Вооруженное нападение Азиатской конной дивизии на Советскую Россию и ДВР явилось основательным предлогом для Москвы и Читы ввести свои войска во Внешнюю Монголию, чтобы очистить ее от всех русских белогвардейских отрядов и в первую очередь от войск Унгерна. Гражданская война в России еще не окончилась.[233]

Враг Советской России Унгерн ушел в Монголию. Советское правительство, вполне естественно, могло ставить вопрос о разгроме Унгерна на чужой территории при условии, что Народное правительство Монголии не будет против вступления частей Красной Армии на ее территорию. Еще 16 марта 1921 г. Монгольское народное правительство обратилось к правительству РСФСР с просьбой об оказании военной помощи в борьбе с белогвардейцами.[234]

Хотя в Обращении прямо не говорится о вводе в Монголию советских войск, тем не менее эта тема звучит в нем довольно явственно.[235]

Временное народное правительство просит Правительство России предпринять энергичные меры с целью очищения территории всей Монголии от белогвардейцев, верит в мощь Красной Армии. Не прямо, а косвенно, с прозрачным намеком оно просит Москву ввести части Красной Армии в Монголию для изгнания оттуда войск Унгерна и всех других белогвардейских отрядов.[236]

Прекрасно понимая, что красные монголы не могут одолеть Унгерна, Временное народное правительство 10 апреля 1921 г. снова обратилось к правительству РСФСР с просьбой об оказании вооруженной помощи в борьбе с Унгерном и другими главарями белогвардейских отрядов 1 июня 1921г. состоялось совместное заседание Дальбюро ЦК РКП(б), представителей НКИД РСФСР, Реввоенсовета 5-й армии и правительства ДВР. На нем обсуждался вопрос о политике Советской России и ДВР в отношении Монголии в связи с начавшимся походом Унгерна в Сибирь.[237] Часть руководства ДВР - заместитель правительства Н.М. Матвеев, а также командарм 5-й армии А. Матиясевич - были категорически против обсуждавшегося на совещании военного похода на Ургу, называя его «недоброкачественной политической авантюрой». Матиясевич, в частности, сказал: «Занятие Урги - это одно, об Унгерне - другое. Унгерн в военном отношении нам не грозит. Вопрос об Унгерне надо отделить от захвата Урги - это вопрос дипломатический». [238]

3 июня A.M. Краснощекое посылает докладную записку Г.В. Чичерину о политическом положении на Дальнем Востоке, в которой останавливается и на вопросе борьбы с Унгерном. Он считает, что необходимо «очистить» Ургу и пограничный район от унгерновских войск и установить там монгольскую власть, которая «должна быть не Советской, а властью национальной и ставить себе целью не самостоятельность Монголии, а установление автономии на федеративных началах с Китаем при дружеских взаимоотношениях с ДВР». Монгольская военная операция, полагает он, явится демонстрацией силы ДВР и РСФСР, обеспечит безопасность тыла обоих государств и поддержит революционное движение в Монголии. Глава правительства ДВР по существу излагает решения, которые были приняты на совещании 1 июня .[239]

За вооруженную вылазку на территорию Советской России и ДВР Москва решила сурово наказать Унгерна, ликвидировать его. 16 июня Политбюро ЦК ВКП(б) постановило: оказать военную помощь монгольскому народу в деле ликвидации Унгерна, введя на территорию Монголии свои войска с соблюдением прав, порядков и обычаев страны. В соответствии с этим постановлением Г.В. Чичерин 22 июня сообщил Дальбюро ЦК РКП(б) скором начале военных действий против Унгерна на территории Монголии.[240]

Из Иркутска в Алтан-Булак выехали представитель НКИД РСФСР В.И. Юдин, начальник Политуправления войск Сибири В.М. Мулин, член реввоенсовета 5-й армии Д.И. Косич и начальник штаба А. Любимов. Они обсуждали с членами Временного народного правительства план борьбы против унгерновцев. Договорились, что войска России, ДВР и Народного правительства Монголии будут действовать совместно. [241]

Реввоенсовет 5-й армии накануне монгольской операции издал следующий приказ: «Военные действия на монгольской границе начали не мы, а белогвардейский генерал и бандит барон Унгерн, который в начале июня месяца бросил свои банды на территорию Советской России и дружественной нам Дальневосточной республики. Подтянув свои резервы, мы отогнали Унгерна от границ РСФСР, ликвидировали прорыв Резухина и нанесли им чувствительное поражение.[242]

Красные войска, уничтожая барона Унгерна... вступают в пределы Монголии не врагами монгольского народа, а его друзьями и освободителями.

