Эти исследования вошли в историю, они вдохновили целую плеяду писателей и кинорежиссеров, стали частью культуры (будучи ужасающе ошибочно интерпретированы)[1159][1160]. Ашу, Милгрэму и Зимбардо они принесли известность – отчасти печальную[1161]. И конечно же, эксперименты сильнейшим образом повлияли на научные установки: по данным интернет-сервиса «Академия Google», работы Аша цитировались больше 4000 раз, Милгрэма – больше 27 000 раз, а СТЭ – больше 58 000[1162][1163]. Просто для сравнения: в среднем количество цитирований научной статьи можно по пальцам пересчитать, причем за половину цитат нужно благодарить маму автора. А на изысканиях этой тройки ученых зиждется социальная психология. По словам гарвардского психолога Махзарин Банаджи, «первейший и самый очевидный урок СТЭ [и по умолчанию – экспериментов Аша и Милгрэма] говорит о том, что обстоятельства имеют значение » (курсив Банаджи).

Что же для нас поучительно? Благодаря Ашу мы узнали, что средний человек готов согласиться с абсурдными утверждениями ради конформизма, чтобы вписаться в социум. А также – спасибо двум другим экспериментам – что средний человек может совершать ужасающие вещи, просто подчиняясь, слушаясь и соглашаясь.

Значение этих экспериментов трудно переоценить, масштаб их влияния колоссален. Аш и Милгрэм (оба евреи, но первый сам эмигрировал из Восточной Европы, а второй родился в семье восточноевропейских иммигрантов) работали в период, когда послевоенный мир пытался вникнуть в причины нацистского «я всего лишь исполнял приказ». Исследования Милгрэма последовали за начавшимся несколькими месяцами ранее судом над Адольфом Эйхманом – человеком, ставшим олицетворением «банальности зла» в силу своей кажущейся абсолютной нормальности. Зимбардо начал изыскания во время Вьетнамской войны, когда мир ужаснула правда о резне в деревне Милай. Тридцать лет спустя СТЭ вспомнился со жгучей горечью: совершенно обычные, нормальные американские солдаты устраивали пытки и издевательства над иракцами в тюрьме Абу-Грейб[1164][1165].

Как интерпретировать результаты экспериментов? Зимбардо, придерживаясь самых крайних убеждений на этот счет, сформулировал теорию «бочки дегтя»: проблема не в том, что пара ложек дегтя может испортить бочку меда, а в том, что «бочка дегтя» испоганит любую попавшую туда ложку меда. Согласно другой его удачной метафоре, лучше не сосредотачиваться на каждом конкретном человеке с вирусом зла (подход «лекаря»), а попытаться понять, почему некоторые ситуации становятся причиной эпидемии зла (подход «общественного здоровья»). По выражению Зимбардо, «и вы, и я способны на любое – как плохое, так и хорошее – действие, когда-нибудь произведенное в мире, если нас заставят обстоятельства». Каждый может оказаться милгрэмовым «учителем», «надзирателем» Зимбардо или вставшим в строй нацистом. Милгрэм вторит Зимбардо: «Если бы систему концлагерей, подобных фабрикам смерти нацистской Германии, внедрили в США, то в любом среднем американском городе набрать туда персонал на работу не составило бы труда». Мы не устаем раз за разом повторять цитату из книги «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына: «…Линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека. И кто уничтожит кусок своего сердца?»[1166]

Другая точка зрения

Естественно, эксперименты на подобные темы, а также выводы из них, особенно из работ Милгрэма и Зимбардо, вызывают массу вопросов и споров. По поводу этичности этих экспериментов разразилась ураганная полемика. Некоторые «учителя» и «надзиратели», осознав, на что они оказались способны, так никогда и не оправились от психологического потрясения[1167]; жизнь многих участников исследований сделала крутой поворот[1168]. Ни один комитет по изучению человека не дал бы сегодня добро на эксперимент Милгрэма; в современной его версии респондентам приказывают, например, оскорблять «ученика» по нарастающей или причинять виртуальную боль не самим людям, а их аватарам (остаемся на линии)[1169].

