Несмотря на то, что Эмиль Дюркгейм более ста лет тому назад считал самоубийство явлением наиболее легко определяемым, до сих признается, что самоубийство не имеет адекватного определения. Широкие вариации определения суицидального поведения ведут к фактической невозможности их сравнения. Не прекращается дискуссия о таких понятиях как «суицид», «парасуицид», «суицидальное поведение». В настоящее время в суицидологии существует большое число слабо очерченных, часто перекрывающих или противоречащих друг другу понятий, таких как «парасуицид», «непрямой (скрытый) суицид», «полунамеренный суицид», «полупреднамеренный суицид», «хронический суицид», «протрагированный (продлённый) суицид», «органический суицид», «локальный (частичный) суицид», «суицидальный эквивалент», «бессознательное суицидальное поведение», «аутодеструктивное (саморазрушающее, деструктив­ное) поведение», «аутоагрессивное поведение» и др. Под «аутодеструктивным поведением» одни авторы, например, понимают опасные для жизни действия, не связанные с осознанными представлениями о собственной смер­ти, другие, наоборот, действия, способствующие продвижению в направлении более ранней физической смерти, над которыми имеется реальный или потенциальный волевой контроль, а третьи - действия, в результате которых существенный вред себе причиняется как вольно так и невольно и рассматривают в этих рамках не только суицидальное поведение, но и алкоголизм, наркомании и токсикомании. Понятие аутоагрессивное поведение несет в своем составе понятие агрессивность - одно из наиболее сложных и спорных понятий в современной психологии и спорность эта неизбежно переносится на понятие аутоагрессивного поведения. Некоторые авторы, рассматривая агрессию как форму социального поведения и взаимодействие как минимум двух индивидов, отказываются относить самоубийство к агрессивным актам.

Расширение сферы суицидологических исследований, терминологические разногласия в суицидологии и предлагаемая нами концептуальная новизна обосновывают необходимость создания нового максимально широкого понятия, включающего в себя как сознательную, так и бессознательную, как внешнюю, так и внутреннюю, как прямую, так и непрямую активность, направленную на сокращение и/или прекращение собственной жизни. С этой целью нами было образовано и предложено к научному использованию словосочетание авитальная активность. Под авитальной активностью мы понимаем биологическую, психическую и поведенческую активность, направленную на сокращение и/или прекращение собственного социального и биологического функционирования.

Прилагательное авитальная образовано путем добавления приставки а- к прилагательному витальный. Понятие витальный (от лат. vītālis – жизненный) широко используется в философии, биологии, психологии, социологии и медицине и обозначает различные стороны явлений, имеющих отношение к жизни. В научной и популярной литературе используются словосочетания: витальная активность, витальный тонус, витальные состояния. В философии витальная активность понимается как воля к жизни и основа бытия. В философской антропологии обсуждается витальная предопределенность активности человеческого бытия. В биологии под витальной активностью понимается эффективность обменных процессов и размножения у живых организмов. В психологии витальная активность включается в понятие деятельности и относится к проявлениям субъектности человека (Петровский В.А., 1993). В социологии понятие витальной активности применяется к совокупности живых объектов, например, витальная активность масс. В медицине витальный тонус рассматривается в ряду общей активности, сна, аппетита и других физиологических функций. В психиатрии выделяют витальные функции (пищевое, половое влечение) и рассматриваются витальные нарушения как расстройства влечений.

Термин авитальный в философии, психологии, социологии, психиатрии, психотерапии и суицидологии до настоящего времени не использовался, и поэтому, с одной стороны, мы имеем возможность наполнить его особым, необходимым нам смыслом, но, с другой стороны, должны четко обосновать необходимость и полезность его введения. Возможно ли и целесообразно ли называть активность, направленную на сокращение и прекращение собственной жизни, авитальной? Нет ли здесь противоречия в термине, поскольку частица отрицания а- скорее побуждает нас предполагать отсутствие некоего качества или некоего проявления. Так например астения противоположна стеническому состоянию, анергия – энергичности, асимметрия – симметрии, алогичность – логичности, аморальность – моральности и т.д. Во всех этих примерах частица а- образует существительные и прилагательные со значением отсутствия. Таким образом, прилагательное авитальный и существительное авитальность должны на первый взгляд буквально означать отсутствие или пассивное снижение такого качества как витальность , но не самостоятельную активность, направленную против витальной активности. В данном случае казалось бы логичнее использовать уже имеющееся понятие антивитальный.