Каждый народ имеет право строить свою жизнь, как он этого хочет, как захочет большинство народа. Освобождая Монголию от баронского ига, мы не должны и не будем навязывать ей порядки и государственное устройство, угодные нам. Великое народное собрание всего монгольского народа само установит формы государственного устройства будущей свободной Монголии». Далее в приказе говорилось, что части Красной Армии и красных монголов будут вести совместные боевые действия против Унгерна и других белогвардейских банд. Советские войска покинут Монголию, когда противник будет разбит. «Во избежание всяких трений и нежелательных недоразумений между Красной Армией и монгольским народом, -подчеркивалось в приказе, - при всех крупных воинских соединениях будут следовать официальные представители Народно- революционного правительства Монголии и представители Народного комиссариата иностранных дел».[243]

25 июня ЦК Монгольской народной партии обратился с воззванием к народу относительно вступления Красной Армии на территорию Монголии:

«В настоящее время совместно с нашей Народной армией выступают части Красной Армии великой Советской России, прибывшие оказать нам помощь. Монголы! Не бойтесь их, ибо они ничего общего не имеют ни с белогвардейцами Унгерна, ни с гаминами (китайскими войсками) которые занимаются только грабежами и убийствами. Красная Армия преследует великую цель оказания помощи угнетенным народам всего мира в деле национального освобождения без различия национальности и религии. Поэтому ее нельзя сравнивать с армиями империалистических государств, которые стремятся лишь к хищническому захвату чужих земель, имущества, людей и скота.[244]

Красная Армия выше всего ставит интересы народных масс, и никогда не позволит причинять страдания аратским массам Монголии.

Красная Армия вернется в Россию, как только покончит с унгерновскими и другими бандами…».

Согласно директиве помощника главнокомандующего по Сибири В.И. Шорина от 18 июня 1921 г., части Красной Армии и НРА ДВР должны были наступать тремя оперативными группами (колоннами) в тесном взаимодействии с монгольскими народными войсками. Главное направление движения войск определялось по линии Троицкосавск – Урга.[245]

На этом направлении действовали главные силы – 5-я кавалерийская дивизия, 103-я стрелковая бригада, монгольские народные части во главе с Сухэ-Батором.[246]

Группу войск главного направления возглавлял командир 5-й дивизии ВВ. Писарев. Вторая, меньшая, поисковая группа двигалась по левому берегу Селенги. Здесь наступали 105-я стрелковая бригада, 35-й полк Ропаровского, которым командовал И.К.Павлов, и отряд Чойбалсана. Колонну возглавлял военный комиссар 105-й бригады Б.Р. Терпиловский. Третья группа обеспечивала левый фланг наступающих на Ургу войск. Она состояла из частей НРА ДВР. Начальником всех трех колонн (Экспедиционного корпуса) был К.А. Нейман. Численность корпуса составляла около 10 тысяч бойцов (7,6 тыс. штыков и 2,5 тыс. сабель) с 20 легкими орудиями. Корпусу были приданы две бронемашины и четыре аэроплана.[247]

Советско-монгольскую границу охраняли 104-я стрелковая бригада и отряд Щетинкина. Этих сил было крайне недостаточно в случае, если Унгерн пойдет вторым походом на Сибирь. Это понимал командарм А. Матиясевич. 17 июня он доложил начальнику штаба помглавкома по Сибири Ф.Н. Афанасьеву: «Если мы бросим все на Ургу, а тыл прикроем одной пехотной д

бригадой и отрядом Щетинкина, то фактически оставим весь наш тыл для ударов противника, именно Резухина. Малочисленная бригада не может прикрыть нашей границы с Монголией протяжением 250 верст. В случае нового прорыва Резухина в тыл, парировать этот налет нечем, так как в тылу не останется ни одной не только конной, но и пехотной части» Но в штабе помглавкома не прислушались к дельному замечанию Матиясевича.[248]

