Поэзия более не будет аккомпанировать. Она превратится в лидера. Это то, что с чем приходится жить поэтам.

Артюр Рембо

Джим был дикарем. Он постоянно жил на грани. У него внутри горел огонь. Джим всегда изучал жизнь.

Робби Кригер

Он был легендой своего времени и рабом этой легенды.

Виктор Гюго

К стене, ублюдок

Никто из заставших 1968-ой не смог еще адекватно объяснить, что случилось в тот год. Войны разоряли Юго-восточную Азию и Средний Восток. В Америке господствовали смута и беспокойство – не между регионами, как в прошлом, а между поколениями. В апреле убили борца за гражданские права – Мартина Лютера Кинга, и американские города превратились в жерла вулканов, извергавшихся расовыми бунтами. Два месяца спустя после того, как Роберт Кеннеди, сторонник прекращения военных действий, выиграл калифорнийское предварительное голосование по выдвижению кандидата в президенты, его застрелил палестинский террорист. Многие члены «Черных пантер» были убиты или ранены полицией. Европейских капиталистов лихорадило от радикальной коалиции студентов и рабочих. Французское правительство едва не свергли. Советская Россия отправила танки для подавления восстания в Чехии. «Черно-белые новости: дети телевидения кормились». Насилие. Жестокость. Репрессии. Напалм. Геноцид. Это был год, когда казалось, наступит конец света.

Апокалипсис сегодня.

Американская молодежь реагировала на это по-разному. Радикальные студенты, неистовые и бессильные, вопили: «К стене, ублюдок» своим учителям и копам. Студенческие организации делились на воинствующие группы, некоторые из которых делали бомбы и устраивали саботажи. Появился огромный всплеск интереса, проявляемого к восточным гуру и оккультным оракулам: гадальные карты «Таро» и «Книга перемен». Это было ведьмовское время, особенно в южной Калифорнии. От Топанги и даже дальше, вдоль Долины Смерти разочарованный сочинитель песен Чарльз Мэнсон и группа его пустынных хиппи-крыс трахались как сумасшедшие, проповедуя гнев и агрессию. «Тяжелый» было рабочим словом молодежи в этот год. Тяжелый метал. Тяжелые друзья. Тяжелая работа. «Она такая… тяжелая». Все смешки хиппи стали отражать на их лицах тяжесть суровой реальности. Люди выбрасывали свою яркую одежду 1967 года, отращивали бороды, пытаясь выглядеть как деревенские плотники. Движение коммун было положено отчужденной молодежью, ищущей умиротворения на старых фермах, отрекаясь от Америки.

И кто был предводителем повстанцев 1968? Американское поколение времен «детского бума», самого большого прироста населения за всю историю Америки, теперь выбирало «Джима Моррисона», как переменчивую, одетую в кожу, персонификацию мятежей и непокорности этого поколения. Пресса называла его: «мистический поэт физического раскрепощения» и «дерзкий кислотный евангелист». Нет и намека на иронию в том факте, что гениальный, но проблемный сын генерала был возвеличен контркультурой, чтобы заявить: «Нам нужен мир, и он нужен нам прямо сейчас».

