1. Как ты думаешь, отчего зависит мнение современников о том или ином человеке? О главе государства?

2. Выдели факторы, которые влияли на оценку современниками и потомками того или иного исторического деятеля. Дай обоснование своему выбору, ссылаясь на известные тебе исторические сюжеты или собственный жизненный опыт.

3. Прочитав предложенные тексты источников, раздели их на несколько групп, выделив позиции: современника, историка, иностранца, «смехача». Задает ли такое деление новый ракурс прочтения источников?

4. Проанализировав отзывы современников, уточни причины, от которых зависело их содержание. Постарайся ранжировать эти причины по степени значимости.

5. Какие социальные роли Александра III очевидны из отзывов современников? Существовала ли разница в прочтении современниками разных социальных ролей императора?

6. Какая из известных тебе оценок личности и деятельности Александра III представляется наиболее адекватной? Аргументируй свое мнение.

7. Сформулируй свое отношение к Александру III в варианте синквейна по схеме:

Существительное +

Два глагола +

Три прилагательных +

Заключительная фраза (не более пяти слов).

Далее нужны сноски на каждую цитату, или одну сноску на все.

И. В. Цветаев, историк, филолог, искусствовед, профессор Московского университета:

«Император Александр III – Государь, жизнью своей воплотивший в себе Народный Идеал Русского Царя-Самодержца».

 Г. В. Плеханов, народник, впоследствии один из родоначальников русского марксизма[1]:

«Целых тринадцать лет Александр III сеял ветер...».

Г. Л. фон Швейниц, германский посол в России[2]:

«Обреченный ежечасно опасаться за свою жизнь, зная о существовании многочисленных врагов, которые хотят на нем выместить свою ненависть за грехи его бюрократии, монарх может найти утешение лишь в любви простого народа. Сей действительно привязан к своему царю, видит в нем своего защитника от угнетения и ждет, чтобы он отнял землю у помещиков и передал ее крестьянам. Не следует переоценивать пользу этой любви крестьянской массы, и корыстной, и инертной, в деле восстановления государственного порядка, практической политики, общественной безопасности и финансов. Дворянство совершенно бессильно, бюрократия дискредитирована, так что необходимо было бы иметь какое-то среднее звено, уважаемое высшими и способное оказать влияние на низших, но возможности к созданию этого среднего звена отсутствуют, как, впрочем, и воля».

Анекдот эпохи Александра III[3]::

«Во время правления императора Александра III некий солдат Орешкин напился в царевом кабаке. Начал буянить. Его пытались образумить, указывая на портрет государя императора. На это солдат ответил: “А плевал я на вашего государя императора!” Его арестовали и завели дело об оскорблении императора.

Познакомившись c делом, Александр понял, что история гроша ломаного не стоит, и начертал на папке: “Дело прекратить, Орешкина освободить, впредь моих портретов в кабаках не вешать; передать Орешкину, что я на него тоже плевал”».

Из воспоминаний А. Н. Бенуа, русского художника[4]:

«И тут я увидел [в 1889 г.] Александра III совершенно близко. Меня поразила его “громоздкость”, его тяжеловесность и – как-никак – величие. До тех пор мне очень не нравилось что-то “мужицкое”, что было в наружности государя, знакомой мне по его официальным портретам… И прямо безобразною казалась мне на этих портретах одежда (мундир) государя, особенно в сравнении с элегантным видом его отца и деда… Но вот в натуре обо всем этом забывалось, до того лицо государя поражало своей значительностью. Особенно поразил меня взгляд его светлых (серых? голубых?) глаз… Этот холодный стальной взгляд, в котором было что-то грозное и тревожное, производил впечатление удара. Царский взгляд! Взгляд человека, стоящего выше всех, но который несет чудовищное бремя и который ежесекундно должен опасаться за свою жизнь и за жизнь близких! В последующие годы мне довелось несколько раз быть вблизи императора, отвечать на задаваемые им вопросы, слышать его речь и шутки, и тогда я не испытывал ни малейшей робости. В более обыденной обстановке … Александр III мог быть и мил, и прост, и даже “уютен”. Но вот в тот вечер в Мариинском театре впечатление от него было иное, я бы даже сказал, странное и грозное».

С. С. Татищев, историк второй половины XIX – начала XX в.[5]:

«По свойствам своего ума и нрава Александр Александрович представлял полную противоположность своему старшему брату [Николаю, умершему в 1865 г.]. По отзыву [его учителя] Грота, в нем не замечалось внешнего блеска, быстрого понимания и усвоения; зато он обладал светлым и ясным здравым смыслом, составляющем особенность русского человека, и замечательной сообразительностью, которую он сам называл “смекалкою”. Учение давалось ему … нелегко и требовало серьезных с его стороны усилий… Он любил учиться, на уроках допытывался до корня, усваивал, хоть и не без труда, но обстоятельно и прочно. Труднее всего давалась ему теория языков; любимым же занятием было чтение, преимущественно рассказов и путешествий».