Однако мы думаем, что понятие антивитальная активность было бы целесообразно использовать лишь в том случае, если бы мы на самом деле имели в виду исключительно активность, направленную против собственной жизни, но (1) в этом случае формирование нового понятия было бы нецелесообразно в силу его полной синонимичности имеющемуся понятию суицидальная активность, (2) понятие антивитальный имеет фиксированное значение в суицидологии и предполагает (что не совсем верно с лексической точки зрения) переживания, не направленные против жизни, но предшествующие появлению суицидальных мыслей и (3) предлагаемое нами понятие авитальная активность не равнозначно понятию суицидальной (антивитальной) активности.

Мы предлагаем использовать понятие авитальная активность как максимально широкое, включающее в себя пресуицидальную , суицидальную, парасуицидальную и асоциальную активность. Приставка а- вносит значение отрицания и/или отсутствия чего-либо (Современный толковый словарь русского языка, 2001) не отрицая при этом активности обозначаемого состояния или процесса (например, амнезия – не только пассивное забывание чего-либо, но и активный процесс, лежащий в основе защитного механизма вытеснения, амнистия – активное смягчение наказания, а амортизация – активное уменьшение повреждающего (букв. смертельного) действия. Практическая потребность введения термина авитальная активность впервые возникла тогда, когда возникла проблема обозначения единым термином всех форм активности, направленных не против, но на сокращение и прекращение собственной жизни: пресуицидальной, суицидальной и парасуицидальной активности и когда возникла необходимость подчеркнуть активность происходящих при этом процессов.

Помимо терминологических проблем перед нами встает проблема теоретического и практического доказательства существования феномена авитальной активности на биологическом, психологическом, психопатологическом и социальном уровнях, равно как и проблема вычленения и изучения возможных форм ее проявления. Концепция авитальной активности является новой в науке, поскольку традиционно принято выводить суицидальное поведение из ослабления витальной активности в результате воздействия внешних факторов риска, а не из усиления авитальной активности. Решение данных проблем является основной целью и задачами исследований Пермского образовательного научно-исследовательского центра авитальной активности.

Биологическое доказательство теоретической обоснованности концепции авитальной активности мы видим в открытом в конце XX века феномене апоптоза - программируемой клеточной смерти или так называемом клеточном самоубийстве. Оказалось, что снижение и прекращение витальной активности клеток растений и животных наступает не только в силу естественных процессов старения или внешних разрушительных воздействий, но и в результате собственной межклеточной и внутриклеточной авитальной активности, имеющей как генетическую обусловленность, так и специфические механизмы реализации и различные формы проявлений. Так называемые клетки-киллеры, не убивают, как это считали ранее, инфицированные клетки, а распознают их среди здоровых клеток и запускают их собственную клеточную программу самоубийства – апоптоз. Таким образом, доказано, что в клетке наряду с генетически детерминированной программой витальной активности, существует генетически детерминированная программа авитальной активности, запускающая клеточное саморазрушение и самоубийство при определенных условиях.

Феномен апоптоза является более прочной доказательной базой биологически предопределенной авитальной активности, нежели, например, многолетние попытки обнаружить жесткую генетическую обусловленность суицидального поведения или изучение нейробиологии суицидального поведения. Полученные в этом направлении результаты доказывают лишь участие соответствующих факторов в формировании суицидального поведения, но не объясняют механизм его формирования и, в частности, не отвечают на вопрос: является ли суицидальное поведение результатом снижения и/или нарушения витальной активности или оно является результатом появления и усиления авитальной активности. Феномен апоптоза наглядно демонстрирует принципиальную возможность существования биологической авитальной активности.