В январе 1968 Doors была величайшей группой Америки. Никто не мог тягаться с ними талантом или мистицизмом. Джиму Моррисону предстояло написать их следующий альбом, который определенно должен был стать «тяжелым» шедевром, идеально отражавшим напряженность пылающих дней, в череде которых жили и умирали люди. «Electra Records» превратилась в корпорацию, накаченную долларами Doors, и давление на Джима стало невыносимым. Он ответил на этот творческий вызов бесконечными запоями, отчуждением почти всех, с кем вступал в контакт, позоря себя на публике, становясь жертвой вымогательств со стороны уличных проституток, губя концерты пьяными закидонами, разваливая группу и круша свою карьеру рок-звезды. Вероятно, это лучшее из того, что мог сделать Джим при сложившихся обстоятельствах. Было и еще кое-что не менее важное, довлевшее над Джимом – где-то под конец года беспомощные менеджеры Doors попытались отделить Джима от группы. Они взяли его на обед и сказали, что продолжая делить гонорары между участниками группы, он к старости потеряет миллионы долларов. Они уверяли, что Джим заработает намного больше, если начнет сольную карьеру, нанимая музыкантов для выступлений. Это была ловкая афера с их стороны. Они знали, что Джим недоволен группой, поэтому предложение могло сработать. Дженис Джоплин сказала, что уходит из Big Brother, и многие великие группы распадались – Cream, Traffic, Lovin’ Spoonful, Byrds (снова), Buffalo Springfield – когда звездные музыканты собирались друг с другом, чтобы создать «супер-группы». Согласно Манзареку, Джим так сильно не любил Денсмора, что хотел уволить его еще год назад. Другие участники составляли главный костяк группы – любители травки, никогда не зависавшие с Джимом в барах, где он часто появлялся. Джим не мог повсюду таскать с собой Doors. Они не пили. Рэй был помпезным и скучным. Робби ел с открытым ртом. Денсмор всегда на что-то жаловался. Джим теперь приезжал на выступления отдельно, со своим собственным антуражем, и так же покидал группу, когда шоу заканчивалось. Атмосфера в раздевалке Doors была мрачной и гнетущей. Перед выступлением Doors выглядели, как взвод перед боем, где каждый гадает, кто умрет в этот день. (Кстати, чувства неприязни были взаимны. Денсмор презирал безумие и монументальный эгоизм Джима и с опаской относился к тому, что группа зависит о чокнутого человека. Робби, как заявляет Денсмор, так же начинал испытывать все большую антипатию к Джиму, рассматривая будущее с Doors, как что-то временное).

Так что Джим созрел, и вполне могло родиться «Шоу Джима Моррисона!» Позднее он говорил, что другие звукозаписывающие компании предлагали ему взятки – дом в Беверли-Хиллс, «Ролс», четверть миллиона долларов в качестве бонуса – чтобы их юристы разорвали его контракт с «Electra Records», позволив ему петь для них. Джим лишь смеялся над ними. Doors заключили договор, подписанный кровью, и Джим не собирался разрывать его. По-любому, он вероятно знал, что уже написал лучшие песни и работы. Никто не сможет подняться выше первых двух альбомов Doors.

На следующем выступлении Джим бесцеремонно упомянул остальным участникам группы о том, что предложили ему Сал и Эш. Следующим утром Робби Кригер отправился к Жаку Хольцману. Шеф «Electra» спокойно отнесся к тому, что нужно избавиться от некомпетентных людей и ссудил группе пятьдесят тысяч долларов, чтобы они могли откупиться от своих менеджеров. Затем в акте осознанного презрения к бизнесу и самим себе, Doors назначили Билла Сиддонса – двадцати одного летнего дорожного менеджера, управлять величайшей рок-группой в Америке.

Робби: «Как ты смотришь на то, чтобы стать нашим менеджером?»

Билли: «И что нужно делать?»

Робби: «Ну, отвечать на звонки и, когда мы собираемся вместе, придумывать, чем заняться».

Позднее Doors скажут, что в их понимании все менеджеры занимались только телефонными звонками, да наблюдали за продажей билетов. Никто полностью не верит, но Жак Хольцман позволил нанять Сиддонса, потому что тот легко поддавался контролю и был похож на «сына» Джима Моррисона. К тому же никто кроме Билла не мог указывать Джиму, что делать, а что нет.