Собственно научная сторона экспериментов Милгрэма и Зимбардо вызывает еще более существенные сомнения. Построения Милгрэма критиковали по трем основным пунктам, и самым яростным критиком стала психолог Джина Перри:

а) Милгрэм, возможно, подтасовывал некоторые данные. Перри проанализировала неопубликованные материалы и записи сессий и обнаружила, что «учителя» отказывались включать электрошок чаще, чем выходило по отчетам Милгрэма. Тем не менее, несмотря на раздутые, по-видимому, результаты, повторные эксперименты показали уровень «податливости» у 60 % испытуемых[1170].

б) Многие воспроизводящие исследования отклонялись от традиционных научных стандартов с последующей публикацией в академических изданиях. Большинство экспериментов воссоздавались для нужд кино или телевидения.

в) Согласно проведенному Перри анализу, самым важным просчетом в эксперименте оказалось понимание многими «учителями», – и таких было гораздо больше, чем докладывал Милгрэм, – что «ученик» на самом деле работает на исследователя и никакого болезненного удара током не получает. То же самое происходило и в случаях повторных экспериментов.

СТЭ спровоцировал еще более гневные возражения:

а) Больше всего споров вызвала роль самого Зимбардо в эксперименте: он назначил себя тюремным «суперинтендантом» вместо того, чтобы оставаться сторонним наблюдателем. Он определял правила поведения (т. е. инструктировал «надзирателей», что им позволено заставлять «заключенных» испытывать страх и беспомощность), и регулярно встречался с «надзирателями». Он был явно возбужден тем, как проходит эксперимент. По натуре напористый, убедительный и чрезвычайно харизматичный, Зимбардо был именно тем человеком, которому всегда хочется угодить. Таким образом, «надзирателям» приходилось не только подчиняться требованиям своей когорты, но и стараться потрафить самому Зимбардо; и эта его роль, сознательная или нет, почти наверняка подталкивала к крайним формам жестокости. Сам Зимбардо, человек гуманный и достойный, мой друг и коллега, подробно описал, как это исказило и результаты «эксперимента».

б) Перед началом СТЭ роли распределялись по жеребьевке, и две группы не отличались по личностным характеристикам. Это хорошо, только исследователи не учли, что выборка добровольцев изначально уже была не случайной. В 2007 г. провели контрольную выборку и проверили, кто откликается на объявления в газете о наборе добровольцев для экспериментов. Первое объявление приглашало людей для участия в «психологическом исследовании тюремной жизни» (добровольцев в СТЭ набирали, используя именно такие слова), а во втором объявлении слово «тюремной» опустили. Обе набранные группы добровольцев прошли тест на определение личностных характеристик. Важно, что «тюремное» объявление привлекло людей с более высокими показателями агрессии, авторитарности, социального доминирования и с более низкими – эмпатии и альтруизма. Непонятно, в какой мере и почему именно такое личностное устройство и у «надзирателей», и у «заключенных» повлияло на столь печально известный выплеск жестокости[1171].

в) И наконец, основа основ любой науки, ее золотой стандарт – независимая воспроизводимость результата. Если мы повторим СТЭ вплоть до торговой марки носков «надзирателей», получим ли мы такой же результат? Очень трудно воспроизвести столь крупномасштабный, специфический и дорогой эксперимент. Кроме того, Зимбардо опубликовал в профессиональных изданиях на удивление мало информации о постановке эксперимента; в основном он писал в журналы для широкой общественности (трудно не поддаться такому желанию, учитывая, какое внимание привлекли его изыскания). Поэтому известна лишь одна попытка контрольного эксперимента.

