Психологический анализ обстоятельств уголовного дела позволяет диагностировать у Б-ва наличие признаков формирования патосек- суального состояния. Это выражается в следующем.

1. Исходное состояние во всех криминальных эксцессах харак- теризуется как выраженное состояние психологического диском- форта. Первоначально оно вызывалось собственно сексуальными потребностями. Описывая его, Б-в отмечал: «В этот день со мною что-то происходило. Мне чего то хотелось. Хотелось познакомиться с девушкой, отдохнуть с ней». Однако в дальнейшем появление такого состояния связано с каждым неспецифическим случаем эмоциональ- ного напряжения, требующим разрядки (ссора с женой, сексуальная депривация, скука и пр.).

Безуспешность поиска объекта удовлетворения сексуального влечения определяла постепенный рост эмоциональной напряжен- ности. «Так едя по городу и ни с кем не познакомившись, я был рас- строен». «Потом это надоело – ездишь-ездишь, выпрашиваешь, не получается. Возникла обида – одним парням везет, а я никак не могу найти девку, чтобы разрядиться. Появилось зло».

2. Случайная встреча с будущей жертвой вызывает резкую активизацию своего состояния («Увидел девочку – ну обратил внимание. Появились фантазии, надежда, что ее удастся с собой за- влечь. Боялся, что и она не поедет»). Причем по мере реализации пре- ступных намерений интенсивность переживаний еще более нарастает:

«В голове, что-то происходило, я чувствовал, что сзади меня сидит

девочка, меня это возбуждало. По всему телу бежали какие-то токи, мурашки, рождались всякие мысли, я искал уединенное место».

Причем, если в первых эпизодах сохраняется борьба мотивов, хотя и достаточно кратковременная, то в двух последних таковая отсутствует. Так, описывая эпизод N 2, Б-в показал, что когда девочка села на мотоцикл, возникло напряжение, собранность, страх того, что он делает. «Были мысли, чтоб ее ссадить, остановиться, но преодо- леть их так и не смог. Был неуверенным, как и что делать надо ли это делать вообще, как бы сам с собой боролся. Но все же победило желание». При описании последнего эпизода, он показал: «В голове были разные мысли, желания и когда она поравнялась со мною, я неожиданно (для нее и себя) схватил ее за руку. Видимо в результате мыслей и желаний, будто кто-то руководил мною».

3. По мере развития криминальной ситуации обнаруживаются изменения сознания в сторону психологического комфорта: бодрость, активность, предусмотрительность, улучшение самочувствия. Он действует уверенно, стремительно и целенаправленно. На допро- сах Б-в подробнейшим образом воспроизводит малейшие детали одежды жертв, их слова и действия. Обычно стеснительный и робкий в половой жизни с обеими женами, в криминальной ситуации он становится активным, решительным, агрессивным. Жестко подавив сопротивление  жертвы,  он  предъявляет  сексуальные  притязания в весьма грубой и вульгарной форме: «мы сейчас попробуем пое...... как взрослые, как в видиках это делают». В то же время даже в разго- воре с экспертами он избегает слов, связанных с сексуальной жизнью, используя выражения типа: «мы уже чем-то занимались» – речь шла о петтинге, «то, что происходит между мужчинами и женщинами», имея ввиду сексуальные отношения, и т.д.

4. Сексуальные переживания в момент криминальных действий, связанные с дефлорацией, значительно сильнее, чем в обычной по- ловой жизни, что неоднократно подчеркивал сам подэкспертный:

«Ее обнаженный вид очень возбудил меня. Она была очень краси- вая. Сердце у меня колотилось, в голове что-то переворачивалось, наплывало«; «Оттого что я имел половой акт с девочкой я получил удовлетворение, но все было как-то непонятно и необычно». В то же время речь идет именно о сексуальном удовлетворении. Болевые ощущения девочек, на которых он фиксирует свое внимание, вызы- вают положительные эмоции не сами по себе, а как свидетельства факта совершения дефлорации. Сопротивление жертв практически

отсутствует, не возникает необходимости преодоления их противо- действия.