Билл Сиддонс: «Джим всегда делал то, что хотел сам, а не то, что другие люди. Он видел нас насквозь, в какие бы игры мы не играли. Он говорил с человеком и читал его, как открытую книгу. Он задирал только тех людей, которые выносили ему мозг. Он почти ничего не боялся. Его не заботило собственное благополучие, он не уважал авторитетов, прикладывая все силы, чтобы спровоцировать их. Он мог бы не подчиняться мне, доминировать, но понимал, что я говорю ему реальные вещи, то, как есть на самом деле. Я не мог заставить его делать все, что угодно, но он и не отмахивался от меня, понимая, что я говорю правду. Он вел себя словно «я не хочу смущать мальчишку» и соглашался со мной. Он всегда был в роли отца, а я в роли не глупого сына. Вот как это работало».

В первые месяцы 1968 дневная работа Моррисона концентрировалась в основном в нескольких прямоугольных кварталах Западного Голливуда, по соседству с художественными галереями, антикварными магазинами и дизайнерами (включая Руди Гернрейха, топлесс купальники которого стали скандальным течением в моде). Билл Сиддонс нашел офис по адресу 8512 бульвар Санта-Моника – ветхая квартира, занимавшая два этажа, где находился раньше антикварный магазин. Главная комната сохранилась за группой, как место, где они могут зависать и проводить прослушивания, в то время как этажом выше расположился офис Сиддонса и остального персонала. Джим настоял, чтобы ему выделили собственный стол, где он сможет читать фанатские письма и делать звонки. За углом, по адреса 962 Норт Ла Сьенега, «Electra» строила свою высокотехнологичную звукозаписывающую студию, которая в скором времени станет одной из лучших в стране. Памела Курсон переехала вместе со своим золотистым ретривером по кличке Сейдж в квартиру с одной спальней (№2) на втором этаже по адресу 8216 Нортен-Авеню, три квартала к востоку, между Харпер и Фаунтейн. Позднее в этом году она откроет свой бутик – «Фемида», расположенный через улицу от «Electra» по адресу 947 Ла Сьенега в здании «Clear Thoughts», где находился офис рок-менеджера Дэвида Геффена. Позднее на верхних этажах у Джима так же будет свой офис для производства фильмов.

В начале 1968 у Джима будет находиться почти в постоянном пользовании комната «32» в мотеле «Альта Сьенега», расположенном на пересечении Санта-Моника и Норт Ла Сьенега. Этот недорогой, ухоженный и чистый мотель станет фактическим домом Джима на следующие три года. Неподалеку находились любимые бары Джима: «Palms», «Barney’s Beanery», «Phone Booth» с девушками топлесс и его бар-сестра «Extension». В удобной близости через улицу от студии Doors находился магазин «Monaco Liquor», где у Джима был открыт счет. Он часто ел в летнем кафе ресторана «Golden District», южнее по Лас Сьенега.

Таким был район Джима. Внутри небольшой площади шестиугольных кварталов находилась его группа, два офиса, звукозаписывающий лейбл, его женщина и ее магазин, его убежище в мотеле, дружественные бармены, стриптизерши, работавшие в любимом гадюшнике Джима «Phone Booth», алкогольная лавка и все, что ему было нужно. В тот год Джим Моррисон, величайшая звезда Америки, часто гулял по Западному Голливуду и торчал в ресторане «Garden District», одетый в кожаную одежду, словно вырубленный из мрамора активный гомосексуалист, незащищенный, уязвимый, чувствующий себя уютно в знакомых окрестностях.

Теперь Джим должен был писать, штамповать хиты, и он черпал вдохновение в алкоголе. Он почти отказался от LSD и стал алкоголиком, жалким пьянчугой, который иногда, если никто не отведет его домой, отрубался в кустах пока мочился. Эпический запой Джима пугал и беспокоил всех, пленив одного из лучших молодых американских поэтов, введя в языческий ступор на следующие три с половиной года. В 1968 курение травы считалось классным, кокаин входил в моду в музыкальных и кинематографических кругах, а героин интересовал лишь тех, кому нужно было максимально заторчать. Напиваться пьяным (не просто пьяным, а в говно), падать, отключаться, оскорблять женщин, буянить, заставляя вышвыривать себя из клубов на Стрип, блевать на улице – все это было настолько не классно, не хипово, что никто не мог поверить в это. Другие Doors – медитирующие планокуры, потягивавшие органический яблочный сок во время звукозаписывающих сессий – и одержимый скручивать косяки продюсер Пол Ротшильд находились в унынии.

