.

Нам тоже нельзя будет говорить подобное с тех пор, как в ответ твердо и недвусмысленно начнут отвечать: есть русские, а есть… «вонючие». Или что-то в этом роде.

А вот еще пример крепкого общества, его деятельности, его самозащиты, нередко проявляющейся в Западной Европе.

И на Западе существует инфляция, и на Западе растут цены. Однако на резкие скачки цен (скажем, на отдельные продовольственные продукты) домохозяйки Дании или Голландии отвечают забастовкой: перестают покупать масло, солидарно переходя на время на маргарин. Как правило, продавцы капитулируют быстро, ибо убытки от такой домашней забастовки невозможно компенсировать резким повышением цен. Думается, торговцам даже не приходит в голову нанять мордоворотов, чтобы разогнать пикеты домохозяек. И не потому, что домохозяек, разумеется, будет защищать полиция, а потому, что полиция может не успеть спасти и мордоворотов, и самих торговцев от разгневанных голландских или датских мужей.

Как же нам прямо сейчас, в кратчайшие сроки, восстановить крепкое общество, без которого и вне которого бессмысленны разговоры и о демократии, и о национальных интересах?

Прежде всего, обществу надлежит всерьез заинтересоваться, кто и на что тратит деньги. Сейчас проповедуется индивидуализм и нам внушают, что каждого порядочного и цивилизованного человека вообще не касается, кто и каким образом зарабатывает деньги, и сколько он их зарабатывает (если при этом непосредственно сейчас не совершается уголовное преступление), и уж совсем не касается, как тратятся эти заработанные средства.

Следует решительно признать и утвердить, что пропаганда безудержного индивидуализма — социально опасная ложь. Когда проповедуется безграничный индивидуализм, делается это для того, чтобы русский гражданин стоял один как перст перед сплоченной корпорацией чиновников, корпорацией банкиров, журналистов, преступников, чеченцев или милиционеров.

Сейчас в России нет настоящих богатых людей, чей семейный капитал складывался бы на протяжении поколений. Есть скороспелые богачи, средства которых в той или иной степени представляют собой присвоенную часть общенародной собственности. Это не традиционно для России, где скоробогачей никогда не уважали. Однако в нашей ситуации в этой безотрадной социальной картине есть безусловно положительная черта.

Помнится, еще в конце восьмидесятых годов отдельные социально мыслящие патриоты говорили: «Когда мы придем к власти, нас не будет интересовать, откуда кто взял деньги, нас будет интересовать, как и на что он их тратил».

В самом деле, вполне естественно обществу считать, что богач в значительной степени реабилитирует свое богатство, когда он материально поддерживает русскую национальную политическую партию, русскую школу, финансирует библиотеки или спасает народные промыслы, воссоздает детские лагеря и молодежные спортивные клубы, заботится о здоровом подрастающем поколении, помогает церковному приходу, религиозному братству, участвует в охране природы и охране памятников. Совсем иначе общество должно оценивать такого богача, который финансирует псевдорелигиозную секту или секту, спрятавшуюся под видом научного общества, который не жалеет средств на развитие поп-ансамблей, может быть, и популярных, но существующих вне русской традиции, потому что он в этом случае финансирует чужое. Первый предприниматель возвращает то, что, может быть, не вполне законно приобрел несколько лет назад, второй крадет дважды.

Обществу надлежит обсуждать это постоянно, предавая гласности все траты богатых людей, все спонсорские ухищрения, и результат не замедлит проявиться. Ибо каждый состоятельный человек желает сохранить и оставить в наследство детям то, чем он более или менее законно владеет сейчас, не подвергая себя перспективе будущей конфискации.

Причем в тяжелой нынешней ситуации общество должно интересоваться не только адресатом дарения или помощи, но и характером этого дарения или этой помощи. Например, когда православному приходу помогают обзавестись столь редкой сейчас приходской библиотекой или помогают открыть православную школу — это безусловное благо, а когда дарится роскошное паникадило или сотовый телефон настоятелю — это благо уже весьма относительное.

Общество становится крепким тогда, когда граждане помогают друг другу в жизненных невзгодах.

Мы подаем нищим, в том числе и огромному количеству профессиональных прохиндеев, выдающих себя за нищих. Крепкое же общество прежде всего стремится помочь каждому из сограждан не превратиться в нищего. Крепкое общество стремится, чтобы сограждане не снижали своего общественного уровня, чтобы профессионал высокой квалификации ценился обществом и не лишался, благодаря безумной политике государства своего профессионального статуса.

Если в невзгодах помогают друг другу постольку-поскольку, ибо невзгоды не всегда видны окружающим, то в беде, в крепком обществе, помогают всегда. Если русского где-нибудь бьют (ну, скажем, какие-нибудь тьмутараканы) долг любого русского — немедленно бежать на помощь. Долг русских — сбегаться на помощь своим! Долг физически немощных, стариков или женщин, — вопить не своим голосом, созывая на помощь, долг немощных — также в том, чтобы идти в подобной ситуации свидетелями в пользу своих. Отказ в помощи своему — безусловный позор, и не оказавший её должен недвусмысленно быть облит общественным презрением.

В обществах, оказавшихся в столь тяжелом положении, в котором сейчас находится русское общество, поступали и еще жестче. Монголы в XII-XIII веках за неоказание помощи просто казнили. С нас, пожалуй, довольно казней, но именно в этой ситуации есть русские и есть «вонючие». И таково может быть единственно возможное мнение крепкого общества. Таково же должно быть и воспитание в крепком обществе.

Если же помощь своим не оказывает милиционер, если интересы чужих поддерживает чиновник, иным словом, если противником крепкого общества становится власть имущий, наиболее эффективным средством является социальное давление. Причем средством этого давления должен стать стыд, который вынуждены будут испытывать и сам власть имущий, и его семья.

Не станет ни один чиновник защищать тьмутараканские товары в ущерб отечественным, не станет милиционер помогать тьмутараканам против своих, если после этого его родителей не пригласят на чай, жену станут публично стыдить в магазине или на автобусной остановке, если, наконец, его ребенка поколотят одноклассники.

Все это меры самозащиты крепкого общества в процессе его становления. Но общество существует лишь тогда, когда оно действительно консолидировано. Консолидироваться, придти к солидарности общество может только объединяясь в различные корпорации. Формы подобных корпораций чрезвычайно многообразны. Существует богатейшая как всемирная, так и наша национальная традиция.

Объединяет, например, церковный приход, хотя над консолидацией прихожан тоже еще нужно трудиться (ибо корпорацией становится не такая церковь, про которую с грустной иронией говорил один священник, что мол раньше был приход, а теперь приход и уход). Консолидирует такой приход, где прихожанин знает других прихожан, знает его детей, знает его семейные проблемы.

Еще успешнее консолидирует церковное братство или просветительский кружок. Это наша старинная, православная и русская, традиция. Консолидирует любой клуб национальной ориентации, в частности, клуб военно-спортивный или военно-исторический, консолидирует деятельность по охране памятников, природы, защите животных. Весьма старинным инструментом консолидации, распространенным некогда по всей Руси, были хоровые общества. Несомненно консолидирует практически любая форма профессионального единства.

Заметьте, многие формы консолидации, из перечисленных выше, у нас все-таки сложились, хотя и в крайне неблагоприятных условиях советского режима но были разрушены за последние десять лет. Так, к 1984 году в Москве стало невозможным не то что снести памятник архитектуры, а даже разрушить историческую застройку, — теперь же это делается не только с успехом, но и с размахом, во много раз превосходящим брежневский. С участия в движении по охране памятников, превратившегося в период перестройки в эколого-культурное движение, начинали весьма и весьма многие современные политики и общественные деятели. Это было положительным фактором, ибо для крепкого общества политика является частью культуры и должна служить ей. Теперь это здоровое соотношение нужно восстанавливать.

Весьма серьезным было и движение за охрану природы. Вспомните, ведь остановка поворота северных рек стала общенациональной акцией. Тогда мы победили. Да что говорить, еще совсем недавно школьники в составе зеленого патруля запросто могли поймать за руку нерадивого огородника, в шестисоточном рвении уродующего берега русской реки, не говоря уже о преступном водителе, пожелавшем помыть в этой реке свою автомашину. И это было возможно потому, что за этими отроками находилось общество, и станет возможным снова, как только до каждого водителя и огородника дойдет простая истина — обидеть мальчика из зеленого патруля невозможно, ибо возмездие будет общесоциальным.

Кстати, молодежь вообще склонна к консолидации. Студенческие движения, студенческое единство уходят корнями в глубину средневековья. Эти формы единства имеют у нас свою историю, в том числе историю недавнего прошлого.

К сожалению, недруги нашего общества за последние годы сумели разрушить очень многие здоровые формы детской и юношеской солидарности. Эти формы нуждались в коррекции: наличие в них безбожия и марксизма, уродовало добрые начинания, но это зло составляло, если можно позволить себе такой подсчет, немногие проценты в сущности жизни пионерских лагерей или военно-патриотической игры «Зарница». Эти проценты должны были быть устранены, однако вместо этого были уничтожены сами игры, сами лагеря, само здоровое воспитание детей и молодежи.

Крепкое общество смириться с этим не может. У нас есть свой опыт, есть русский зарубежный опыт. Вместо пионерских лагерей мы в состоянии восстановить (и уже восстанавливаем понемногу) лагеря русских юных разведчиков или русских витязей. Однако все это должно стать повсеместно решаемой задачей сегодняшнего дня.

Да, конечно, нам необходимо прежде всего войти в крепкое общество самим, но одновременно стремиться ввести в него и наших детей. Крепкое общество начинается с воспитания. Достаточно легко объяснить подростку, что бьют стекла, уродуя русскую природу, составляя угрозу своим же ближним, своим же соотечественникам (босиком не пробежишься, да и собаку не выгуляешь) не русские, а «вонючие». Это они ломают деревья, устраивают свалки на обочинах улиц и дорог, а русские, напротив, деревья сажают, ибо это их земля — русская.

В государстве Израиль огромный размах приобрело движение «Посади дерево». Конечно, у нас деревьев побольше, но вот дубов — это древнейший символ Русской земли — почти не осталось. А ведь дуб вырастает в подлинного красавца в течение трехсот лет.

Народ становится крепким, только обретая лидеров и защищая лидеров. Лидерами у нас норовят стать начальники. А кто у нас теперь начальник? До тех пор, пока в нашем обществе понятие «начальник» будет применяться к чиновнику, в том числе и такому, который на самом-то деле принадлежит к сфере обслуживающего персонала, т. е. является работником ДЭЗа и входит в систему коммунального хозяйства, или служит в правоохранительных органах, крепкого общества нам не видать. В крепком обществе все это слуги общества, а не начальники. Начальник же в нашей традиции — это прежде всего тот, кого выдвигает, выбирает само общество: лидер, староста, старшина.

Не будет у нас с вами крепкого общества до тех пор, пока мы не осознаем, что глава любой из форм консолидации, которые мы перечисляли, — такой же начальник, как и господин мэр, министр, президент. Церковный староста, председатель православного братства, председатель просветительского общества, клуба, отделения движения охраны памятников или защиты животных — все это наши полноправные начальники.

