Вопросам этики Кант посвятил философскую работу «Критика практического разума». По его мнению, в идеях чистый разум говорит свое последнее слово, а далее начинается область практического разума, область воли. Ввиду того, что мы должны быть нравственными существами, воля предписывает нам постулировать, считать познаваемыми некоторые вещи в себе, как, например, нашу свободу и Бога, и вот почему практический разум имеет первенство перед теоретическим; он признает познаваемым то, что для последнего только мыслимо. В силу того, что наша природа чувственна, законы воли обращаются к нам в виде приказаний; они бывают или субъективно-действительны (максимы, волевые мнения индивидуума), или объективно-действительны (обязательные предписания, императивы). Среди последних своей несокрушимой требовательностью выделяется категорический императив, повелевающий нам поступать нравственно, как бы ни влияли эти поступки на наше личное благополучие. Кант считает, что мы должны быть нравственными ради самой нравственности, добродетельными – ради самой добродетели; исполнение долга само по себе составляет цель хорошего поведения. Мало того, вполне нравственным может быть назван только такой человек, который совершает добро не вследствие счастливой склонности своей натуры, а исключительно из соображений долга; истинная нравственность скорее побеждает склонности, нежели идет с ними рука об руку, и в числе стимулов добродетельного поступка не должно быть природной склонности к таким поступкам.

Согласно идеям этики Канта, закон нравственности ни по своему происхождению, ни по своей сущности не зависит от опыта; он априорен и поэтому выражается только в виде формулы без всякого эмпирического содержания. Он гласит: «поступай так, чтобы принцип твоей воли всегда мог быть и принципом всеобщего законодательства». Этот категорический императив, не внушенный ни волей Бога, ни стремлением к счастью, а извлекаемый практическим разумом из своих собственных глубин, возможен только при предположении свободы и автономии нашей воля, и неопровержимый факт его существования дает человеку право смотреть на себя, как на свободного и самостоятельного деятеля. Правда, свобода – идея, и реальность её не может быть доказана, но, во всяком случае, ее необходимо постулировать, в нее необходимо верить тому, кто хочет исполнить свой этический долг.

Высшим идеалом человечества является соединение добродетели и счастья, но опять-таки не счастье должно быть целью и мотивом поведения, а добродетель. Однако Кант полагает, что этого разумного соотношения между блаженством и этикой можно ожидать только в потусторонней жизни, когда всесильное Божество сделает счастье неизменным спутником исполненного долга. Вера в осуществление этого идеала вызывает и веру в бытие Бога, и теология, таким образом, возможна только на моральной, но не на умозрительной почве. Вообще, основанием религии является мораль, и заповеди Бога – это законы нравственности, и наоборот. Религия отлична от морали лишь постольку, поскольку к понятию этического долга она присоединяет идею Бога, как морального законодателя. Если же исследовать те элементы религиозных верований, которые служат придатками к моральному ядру естественной и чистой веры, то надо будет прийти к заключению, что понимание религии вообще и христианства в частности должно быть строго-рационалистическим, что истинное служение Богу проявляется только в нравственном настроении и в таких же поступках.

Свою эстетику Кант излагает в труде «Критика способности суждения». Философ полагает, что посредине между разумом и рассудком, посредине между познанием и волей находится сила суждения,высшая способность чувства. Она как бы сливает чистый разум с практическим, подводит частные явления под общие принципы и, наоборот, из общих принципов выводит частные случаи. Первая функция её совпадает с рассудком, при помощи второй предметы не столько познаются, сколько обсуждаются с точки зрения их целесообразности. Предмет объективно-целесообразен, когда он согласуется со своим назначением; он субъективно-целесообразен (прекрасен), когда соответствует природе нашей познавательной способности. Констатирование объективной целесообразности доставляет нам логическое удовлетворение, усматривание субъективной целесообразности приносит нам эстетическое удовольствие. Кант считает, что мы не должны наделять природу целесообразно действующими силами, но наше представление цели вполне законно, как субъективно-человеческий принцип, и идея цели, как и все идеи, служит прекрасным регулятивным правилом. Как догматы, механицизм и телеология несовместимы, но в приемах научного исследования они оба примиряются в пытливом искании причин; идея цели, вообще, много сделала для науки тем, что открывала причины. Практический разум видит цель мира в человеке, как субъекте нравственности, потому что нравственность имеет самое себя целью своего существования.