Ротшильд позднее теоретизировал, считая, что питьевое расстройство Джима усугублялось, вероятно, недостатком энзимов, симптомы которого соответствовали кардинальным переменам личности, происходившим с Джимом после утреннего принятия спиртного. Джим мог выпить две дюжины стопок виски и пару упаковок пива (по шесть в каждой) без видимого эффекта. Но затем еще одна стопка внезапно превращала его в спотыкающегося, пьяного психотика, вопящего: «Нигер!» на улице, мочась на публике, позоря себя. Это был скандал, и никто понятия не имел, что делать.

Несколько друзей говорят, что Пэм чрезвычайно расстраивало все это, и она настаивала, чтобы Джим посетил психиатра. Отец Памелы позднее говорил, что Джим посетил врача, чтобы угодить Пэм, и после «случилось что-то плохое». Говорят, Джим консультировался у кого-то пару недель, потом бросил. Заинтригованный врач начал звонить Джиму каждый день на протяжении недели, пока Джим не велел ему остыть. (Личность врача установить не удалось). Джим сказал Памеле, что доктор задавал много вопросов, и сессии проходили «довольно не плохо». Вот, как это было.

Коламбус Курсон позднее сказал: «Конечно, зная Джима, ты понимал, что невозможно разобраться подшучивает он над тобой или нет. Я мог только смотреть на него… сидящего там с психиатром, загружая того по полной».

Джим зависал с романистом Робертом Говером, автором культовой новеллы 1961 года «Сто долларов непонимания». Говер получил выгодную работу составить краткий биографический очерк о Джиме для журнала «Sunday» из «New York Times», и они уже встречались в Нью-Йорке, когда Джим был там в прошлый раз. Джим был молчаливым и рассеянным пока ел, в то время как его менеджеры («два мошенника», - как вспоминает Говер) болтали без умолку. Под итог Джим вывел Говера в парк и сказал, что менеджеров скоро уволят. Джим посмотрел на Говера и проворчал: «Понимаешь, я вообще-то поэт». Он вытащил записную книжку и начал читать вслух. «В каждой поэме было что-то особенное, вызывая желание услышать это еще раз, - позднее писал Говер. – Вот когда я познакомился с образованным, философским, поэтичным Джимом Моррисоном».

«Times» отказался от истории Говера, когда Роберт и его редактор не согласились с требуемым подходом, но Джим продолжил вертеться возле Говера. Как-то пьяной ночью Джим и Говер решили поехать на машине в Лас-Вегас, тогда еще мафиозный город игровых развлечений в пустынных землях между Долиной Смерти и долиной Парадиз в Неваде.

ОГЛАВЛЕНИЕ ³¹⁸

Нашли ошибку, напишите на admin@vavikin-horror.ru. Сделаем перевод книги лучше вместе :)

Сейчас главы выкладываются сразу в процессе перевода, можно сказать в черновом варианте. После завершения перевода всей книги, текст будет окончательно вычитан и книга выложена в свободный доступ для скачивания в fb2 и других форматах.

Спасибо всем, кто уже помог с вычиткой!

6.2 Да здравствует Лас-Вегас!

Запой Джима тщательно скрывался от боготворящих его рок-фанов. Для них Джим все еще оставался неподвластным богом с литературным уклоном и эрекцией, «Back Door Man», сексуальный жеребец, достающий копов, рок-музыкант, интервью которого, как только начали выходить за пределы альтернативной и андеграунд прессы, показали его мыслящим, утонченным и даже глубоким: «Я нашел, что музыка забирает мое воображение. Когда я исполняю мои песни на публике, это драматическое действо, но не постановка, как в театре, а социальный акт – реальное действие».