Вот мы сейчас переживаем трагические события в Чечне. У чеченцев -свои начальники, старейшины тейпов, или, как теперь стали говорить, полевые командиры. У нас — чужие начальники, сплошь государственные чиновники, которые на основании законов и в силу своего статуса являются общими для нас с чеченцами начальниками. Не здесь ли объяснение, почему эта проблема стала столь затяжной.

Естественно, крепкое общество защищает своего начальника. Защита — физическая и нравственная, прав священника, учителя, профессора, русского правоведа и публициста — долг всего общества. В разной степени, в зависимости от пола, возраста, физических и других возможностей, и все-таки — всех членов общества. Будем защищать — будет и крепкое общество, будет, наконец, и государство на службе у общества. Вот тогда и будет настоящая демократия.

Крепкое общество безусловно и недвусмысленно заботится о разрешении демографической проблемы. У нас не будет крепкого общества, если останется хотя бы небольшое число граждан, полагающих, что уменьшение народонаселения — не их проблема или считающие сокращение народонаселения нормальным явлением. Мы можем признать принадлежащими к нашему обществу только тех, кто полагает, что нас должно было стать полмиллиарда к началу очередного столетия, а не стало, потому что государством управляли нерусские люди. К нашему обществу могут принадлежать только те, чьи усилия подчинены восстановлению этой полумиллиардной численности. В крайнем случае мы можем согласиться, что к обществу принадлежит тот, кто считает, что отрицательный демографический баланс должен быть преодолен, сокращение населения остановлено. Логика крепкого общества такова: нас больше — мы сильнее, а не слабей. Нас больше — мы богаче, а не бедней

Враждебная обществу ложь, например, может звучать так: если нас станет больше, нам грозит безработица. Крепкое общество отвечает: когда нас больше, следствием этого является не безработица, а освоение земли и возвращение нашей собственности, у нас украденной или территориально отторгнутой.

Не может быть крепкого общества там, где нет крепкой семьи, и не только крепкой, но и в большей или меньшей степени традиционной. Кстати, для того, чтобы стала возможной забастовка домохозяек, для того, чтобы бойкот товаров приводил к капитуляции торговцев, должно быть много домохозяек. И чтобы оказывать организованное давление на семьи зарвавшихся чиновников и богачей, тоже должно быть много домохозяек, потому что в обществе, как ни парадоксально, подобное внутреннее идеологическое воздействие — это прежде всего женская функция. А для того, чтобы домохозяек стало много, мы должны дать нашим женщинам настоящий дом. Такой, про который англичане говорят: «My home is my castle (мой дом — моя крепость)».

Вот мы и замкнули разговор о крепком обществе. Крепкое общество состоит из крепких хозяев. Крепкое общество — то, в котором в мой дом без моего разрешения вообще никто никогда не войдет, без нежелательных для себя последствий. Таким образом, общество станет крепким только тогда, когда научится крепко произносить короткое слово: мое.

 

Технология 4-ая: Россия, русские

 

Вероятно, никто не забыл, как в течение всего советского времени слово «Россия» было если не запретным, то нежелательным. Вот и патриарх у нас Московский и Всея Руси.

Русь — это нечто красивое, но географически неопределенное, почти сказочное, а в 1918 году святитель Тихон носил титул патриарха Московского и Всея России. «Всея Руси» появилось при сталинском режиме.

Впрочем, примеров много. В семидесятые годы вышли в нашей стране красочные альбомы. Пятнадцать альбомов, каждый из которых демонстрировал красоты и достижения союзных республик. Названия их были выстроены по одной и той же схеме: «Пою Отечество мое, республику мою — Узбекистан», «Пою Отечество мое, республику мою — Украина», и только одно было исключение. Никто почему-то не пел Россию. В названии этого альбома стояло «РСФСР».

Это делалось тотально, повсеместно. Одному московскому биологу лет двенадцать тому назад исправили в его статье, напечатанной в чисто научном журнале ареал[1] с «европейской части России» на «европейскую часть Советского Союза», хотя первое было научно корректнее.

Общеизвестно, как определялись границы союзных республик и автономий советским режимом: там, где жил самый удаленный от своего этнического центра эстонец, там заканчивалась Эстония, а там, где самый удаленный якут — там проходила граница Якутии. Но совершенно никого не интересовало, где живет на своей земле самый удаленный от этнического центра русский. Чудо еще, что Оренбург не оказался административным центром Киргизской Республики. А была такая попытка.

В полном соответствии с этой антирусской и антироссийской практикой, России при Горбачеве навязали двухпалатный республиканский Верховный Совет, все же остальные союзные республики остались с однопалатными, т. е. без Палаты Национальностей. А ведь кроме Российской Федерации внутренние автономии были еще в Грузии, Азербайджане, Узбекистане и Таджикистане! Причем в Российской Федерации представители коренной национальности (т. е. русские) составляли 85 процентов населения; намного меньше был «удельный вес» коренных народностей в республиках Средней Азии, или, скажем, в Литве, не говоря уже о Казахстане, где русских было больше, чем казахов, или Латвии, где их было больше, чем латышей.

И в наше время в соответствии с той же практикой в школьных учебниках, посвященных дореволюционной России, появляются названия, возникшие только в советское время, например, Казахстан. Города дореволюционной России фигурируют под современными названиями: Юрьев оказывается Тарту, Вильно — Вильнюсом, а Пишпек — Бишкеком. Несомненный долг каждого русского учителя — исправлять эти ошибки в учебном процессе, указывая на них своим ученикам. Это запомнится.

А как обстояло дело с Россией исторически? Исторически была Русская земля, иначе — Русь. Название более древнее, чем даже возраст русского народа. Везде, где жили русы, была Русь. А Русь бывала разная, и государственное управление бывало разным.

Исторически мы знаем Малую Русь, Белую Русь, Черную Русь, Залесскую Русь, Червонную Русь и даже Литовскую и Угорскую Русь — то есть такую русскую землю, которая временно находилась под литовским и, соответственно, венгерским управлением. В позднем средневековье вместо «Русь» стали писать «Русия», а в семнадцатом веке — «Россия».

Как же вести себя ныне русскому человеку, когда одни политиканы ратуют за воссоздание Советского Союза (то есть за восстановление тех же самых республиканских территорий, отрезанных от исторического тела России), а другие объявляют стремление к воссозданию Советского Союза безумием и пугают русских людей тем, что в таком случае придется снова их всех кормить? Проблема разрешается достаточно просто. В русском языке понятия «страна» и «государство» различны. Так же, кстати, как и в английском, и во многих других языках. Совершенно очевидно и исторически, этнологически, культурологически обосновано, что никогда не было такой страны — Советский Союз. Было государство СССР на территории России. Так же, как государство Соединенные Штаты на территории части Северной Америки.

Вспомним, как мы все были обижены, когда Верховный совет под председательством Хасбулатова выбирал название нового независимого государства, и как в названии Россия ему было снова отказано. Официальным названием стало «Российская Федерация». В скобках, правда, прибавили: «Россия». Мы были обижены за свою историческую родину, а ведь нам политиканы колоссальную услугу оказали. Мы теперь на совершенно законном и законопослушном основании имеем право не ставить знак равенства между Россией и Российской Федерацией, между территорией государства Российская Федерация и территорией страны Россия.

В этом нет ничего удивительного. Границы стран и государств часто не совпадают. В домонгольский период русской истории государства суверенным и полноправным было каждое княжество. К концу пятнадцатого века на русской земле, то есть на исторической территории России, было два крупнейших государства: Великое княжество Владимирское и Московское и Великое княжество Литовское и Русское, чью историю нам также необходимо изучать в школе и ВУЗе, как и историю Московской Руси.

В дни революции на территории исторической России, на русской земле, образовалось несколько государств, одни из которых были основаны революционерами (то есть незаконной властью), последствия деятельности которых мы сейчас пожинаем, другие же были основаны германскими оккупантами. Также и в наше время, в 1991 году на территории России снова были основаны около дюжины государств. Около дюжины, так как большая часть Средней Азии не составляет историческую территорию России, а является результатом коммунистического захвата. Но это только в Средней Азии.

Мы действуем на законном основании и ведем себя совершенно законопослушно, говоря, что в настоящий момент действительно существует государство Украина. И с ним у государства Российская Федерация могут быть межгосударственные отношения. Но нет такой страны — Украина, и не может быть, ибо само её название означает «окраина России».

Государство может состоять и из нескольких стран, так, существует Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии. И Германия состоит из нескольких стран, ибо Бавария, несомненно, страна, но не государство.

У нас в настоящий момент, к сожалению, наоборот. Таков исторический период. Но политические требования текущего момента не должны перестраивать наше сознание. Надо рекомендовать каждому доброму русскому человеку внимательно следить за собственным словоупотреблением. Не следует никогда говорить: «президент», «Федеральное Собрание», «правительство России», но только лишь: «президент РФ», «правительство Российской Федерации» и т. д.. Кстати, это законно и законопослушно.

А кто же мы сами — русские или россияне? Впрочем, нас еще называют «русскоязычными».

Обратите внимание, как эти термины расчленяют нацию. Те русские, которые живут в Российской Федерации, для некоторых публицистов не русские, а часть россиян, а те русские, которые живут в ближнем зарубежье, — те тоже не русские, те только «русскоязычные». Зато банк у нас «русский», хотя богачи по большей части нерусского происхождения. Они оказываются «новыми русскими».

Делается это все вовсе не для Запада. По-английски вообще нельзя по-разному написать: «русский» и «россиянин». Это делается для промывки наших мозгов.

Снова посмотрим, как это было в истории. Некогда русская земля принадлежала славянам и русам. Кем были те древние русы, наши далекие предки, толком не известно — до сих пор не пришли к единому мнению ученые-историки. Однако русская земля была и звалась Русь. Вместо этнонима[2] «русы» стали говорить «русины» (как до сих пор еще зовут себя коренные жители Закарпатья), затем «русичи», наконец — «русские». Причем так звали себя все русские люди и под русским, и под литовским, и под польским управлением. Они не сомневались в своем праве на это имя и гордились им.

Известный политик и писатель, киевлянин Василий Витальевич Шульгин даже написал, что великороссы, конечно, настоящие русские, «но мы, малороссы, все-таки немного более русские». Еще в середине двадцатых годов, когда активно пропагандировалось новое словечко «украинцы», население той или иной области статистически учитывалось так: русских всего — 300 тысяч, в том числе великороссов — 250 тысяч, украинцев — 40 тысяч, белорусов — 10 тысяч.

Не так давно, отвечая на вопрос в прямом радиоэфире, не было ли преступным создание в 1922 году Советского Союза с предоставлением республикам права самоопределения вплоть до отделения, Николай Рыжков резко возразил, что это было необходимо, иначе украинцы и белорусы не согласились бы быть с нами в едином государстве. Рыжков был не прав, но в этом не его вина. В этом вина нашего увечного школьного образования. В 1922 году украинцы, те, кто уже начал себя так называть, то есть население Львовской и Ивано-Франковской областей, не вошли в состав Советского Союза: эти области были оккупированы Польшей. А малороссы еще просто не знали, что они уже украинцы.

Когда мы по-ленински вместо «великоросс» говорим «русский», во-первых, мы расчленяем единую русскую нацию, во-вторых, оскорбляем наших братьев белорусов и украинцев, лишая их права на гордое историческое имя русских.