26 июня Экспедиционный корпус начал поход, на следующий день он перешел монгольскую границу. Главная колонна двигалась довольно быстро, на пути в Ургу встретила только отряд Немчинова (300 сабель), разбила его; Немчинов с остатками отряда бежал на восток, в Цэцэнханский аймак. 6 июля передовой эшелон колонны (2-я бригада НРА ДВР и полк Сухэ-Батора вступил в Ургу, 6-7 июля в столицу Внешней Монголии вступили главные силы монгольской народной армии и правительство во главе с Бодо, 5-я кавдивизия, 308-й и 309-й полки 103-й стрелковой бригады.[249]

Занятие столицы имело большое политическое значение.Россия и Коминтерн верили в возможность мировой революции и делали все, чтобы разжечь мировой революционный пожар.[250]

По словам самого Унгерна, он знал, что после его первого неудавшегося наступления на Сибирь Красная Армия войдет в Монголию и двинется на Ургу. Урга для него уже не представляла политического значения, и он «не мог там твердо чувствовать» себя, поскольку монголы начали «тянуть на сторону Советской России» Поэтому при отступ_ени от Троицкосавска он, дойдя до р. Иро, свернул на запад – к реке Селенге и пошел на соединение с Резухиным.[251]

Части Красной Армии, НРА ДВР, Народного правительства Монголии, наступая на Ургу, потеряли из виду своего противника – Унгерна. Только 5 июля разведка 5-го кавполка обнаружила сторожевое охранение противника на левом берегу Селенги, в районе перевала Улан-Даба, в 40 километрах северо-восточнее монастыря Ахай-гун. Позднее было установлено, что Унгерн находится на левом берегу Селенги в районе монастыря Барун-Дзасака.[252]

Потеря из виду противника, незнание его местонахождения, безоглядное наступление на Ургу впоследствии привели к драматическим событиям: в результате неожиданного прорыва Унгерна в Сибирь Красная Армия потеряла сотни бойцов и командиров убитыми, мирное население тех мест, где проходил Унгерн, подверглось грабежам и убийствам.

Что касается командарма Матиясевича, то он находился в трудном положении. Войск у него по существу не имелось. Между ним и членом реввоенсовета 5-й армии Грюнштейном шли распри. Председатель ревкома и предреввоенсовета Сибири И.Н. Смирнов в Записке по прямому проводу Л. Троцкому от 9 августа 1921 г. сообщал: «Острые разногласия внутри Рев-совета между Матиясевичем и Грюнштейном разваливают работу, подрывают дисциплину в штабе. Матиясевич опустился, высиживает в штабе часы, работы нет». Смирнов предлагает Троцкому освободить

Матиясевича и Грюнштейна от занимаемых должностей. Находясь в таких условиях, Матиясевич едва ли мог оказать Нейману какую-либо помощь и тем более потребовать от последнего изменить что-либо в монгольской военной операции.[253]

Узнав, где находятся войска Унгерна, Нейман приказал 105-й бригаде повести наступление на противника, 5-й кавдивизии выступить на север – на р. Орхон (дивизия выступила из Урги только 15 июля). Для обороны в районе р. Джида штабом Экспедиционного корпуса было намечено формирование четырех «резервных» полков из тыловых и запасных частей.

18 июля 105-я бригада завязала бой с Унгерном в районе монастыря Барун-Дзасака, но барон не хотел воевать здесь с частями Красной Армии, так как у него уже был выработан план нового похода на Советскую Россию и ДВР.

Это видно из его письма Богдо-хану от 19 июля 1921 г.[254]

Унгерн писал, что ему «направляться в Ургу опасно», но он не собирается прекращать борьбу с Советской Россией. Он пойдет на север, в советскую Сибирь, там «увеличит свои силы надежными войсками» и вынудит Экспедиционный корпус уйти из Монголии на борьбу с ним. В таком случае, считал барон, «правительство Сухэ-Батора будет легко ликвидировать».Он предлагал Богдо-хан покинуть Ургу, где ему грозит опасность, и переехать в Улясутай. Унгерн клялся верности Бог до-хану и обещал ему свою помощь и поддержку. В письме белый генерал не преминул ополчиться с оголтелой критикой «красной партии» (большевиков), которая, по его мнению, является «тайной еврейской партией, возникшей 3000 лет тому назад для захвата власти во всех странах, и цель ее теперь осуществляется».[255]