Другое интервью: «Музыка такая эротичная. Одна из ее функций – очищение эмоций, которое мы видим каждый вечер, когда играем. Называть нашу музыку «оргазмической», означает, что мы можем привести людей к некоему эмоциональному оргазму, с помощью музыки и слов. Концерт удачен только когда музыканты и зрители достигают некоего единения. Для меня это волнение, удовлетворение от понимания, что границ, разделяющих людей, становится меньше, хотя бы на один час».

И из записанного на пленку интервью: «Мы обращаемся к тем же базовым, человеческим нуждам, что и классическая трагедия или южные блюзы. Думайте об этом, как о спиритическом сеансе в атмосфере, ставшей для жизни враждебной, холодной, рестриктивной. Люди чувствуют, что умирают на неплодородных ландшафтах. Поэтому они собираются вместе на спиритический сеанс, чтобы читать заклинания, успокоиться, прогнать злых духов посредством молитв, песен, танцев, музыки. Они (шаманы) пытаются излечить болезнь, вернуть миру гармонию».

Еще Джим был очень забавным. Когда он не стеснялся, находился в кругу друзей, то смеялся и много шутил. Если он был в одном из любимых баров и кто-то подшучивал над ним по поводу «The End», Джим говорил: «Да ладно, чувак, хватит. Я не хотел трахать свою маму, - пауза. – Я хотел трахнуть твою маму». Так начинались драки в барах. Однажды Джиму едва не разбили голову стулом, брошенным в него разгневанным посетителем, пришедшим следом за Джимом в «Whisky». Вышибалы держали нападавшего, пока Джим и две девушки, пребывавшие с ним, не ушли из бара.

К январю 1968 Джим Моррисон редко покупал музыкальные записи, но достал новый альбом Боба Дилана – «John Wesley Harding», набор мечтательных песен записанных в Нашвилле с местными музыкантами. Джим слушал снова и снова «All Along the Watchtower» и «I Dreamed I Saw St. Augustine» в квартире Памелы на втором этаже, расположенной на Нортон-Авеню, вверх по выложенной красной плиткой лестнице, поднимавшейся из небольшого двора в стороне от улицы, за живой изгородью кактуса и олеандра. Джим держал у Памелы свои книги, выставленные в пластиковых ячеечных ящиках из-под молока. Джим любил читать в мягком кресле, укрывшись уродливой пурпурной махровой накидкой, пока Памела готовила ужин. Свечи горели днем и ночь.

Агент по рекламе из «Electra» - Диана Гардинер, жившая этажом ниже, вспоминает, что ссорясь, Джима и Пэм курсировали вверх и вниз по выложенной красной плиткой лестнице, как сумасбродные актеры в старых фильмах Лари Флинта. Пэм будет кричать: «Ты получишь свое, Джим Моррисон!» На что он кричал: «Нет, это ты получишь свое, детка, а я получу свое». Вскоре книги и одежда Джима летели через окно во двор. Джиму нравился альбом Дилана, и он даже позаимствовал некоторую лирику – очевидно по памяти, поскольку есть некоторые несоответствия – для одной из своих записных книжек.

В начале этого месяца Doors записали промо-клип для их следующего сингла «Unknown Soldier». Снятый в зернистом изображении, в стиле теленовостей андеграунда Марком Абрамсоном и смонтированный со вставками фильмотечного материала сцен Вьетнамской войны и развалившихся на траве хиппи, клип «Unknown Soldier» начинался с семьи собирающейся завтракать за столом, затем проявлял босоногую четверку Doors на пляже Венеции. Трое из группы несут индийские инструменты: таблы и ситары. Когда история песни о могилах и казни разворачивается, Дороти Манзарек привязывает Иисусо-подобного Джима – длинные волнистые волосы, небритый, грязный шерстяной жакет, нетрезвый вид – к сваям пирса вместе с букетом цветов оранжевой веревкой. Мелькает больше образов - вьетконговские трупы, запаленные зажигалками «Zippo» хижины, артиллерийские залпы – затем раздается звук смертельного выстрела, и камера показывает с четырех разных точек, как Джим отхаркивает кровь. Кровь капает на цветы, когда Джим падает, застывая гротескно на веревках. Другие музыканты играют индийскую музыку в изножье Дима, пока продолжается причудливо эмоциональная часть «It’s all over – war is over», а затем уходят по пляжу, унося свои инструменты. (Случайным подтекстом было, что троица Doors убила Джима Моррисона своими нудными медитациями и индийской духовностью). «Unknown Soldier» был смонтирован в январе и дебютировал в Нью-Йорке на следующий месяц. Но клип сочли слишком жестоким для обычных сетей и показали только по общественным каналам Бостона и Сан-Франциско.