Посмотрите, как это происходило на протяжении последних восьмидесяти лет. Сначала было упразднено понятие «великоросс». Не сразу, лет десять потребовалось, и возник нелепый термин «восточные славяне», хотя восточные славяне — это и есть русские. А теперь русских и вообще по чьему-то замыслу не должно остаться, а должны быть украинцы, белорусы, россияне и русскоязычные, да еще, вероятно, «новые русские».

Так давайте говорить грамотно! Заодно еще один добрый совет. Дабы не создавалось никаких странных иллюзий с «новыми русскими», которые, кажется, единственные имеют право на свое собственное название, следует говорить не «новые русские» и не «нью рашшнз», а «новые рашены». Тогда сразу все станет понятным. Это не национальное название, а некая политическая кличка.

Задумайтесь: разве французы позволили бы кому бы то ни было навязать себе другое название? Вы можете представить себе что-нибудь подобное с англичанами, или даже с американцами, хотя американцы и вообще не образуют этнической общности, а только лишь общность граждан одного разноплеменного государства? Следует не позволять и нам. И если мы будем твердо называть русскими всех русских, неизбежно станет реальным политическим понятием «русская земля», а затем и «Россия»:

Россия — там, Россия — тут, Везде, где русские живут

 

Технология 5-ая: Мы и Запад

 

У нас с Западом — общие древние корни. Общий Ветхий Завет, общее наследие Вселенской Христианской Церкви, долгие века пребывания в одном христианском мире, общее античное наследие, в том числе и наследие христианской античности четвертого-шестого веков.

Запад обособился в отдельную региональную культуру в девятом веке. Церковное единство еще сохранялось, но христианских культур стало две: наша и западная. Это обособление, заметим, произошло еще до Крещения Руси.

Обособившись как цивилизация, Запад потихоньку начал отхватывать куски восточнохристианского мира — Хорватию, Чехию, пытался отхватить и Русь. В этом была миссия епископа Адальберта при святом равноапостольном князе Владимире. Совершив церковный раскол в середине одиннадцатого века, Запад закрепил его омерзительным погромом 1204 года, когда крестоносцы разграбили величайший город всего христианского мира — Константинополь. Немного позднее в 1261 году, рыцари-крестоносцы, владетели последних крестоносных государств Ближнего Востока, предали восточных христиан, помогая мамлюкской армии против монгол, вовлеченных своей христианской частью в желтый крестовый поход. Если они в 1204 году нанесли удар по своим, то в 1261 они предали интересы всемирного христианства.

Запад стал называть себя миром христианским, тем самым как бы вытесняя за пределы такого мира славян и греков, грузин и молдаван, христиан Сирии и Египта.

В тринадцатом веке к сближению с Западом и подчинению Римскому Папе стремятся подтолкнуть величайших русских правителей того времени — князей Даниила Галицкого и Александра Невского. В 1239 году Запад навяжет унию, изнемогавшей под натиском турок Византии. Другую унию при помощи оружия навяжут западнорусскому населению в 1596 году.

Когда началось Смутное время семнадцатого века, первая в истории России гражданская война, Запад незамедлительно вмешался в русские дела. Причем в трогательном единодушии на нашей территории оказались оккупанты из враждующих друг с другом Польши и Швеции.

При Петре I развернулась откровенная экспансия западной цивилизации в Россию под видом и в форме русского западничества. Одновременно нас ввязали в войну со Швецией, и постарались держать в состоянии этой войны как можно дольше.

Во время так называемых разделов Польши Россия не получила ни единого куска собственных польских земель, зато Австрия захватила Галицию, крайний русский юго-запад, удержав ее в ходе всех трех разделов и сохранив за собой во времена Венского конгресса. В Галичине при содействии полицейского давления и австрийских денег сохранились русские униаты, полностью порабощенные Западом. В Галичине были выращены первые украинцы, то есть было подготовлено расчленение русской нации (см.: Идеологические технологии 4).

Иностранные державы всегда были готовы поддерживать любой западнический режим в России, не останавливаясь и перед преступлением. Английский посол, английские связи и средства принимали участие в заговоре и были причастны к убийству императора Павла I. Но тот же Запад полагал своим благодетелем Александра I, императора-западника, поставившего в рамках Венского конгресса и конгрессовой политики Россию на службу западноевропейским интересам, превратившего Россию в европейского жандарма — разумеется, в интересах крупнейших держав Западной Европы.

Запад ссорил русских с обретавшими независимость греками. На перемену во внешнеполитической и культурной ориентации России, наметившуюся в царствование Николая I, когда Россия начала осознавать себя Третьим Римом, т. е. ведущим государством восточнохристианского мира, Запад ответил мировой войной, называющейся в наших учебниках пока еще Крымской.

После победоносной Балканской войны 70-х годов, западные державы объединились против России на Берлинском конгрессе 1878 года, лишив нашу страну и в еще большей степени балканских христиан, заслуженных плодов победы. Запад особенно опасен бывал России не в качестве врага, а в качестве союзника.

Вот несколько сюжетов Первой мировой войны.

В самом начале войны английская средиземноморская эскадра пропускает германский линейный крейсер «Гебен» в турецкие воды, тем самым на некоторое время уравняв положение турецких и русских морских сил в Черном море.

Запад осмеливался продавать своему русскому союзнику оружие, несмотря на то, что численность русских войск была значительно больше, и на них лежала основная тяжесть военных действий. Вот откуда пресловутые долги царского правительства западным державам — плата за оружие! Однако Запад не заикнулся о своем долге, не захотел оплатить, компенсировать колоссальные человеческие потери России на фронтах Первой мировой войны. Запад даже набрался наглости требовать русские бригады на Западный фронт во Франции.

Еврейские круги и круги Соединенных Штатов Америки добились секретных гарантий от своих английских партнеров не поставлять американское оружие и военное снаряжение союзной России. При этом ни один западный христианин не озаботился разоблачением этого чудовищного сговора за спиной союзников.

Западные державы и их дипломаты, такие, как английский посол Бьюкенен и особенно французский — Палеолог, интриговали в пользу революционных кругов, то есть чудовищно нарушали свой статус дипломатических представителей, особенно если учесть, что это делалось в дни войны в самой столице союзной державы. Все знают о немецком золоте Ленина и большевиков, но ведь было и английское, и французское, только попадало оно другим революционерам — будущим творцам Февраля.

Еще в 1915 году западные державы, прежде всего под давлением перепуганной и проигрывающей на своих фронтах Франции, согласились с тем, чтобы Турция как враждебная держава была лишена захваченных ею некогда, как империей, земель, прежде всего, земель восточнохристианских. Россия получала Константинополь и контроль над проливами, делила с Грецией Фракию, Греции отходили многие острова Эгейского моря, за исключением некоторых островов, обещанных Италии в колониальное владение, Греция получала сектор Смирны, а вдоль южного берега Черного моря создавалось греческое независимое Трапезундское государство. Черное море снова становилось, как некогда и было, внутренним восточнохристианским озером. Турция лишалась арабских территорий в Сирии, Палестине и Месопотамии; России отходила Великая Армения до озера Ван. Турция навсегда должна была перестать быть европейской державой. Однако Россия была выбита из числа держав-победительниц своевременно начавшейся не без западной помощи русской революцией (см.: Идеологические технологии 8). Стоит ли после этого удивляться тому, что восточные христиане либо не получили того, что должны были получить, либо позднее в двадцатые годы лишились этих земель, вновь захваченных турками. Даже Северная Сирия удерживается Турцией, и восточнохристианский мир вправе считать, что Запад не исполнил договорных союзнических обязательств (см.: Идеологические технологии 2). Европейская поддержка обеспечила Польше возможность оккупации значительных русских территорий; Латвия и Эстония, созданные в зоне германской оккупации, не являются историческими государствами.

На фронтах гражданской войны Запад неоднократно предавал своих союзников-белогвардейцев: быть может, самое гнусное из этих предательств — выдача на смерть адмирала Колчака.

Западноевропейцы многократно повинны в ограблении русских эмигрантов. Они осмелились требовать плату с нищих белогвардейцев за их эвакуацию с территорий Юга России. Малоизвестный факт: значительные авуары* страхового общества «Россия» в послереволюционные годы оказались в Соединенных Штатах Америки. Русские эмигранты — бывшие акционеры «России» — обратились к американским властям с просьбой вернуть им средства. Американские власти отказали на том основании, что страховое общество «Россия» национализировано революционным режимом, не имевшим тогда даже дипломатических отношений с США. Американские акционеры общества «Россия» свои средства получили.[3]

Впрочем, ограбление России не прекращалось с начала революции до наших дней никогда. Режим интернационалистов-оккупантов расшвыривал русское золото, распродавал художественные сокровища России. Запад с удовольствием их приобретал. По подсчетам специалистов, Эрмитаж лишился в двадцатые-тридцатые годы трех четвертей шедевров мирового значения, составлявших ядро его собрания.

Часть золотого запаса Российской империи попала в крупнейшие банки Запада. Три четверти века этот капитал находился в обращении, и на него приобретались проценты. В настоящий момент русские, несомненно, вправе требовать не только возвращения золотого запаса, но и выплаты процентов с оборота (см.: Идеологические технологии 2).

Россия переживала кровавый красный террор, потом заработала чудовищная лагерная система. Запад не замечал происходящего. Множество влиятельнейших литераторов западного мира — Бернард Шоу, Лион Фейхтвангер, Анри Барбюс, Луи Арагон, Жан-Поль Сартр и другие — восхваляли коммунистический режим. Альберт Эйнштейн использовал все свое влияние, чтобы сведения о репрессиях в Советском Союзе по возможности не попадали в западную печать. Европа заговорила о коммунистических репрессиях как раз тогда, когда режим ослаб и репрессии по сути прекратились. Так же помалкивала свободная пресса и о репрессиях, которым русские подвергались в сопредельных государствах, например, в Польше. Общеизвестно также, как вели себя по отношению к своему союзнику западные державы во время Второй мировой войны.

Но есть еще особенное по своей омерзительности предательство. В нарушение норм международного права, Запад подписал секретные параграфы Ялтинских соглашений, согласно которым подлежали выдаче на явную смерть все русские люди, служившие в дни войны в вермахте. Западные союзники пошли и дальше. Помимо власовцев, они выдавали на убой и казаков, которые не были никогда гражданами Советского Союза и посему не могли считаться предателями. Зачастую выдавались и перемещенные лица, хотя западное руководство обладало достаточной информацией, что эти никого не предававшие военнопленные и люди, угнанные на работу в Германию, имеют реальную перспективу по возвращении в Советский Союз отправиться в лагеря. Заметьте, Запад с удовольствием убивал русских людей руками русских людей.

Каковы корни этой хорошо организованной западноевропейской русофобии? Известный эмигрантский мыслитель Владимир Ильин отмечал еще в двадцатые годы, что Запад, может быть, простил бы нам кремлевские соборы и оптинских старцев, но никогда не простит того, что у нас еще были паровозы в Сормове, пароходы в Николаеве и Одессе, того, что наша культура не ниже западноевропейской, а цивилизация по крайней мере приближается к уровню западной, но при этом у нас есть кремлевские соборы и еще недавно были оптинские старцы.