Эстетическое наслаждение, доставляемое субъективно-целесообразным, не чувственно, потому что оно имеет характер суждения, но и не теоретично, потому что оно имеет элемент чувства. Прекрасное, утверждает эстетика Канта, нравится всем вообще и необходимо, нравится потому, что мы рассматриваем его без всякого отношения к нашим практическим нуждам, без интереса и корысти. Эстетически прекрасное приводит душу человека в гармоническое настроение, вызывает дружную деятельность интуиции и мышления, и вот почему оно целесообразно для нас, но целесообразно только в этом смысле, и мы вовсе не желаем видеть в художественном объекте намерения понравиться нам; красота – это целесообразность без цели, чисто формальная и субъективная.

Императивы нужны для воли постольку-поскольку, воля не нуждается в императивах у Бога. Воля может поступать вне императива. Предполагает несовершенство волящего существа.

Императивы бывают гипотетические и категорические.

Гипотетические обусловлены (гипотетическая и абсолютная необходимость у Лейбница) определенными основаниями или условиями. Это предписания, выполнение которых ведет к достижению какой-то цели.

Категорический императив - безусловный, не обусловлен никакими целями, выполнение этого требования самоценно. Главное, то, что определяет суть нравственности. Гипотетический императив - вне понятия нравственности.

Гипотетические императивы обусловлены целью. Категорический императив ничем не обусловлен, безусловный императив. Это - единственная форма того, что годится для морали. Моральное требование не должно иметь никакой эмпирической обусловленности. Тогда у него нет содержательной стороны, оно имеет только формальную сторону. Это всеобщее формальное предписание. Кант четко различает форму и содержание. Его интересует форма.

32) Философские идеи эпохи Просвещения (теория естественного человека).

Но главным героем, центральным звеном философии эпохи Просвещения стал человек. Впервые со времен Возрождения ему придается такое значение и впервые в истории культуры человек рассматривается столь всесторонне. Дидро считает человека единственным центром Вселенной, без которого все земное потеряло бы смысл: “Человек есть единственный пункт, от которого все должно исходить и к которому все должно возвратиться” [230, с. 40]. Может быть, именно поэтому энциклопедисты и другие мыслители считали философию “наукой о счастье”, приведшей философов к рассмотрению природы человека и к поискам источников счастья в общественной жизни.

По поводу природы человека издавна существовали две точки зрения: одна предполагала, что человек — воплощенное зло, другая наделяла человека добрыми намерениями до тех пор, пока человек не изобрел неравенство. Немецкий писатель конца XVIII—начала XIX века Фридрих Клингер в романе “Жизнь Фауста, его деяния и гибель в аду” (1791) устами своего героя вопрошает: “Я хочу знать назначение человека, причину существования зла в мире. Я хочу знать, почему праведник страдает, а порочный человек счастлив. Я хочу знать, почему мы должны искупать минутное наслаждение годами боли и страданий”. И в другом месте: “Где же справедливость? Отчего мои таланты и страсти были предназначением скорее для злоупотребления, чем для благородных целей?” [260, с. 235, 236]. Здесь явно прослеживается первая тенденция в понимании человека. Вторая же является главным пафосом рассуждений Руссо: “Первый, кто напал на мысль, огородив участок земли, сказав: “это мое” и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн и убийств, от скольких бедствий и ужасов избавил бы род человеческий тот, кто выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы своим ближним: “Не слушайте лучше этого обманщика, вы погибли, если способны забыть, что плоды земные принадлежат всем, а земля — никому!” [266, с. 68]. Руссо, опережая свое время, считает, что по своей природе люди равны перед обществом. Это не является равенством физических или психических способностей человека, а равенство всех перед жизнью. Но, рассуждает он дальше, более сильный может обратиться с более слабым несправедливо, лишив его свободы. Справедливое же общество должно создавать равные условия для каждого человека, именно оно и будет способствовать воспитанию “естественного человека”.