В выходные 19 и 20 января Doors после трех недель отсутствия возобновили концерты, начав с выступления в «Carousel Theater» города Уэст-Ковина, расположенного недалеко от Лос-Анджелеса. В первый вечер Джим был великолепен, накачанный вибрацией музыки, падал на сцене и вскакивал к микрофону как по команде. Следующим вечером на той же сцене Джим был так пьян, что мог стоять, только держась за стойку микрофона. В течение последующей недели Джим начал систематизировать шесть секций из своей эпической поэмы «Celebration of the Lizard», которая должна была занять одну или две стороны пластинки нового альбома Doors. Группа намучалась, пытаясь связать секции вместе в нормальный, пригодный для прослушивания вид. Джим так же работал над другой большой поэмой «Texan Radio», основанной на кадансах библейских проповедников, которых Джим слушал в школе. Еще он представил группе «Orange County Suite» - сборник коротких поэм, посвященных Памеле. Группа ненавидела это.

Джим зависал с романистом Робертом Говером, автором культовой новеллы 1961 года «Сто долларов непонимания». Говер получил выгодную работу составить краткий биографический очерк о Джиме для журнала «Sunday» из «New York Times», и они уже встречались в Нью-Йорке, когда Джим был там в прошлый раз. Джим был молчаливым и рассеянным пока ел, в то время как его менеджеры («два мошенника», - как вспоминает Говер) болтали без умолку. Под итог Джим вывел Говера в парк и сказал, что менеджеров скоро уволят. Джим посмотрел на Говера и проворчал: «Понимаешь, я вообще-то поэт». Он вытащил записную книжку и начал читать вслух. «В каждой поэме было что-то особенное, вызывая желание услышать это еще раз, - позднее писал Говер. – Вот когда я познакомился с образованным, философским, поэтичным Джимом Моррисоном».

После той встречи Джим начал заскакивать в апартаменты Говера на пляже в Малибу, изучая коллекцию оккультных книг и выделывая фортеля, типа раскачивания на перилах балкона. Джим приходил в четыре и совершал рейд к холодильнику. Он будет снова и снова спрашивать Говера, как тот опубликовал свои работы. Как-то вечером, Джим вырвал пластинку с записью «Strange Days» из стерео-системы Говера и растоптал, дико матерясь. (Придя в следующий раз, Джим принес новую копию пластинки и предложил подписать ее). Иногда он приходил, закуривал косяк и приглашал Говера погулять по пляжу. На закате подруга Говера готовила ужин. Когда они будут садиться за стол, Джим бормотал: «А… я оставил чиксу… понимаешь… в машине». Подцепленная Джимом девушка, обычно очень молодая, приглашалась на ужин.

«Times» отказался от истории Говера, когда Роберт и его редактор не согласились с требуемым подходом, но Джим продолжил вертеться возле Говера. Как-то пьяной ночью Джим и Говер решили поехать на машине в Лас-Вегас, тогда еще мафиозный город игровых развлечений в пустынных землях между Долиной Смерти и долиной Парадиз в Неваде. Говер жил какое-то время там, и пел хвалебные песни Джиму, называя Лас-Вегас денежным концентрационным лагерем Америки. Джим хотел поехать на огромном куске детройтской стали Говера – «Олдсмобил 98», и говорил, что Памела планирует поехать с ними. Но прямо перед поездкой между Джимом и Пэм вспыхнул жуткий скандал. (Женщина, приближенная к Пэм, уверена, что Джим заразил Памелу триппером, и та была вне себя от злости). Поэтому Джим, Говер и его подруга поехали втроем.