Он уверял Богдо-хана, что большевики будут разбиты в «третьем месяце этой зимы». Письмо написано на монгольском языке, а свою подпись барон критикой «красной партии» (большевиков), которая, по его мнению, является «тайной еврейской партией, возникшей 3000 лет тому назад для захвата власти во всех странах, и цель ее теперь осуществляется».[256] Он уверял Богдо-хана, что большевики будут разбиты в «третьем месяце этой зимы». Письмо написано на монгольском языке, а свою подпись барон сделал по-русски .[257]

Содержание письма показывает уверенность Унгерна в том, что сибирское население активно поддержит его, он навербует дополнительные «надежные части», его войско значительно увеличится, что позволит вести борьбу с большевиками до полной победы, до свержения их власти в Сибири. Предложение Богдо-хану переехать в Улясутай носило коварный политический замысел. Бегство хутухты из Урги, занятой частями Красной

Армии и красными монголами, в отдаленный город, несомненно, взбудоражило бы население Монголии и могло привести его к расколу. Ругательная критика в адрес «красной партии» имела целью оказать моральное воздействие на Богдо-хана в том смысле, чтобы он понял опасность своего положения в Урге и покинул ее.[258]

Это письмо Унгерн писал (и, видимо, отправил) в день начала второго похода против Советской России. В первый поход, окончившийся неудачей, войско барона несколько поредело, но основные силы его сохранились. Выступая во второй поход, оно насчитывало примерно 4 тыс. человек. Это была конница. Части 5-й армии на 75 процентов составляла пехота. Объединившись с Резухиным и взяв на себя командование всем отрядом, Унгерн двинулся полевому берегу Селенги, т. Е. он избрал тот путь, которым шел Резухин во время первого похода. 4 тыс. опытных и закаленных в походах и боях конников под руководством опытного командира представляли определенную опасность для частей недостаточно укомплектованной из-за ошибок ее командования 5-й армии.[259]

Тактика Унгерна имела ряд особенностей. Если он хотел разбить ту или иную часть противника, то в бой вступал только превосходящими силами. Конная колонна в походе шла следующим порядком: впереди авангард силою вплоть до полка, сзади на определенном расстоянии арьергард.[260]

Бой обычно начинал авангард, если он не справлялся со своей задачей (противник его одолевал), то в бой вступали главные силы. Арьергард сдерживал натиск противника. В бою конники спешивались, становились на время пехотинцами. Кстати, большинство конников не имели сабель. Конем унгерновцы пользовались исключительно как средством передвижения.[261]

Мощным броском Унгерн быстро двигался на север, 24 июля он уже был в Джидинской долине, а 27 июля – в районе Селенгинской Думы. В этот период он практически не встречал сопротивления частей Красной Армии. Кавполк И.К. Павлова и отряд Щетинкина не могли настичь Унгерна, хотя и пытались сделать это: уж очень быстро передвигалась конница Унгерна.[262]

В Джидинской и Селенгинской долинах барон пытался навербовать в свое войско добровольцев из местного населения. Только в Селенгинской Думе на его сторону перешли несколько десятков бурят. На допросах Унгерн откровенно говорил, что местное население его не поддержало. Когда речь идет о местном населении, то имеется в виду прежде всего крестьянство. Оно неодинаково относилось к большевикам: часть сочувственно, а часть отрицательно. Это имело место и в 1919, и в 1920³⁷, и в 1921 гг.[263]

Часть сибирских крестьян, видимо большая, ненавидела власть Колчака и Семенова. Эта ненависть выливалась в восстания и партизанское движение.