То, что рядом расположена великая держава, оставшаяся на начало двадцатого века христианской, не променявшей христианство на блага цивилизации, для Запада было мучительно. Ведь не случайно бывший христианский мир давно уже называет себя «мир цивилизованный», то есть мир, где место религии заняла цивилизация.

Запад может нас терпеть, если мы во всем станем такими же, как он сам. Или потерпит в том случае, если мы будем традиционной религиозной, но нищей страной, желательно, еще и расчлененной между несколькими государствами.

Каждый народ, живущий на Земле, кому-то неприятен, у каждого народа есть свои враги, и русские сами по себе ничем не заслужили какой-то особенной неприязни. Таким образом, это неприязнь не столько по отношению к русским как к таковым, сколько по отношению к восточнохристианской культуре и цивилизации со стороны тех, кто некогда представлял вторую христианскую культуру и цивилизацию.

Посмотрим, как это сказывалось на отношениях Запада с другими восточными христианами хотя бы в двадцатом веке. Греки были союзниками Запада в Первой мировой войне, но западные державы заставили Грецию отдать туркам уже занятый греческими войсками Адрианополь. В 1921 году Запад не воспрепятствовал захвату греческого сектора Смирны турецкими войсками. Не воспрепятствовал он и депортации греков из секторов Смирны и Трапезунда. Сквозь пальцы посмотрел Запад на теми же турками учиненный геноцид армян и ассирийцев. Запад препятствовал превращению Кипра в греческое государство, хотя депортация турок с Кипра была бы только законной компенсацией за греческую депортацию 20-х годов.

Заметим, что Турция уже давно не часть мусульманского мира, а часть мира западного. Запад своими собственными руками — руками хорватского усташского режима, представляющего собой часть Западной Европы, — совершил чудовищный геноцид сербов в дни Второй мировой войны с благословения Ватикана.

Запад промолчал, когда антисербский режим Тито округлял за счет сербских исконных земель территории Хорватии, зато радостно поддержал расчленение Югославии, поддержал хорватов и мусульман в Боснии и Герцеговине, хотя мусульманское население в Боснии и Герцеговине — это омусульманенные сербы, а большая часть хорватского — окатоличенные сербы.

Запад аплодировал расчленению территории исторической России, расчленению территории Югославии, хотя памятные Хельсинские соглашения ОБСЕ охраняют только государственные границы, а никак не внутренние административные рубежи.

Зачем все это еще раз повторять? Все дело в том, что обширный перечень прегрешений Запада перед русскими и всеми восточными христианами представляет собой богатый материал для весьма успешной пропагандистской работы — работы необходимой.

Если бы Западу не было стыдно за расовую политику германских нацистов, евреи никогда не получили бы территорию государства Израиль. Если бы белые американцы не испытывали бы уколов остатков своей христианской совести за работорговлю и рабовладение своих предков, негры не получили бы в США тех колоссальных льгот и компенсаций, благодаря которым они сейчас даже запрещают звать себя неграми.

По подсчетам американского профессора Курганова, за время господства коммунистического интернационального режима погибло 67 миллионов 558 тысяч граждан России. Причем цифра несколько занижена, так как Курганов использовал официальные заявления Хрущева о числе жертв за годы Второй мировой войны, составляющем по тем данным всего лишь двадцать миллионов. Это дает нам право и твердое основание утверждать везде и постоянно, что мы являемся не только расчлененной нацией, но и нацией, подвергшейся геноциду и пострадавшей более любого другого народа в двадцатом столетии.

Любое упоминание о жертвах репрессий, геноцидов, депортаций когда бы то ни было и где бы то ни было в мировой истории должны использоваться русским человеком для напоминания о том, что хотя это достойно самого глубокого сожаления, русские пострадали значительно больше. Мы должны использовать для этого любые конгрессы, проводить специальные конференции, устраивать выставки, а может быть, и создавать музеи утрат и потерь русского народа, устраивать для западноевропейцев специальные семинары и экскурсии, демонстрирующие им наглядно эти утраты. В наших школьных учебниках не только должна содержаться соответствующая статистика, не только должны помещаться фотографии разрушенных храмов и изуродованных русских городов. Нам следует печатать и репродукции шедевров живописи, украденных из Эрмитажа и украшающих сейчас крупнейшие западные музеи.

Большинство населения Запада все-таки считают себя христианами, и остатки христианской совести сохранили. Поэтому прямо обращаться к этим остаткам — наше право, и, учитывая положение России, — наша обязанность. Просим учесть, что эта тенденция должна стать широко распространенной, постоянно звучащей. Если любой человек, отвергающий справедливое утверждение, что восточные христиане пострадали больше, чем представители всех остальных цивилизаций, а русские — больше представителей любого народа, не будет немедленно приобретать репутацию шовиниста, разжигающего межнациональную и межрелигиозную рознь, — все это будет бессмысленно. Нас должно быть много. Одинокие голоса слишком легко заглушить.

А успех может быть весьма значительным, если лейтмотивом наших разговоров с Западом станут самые назойливые напоминания, подобные таким:

«Вы нам задолжали, отдайте нам все!

 Вы нас обокрали, отдайте нам все!»

 

Технология 6-ая: Регионы

 

Уже пять лет обсуждается проблема регионов. Пять лет мы выслушиваем соображения журналистов о том, что увеличение влияния регионов — это увеличение власти удельных князей. Пять лет время от времени нас начинают пугать: «Вы же видите, Советский Союз распался; если предоставить больше влияния регионам — распадется Российская Федерация».

Напоминаем забывчивым: Советский Союз не распался, а был расчленен в результате заговора нескольких должностных лиц. Пространство Советского Союза почти полностью совпадает с исторической страной Россией (см.: Идеологические технологии 4). Автономные республики старого Советского Союза в горбачевские времена были настроены противодействовать сепаратизму союзных республик. Они же требовали восстановления справедливости, восстановления равноправия со случайно образовавшимися союзными республиками, резонно указывая на то, что пять миллионов волжских татар необоснованно обладают меньшими правами, чем девятьсот тысяч эстонцев, да и якуты в общем-то ничуть не хуже стремящихся к самоопределению грузин. Напомним также, что многие области Российской Федерации обладают большей территорией, более многолюдным населением и более высокой культурой, нежели иные суверенизовавшиеся республики СССР.

Напомним и о том, что разрушители державы позволили раскрутку чрезмерных требований автономий лишь тогда, когда объявили пространство Советского Союза распавшимся. Автономии перестали мешать новым суверенным государствам и им было позволено приобретать исключительные права, большие, нежели у русских областей Российской Федерации.

Были и еще интересные сюжетные ходы в 1993 году. Эдуард Россель преобразовывал Екатеринбургскую область в Уральскую Республику, Вологодская область декларировала, что остается областью, но провозглашает себя равной любым республикам Федерации. Сергей Шахрай торопился заявить, что русские республики могут возникать, но лишь при том условии, что несколько областей объединятся в одну республику. Эта линия сейчас воскресла под видом региона «Большая Волга» и ему подобных.

Наконец, был поспешный расстрел 1993: приближался Понедельник, и съехавшиеся в Москву в ситуации двоевластия главы регионов могли не пригласить Ельцина присесть, а пожелать выслушивать его стоя.

Теперь ситуация иная. Номенклатуру субъектов Федерации, как и принцип равноправия этих субъектов, поддерживает Конституция Российской Федерации, которая хотя и была отвергнута избирателями, что признали все, даже газета «Московский комсомолец», пока считается действующей.

В 1993 году президент Ельцин мог послать московский ОМОН вышвырнуть из кресла и вывезти из области брянского руководителя. Теперь, я думаю, в Кремле подобная акция не приснится никому даже и не на трезвую голову. Если этот ОМОН вообще вернется, то всем его бойцам придется вставлять за государственный счет искусственные челюсти по причине полного отсутствия собственных зубов, и так — в любой республике. Даже большая часть воинских частей крепче привязана к местному начальству, чем к начальству московскому. Что же говорить после этого о милиции, административных и коммунальных службах, наконец, о местной прессе.

Существует ли опасность регионального сепаратизма? Да, существует, только не опасность сепаратизма, а опасность эгоизма, которая может преодолеваться только широким распространением национального воспитания. Сепаратистские тенденции могли бы появиться именно в случае объединения нескольких областей в республики, что в настоящий момент невозможно и не актуально.

Ни одна область, ни одна республика в составе Федерации не в состоянии выжить в одиночестве. Все они не готовы к статусу государства.

Каковы положительные стороны укрепления позиций регионов? Прежде всего это укрепление русских национальных позиций. Ведь все-таки в Российской Федерации 85 процентов населения русские. Даже если уже завтра каждая область будет вести себя столь же весомо, как подписывающий двусторонний договор с Кремлем Татарстан, это еще не явится полным восстановлением национальных позиций русских. А русским, которые были слишком многого лишены последние три четверти века, за счет которых лихо устраивали свое суверенное житие государства ближнего зарубежья, еще предстоит добиваться компенсации утраченного (см.: Идеологические технологии 2 и 4).

В настоящее время в регионах приемлемы только две категории руководителей — умеренные, которые пообещают завтра же добиться того, чтобы отчисления области в федеральный бюджет было не большим, чем в любой республике, и радикальные, которые пообещают добиться компенсации своей области, а в идеале — русским областям, за счет республик. Каждый, кто допускает, что любая русская область может хоть в чем-то обладать в масштабе государства меньшими правами, нежели нерусская республика, вполне может квалифицироваться, как враг русского народа. И не бойтесь этого вполне закономерного словосочетания!

Ваш оппонент может сослаться на то, что термин «враг народа» есть термин сталинский и посему людоедский. Уместно ответить, что сталинский лозунг действительно был людоедский, ибо не бывает врагов абстрактного народа. Бывают же враги конкретного народа — русского, или, скажем, американского. Как правило, это почему-то разные лица.

Следующим положительным аспектом усиления регионов является аспект имперский. Как известно профессионалам, все империи в отличие от унитарных государств потому и были империями, что включали в свой состав самоуправляемые провинции. Такова была Римская империя, где провинции сохраняли не только уклад жизни, но даже и элементы своего традиционного законодательства. Такова была и Византийская империя, состоявшая из самоуправляемых областей — фем. Такова была Священная Римская Империя германской нации, состоявшая из государств, чьи полномочия были ограничены вступлением этих королевств и герцогств, вольных городов, в ее состав. Такова была империя Российская, и у нас за плечами долгие века имперской истории.

Такая гигантская страна как Россия вряд ли может управляться унитарно. Солидарность достигается не управлением, а религиозным, культурным и национальным воспитанием. Если Новгородская область решит, что будет управляться не губернатором, а посадником (а такой проект существовал), то это нисколько не умалит имперского единства России — единства в многообразии. К тому же нация не может существовать без национальной элиты, империя — без элиты имперской, составленной из представителей элит народов и территорий.

Советский режим повинен в уничтожении старой элиты, взамен которой он смог вырастить только псевдоэлиту, которая и разрушила Советский Союз. Наличие концентрации инициативных, даровитых, высокоученых русских людей лишь в немногих крупных городах чрезвычайно вредит и культурному, и национальному, и имперскому возрождению. Дело за регионами, и их долг — воспитывать новую элиту, другого пути нет.