29 января 1968. Джим ехал в пустыне целый день, мрачный, и они добрались в Вегас к закату. Они встретились с друзьями Говера, среди которых был черный парень по имени Дон Чейни и его подруга, и пошли в стрип-клуб «Pussycat a’ Go Go».

Джим, в своих узких кожаных штанах, бухой от вина и плана, был частью межрасовой длинноволосой группы в деревенском Лас-Вегасе. Джим начал искать неприятности. Это стало его наиболее задокументированное безумство. Выйдя из машины, он стрельнул у Говера сигарету и курил, пряча в руке, словно это косяк. Охранник на входе начал цепляться к нему, и Джим ответил охраннику тем же. «Почему бы тебе не пойти в жопу?» - протянул с южным акцентом Джим. Неожиданно охранник размахнулся полицейской дубинкой и нанес ему три коротких удара в голову. Шокированный, Джим отошел назад, шатаясь и обливаясь кровью. Охранник свалил одного из друзей Говера, попытавшегося вмешаться. Чернокожий по имени Чейни начал звать полицию. Во всем этом хаосе Джим не произнес ни слова – стоял, прислонившись к стене с окровавленным лицом. Копы Вегаса приехали и распластали провокатора-Джима на капоте патрульной машины. Джим начал бранить их: «Ах вы, трусливые свиньи. Мудаки. Гребанные, тупые, деревенские ублюдки. Я заберу ваши значки, и вы снова пойдете собирать мусор». Копы арестовали Джима и Роберта Говера, бросив их на заднее сиденье патрульной машины.

Говер позднее писал: «Это было не только наше временное затруднение, способное пробудить ангелов и демонов мести. Это было так же веяние времени войны во Вьетнаме, трудностей всех на планете несправедливо пострадавших от таких одетых в униформу придурков. Моррисон думал и чувствовал планетарно, а его разум имел опасную наклонность возвращения в прошлое, как если бы он был реинкарнацией языческого шамана, горевшего у жертвенного столба, снося мучения, и появившегося здесь, чтобы отомстить за ту ошибку и все другие. Когда его избивали имперские воины, он предпочитал погибнуть, вместо того чтобы замолчать. В сердце и душе Джима Моррисона был неконтролируемый гнев против несправедливости».

В полицейском участке сержант увидел длинные до плеч волосы задержанных и велел раздеть их и обыскать – унизительная процедура применяемая к хиппи. Затем копы распылили на Джима и Говера порошок от тараканов, заставили их нагнуться, раздвинули ягодицы и распылили «финальный взрыв задницы». Дежурившие в ту ночь копы загоготали. Джим и Говер были обвинены в пребывании в состоянии опьянения в общественном месте и нарушении спокойствия.

«К тому времени, когда нам предъявили обвинения, сняли отпечатки пальцев и бросили в камеру, Джемса Дугласа Моррисона было уже не узнать, - писал Говер. – Его взгляд был расфокусирован. Джим прерывисто дышал, словно огнедышащий дракон. Он забрался на высокую тюремную решетку и завопил: «Эй, Боб (презрительное обращение к полицейским), разве эти гребаные свиньи не самые уродливые ублюдки, которых ты встречал?» и прочие «нежности», рожденные его звучным голосом с четкой дикцией, бывшей его отличительной чертой, как певца. Не было смысла напоминать, что полиция Лас-Вегаса могла убить его. Какая бы сила не завладела его разумом, ей было плевать на его физическое здоровье или мое».