В. Г. Чернуха, современный историк[6]:

«В Александре было много симпатичных черт, отступавших на задний план, когда он был “при исполнении”. Происходило это потому, что этот добропорядочный обыватель и прекрасный семьянин нес чужую (в буквальном смысле!) ношу, бремя единовластного правителя, не обладая нужными для этого качествами, кроме импозантной внешности, что, кстати, потом столь резко контрастировало с обликом его сына и преемника.

Александр III был достаточно самокритичен, чтобы ощущать это внутреннее несоответствие, так что предпоследний самодержец – трагическая фигура русской истории. Трагичны и последствия его 13-летнего царствования. Самое горькое, что история могла, кажется, пойти несколько иначе, и удар революции, видимо уже неизбежный, мог быть смягчен более гибкой и прогрессивной политикой. Ведь не он должен был занять трон, а его брат. Но будто злой рок тяготел над Россией: в XIX веке она занималась тем, что теряла время, отпущенное для преобразований, и происходило это по вине ее монархов. Внес свой вклад в дело затягивания не развязываемых узлов и Александр III, причем с самыми лучшими намерениями, считая, что упрочивает будущее своей семьи, династии, России и даже Европы».

 Анекдот эпохи Александра III[7]:

«На ротный смотр как-то приехал командующий Киевским военным округом, тяжело раненный на русско-турецкой войне, престарелый генерал-адъютант Михаил Романович Драгомиров. Про его чудачества ходили по России бесконечные слухи и анекдоты, между которыми самой характерной была история с телеграммой, посланной им Александру III. Драгомиров, запамятовав день 30 августа – именин царя, спохватился лишь 3 сентября и, чтобы выйти из положения, сочинил такой текст: “Третий день пьем здоровье Вашего Величества. Драгомиров”. На что Александр III, сам любивший выпить, ответил: “Пора и кончить. Александр”».

Р. С. Уортман, современный американский историк[8]:

«Наставники и советники Александра Александровича делали из него символ русскости – человека, который, несмотря на свой внешний вид, был по своей природе русским. Они делали так, чтобы великий князь казался русским, подчеркивая специфические черты, которые выделяли его на фоне европеизированного двора и которые они определяли как национальные. Они переменили полюса знаков, приписывая положительную ценность тем самым особенностям, которые заставляли его показываться при дворе не в своей тарелке. Они преподносили неловкость и необщительность в качестве знаков подлинности и искренности чувств русского человека, не затронутого двуличностью западной культуры. Его очевидную тупость они интерпретировали как интуитивное ощущение правды, не омраченной умствованием, а в его угрюмом упрямом характере видели источник силы и личной власти. Наконец, и это самое главное: его неразговорчивость и трудности с устным самовыражением стали знаками внутренней уверенности, пугающим молчанием эпического героя».

Л. А. Тихомиров, консерватор-монархист, бывший народник[9]:

«Император Александр III был не только выразителем идеи. Он был истинный подвижник, носитель идеала... В последние годы своей жизни он победил все и всех. Весь мир признал его величайшим монархом своего времени. Все народы с доверием смотрели на гегемонию, которая столь очевидно принадлежала ему по праву, что не возбуждала ни в ком даже зависти».

П. С. Ванновский, военный министр[10]:

«Это Петр со своей дубиной. Нет, это дубина без Великого Петра».

И. П. Белоконский, историк, писатель, деятель народнического движения[11]:

«В правлении царь всегда стремится быть единодержавным и ограничивает деятельность министров. Он, прежде всего самодержец, его власть от Бога, он верует в это и считает себя непогрешимым. Этот тупой и ограниченный ум, раз уверовав в божественное начало, руководящее им во всех его действиях, огражден непроницаемым щитом от всякого посягательства логики...».

Е. М. Феоктистов, писатель, цензор[12]:

«Нельзя отрицать, что в интеллектуальном отношении Александр Александрович представлял собой незначительную величину – плоть уж чересчур преобладала в нем над духом ... нередко случалось ему высказывать очень здравые мысли, а наряду с ними такие, которые поражали своей чисто детской наивностью и простодушием».

С. Ю. Витте, министр финансов[13]:

«Александр Александрович был совершенно обыденного ума, пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования... У Александра III был небольшой ум рассудка, но у него был громадный, выдающийся ум сердца».

Э. Диллон, английский журналист второй половины XIX в.[14]:

«Жена его, в молодости легкомысленное, живое создание, до страсти увлекавшееся танцами, под старость впала в ханжество; старший сын – эпилептик от рождения, придя в возраст, стал до неприличия увлекаться женщинами и, по словам придворных, не дает проходу ни одной женщине, чем часто возбуждает гнев своего отца; старшая дочь болезненна и некрасива, и сознание своего безобразия делает ее злой, нервной и невыносимой в обращении; средний сын Георгий болен неизлечимой болезнью. Таким образом, никогда еще, по общим отзывам, не царила во дворце такая мрачная, удручающая атмосфера, как теперь».

Лабораторное занятие № 6.  Образ исторического деятеля второй половины XIX в. (на примере реконструкции образа К. П. Победоносцева).

Работа с ридером