Если и существует серьезная опасность укрепления регионов, то только одна — если мы вместо элит получим местную бюрократию, находящуюся в конфликте с бюрократией кремлевской, тогда мы поменяем шило на мыло. Поэтому основные негативные составляющие укрепления регионов ни в коем случае не должны — мы не смеем этого допустить — подавляться столицей. Они должны подавляться развивающимся и укрепляющимся местным самоуправлением.

Мы живем, по-видимому, в странный исторический момент, когда русская нация заинтересована в том, чтобы регион преодолевал сопротивление Кремля. В то же время местное муниципальное самоуправление успешно отстаивает сейчас свои права от вмешательства как области, так и республики. Демократия взращивается только на муниципальном уровне, только снизу. К тому же титульные народы автономий нынешних республик сумели за последние десять лет захватить ключевые посты в своих регионах, в том числе и там, где русские составляют большинство.

Права русских могут быть защищены только на уровне районного, городского, любого муниципального самоуправления, начиная с сельсовета, потому что на этих низовых уровнях действительно все будет решать процентное соотношение численности населения по народам. И если одеяло на себя будут тянуть национальные округа, входящие в состав русских областей, им с успехом смогут противостоять районы, входящие в те же области.

Итак, единственное, в чем следует ограничивать в наше время мощь регионов, это в вопросах развития муниципальности, земства, чего требует сама необходимость формирования современного русского общества (см.: Идеологические технологии 3). Во всех остальных случаях равноправие регионов становится одним из важнейших требований сегодняшнего дня, и проводиться это требование должно с предельной твердостью.

Если журналисты рекомендуют президенту Ельцину снять с поста законно избранного губернатора Наздратенко и не рекомендуют (даже не рассматривают подобных мер!) в отношении президента Шаймиева, журналист или газета уже могут быть подозреваемы во враждебности к русскому народу. Если Башкирия вслед за Чечней втихую обзаводится собственной национальной гвардией численностью в десять тысяч штыков, подобное же вооруженное образование автоматически дозволено Смоленской области или Ставрополью.

Имеется формальная декларация прав. Далее наступает период консультаций и компромиссов. В конце концов, есть два пути: утвердить национальные гвардии во всех субъектах Федерации или, по крайней мере, в тех субъектах, которые уже сейчас в них нуждаются, или распустить таковые образования там, где они созданы явочным путем. Но уступка за счет прав собственного региона — преступление.

Перед зданием Совета Федерации — шеренга флагштоков с республиканскими флагами. Пока там нет ни одного областного. Даже Москва, на чьей земле расположился Совет Федерации, и то не вывесила там пока своего широко употребляемого флага со святым Георгием Победоносцем. Региональный флаг — существенное достояние полноправного региона, и всем регионам надлежит позаботиться и об утверждении такого флага, и о том, чтобы этот флаг висел перед Советом Федерации. Флагштоков мало? Что же делать? В соответствии с принципом равноправия должны быть спущены ныне висящие республиканские.

Вспомним историю. После эпохи гражданских войн Римская империя была восстановлена провинциалами. Один из них — Марк Ульпий Траян — получил от Сената титул «наилучший император». В 1870 году германская империя была создана вокруг Пруссии. А ведь пруссаки были самыми глубокими провинциалами германского мира. (Один историк пошутил: у них было пруссачество, у нас будет казачество.) Впрочем, и в русской истории такой фрагмент был.

Мы уже переживали Смутное время в начале 17 века. И там было двоевластие, сменившееся многовластием, а затем кажущимся безвластием. Кажущимся, подчеркиваю, ибо как раз многие регионы сохранили власть. Вспомним, с чего началось тогда великое дело освобождения России. Шло лето 1610 года. Еще не был смещен Земским Собором с престола за профессиональную непригодность и пренебрежение национальными интересами царь Василий[4]. Разворачивались действия оккупантов. Близ самой Москвы Коломна и Кашира присягали самозванцу. В Москве появились сторонники избрания на престол польского королевича. И вот в небольшом Зарайске, по инициативе воеводы князя Димитрия Михайловича Пожарского, главы местной администрации, был принят Земский приговор — решение представительной власти. Звучал он так: «Ныне ни царя Василья, ни вора, ни королевича не слушать, а стоять всем за державу».

 

Технология 7-ая: Полицейский режим

 

Чем нас пугают в последние годы? Инфляцией, безработицей, ростом преступности, возвратом коммунистического режима. Иногда пугают гражданской войной, причем это последняя тема становится более интенсивной в преддверии выборов: смотрите, изберите меня, а не то будет гражданская война. И вообще, как удачно подметил некий журналист года четыре назад, лейтмотив прессы сводится к пламенному утверждению: лучше смерть, чем гражданская война.

Вообще в последние годы нас частенько пугают террористами, окончательным распадом государства, да еще время от времени пугают фашизмом. Обычно почему-то русским.

А что нам чаще всего обещают, предлагая свои личные или партийные избирательные программы? Обещают порядок. Особенно убежденно связывают порядок с воцарением собственной персоны господа Жириновский и Лебедь.

Если часто смотреть наше нынешнее телевидение, то образ порядка заявлен с экрана американскими полицейскими фильмами, где бравые копы лихо заламывают подозреваемым руки, тычут им в лицо табельным оружием, напяливают наручники и вообще, если всмотреться, обращаются с гражданами ну почти так, как добродушный раннеримский рабовладелец обращался со своими рабами. Поневоле задаешься вопросом: существует ли вообще судебное разбирательство, в ходе которого человек признается преступником, если с ним обращаются — и безнаказанно обращаются — как со скотиной еще и в тех случаях, когда до судебного разбирательства далеко, а может, никакого разбирательства и не будет.

Чем нас не пугают последние годы? Не пугают нас угрозой тирании. Тирания — это как-то не научно. Тиран — это пьяный муж, который жену дубасит. Не пугают олигархией — нерусское слово какое-то, массам этого не понять. Не русское, да ведь есть другое понятие — шайка. Не пугают нас бюрократическим режимом. И наконец, категорически не желают пугать худшим вариантом бюрократического режима — режимом полицейским.

Бюрократический режим бывает там, где бюрократия превращается во власть. Вот, например, пользуемся мы словосочетанием «местная власть». А ведь местная власть, она и не власть вовсе, а администрация, род обслуживающего персонала. Полицейский режим бывает там, где властью становится полиция. Хуже того — где полицейский становится барином.

Помнится, пять или шесть лет назад, как раз у входа в милицейскую комнату на станции метро «Пушкинская», стояло несколько десятков мужчин с суровыми лицами, твердо намереваясь навести порядок. Навести его в милиции, где перед этим избили задержанного юношу. И как ни уговаривали милиционеры разойтись, ссылаясь на то, что юноша был то ли наркоман, то ли даже торговец наркотиками — не расходились. И было видно невооруженным глазом, как боятся милиционеры общественного гнева.

А недавно рассказывали, как в двух шагах от того же места майор милиции с двумя подручными выдворял из подземного перехода безногого мальчика на коляске, несмотря на спокойное и вежливое объяснение мальчика, что за ним родные придут только через несколько часов. Да помилуйте, какой бы не то что майор, а генерал милиции, и не в Москве, а в заштатном Мухобойске посмел бы обидеть мальчика-инвалида несколько лет назад! Да, пожалуй, и до перестройки поостерегся бы. И первыми вмешались бы дамы. У дам есть свои своеобразные привилегии, тут уж деваться некуда. Расцарапает физиономию, и можешь сколько угодно потом рассказывать, что расцарапали тебе ее во время несения службы враги правопорядка, все равно все будут знать, что на самом деле расцарапала баба.

Да, ослабли мы, в то время, когда должны были становиться крепче, восстанавливая крепкое русское общество (см.: Идеологические технологии 3). Мы, может быть, уже на полпути к полицейскому государству.

А как это будет? А это будет так. Постовой милиционер-лимитчик на том основании, что ему не понравилась физиономия пожилого профессора, школьного учителя, священника, закатит по этой физиономии оплеуху, и что характерно, сделает это безнаказанно. Есть над чем задуматься, сограждане!

Каковы же необходимые нормы общественной самозащиты, мешающие полицейскому режиму когда бы то ни было осуществиться?

Во-первых, это безусловно неприкосновенность жилища. Неприкосновенность вашего жилища, декларированная Конституцией, находится сейчас под серьезной угрозой. Может быть, не все заметили, что среди норм и гарантий, которые входят в Основной закон, но могут быть отменены введением режима чрезвычайного положения, есть и неприкосновенность жилища. То есть представим себе, что президент, губернатор или, простите, мэр испугался за результаты выборов и установил во имя спасения от гражданской войны режим чрезвычайного положения. Тут же милицейский генерал со злобным худощавым усатым лицом — помню одного такого — получит, страшно подумать, законное основание послать молодчиков-ОМОНовцев вломиться в ваш дом.

Простите, мы были более гарантированы от потрясений подобного рода при брежневской инструкции, которая разрешала милиции нарушить неприкосновенность жилища только в двух случаях: когда в милицию обратился один из обитающих в доме или квартире за помощью, или когда милиционер непосредственно преследует преступника, а он укрывается в вашем жилище. И это все. Во всех остальных случаях была необходима санкция прокурора.

Неприкосновенность жилища — норма настолько непреложная, что в свободной Англии, если вы влезете на территорию частного владения, а владелец разрядит в вас ружье, ни один суд не возбудит против него уголовного дела. Конечно, скорее всего этого не случится — из человеколюбия и дружелюбного отношения к соотечественнику. Но разрядить имеет право. И мы будем с вами на пути к свободному обществу только если подобное право не будет подвергаться сомнению.

Во-вторых, необходимой нормой, гарантирующей существование свободного общества, остается владение гражданами оружием. Нам нагло и лицемерно объясняют, что гражданину оружие не поможет, ибо профессиональный преступник его у гражданина отберет. Повторим еще раз: это наглая и опасная ложь: у каждого профессионального преступника оружие уже есть, и он применяет его, не боясь получить в ответ пулю в лоб. А так будет опасаться. Все свободные общества во все времена были вооружены. Для русских же это стариннейшая национальная традиция. Еще в домонгольской Руси признавалось право любого свободного человека на удар палкой ответить мечом. К тому же свободное общество весьма эффективно может бороться и с злоупотреблением оружием со стороны преступных элементов тем, что просто лишит права владеть каким бы то ни было оружием преступника, даже и отбывшего наказание, бывшего участника бандформирования, даже амнистированного.

Оружие должно быть у граждан. Не должно его быть у преступников. Число жертв от постоянной перестрелки — это тоже лицемерная уловка. Человеку в общем не свойственно легко лишать жизни другого человека, тем более, соотечественника, а ношение оружия вообще дисциплинирует.

Разумеется, право и возможность владения оружием может регламентироваться. Существуют различные категории оружия. Может подвергаться ограничению право ношения оружия, но уже в доме-то свободный человек оружие должен иметь. Без этого гражданского общества не будет.