5. После совершения сексуальных действий обнаруживается мобилизующий эффект эмоций, нарастание эмоционального на- пряжения, обусловленного реакцией на содеянное. В этих ситуа- циях он принимает решение об убийстве жертв с целью сокрытия сексуального преступления. Объясняя причины убийств, Б-в прямо указывал на это: «Делал, чтобы никто ничего не узнал. От этого было сильное напряжение, переживания, страх», «Она сказала, что они меня найдут с мамой по примете на моей щеке. Я испугался. Я решил избавиться от нее, задушить». «Боялся, что меня найдут, все узнают. Я думал и решил скрыть это – избавиться от нее. Я вспомнил, что делал уже это и решил сделать также – задушить ее».

Как уверял Б-в, намерения убить девочек возникало только в ответ на их угрозы разоблачения. Представляется, однако, что эти утверждения являются лишь элементом «легенды», объясняющей его криминальное поведение, либо способом психологической защиты «Я»13. Это подтверж- дается, в частности, тем, что во время и после совершения сексуальных действий он вытирал следы крови и спермы предметами одежды девочек (рубашкой, маечкой, трусиками). Несомненно, что к этому времени он уже знал, что вещи жертвам, больше не понадобятся.

От самих убийств удовлетворения не испытывал: «Было непри- ятно убивать и страшно». «Всего этого я не хотел, конкретно убийств и этих неприятностей, что-то во мне требовало просто сексуального удовлетворения. Ну а остальное раз уже начал – получалось как-то само по себе, автоматически».

6. Убийство приводило к дальнейшему росту эмоционального напряжения, которое к этому моменту достигало значительной глу- бины. В своих показаниях он пишет: «Мне было страшно. Я был весь в напряжении». «Все зашумело вокруг, пугал каждый звук»; «очень нервничал, что-то было с головой, был напряжен, чего-то боялся, всяких шумов, звуков».

Причем по мере продолжения преступной деятельности глубина и  напряженность  эмоционального  состояния  постепенно  нарас-

13 Речь идет о рационализации, которая характеризуется тем, что из всех воз- можных мотивов объяснения событий отбираются наиболее приемлемые для индивида. Этот механизм ведет к самообману, созданию иллюзорной «картины мира». Он не обеспечивает адекватности поведения, но актуально дает самоза- щиту и комфорт.

тают. Это обнаруживается, прежде всего, в усилении признаков постаффективной астении, как нарастание признаков физического, интеллектуального и эмоционального истощения в посткрими- нальный период. Если в первых преступлениях, признаки астении обнаруживаются после захоронения трупа жертвы и уничтожения следов преступления, то в последних эпизодах астенизация насту- пает сразу после убийства, и Б-ву требуется время, чтобы «отойти» и собраться с силами для сокрытия преступления.

Кроме того, в посткриминальный период у Б-ва обнаруживается постепенное снижение контроля над своим поведением, и он со- вершает совершенно несвойственные для него поступки. Так, на- пример, для Б-ва обращения к незнакомым людям психологически затруднительны. Однако в эпизоде N 3, после убийства приехав на реку, «чтобы обмыться и отойти: был в сильном напряжении, потный, грязный», и, встретив там какую-то компанию, попро- сил их налить ему водки. После четвертого эпизода, удаляясь с места происшествия, у случайно встреченного велосипедиста попросил закурить. Тот не только дал сигарету, но и предложил выпить. Выпили разведенный спирт. В своем обычном состоянии Б-в в соответствии со своими моральными нормами не пьет и не курит.

7. По мере развития преступной деятельности постепенно снижа- ется чувство вины за совершенные преступления. После совершения первого преступления «было страшно. Дети, иногда были случаи, мне снились». «Я ставил дома свечки, плакал,… я сожалел, что сделал это». Несколько раз ездил на место убийства: «они приходили мне во сне. Я приезжал вспомнить их«; «пытался с ними мысленно раз- говаривать». «Они уже стали как бы своими». Но «чем дальше – тем становилось спокойнее». В последних эпизодах он уже не испытывает столь острого чувства вины.

