Среди свойственного только людям в смысле устройства иерархий самое наше уникальное и недавнее изобретение – идея лидерства и выбора лидеров.

Как уже упоминалось, устаревшая приматология нелепым образом путала понятие высокого ранга и «лидерства». Альфа-павиан не является лидером, просто ему достается самое лучшее. А следуют все за мудрой старой самкой, которая идет себе по выбранному с утра маршруту в поисках еды – причем очевидно, что она именно «идет», а не «ведет».

А вот для людей характерны как раз «ведущие» лидеры, роль которых зиждется на понятии «общественное благо». Ясно, что под общественным благом и ролью лидера подразумеваются самые разные вещи, начиная от осады замка с командиром во главе и заканчивая экскурсией по наблюдению за птицами, которую проводит специальный гид.

И уж совершенным новшеством является идея выбора лидера – независимо от того, как это происходит: в итоге шумного одобрения всего клана, собравшегося вокруг костра, или по результатам трехлетней предвыборной президентской кампании, да еще увенчанной причудливым образованием под названием «коллегия выборщиков». Что же стоит за нашим выбором?

Одним из осознанных компонентов принятия решения относительно лидера является опыт и компетентность кандидата, а не убеждения по какому-то вопросу. Этот аспект настолько очевиден, что в одном исследовании, где имитировались выборы, 68 % голосов получили фотографии тех лиц, которые выглядели компетентными[1103]. Еще на решение, за кого отдать голос, влияют отдельные, никак не связанные с выборной должностью взгляды (например, при выборах районного ассистента по отлову собак учитывается его точка зрения на использование дронов для войны в Пакистане). Также для американцев срабатывает один специфический фактор, озадачивающий людей других демократических культур. Я имею в виду «лайкабельность» – способность располагать к себе, вызывать симпатию. К примеру, в ходе кампании «Буш против Керри» в 2004 г. политические обозреватели республиканцев предложили людям отдать голос – при выборе на самую высокую должность из всех существующих! – тому, с кем они предпочли бы выпить пивка после работы.

По крайней мере не меньший интерес вызывает бессознательная составляющая процесса выбора. Из двух кандидатов с одинаковыми политическими убеждениями народ проголосует за того, кто привлекательнее внешне, – этот фактор, вероятно, самый мощный. А принимая во внимание, что большинство руководителей и аппаратчиков – мужчины, можно считать, что люди будут голосовать за высокого, здорового человека с симметричным уверенным лицом, высоким лбом, хорошо очерченными бровями и сильной нижней челюстью – т. е. «настоящего мужчину»[1104].

Эта картина, как уже упоминалось в главе 3, вписывается в более общий феномен: привлекательных людей мы заранее мысленно «награждаем» положительными личностными качествами и высокими моральными стандартами, предполагая, что они более добрые, честные, дружелюбные и достойные доверия. И обращаемся с ними лучше: при одинаковом с некрасивым человеком послужном списке мы именно привлекательного возьмем на работу, дадим большую зарплату; за одно и то же преступление мы скорее осудим не вышедшего лицом, чем красавца. Мы имеем дело со стереотипом «красивый – значит хороший»; его прекрасно сформулировал Фридрих Шиллер в 1882 г.: «Физическая красота есть признак духовной и моральной высоты»[1105]. Если принять подобные взгляды, то становится понятным, почему физическое уродство, болезнь и раны видятся кармическим ответом на грехи. В главе 3 также рассказывалось, что в оценке красоты лица и моральных качеств задействованы одни и те же нейронные схемы в орбитофронтальной ПФК.

В игре участвуют и другие бессознательные факторы. В одном исследовании были проанализированы все предвыборные речи всех австралийских кандидатов в президенты за всю историю страны[1106]. В 80 % случаев победитель в своих речах использовал больше местоимений во множественном числе («мы», «нас» и т. д.), а это указывает на привлекательность кандидатов, которые говорят от лица коллектива.

Параллельно с этим неосознанно оцениваются контекст и обстоятельства. Например, в периоды военных конфликтов голосующие отдают предпочтение людям с более мужественными чертами лица и старшего возраста; а в мирное время – людям помоложе и с более тонкими, миловидными лицами. Далее, в ситуациях, где требуется сотрудничество между группами, выбираются люди с интеллигентными лицами; в других же обстоятельствах интеллигентные лица воспринимаются как менее мужественные и менее достойные[1107].

Все эти бессознательные предпочтения формируются очень рано. Детям в возрасте от 5 до 13 лет демонстрировали по две фотографии участников неких выборов и просили указать, кого из каждой пары они хотели бы видеть капитаном корабля. И дети выбирали выигравшего в 71 % случаев[1108].

Ученые, проводящие такие эксперименты, часто задаются вопросом, с какой целью в нас развивались подобные предпочтения; уж если быть честным, то результаты исследований сильно напоминают досужие «Сказки просто так». Например, анализируя предпочтение, отдаваемое в военное время людям с мужественными лицами, авторы отмечают, что высокий уровень тестостерона проявляется в более мужественных чертах лица (в целом верно) и более агрессивном поведении (неверно, см. главу 4) и что в военное время вы захотите увидеть лидером человека более агрессивного (лично я не очень в этом уверен). Таким образом, выбирая кандидата с более мужественным лицом, вы увеличиваете вероятность получить лидера, способного выиграть войну. А потом он еще и передаст свои гены потомству. Вот так.

Каковы бы ни были причины нашего выбора, основное, что хотелось бы подчеркнуть, – это мощность действия неосознанных мотиваций: пятилетний ребенок с 71 %-ной точностью демонстрирует, что существуют какие-то глубинные, общие для всех предпочтения. А уж потом наше сознание догоняет наше решение и пристраивается в хвосте таким образом, чтобы оно выглядело продуманным и разумным.