В-третьих, повсеместно в воспитание подрастающего поколения, а тем более в систему воспитания служащих полиции, должно быть крепко заложено представление о полицейской службе как части сферы обслуживания, части коммунального хозяйства. Это военнослужащий из рядов нашей полуразрушенной, опороченной армии — защитник Отечества, находится на службе у Отечества. Полицейский должен находиться на службе не у Отечества, а у города.

Кстати, весьма досадно и, вероятно, имеет определенные политические причины сохранение советского термина «милиция» вместо общепринятого, в том числе и в дореволюционной России, названия «полиция». Милиция — это ополчение граждан, полиция — служба поддержания порядка в городе. В большинстве свободных стран обычно полицейская служба подчинена своему муниципалитету, местной администрации. Конечно, это не исключает возможности существования общегосударственной сыскной службы.

В-четвертых, оружие в руках полиции и способы его использования, а также и ношения, должны быть регламентированы не менее строго, чем владение оружием гражданами. Наши милиционеры уже совершенно распустились и носят автоматы наперевес, стволом вам в лицо, чего никогда не делают военнослужащие — не так воспитаны.

В демократическом государстве Израиль полицейские ходят с пистолетами, хотя солдаты вооруженных сил со своей штатной винтовкой на ремне ходят по улицам городов. Заметим здесь, что безоружность наших солдат, и, смешно сказать, даже и безоружность офицеров, чего вообще никогда нельзя было представить в исторической России — прямое следствие безоружности граждан и лишнее основание подозревать реальную угрозу установления полицейского режима.

В-пятых, пора вспомнить, что кроме полицейской службы как части коммунального обеспечения существует многовековая традиция полицейской службы граждан. Американцы избирают шерифа, русские тоже избирали своего шерифа. Он назывался у нас губной староста.

В-шестых, всем надлежит понять, что в свободных странах не бывает внутренних войск. Если Российской Федерации не под силу сохранять нынешнюю численность вооруженных контингентов, сокращение должно быть проведено прежде всего за счет внутренних войск — возможного орудия полицейского режима. Да и к бурно растущим рядам МЧС обществу следует присмотреться.

Со всем вышесказанным должны быть связаны наши непрестанные усилия в области воспитания и пропаганды. Армейцам годами пеняли за несколько человек, которые погибли в Тбилиси и Вильнюсе при не вполне выясненных обстоятельствах. Мы же не имеем права забывать о терроре в столице в 1993 году, который сошел с рук полицейским.

В здоровом обществе гражданин обязан противостоять любым попыткам опорочить армию, как и попыткам утвердить полицейский произвол. В том числе и с оружием в руках.

 

 

Технология 8-ая: Социализм

 

В начале 1991 года, еще до преступных политических событий, расчленивших территорию нашей страны, Новосибирская газета «Граду и миру» поставила вопрос уже достаточно отчетливо звучавший в то время. Многие наши читатели, писал обозреватель, удивляются отчего сторонники уничтожения России в начале века были и сторонниками общественной собственности на средства производства, в то время как современные разрушители России заявляют себя сторонниками частной собственности. Нам кажется, замечала новосибирская газета, противоречие здесь мнимое, ибо и в начале века и в наши дни целью радикалов и революционеров было не введение той или иной формы собственности на средства производства, но разрушение России. Возражений на это много, в основном они весьма эмоциональны. А как же Чкалов, челюскинцы, станция Северный полюс. А как же такие достижения советского времени, как ядерная физика, атомная бомба позволившая нам противостоять Соединенным Штатам и все другие достижения отечественной науки? А освоение целинных земель и замечательный, прославленный на весь мир советский балет? Как же великий подвиг советского народа во Второй мировой войне, как же великое государство, являвшееся одним из двух супердержав? Вопросов много, но и ответы на них достаточно просты.

Герой, всегда герой и каждый живой герой должен чувствовать, что окружен почтением своих соотечественников, а каждый павший герой должен быть удостоен светлой памяти. Герой не в ответе за то, каковы были его начальники. Это в полной мере относится и к героям Великой Отечественной и к героям Финской компании, но когда умаляется героизм русских воинов Первой мировой войны, то умаляются и достоинства героев мировой войны Второй. Валерий Павлович Чкалов был великим пилотом, были и другие блестящие пилоты, но они не стали бы менее блестящими, не стали бы менее знаменитыми если бы звались не сталинскими соколами, а императорскими, царскими, или, что еще лучше, просто русскими соколами. Более того, и тогда, когда они звались сталинскими, они не переставали быть русскими соколами.

Очень многие достижения советского времени это просто достижения нашей великой страны, а вовсе не поработившего ее коммунистического режима. Первенец отечественной гидроэнергетики Волхов ГЭС был спроектирован до революции, и его строительство было просто задержано Германской войной. Мы не оказались бы, скорее всего, на задворках автомобилестроения, если бы не перерыв в работе наших великолепных заводов и нашей великолепной инженерной мысли, связанной с Гражданской войной и разрухой. До революции мы и были одной из ведущих автомобильных держав мира, более того, мы были в числе пяти величайших промышленных держав, несмотря на то, что больше половины известных теперь ресурсов, полезных ископаемых, вообще не были в то время разведаны. Дореволюционная Россия еще не была сырьевым придатком Запада. Московский метрополитен должен был быть пущен в 1922 году т. е. на 12 лет раньше, нежели это произошло. Кроме того не будем путать страну и государство (см.: Идеологические технологии 4).

Великие русские люди успешно творили на территориях различных государств; первопечатник Иван Федоров большую часть своей жизни работал на благо православного русского народа на территории тогдашней Польши. Первое высшее заведение нашей страны — Киевская академия, была основана в тридцатые годы ХVII века, когда Киев ещё не был возвращен России. Также точно великий философ Иван Ильин не перестал быть русским, работая во Франции, а великий историк Лев Карсавин не перестал оставаться русским, проработав большую часть своей научной биографии на территории не исторического государства Латвия. На территории нашей страны всегда было много государств и несчастье нации — в их неоднократном расчленении. Во всем этом более прочих повинны революция и революционеры, а следовательно, в первую очередь, любые социалисты.

Все творческие достижения ХХ века — это наши достижения, даже если большая часть России была подвластна государству Советский Союз. Все подвиги русских людей в ХХ веке все равно наши подвиги, даже если русские люди совершили эти подвиги, скажем в Испании. Эти подвиги совершали также революционеры и коммунисты Но они же, т. е. революционеры, и в частности коммунисты, лишили свое отечество победы и привилегий державы победительницы в Первой мировой войне. Революционеры, и прежде всего коммунисты, убили миллионы своих соплеменников. Именно революционеры и в полной мере коммунисты, всегда оставались западниками. Вспомним как Ленин подарил новоявленной Латвии целую Латкалию, часть Витебской губернии, о чем не осмеливались мечтать самые пламенные латышские сепаратисты. Наша школа на протяжении всего советского периода оставалась настолько западнической, что жители города Юрьева сильно подозревали, что живут в эстонском городе Тарту. Именно революционеры положили начало расчленению нации, но коммунисты завершили это расчленение убедив малороссов в том, что они не часть русского народа, а новая украинская нация (см.: Идеологические технологии 4).

Интернационализм, привнесенный в наше отечество революционерами, оказался разрушительным для великой Православной державы и для русской земли. Вспомним, что термин «воины интернационалисты» появился в годы гражданской войны и именно этот термин объединял латышских стрелков, эстонскую дивизию, бывших военнопленных австрийцев, мадьяр — и кого только не объединял он из тех, кто заливал Россию кровью. Воины- интернационалисты, т. е. иноземные наемники, были ядром рабоче-крестьянской Красной армии. Коммунистический режим Тито отдал сербские земли хорватам и выдумал немыслимую национальность: «мусульмане». В то время как на самом деле мусульмане Боснии, это омусульманеные сербы. Хотя в годы советской власти русский народ не всегда был избиваемым, но и привилегированным он никогда не был. Отсюда простейшая логика — государство, угнетающее национальное меньшинство может быть названо несправедливым, жестоким, шовинистическим, наконец, нацистским, но государство угнетающее национальное большинство, может быть названо только оккупационным. Другого термина ни в одном языке мира вы не найдете (см.: Идеологические технологии 4, 5, 6).

Невозможно сомневаться в том, что современные разрушители Отечества являются потомками революционеров-разрушителей. Более того, большинство чиновников современного режима, большинство новых рашенов, ранее принадлежали к номенклатуре. Из окружения Андропова вышли основные разрушители, включая Яковлева. Прораб перестройки Юрий Афанасьев был последовательно пионерским, комсомольским работником, заместителем главного редактора журнала «Коммунист». В почерке тех разрушителей и разрушителей нынешних, не изменилось практически ничего. Пролетарский интернационализм, мешавший русским задуматься о своем угнетенном неполноценном существовании, заменен буржуазным космополитизмом. Еще никто не сумел провести между ними четкую грань.

Те коммунисты лишили нас календаря, навязав вместо него календарь западный, отняли у нас русские праздники. Нынешние номенклатурщики, не возвращают наш календарь и продолжают лишать нас наших праздников, но трогательно сохраняют праздники своего бывшего режима, даже постыдный день восьмого марта, придуманный Кларой Цеткин и не празднуемый ни в одном другом государстве мира. Те, бывшие, десятилетиями разрушали Церковь, убивали сотни тысяч православных. Эти, нынешние, открыли зеленый свет чудовищно опасным для человека и человечества сектам, запрещенным в большинстве государств мира. Если бы Церковь была столь же могущественна, а церковность русского народа столь же бесспорна, как в начале века, можно было бы допускать в Россию любые секты. Без всякой государственной помощи русские люди разогнали бы их сами. Посмотрите как едины в вопросе расчленения нашей страны нынешние коммунисты вкупе со стоящими у власти, или рвущимися к ней бывшими коммунистами. И те, и другие говорят нам: «поезд ушел, историю не обратить вспять», касаясь нашего влияния на Балканах, касаясь утраты нами значительных и прекрасных русских земель. Но на самом деле сказать, да и поступить можно совсем иначе. Можно снова прийти в свои земли, вернуть утраченное влияние и уже тогда объявить: «вот теперь поезд действительно ушел», предложив миру согласиться с тем, что на данном этапе историю на самом деле «не обратить вспять».

Послушайте иных, ах как жалко Советского Союза, но что же делать не воевать же нам с ними. А русский человек сказал бы иначе, не воевать же им с нами. В самом деле, но не придет же всерьез кому-нибудь в голову, что эстонцы могут осмелиться воевать с русскими. Помнится, как ведущая центрального телевидения Комарова, лет пять назад, сообщив, о каком-то подзабытом ныне патриотическом конгрессе и рассказав, что его участники намереваются устроить жизнь Российской Федерации на основании русских традиций, позволила себе язвительно заметить, что тогда, вероятно, не удастся сохранить и нынешнюю территорию Российской Федерации. Слышали ли вы когда-нибудь из уст как бывших коммунистов, так и нынешних коммунистов, что если Грузия будет устраивать жизнь у себя в соответствии с грузинскими традициями, Литва — с литовскими, Казахстан — с казахскими, — это означает, что им вряд ли удастся сохранить свои территории? Нет, вы этого не услышите ни от тех, ни от других. А ведь русских на каждой из этих территорий много больше, чем не- русских на территории Российской Федерации. Потомки революционеров не желают пользоваться сопоставлениями и не заикаются о компенсациях православному русскому народу (см.: Идеологические технологии 1 и 2) из чего легко сделать заключение об их враждебности, как русскому народу так и основным демократическим принципам.