Различные формы авитальной активности были показаны и на индивидуальном уровне и положены в основу формирования так называемой теории влечения к смерти (Сабина Шпильрейн, 1909; Зигмунд Фрейд, 1920; Карл Меннингер, 1938). Известно, что многие живые организмы погибают непосредственно в момент воспроизведения потомства. Представители многих видов активно действуют в направлении повышения риска собственной жизни и даже жертвуют своей жизнью в момент полового соперничества, спаривания, ухаживания за потомством. В соответствии со второй дуалистической теорией влечений влечение к смерти является одним из двух базовых влечений, изначально заложенных в живом организме, и преобладание активности влечения к смерти над влечением к жизни обуславливает в частности появление феномена суицидального поведения. Известно, что большинство ученых критически отнеслись к теории влечения к смерти, и до последнего времени она практически не использовалась в теоретических и практических исследованиях, но здесь следует особо отметить позицию российских психологов относительно теории влечения к смерти. Известно, что, создавая теорию влечения к смерти, Фрейд опирался на предположения Сабины Шпильрейн (родившейся и умершей в России) о том, что наряду с сексуальным влечением существует влечение к разрушению и уничтожению жизни. Шпильрейн ссылается при этом на работу Ильи Мечникова (1905) «Этюды о природе человека», в которой была выдвинута идея «инстинкта смерти». Мечников полагал, что «данный инстинкт гнездится в глубине человеческой природы в скрытом состоянии». Идея влечения к смерти, сформулированная Зигмундом Фрейдом и уходящая корнями в идеи российских ученых, была хорошо принята многими российскими учеными. Л.С. Выготский и А. Лурия в предисловии к работе Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия», писали что «попытка объективно расшифровать темную «глубинную психологию» представляет собой живое свидетельство величайшей жизненности этого учения и его неисчерпаемых научных возможностей». На вопрос: не является ли объявление смерти целью всякой жизни – закладкой динамита под основы научной биологии, Л.С.Выготский и А. Лурия однозначно отвечают – нет. Они считают, что исследования Фрейда неокончательны и недостаточны, многие его термины не всегда точны, но они не антинаучны. Л.С. Выготский и А.С. Лурия утверждают, что теория влечения к смерти – первый случай в истории отношений между психологией и биологией, когда не психология заимствует у биологии основные понятия, объяснительные принципы и гипотезы, а биология одалживается у психологии, впервые научной мысли придан обратный ход: она умозаключает от анализа человеческой психики к универсальным законам органической жизни. Более того, считают они, в гипотезе о влечении к смерти органическое впервые тесно вводится в общий контекст мира.

Неорганическая материя обладает тенденцией к жизни, и при определенных условиях она неизбежно порождает жизнь, и если мы будем рассматривать влечение как некую общую тенденцию к направленной деятельности, как некий вектор, определяющий с одной стороны направление, а с другой — силу, то тогда влечением (тенденцией) к жизни обладает лишь неорганическая материя, а живая органическая материя будет обладать лишь влечением к смерти.

Смерть как прекращение жизнедеятельности организма и его гибель являются конечной и основной целью жизни, и качественное удовлетворение этого влечения равноценно понятию качественной жизни. Хорошо жить — это значит качественно умирать: не быстро и не долго, а именно столько, сколько заложено в нас природой, и именно теми способами, которые заложены в нас природой. Мы должны свободно «вбирать» в себя все то, что необходимо для нашей жизнедеятельности и «выбрасывать» из себя все то, что мешает ей. Эти способности касаются как системы хронификации жизни (обмен веществ) в целом, так и психических процессов в частности.

Если страх и боль — те ограничители, которые встроены в систему хронификации жизни, то агрессия и элиминация — те механизмы, которые последовательно обеспечивают процесс хронического умирания. Понимание агрессии как процесса включения в себя является оптимально удобным и полностью исключает все те ужасающие нелепости, которые нагромождены за последние десятилетия вокруг этого понятия. Агрессия как «включение в себя» и элиминация как «исключение из себя» составные части жизни как диссипативного процесса, осуществляющие тот самый обмен веществ, который традиционно рассматривается как обязательный атрибут жизни.

Агрессия как часть системы хронификации жизни, подчиняющаяся влечению к смерти, предусматривает интерес к различным объектам окружающей среды, способным так или иначе удовлетворить наши потребности. То, что мы называем интересом, аффиляцией, любовью и т.п., есть различные проявления агрессивного механизма, вслед за которыми следует фиксация и деструкция — частичное или полное разрушение в целях дальнейшей инкорпорации (включения в себя). Механизм элиминации выводит из организма все те элементы, которые, оставшись в нем, могли бы привести к ускорению процесса умирания.

Система агрессии и элиминации имеет отношение как к биологическому, так и к психосоциальному функционированию. Для качественной жизни необходимо уметь не только агрессивно усваивать необходимые элементы окружающего физического мира и выводить из себя все мешающие, но и агрессивно устанавливать необходимые психологические и социальные связи, а также качественно рвать их в случае их повреждающего действия. Точно так же, как существенные нарушения в процессах усвоения и выведения различных веществ — основа практики соматической медицины, нарушения в процессах установления и разрыва социальных и психологических связей — основа практики психотерапии. Нет необходимости здесь говорить, что никакой жесткой границы при этом между ними не существует. Нет такого пациента, который бы не страдал в той или иной степени от невозможности установить те или иные связи или ассимилировать некие модели поведения, или наоборот — от невозможности разорвать те или иные связи или избавиться от тех или иных моделей поведения.