В то же время в динамике состояния подэкспертного в крими- нальной ситуации выявляются достаточно выраженные признаки патологического развития. Об этом свидетельствует обнаруживае- мое у Б-ва к моменту задержания снижение психотропного эффекта сексуальных действий, что может быть расценено как признак роста патосексуальной толерантности. Как показал подэкспертный, соб- ственно сексуальные действия не уже давали ему удовлетворения:

«во мне оставалась неудовлетворенность, жалость, что это было не- добровольно, не взаимно, как я о том мечтал, желал».

Еще одним неблагоприятным признаком является учащение криминальных эксцессов. Если первые эпизоды совершались им  с частотой один раз в 9-13 месяцев, то временной интервал между четвертым и пятым (последним) эпизодами составляет всего две не- дели. Это свидетельствует о том, что сексуальная агрессия постепенно приобретает для подэкспертного психологический смысл основного механизма, стабилизирующего его состояние.

Кроме того, следует отметить, что, по крайней мере, один раз (в эпизоде убийства мальчика) Б-в пережил состояние, аналогичное патосексуальному. Как уже отмечалось, агрессия в этом случае мотивирована резкой актуализацией фрустрации сексуальной по- требности. Он описывает свое состояние следующим образом: «хо- тел совершить какие-то развратные действия с девочкой, в голове что-то происходило, кружилось, переворачивалось от всяких вооб- ражений. Он мешал мне осуществить это. Я как бы сошел с ума, стал странным для себя. Я часто оцениваю себя со стороны, ощущение как буд-то во мне 2 человека и я ничего не могу сделать, когда это второе что-то творит, голова на его стороне. Неожиданно для себя я стал бить его. Это принимало для меня смысл как драки. Он пытался, как я оценивал ударить меня, кинуться, что-то сделать. Меня изма- тывали эти действия, и я решил поскорее закончить их. Я заметил железную полосу, поднял ее и уже ей добил его. Я хотел поскорее избавиться от него».

Таким образом, анализ поведения Б-ва до, во время и после со- вершения криминальных действий показал, что по мере продолжения преступной активности его состояние, хотя и не может быть диагно- стировано как собственно патосексуальное, обнаруживает признаки патологического развития. Сексуальные действия и убийство еще не объединены у него в единый психоэмоциональный комплекс. Это два вида криминальной деятельности, вызывающие у него разные по содержанию эмоциональные состояния: чувство удовлетворения – в первом случае, и переживания вины и страха – во втором. Однако по мере развития криминальной деятельности отчетливо видны тенденции сближения этих переживаний. С одной стороны, обна- руживается снижение интенсивности переживания чувства вины, а с другой, уменьшается удовлетворение, вызываемого собственно сексуальными действиями, и нарастают негативные эмоции, обу- словленные несоответствием реальности идеаторно отработанному сексуальному сценарию.

ВывОды

Психологический анализ показал, что по мере продолжения Б-вым преступной деятельности, совершения им все новых и новых преступлений, обнаруживаются признаки патологического разви- тия его личности. Причем специфическая динамика нарастающих деформаций типична для формирования аномальной личности по варианту «феномена Чикатило».

Характер обнаруживаемых нарушений психофизиологического, ценностного и рефлексивного уровней детерминации поведения Б-ва, а также специфические изменения структуры его личности в целом, позволяют утверждать, что патосексуальное развитие под- экспертного достигло второй по степени выраженности стадии, на которой криминальное поведения обусловлено неспецифической мотивацией. Причем надо отметить, что формирование отдельных психологических параметров, характеризующих личность и поведение подэкспертного, происходит неравномерно. По ряду показателей он уже вплотную приблизился к клинической стадии патосексуального развития, другие признаки еще не сформированы.

Все вышеизложенное позволило экспертам утверждать, что раз- витие личности у Б-ва еще не вышло за пределы доклинической, непатологической стадии. В то же время психологический анализ лич- ности Б-ва и особенностей его криминального поведения позволяет типировать его как многоэпизодного преступника с отчетливыми признаками серийности.