Время от времени многие, теперь уже и нынешние коммунисты, заговаривают о необходимости всенародного покаяния. Как правило при этом подразумевается покаяние русских. Обратимся еще раз к революции. Только на одной территории на выборах в учредительное собрание в 1917 году большевики победили — это была территория будущей Латвии. Вспомним деятелей революции, да, к сожалению, среди них было немало русских, любых русских — и великороссов, и малороссов и белорусов. Но разве можно сравнить их процент среди своего народа с процентным участием в революции грузин и армян, литовцев и эстонцев, венгров и китайцев (не говоря уже о том грандиозном усердии в революционном порыве, какое проявили латыши и евреи). Если коммунизм наконец признается как зло, покаяться должны многие народы перед русскими, а никак не наоборот. Что же касается самих русских, то, думается, и нам есть в чем покаяться, ибо каждый христианин должен непрерывно каяться перед Всемогущим Богом. Но нам нужно покаяться и перед самими собой в том, что мы допустили 80 лет безобразия. Но покаяться, значит измениться и исправить то. что за эти 80 лет натворили. Из всего сказанного очевидно, что мы вправе считать революцию и социалистический режим — интернационалистическим, т. е. делом рук интернационалистов, людей безусловно нерусских, действовавших на пользу врагам, как русских людей, так и всех их православных собратьев. А раз мы имеем это право, имеем по совести и имеем по науке, то было бы несправедливо признавать революцию своей и опять же своим — восьмидесятилетний оккупационный режим.

Запомните мы свободны в своих решениях, мы вовсе не обязаны добиваться возвращения всех без исключения территорий бывшей Российской империи, но мы вправе твердо стоять на том, что никаких законных государств на территории страны России кроме государства Российского не было и нет. Что русские люди и восстановленное ими русское государство не имеют оснований беседовать с Молдавией, Киргизией и Латвией, но могут вести переговоры с представителями молдаван, киргизов и латышей. Франция не вела переговоров с несуществующим Барбадосом, но с представителями барбадосской общественности. Мы вполне можем признать выгодным образование новых государств, но они должны при этом быть организованы в результате переговоров с нами, в результате выплаты компенсаций за свое незаконное благоденствие в составе Советского Союза. Напомним здесь, что в ценах внутрисоюзного рынка, только шесть союзных республик имели положительный баланс: три славянские республики и три закавказские, а остальные девять жили за их счет. В ценах же мирового рынка имели положительный баланс только две республики: РСФСР и Азербайджанская ССР. Все остальные сильно задолжали. Представители этой общественности, этих народов, могут быть признаны нами и получить права на собственную государственность лишь в тех границах, которые будут определены по соглашению с нами. Эти государства несомненно должны признать на своей территории наличие русской собственности и, наконец, мы вправе оговорить статус русских людей на территории этих будущих государств. Русские люди должны иметь такой же особый статус в Молдавии или, скажем, в Латвии, какой шведы имеют в Финляндии. Само собой разумеется, исходя из русского дружелюбия и христианского милосердия, исходя из инстинкта имперской целостности, с тех кто пожелает с нами остаться, мы можем не взыскивать долги и не требовать компенсации, лишь установив на вечные времена равные права русских граждан России с нерусскими. Вот последовательная и неунизительная для нас позиция. Вдумайтесь в нее еще и еще раз и вы согласитесь с тем, что нам, русским, признавать революцию своей, а постреволюционные режимы своими, невыгодно. Поступая таким образом, мы предаем своих детей. С нами не хотели говорить ни по совести, ни по закону. Сейчас пришло время восстанавливать свои права.

 

 

Приложение

 

Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о правовом положении Православной Российской Церкви (2 декабря 1917 года)

Священный Собор Православной Российской Церкви признает, что для обеспечения свободы и независимости Православной Церкви в России, при изменившемся государственном строе, должны быть приняты государством следующие основные положения:

1. Православная Российская Церковь, составляя часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей, как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Российское государство.

2. Православная Церковь в России в учении веры и нравственности, богослужении, внутренней церковной дисциплине и сношениях с другими автокефальными Церквами независима от государственной власти и, руководствуясь своими догматико-каноническими началами, пользуется в делах церковного законодательства, управления и суда правами самоопределения и самоуправления.

3. Постановления и узаконения, издаваемые для себя Православною Церковью в установленном ею порядке, со времени обнародования их церковною властью, равно и акты церковного управления и суда признаются государством имеющими юридическую силу и значение, поскольку ими не нарушаются государственные законы.

4. Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковной властью.

5. Церковная иерархия и церковные установления признаются государством в силе и значении, какие им приданы церковными постановлениями.

6. Действия органов Православной Церкви подлежат наблюдению государственной власти лишь со стороны соответствия их государственным законам, в судебно-административном и судебном порядке.

7. Глава Российского государства, Министр Исповеданий и Министр Народного Просвещения и Товарищи их должны быть православными.

8. Во всех случаях государственной жизни, в которых государство обращается к религии, преимуществом пользуется Православная Церковь.

9. Православный календарь признается государственным календарем.

10. Двунадесятые праздники, воскресные и особо чтимые Православною Церковью дни признаются в государстве неприсутственными днями.

11. Свобода исповедания и проповедования православной веры, равно и свобода православного богослужения ограждаются государственною властью. Посему под страхом уголовного наказания воспрещаются: 1) публичное поношение и поругание учения, православной веры, предметов религиозного почитания и священно-церковно-служителей ее; 2) осквернение мест богослужения и религиозного почитания; 3) насилие и угрозы для отвлечения из Православия.

12. Добровольный выход из Православия допускается не ранее достижения возраста, установленного для вступления в брак. Прежде достижения этого возраста дети могут оставить Православие только по желанию родителей, и притом лишь в случае оставления Православия самими родителями; от детей, достигших 9-летнего возраста, требуется их согласие.

13. Государственное законодательство относительно условий заключения брака лиц православного исповедания устанавливается сообразно с нормами церковного права.

14. Церковное венчание по православному чину признается законною формой заключения брака.

15. Церковно-судебные решения по делам о разводе и о признании совершенного Церковью брака незаконным или недействительным признаются в силе судебных решений.

16. Юридические условия и последствия смешанных браков, если один из брачующихся принадлежит к Православной Церкви, определяются согласно с законодательством последней.

17. Церковные метрические книги ведутся согласно государственным законам и имеют значение актов гражданского состояния.

18. Учреждаемые Православною Церковью низшие, средние и высшие школы как специально богословские, так и общеобразовательные, пользуются в государстве всеми правами правительственных учебных заведений на общем основании.

19. Во всех светских государственных и частных школах воспитание православных детей должно соответствовать духу Православной Церкви; преподавание Закона Божия для православных учащихся обязательно как в низших и средних, так и в высших учебных заведениях, содержание законоучительских должностей в государственных школах принимает на счет казны.

20. Удовлетворение религиозных нужд членов Православной Церкви, состоящих в армии и флоте, должно быть обеспечено заботой государства; каждая воинская часть должна иметь православное духовенство.

21. Священнослужители, монашествующие и штатные псаломщики свободны от воинской и других личных натуральных повинностей. Служащие в учреждениях церковных пользуются правами государственной службы.

22. Имущество, принадлежащее установлениям Православной Церкви, не подлежит конфискации или отобранию, а самые установления не могут быть упраздняемы без согласия церковной власти.

23. Имущества, принадлежащие установлениям Православной Церкви, не подлежат обложению государственными налогами, волостными, городскими и земскими сборами, если эти имущества не приносят дохода путем отдачи их в аренду или наем.

24. Православная Церковь получает из средств Государственного казначейства по особой смете, составляемой высшим церковным управлением и утверждаемой в законодательном порядке, ежегодные ассигнования в пределах ее потребностей, представляя отчетность в полученных суммах на общем основании.

25. Установления Православной Церкви, пользующиеся в настоящее время правами юридического лица, сохраняют эти права, а установления не имеющие их или вновь возникающие, получают таковые права по заявлению церковной власти.

 

Как это было у других

 

Все согласны с тем утверждением, что мы отстали. Различия в оценках сводятся к тому, отстали ли мы за последние семьдесят лет своей истории, или отставали и ранее, и таким образом мы имеем значительный стаж отставания.

И вот тут начинаются парадоксы. Если вопрос стоит о техническом отставании, то догонять следует, активно заимствуя технические идеи, конструкции, технологии, и таким образом ближайшие образцы для нас — Япония или Саудовская Аравия, блестяще демонстрирующие, что нет ни малейшей необходимости отказываться от собственной культуры, для того, чтобы набраться ума у чужой цивилизации. Однако, речь пойдет не о том: нам инкриминируется отставание социальное.

Мы совершили трагическую ошибку вселенского масштаба, прошли через революцию, преодолеваем ее последствия, и из преодоления последствий должны выйти вполне цивилизованной страной. Заметьте — страной, а не пустыней, не разрушенным пространством. Через революции прошли многие народы. И всякий раз революции проходили сходные фазы разрушения. В каждой последующей фазе истребляли деятелей предыдущей… Все революции оказывались исключительно кровавыми. Жозеф де Местр справедливо утверждал, что каждая революция порождена злоупотреблением власти, но последствия каждой революции неизмеримо страшнее последствий любых злоупотреблений любой власти. Французская революция пролила крови не меньше, чем русская, английская — не меньше французской. С поправкой, разумеется, на демографию каждой страны в каждую отдельную эпоху. А вот выходили из революций по-разному, и столь же неодинаково оценивали собственное прошлое.

Французы имели неосторожность свою революцию героизировать и романтизировать. Сохранили революционные цвета национального флага. Вполне «людоедскую» песенку сделали государственным гимном. Из поколения в поколение лучшие художники кисти и слова, сцены и киноэкрана превращали революционное наследие в часть национального стереотипа поведения французов. Народ в это поверил, и — поплатился. Францию трясло полтора века, в трех революциях, двух империях, двух реставрированных монархиях, в пяти республиках. Франция пережила генерала Буланже и вполне гражданскую диктатуру Леона Гамбетта. Попытку фашистского переворота. Франция терпела поражения в миоровых войнах, которые, правда, за нее выиграли другие, в основном — русские. И только стараниями великого француза Шарля де Голля уже на наших глазах Франция обрела стабильность. И все же навсегда перестала быть крупнейшей страной Европы. Жесткими мерами спасла себя от сокращения численности населения, жесткими мерами вынуждена защищать французский язык.

Англичане прошли через свое цареубийство, через свою гражданскую войну, свою диктатуру, свою реставрацию. У них, в отличие от французов и американцев, не было перед глазами подходящего чужого опыта. Но они проявили достаточно здравого смысла и отвергли революцию. Более того, сделали революционную тему неприличной. Об этом за столом не говорят, а, следовательно, не говорят в парламенте и в политическом клубе. Покаялись ли англичане? Покаяние (по-гречески «метанойя»): не битье себя кулаком в грудь с воплями о собственной мерзости, что некоторые хотят навязать русским, а перестройка ума. Англичане так и поступили. Добрая старая Англия — страна традиций. А, следовательно, страна высочайшей культуры, ибо покуда народ жив, тардиции — это, в сущности, и есть культура. Не станет англичан — не будет английских традиций, но и культура английская останется только в музеях. В английской традиции есть место викторианской благопристойности, елизаветинскому воинственному национализму, газонам, живым изгородям, вересковым пустошам и Королевскому Дубу. Есть место английскому завтраку и даже королю Артуру за круглым столом. Нет места революционным безобразиям.