В 2001 г. двумя уважаемыми британскими психологами – Стивеном Райхером из Сент-Эндрюсского университета и Алексом Хасламом из Эксетерского был проведен т. н. тюремный эксперимент Би-би-си[1172]. Из названия уже понятно, что финансировала проект Би-би-си, и она же снимала на его основе документальный фильм. Организация эксперимента повторяла в общих чертах СТЭ.

Как часто бывает в подобных случаях, результат получился совершенно другим. Вот краткое описание достойных отдельной книги событий:

а) Заключенные организованно сопротивлялись «надзирателям».

б) Моральное состояние «заключенных» держалось на очень высоком уровне, а «надзиратели» чувствовали себя деморализованными и разобщенными.

в) Это привело к разрушению границы между «заключенными» и «надзирателями» и формированию коммуны на принципах сотрудничества и равномерного распределения власти.

г) Но ненадолго – лишь до тех пор, пока трое бывших «заключенных» и один бывший «надзиратель» не свергли утопистов и не установили драконовский режим; показательно, что у тех четверых были самые высокие показатели авторитарности по данным предэкспериментальных опросов. Когда новый режим стабилизовался за счет репрессивной власти, эксперимент прекратили.

Таким образом, вместо того чтобы воспроизвести СТЭ, англичане повторили скорее ФРЭ и РРЭ (французский и русский революционные эксперименты соответственно): иерархический режим свергают сопливые идеалисты, распевающие арии из мюзикла «Отверженные», которых затем пожирает режим большевиков или царство террора. Важно также помнить, что главари хунты, захватившей власть в конце эксперимента, еще до его начала имели высокие показатели предрасположенности к авторитаризму – именно это точно указывает на ложку дегтя в бочке меда, а не на то, что вся бочка была полна дегтя.

Но вот что более удивительно: Зимбардо раскритиковал этот эксперимент, утверждая, что сама его структура заранее свела на нет возможность воссоздания СТЭ, что распределение ролей на самом деле не было случайным, что съемки превратили научный эксперимент в телешоу… И вообще, как все это в принципе может служить моделью чего бы то ни было, когда «заключенные» захватывают тюрьму?[1173]

Естественно, Райхер и Хаслам в ответ на его критику напомнили, что заключенные де-факто захватывают тюрьмы, как это случилось в тюрьме Мэйз в Северной Ирландии, куда британцы поместили политических заключенных ИРА, или в тюрьме Роббенэйланд, где долгие годы содержался Нельсон Мандела.

Тогда Зимбардо назвал Райхера и Хаслама научно-безответственными и фальсификаторами. А они ему, уже без всяких околичностей, ответили цитатой Фуко: «Там, где есть [принудительная] власть, есть и сопротивление».

Пора успокоиться. Полемика полемикой, но два жизненно важных вывода из работ Милгрэма и Зимбардо бесспорны:

а) Под давлением необходимости подчиниться и встроиться в социум совершенно нормальные люди поддаются и делают ужасные вещи, причем процент уступивших намного выше, чем можно было бы предположить. Современные исследования нейробиологических процессов, сопровождающих милгрэмовскую парадигму «я всего лишь исполнял приказ», показывают, что даже при одних и тех же решениях порядок активации соответствующих участков мозга различается в зависимости от того, производится действие добровольно или по принуждению[1174].

б) И все равно – обязательно есть такие, кто не поддается.

Второму выводу никто из нас не удивится: мы знаем, как многие хуту погибали, защищая своих соседей тутси от карательных отрядов хуту, как немцы пользовались любой возможностью, рисковали всем, чтобы спасти других от нацистов; мы знаем человека, который рассказал правду об Абу-Грейб. Некоторые ложки меда остаются медом даже в целой бочке дегтя[1175].

Таким образом, жизненно важно понять, какие обстоятельства могут толкнуть человека на действия, выставляющие его в гораздо худшем свете, чем он о себе думал, или, наоборот, демонстрирующие такую его силу духа, о которой он и не подозревал.