Подошли арестовавшие их копы и сказали, что встретятся с ними в частном порядке, когда в полночь закончится смена, а Моррисон и Говер выйдут из тюрьмы. Говер был в ужасе.

Подруга Говера вытащила их из тюрьмы под залог в одиннадцать тридцать. Они выскользнули из участка и пошли искать «Олдсмобил» на стоянке «Pussycat». Джим сел за руль, решив ехать по встречке. Чейни схватил руль, заставляя Джима ехать по своей стороне. Говер пересел за руль. Они поехали в Мулен Руж, где Джим захотел посидеть с группой джаз-музыкантов. Джим издал один из своих безумных «Back Door Man» криков, и музыканты просто перестали играть. Чейни, бывший крепким, как полузащитник в американском футболе, сгреб Джима и сказал, что если он не образумится, то не переживет эту ночь.

Они завершили гулянку в квартире друзей, слушая записи Doors. Чейни напрямую сказал Джиму, что не впечатлен этим «тупорылым дерьмом».

Джим вернулся в Лос-Анджелес на следующий день за рулем «Олдсмобила», пригласив Говера и его подругу на ужин, а затем в «Whisky», где представил глубокий анализ того, как Doors постепенно и методично распространят свою музыку в Вегасе, рафинировав ее в соответствии с требованиями осведомленной, понимающей публики. Джим объяснил, что теперь они должны писать песни фригидно и в студии. Отныне ему надлежало заводить тысячи вопящих подростков на хоккейных аренах, молодежь, которая ни хрена не понимала в том, что происходит. Джим сказал, что ему скучно и попросил подбросить его в мотель «Alta Cienega». Говер и его подруга вернулись в Малибу. После этого Говер не имел больше дел с Джимом.

Обвинения, выдвинутые в Неваде были сняты сразу, как только адвокат Джима получил отчет о задержанииые. Джим Моррисон больше никогда не был в Лас-Вегасе. Случившееся там станет не последней выходкой Джима, в базе которых лежали ссоры с неукротимой Памелой Курсон.

Февраль 1968. Как-то утром Америка проснулась, села завтракать, включила телевизор и в ужасе увидела, как босоногое крестьянское ополчение громит американские войска, захватывая крупные города Южного Вьетнама. Это стало легендарным Тетским (китайский новый год) наступлением, когда Вьетконг почти уничтожил армию Южного Вьетнама и их американских союзников. Южный Вьетнам уцелел ценой больших потерь. (Знаменитая цитата: «Нам приходилось уничтожать целые города, чтобы удержать их»). С того момента народ Америки понял, что Вьетнамский конфликт проигран. Война растянулась на одиннадцать лет и стоила американцам громадных, бесславных потерь.

Doors, честь им, делали все, что в их силах, чтобы остановить бойню. Они выпустили «Unknown Soldier» - проницательную и неистовую песню, ставшую олицетворением протеста. Клип «Soldier» предназначенный для телевидения был сразу забанен за жестокость и любительскую постановку, поэтому его показывали на концертах Doors, начиная со следующего месяца. Публика была шокирована, а некоторые решили, что видели одно из сильнейших антивоенных заявлений, когда-либо появлявшихся в американском кинематографе. Это было примерно в то время, когда, согласно делу заведенному ФБР на Doors (открытому, но сильно цензурированному), руководители радио-компаний Юга отправили письма директору ФБР Эдгару Гуверу, заявляя, что Doors распространяют вражескую пропаганду и подрывают гражданский дух непристойными выступлениями и антивоенными заявлениями.

ОГЛАВЛЕНИЕ ³¹⁸

Нашли ошибку, напишите на admin@vavikin-horror.ru. Сделаем перевод книги лучше вместе :)

Сейчас главы выкладываются сразу в процессе перевода, можно сказать в черновом варианте. После завершения перевода всей книги, текст будет окончательно вычитан и книга выложена в свободный доступ для скачивания в fb2 и других форматах.

Спасибо всем, кто уже помог с вычиткой!