На этом пути Англия обрела новый идеал — идеал джентльмена, — человека благовоспитанного, достойного, умеренного, уважаемого. Идеал оказался необычайно удачным. Английский слуга всегда немного подражал джентльмену, поэтому в Англии, как нигде, отношения слуги к хозяину были больше служением, чем прислуживанием. Английский унтер-офицер всегда немного подражал джентльмену-офицеру, и тем самым был промежуточной инстанцией по внедрению манер, достоинства, чести джентльмена в английском народе. В Англии не приходилось специально прививать ни почтения к учености, ни почтения к офицерской службе, как это было в Германии. Не приходилось, так как школьный учитель — джентльмен, а уж профессор — джентльмен, несомненно. Каждый британский буржуа стремился не только выглядеть, но и быть джентльменом — без этого не будет успеха в делах. Таким путем англичане выполняли сложнейшую задачу — восстанавливали уничтоженную революцией национальную элиту. На этом пути Англия стала «мастерской мира» и «владычицей морей». Пусть не самой богатой, но, видимо, самой благоустроенной страной в мире. Что явилось причиной такой блестящей победы? Только ли верность британской традиции, гений британской элиты и доверие к ней нации? Все это необходимо, но если верна этнологическая теория нашего великого современника Льва Николаевича Гумилева, англичане прошли революцию в фазе этнического надлома. На этом этапе процент пассионариев — людей у которых служение идее доминирует над стереотипом самосохранения, падает. Резко сокращается внутриэтническая солидарность. Ситуация в высшей степени подходящая для беспорядков и безобразий. Всякая революция — безобразия, а безобразие — это то, что не имеет образа.

С выходом из надлома в стадию инерции этнос, осознав утрату прежней энергии, стремится к идеалам умеренности. Пассионариев любят и берегут. Как национальное достояние. Но на первые роли в государстве не пускают — общество осторожно. Формируя новый идеал, новый национальный стереотип, открывая себе путь к могуществу и благосостоянию, англичане блестяще преодолели надлом и уверенно создали себе во всех отношениях изумительную инерцию.

Французы опоздали. Ровесники англичан, они должны были превратить в социальную революцию Фронду, и тогда, закончив с людоедством и безобразиями, сформировали бы свой новый национальный стереотип на фазу инерции. Но Фронда революцией не стала. Революция обрушилась на Францию, уже изменившую стереотипы, на Францию, уже пребывающую в инерционной фазе. И национальными стереотипами поведения стали революционные.

России повезло. Русский этнос, родившийся вХШ веке, на четыреста лет моложе французов и англичан. Наши безобразия приходятся на фазу надлома, начавшуюся двести лет назад, примерно во времена декабристов. Поэтому, вряд ли стоит верить тем, кто пугает разрушением генофонда в диких кровопусканиях советского времени. За выход из надлома дорого платят все народы, даже и без всяких революций. Для немцев это обернулось Тридцатилетней войной начала ХУП века, унесшей жизни двух третей тогдашнего населения. Оставшихся немцев хватило на классическую философию, германский романтизм, лучшую музыкальную школу Запада. Хватило на то, чтобы выстоять две мировые войны против численно и материально превосходящего противника. Хватает на нынешнюю процветающую Германию. Хватит и нам, если мы приложим усилия для выхода, если изберем правильные ориентиры. Нам предстоит формировать новые стереотипы, нас ждет инерция.

А что, если теория Гумилева неверна? Что, если мы не прошли революцию «во-время»? Тогда нам тем более важно изучать чужой опыт преодоления ее мрачных последствий. Сравнивать себя не с развивающимися странами наших дней, а с нынешними высокоразвитыми — тех времен, когда они развивались. Выйдет ли что-нибудь путное из Бразилии и Аргентины — мы не ведаем, а что получилось в Германии, Нидерландах, Швеции — знаем прекрасно. И обязаны внимательно изучать: как у них получилось. Компьютеры могут быть чужими, социальная Среда, политическая жизнь, система воспитания — только свои. И неизбежно мы должны больше напоминать Запад четырехсотлетней давности, а не наших дней. Если же возжелаем развлекаться как в Соединенных Штатах, — работая, торгуя, голосуя, как при социализме — останемся с социалистическими персональными компьютерами и общественными уборными. Если будем лицемерно заботиться о «правах человека» (босяков, бродяг, бомжей!), а не о полноправии граждан, ждет нас впереди не свободная Канада, а бюрократическая полицейская Мексика.

Нам ныне пытаются доказать, что мы обязаны радостно терпеть торгующее и выманивающее наше состояние ворье, дожидаясь, пока внуки ворья превратятся в Мамонтовых и Морозовых. Семьдесят лет нам лгали, что торговец — вор, теперь лгут, что вор — торговец.

Предки Морозовых и Мамонтовых были крестьянами. И когда кто-либо из «первоначальных накопителей» зарывался, тогдашняя «элита» бесхитростно драла «накопителя» на конюшне, а то и ссылала в каторгу. Не развитая система страховых компаний защищала гражданина от неплательщиков и банкротов, а долговая яма. Нет долговой тюрьмы — нет и ответственности предпринимателя. Перестали пороть? К тому времени, как перестали, «накопитель», подражая барину, как раз и превратился в известного нам Крестовникова или Хлудова!

 Во Франции XVII века поставщиков недоброкачественной продукции били палками и ссылали на галеры.

Стране нужен хозяин. Мы должны воспитать в человеке хозяина, твердят почти все от Валерии Новодворской до генерала Лебедя. Люди тысячелетиями так и считали. У древних греков метэки (лимитчики) не имели политических прав. Римляне пролетариев не брали в легион: не доверяли тем, кому нечего защищать. Казаки резко ограничивали права «иногородних», в том числе и имущественные. В средневековом городе — колыбели современной демократии — права приобретались высоким профессионализмом. И советский, и постсоветский режимы усердно разрушали самую основу воспитания хозяина-гражданина. Отправкой на комсомольские стройки и принудительным распределением молодых специалистов. Выращиванием бомжей и беженцев и отменой наказания за бродяжничество. Коллективизацией и продажей земли пришлым. Коммунальными квартирами, позорными четырехсоточными наделами огородных кооперативов, сносом частных домов в городах и разрушением корпоративного единства профессионалов высоких технологий. Темпы разрушения растут. Продолжают нарезаться Бог знает для кого смехотворные надельчики в перенаселенном Подмосковье, вместо законодательных мер, запрещающих дробление существующих участков. Продолжает разрушаться «военно-промышленный комплекс», не только эталон технической культуры, но и сфера, из которой могли выйти во множестве хозяева-граждане. Но процветает постыдный строительный комплекс, навязывающий русским выживание в железобетонных двадцатиэтажных бараках вместо жизни в собственных домах.

Не получится. Бродяг и босяков много после любой революции, и английские законы боролись с бродяжничеством помещением в работные дома и, даже, отрубанием ушей. Хозяином в России сможет стать только гражданин города Костромы, имеющий семью, дом, дело или службу, исполнивший свой долг в Вооруженных Силах или Национальной Гвардии, сурово решающий, кому в его городе можно торговать и основывать банк. В свободной и демократической (даже если еще и монархической!) России не сможет лимитчик из Баку стать депутатом, а лимитчик из Самарканда — главой крупной телекомпании.

 Позорные колодки, в которых помещали бродяг, мелких жуликов и мошенников, были сняты с площадей английских городов только в 1830 году.

В Греции времен Аристотеля сторонники аристократии посмеивались над монархистами, утверждая, что у тех в городе нашелся только один достойный человек, от того и власть вручена одному. Демократия рождается из сознания того, что достойных людей в данном обществе еще больше, а вовсе не из представления о «правах человека», неизвестно откуда взявшихся. Потому ранние демократии делегируют многие властные функции уважаемым корпорациям. В старой России за состоянием памятников культуры властно следило Императорское Археологическое общество. Бессловестных скотов оберегало Общество защиты животных.

 Действительный член Общества защиты животных мог приказать снять часть поклажи с перегруженного воза. Городовой полицейский был обязан привести такое распоряжение в действие.

В советский период зачатки настоящей демократии представляли собой ВООПИК и Общество охраны природы и набирали силу. Восстановлением реальной мощи подобных корпораций мы не только защитим свою среду обитания от варварства, но и сделаем серьезный шаг в воспитании гражданина и хозяина. Если же у нас миллиционер на рынке игнорирует требования санитарного врача, а общество через день не вышвыривает его со службы, а через неделю — из города, тогда нам и правда далеко до гражданского общества. Тогда последствия революции по-прежнему с нами.

Весьма многими осознается необходимость формирования новой элиты. Одной из целей революции как раз и является смена элит. Цель эта невыполнима, ибо каждый новый виток любой революции стирает с земли большинство ловкачей предыдущего витка. Но вот людоедство завершилось. Что же, повезло последним ловкачам? «Людям Термидора»? Те, кто об этом мечтает, только продлевает кровопролитие: никакое общество на это не согласится. Наверху не удержатся «вориши и нувориши». Наполеон и реставрация Бурбонов приведут к власти составную элиту, куда попадет и кто-то из новых, и кто-то из предыдущих, и, обязательно, недорезанные аристократы, остатки дореволюционной знати. Новую российскую знать не удастся скомпоновать из бюрократов и «новых русских». Но кое-кто из них попадает наряду с профессорами, дипломатами, офицерами. Наряду, без этого не получится, с выходцами из старого дворянства, духовенства, церковными интеллектуалами. И, быть может, аналогом британского джентльмена станет русский барин, человек традиции, носитель и хранитель русской культуры.

Новая элита всегда должна твердо обещать обществу нечто новое и серьезное. Англия, например, стала «мастерской мира» и «владычицей морей». Элита, обещающая «выживание», годится низам, черни, обществу она не подойдет. Не подойдут все, кто лишал страну ее территорий, посягал на национальные интересы, игнорировал и пытался унизить общество.

 После победы американской революции несколько сот тысяч верноподданных английского короля (законного!) были лишены политических прав.

 Изобличенные в католицизме не могли в Англии поступать на гражданскую и военную службу, удаляться от места жительства без разрешения более чем на 5 миль, приближаться к Лондону ближе чем на десять миль, приносить жалобы в суды! Эти ограничения сохранялись до 1829 года.

Россия — не Англия и Англией не станет. Но мы похожи на англичан более, чем на континентальных европейцев. У нас старинные земские традиции. Мыне любим бюрократии и бюрократов. Мы чтим Церковь, несмотря ни на что. Английские влияния на русскую культуру (взаимные!) были всегда плодотворны, тогда как французские — разрушительны.

Да и вообще, восстанавливая Россию, не подобает ли учиться на самых качественных образцах? Запад — тот учится и на наших достижениях, и на наших ошибках.