Изучить - значит познать правильность того, что думали другие. История экономической науки призвана определять, чье суждение авторитетно. Поскольку российская экономичес­кая наука в конце 1980-х гг. была подвергнута остракизму, и в качестве высшего достижения стала навязываться система анг­ло-американских взглядов, составляющих economics, постольку определение классических произведений стало прерогативой англо-американских исследователей, таких как М. Блауг ^*

^*См., например: Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М., 1994.

Но данная им трактовка истории экономических учений, несмотря на неумеренно восторженные оценки издателей-рек­ламистов, будто для российских экономистов это в известном смысле книга «на вырост», не может претендовать на роль учебника, имеющего общемировую значимость. Книга М. Бла-уга — узкий взгляд на важнейшие фрагменты истории фунда­ментальной экономической науки Великобритании. Создание «глобуса» отдельно взятой страны лишь дополнительно отте­няет явные концептуальные провалы.

Во-первых, в книге «пропали» целые научные школы (на­пример, историческая), вскрывшие несостоятельность многих принципов так называемой английской классической экономи­ческой теории. В частности, нет ни слова о Фридрихе Листе.

Во-вторых, оказались «забыты», скорее всего вследствие на­ционалистических причин, не отдельные современные точки зрения, не кой-какие авторы, а целые «континенты» экономи­ческой научной планеты, например, теория «периферийного ка­питализма». Ее разрабатывали не англичане и не американ­цы. «Хуже» того, самый выдающийся представитель - арген­тинец Рауль Пребиш (Prebisch) (1901-1986). Сам собой на­прашивается вывод о том, что политическая напряженность в отношениях Аргентины и Великобритании отразилась в узости научного взгляда. Это, разумеется, заслуживает не сожаления, а открытого осуждения, делает неприемлемой в качестве обучаю­щей программы саму конструкцию истории экономической мысли, для которой историческая правда не является добродетелью.

В-третьих, несмотря на объемность изложения, наука ока­залась «запертой» в узких территориальных рамках старуш­ки Англии. Так, теория И. Тюнена включена в «Экономичес­кую мысль...» только потому, что автор сумел ознакомиться с переводом. Не будь перевода, не было бы Тюнена в «Ретро­спективе» даже в отдаленной перспективе.

В-четвертых, отсутствуют какие-либо положительные мо­менты или даже полунамеки в изложении иных национальных кономических систем, в частности, российской экономической теории. Какие проблемы стояли перед Россией и как она их решала, какие в связи с этим появились имена на научном небосклоне? Или отечественная, да и мировая наука, наподобие Луны светит только отраженным светом англо-американско­го солнца? Об этом не говорится ни слова.

Вероятно, рассматриваемый «подход» и достаточен с точки зрения подготовки специалистов в Англии для Англии. Но вот почему он «на вырост» для подготовки специалистов в России, у которой свой путь в мировой истории, совершенно неясно. Этот путь включает специфическую экономику и специфическую экономическую мысль. Нельзя забывать, что провал либерального экстремизма есть провал англо-американ­ской экономической науки и ее варианта списка классиков.

В лучшем случае можно было бы заимствовать методоло­гический подход к истории экономической теории. Но и такой тезис отнюдь не бесспорен. В терминах западной экономичес­кой науки экономическая теория Англии - это история «неви­димой руки» Адама Смита. Можно сказать, что это история, выраженная в безличных графиках. Экономическая теория России не анонимна, это история планов реформ, программ перестроек, это деятельная логика, история в лицах Ивана Гроз­ного, Петра I, Екатерины II, С. Ю. Витте, П. А. Столыпина, В. И. Ленина, И. В. Сталина, а подчас и Лжедмитрия I, Н. С. Хрущева, М. С. Горбачева, немощных К. У. Черненко и Б. Н. Ельцина, при которых в качестве советников состояли не столько экономисты, сколько врачи.

Экономическая теория в Англии - преимущественно час­тная наука, частное дело исследователя. А экономическая теория в России имела другую общую черту - огосударствленность. Если этого не знать или «забыть», как в русско­язычных вариантах англо-американских учебников, то на­циональную экономическую теорию в России просто не отыс­кать. С развитием кризиса, принявшего форму катастрофы, вместе с сокращением валового национального продукта пы­таются сокращать историю национальной экономической мысли.

Российская, английская или иная национальная экономи­ческая теория всегда часть мировой экономической науки. Нет таких наций или стран, которые обладают монополией на ис­тинную экономическую науку. Понимание этого факта связа­но с познанием мировой истории экономических учений для создания общезначимой экономической теории.