Генералы Колчака подавили свыше 60 восстаний.[264]

Власть Семенова в Забайкалье была свергнута, уничтожена партизанскими движениями. Но часть населения Сибири ив 1921 г. еще проявляла некоторое недовольство советской властью, в ряде мест происходили митинги с критикой этой власти, забастовки, заговоры Тем не менее в целом сибирское трудовое население в 1921 г. поддерживало советскую власть, политика которой менялась, в стране начал вводиться нэп. Продразверстка заменялась продналогом. Для крестьян это было важным политическим и экономическим событием. Для Забайкалья 1921 год был урожайным, материальное положение населения несколько улучшилось. Народу осточертела трехлетняя гражданская война, он хотел мира.[265]

У Унгерна не было никаких шансов на то, что забайкальское население его поддержит. У него отсутствовали какие-либо прогрессивные лозунги и цели. Призывы уничтожить большевиков и евреев, возродить династию Романовых не могли привлечь людей на его сторону. Его необычайная жестокость по отношению не только к большевикам, но и к красным партизанам и их семьям порождала страх у жителей.[266]

31 июля Унгерн с 18 эскадронами подошел к Гусинозерскому дацану (главному монастырю Бурятии). Разгорелся жаркий бой с подразделениями Красной Армии. Обе стороны понесли значительные потери³⁹. Но Унгерн одержал победу, взял дацан, захватил четыре орудия и несколько сот

пленных. «Немедленно после боя, - пишет Рибо, - Унгерн распорядился пост роить пленных и, пройдя вдоль рядов, «по глазам и лицам» определил, кто из них является красными добровольцами и коммунистами, а кто достаточно "надежен" для того, чтобы вступить в наши ряды.[267]

Свыше сотни человек были отнесены им к первой категории; комендантской команде Бурдуковского было приказано тут же их уничтожить». На следующий день у северной оконечности Гусиного озера конная дивизия остановилась на отдых. Унгерн не знал, что дальше делать, куда идти. Ламы-ворожеи, которые всегда находились при нем, советовали ему идти к Байкалу и занять г. Мысовск. Но со слов пленных красноармейцев и местных бурят стало известно, что войска Красной Армии хорошо подготовлены к тому, чтобы отразить и разбить противника. Тогда барон послал полк к Новоселенгинску и захватил этот небольшой городок. Оттуда полк продвинулся на север, вплотную к поселку Убукун, который находится в нескольких десятках километров от Верх-неудинска и, стало быть, от Великой Сибирской железнодорожной магистрали. Однако дальше унгер-новские конники не пошли, ибо полковая разведка доложила, что со стороны Верхнеудинска на Убукун движутся советские войска.[268]

Основные силы Унгерна 2 и 3 августа находились на берегах Гусиного озера. 3 августа барон во второй раз взял дацан, приказал раздеть и отлупить лам якобы за то, что они уворовали какие-то вещи в его обозе. 4 августа фактически началось отступление конной дивизии. 5 августа под Новодмитровкой произошел бой, в котором Унгерн потерял 200 бойцов.[269]

Вечером того же дня он начал отступать по пади р. Иро - на Покровку, которую прошел в ночь на 6 августа, 7-го им был занят поселок

Капчеранский. Под натиском советских войск противник отходил на запад, нигде не задерживаясь. В ночь на 11 августа он переправился на правый берег р. Джида в районе станицы Цицикарской. Жители станицы говорили разведчикам НРА ДВР, что «отход Унгерна носит весьма спешный характер, населенных пунктов противник избегает».[270]

Западнее Модонкуля обоз конной дивизии застрял в болотах. Это уже была граница с Монголией, которую Унгерн перешел 14 августа. При подходе к р. Эгин-гол дивизия разделилась на две половины: впереди шла ко_ии_ (два неполных полка) под командованием Унгерна, а бригада Резухина сзади на расстоянии 20-25 км. Обе колонны шли в район монастыря Ахай-гун.[271]

На временно захваченной территории Сибири Унгерн вел себя как жестокий завоеватель, убивал целые семьи коммунистов и партизан, не щадя женщин, стариков и детей. Когда следователь спросил его, зачем он убивал детей, Унгерн ответил буквально так: «Чтобы не оставлять хвостов», Унгерн расстреливал попавших к нему в плен не только политработников, но и всех командиров Красной Армии.[272]

Союзник Унгерна Тапхаев также творил зверства в районе Акши – Менза. В поселке Шоной тапхаевцы вырезали даже детей. В селах Челах-Могло ли местное население поддерживать этих садистов? Конечно, нет. Унгерн, идя в поход, надеялся, что народ Сибири его примет с распростертыми объятиями, мужчины будут охотно вступать в его войско. Ничего этого не произошло и произойти не могло. Без поддержки населения он не мог создать хоть навремя территориальную базу, он не имел тылаПоражение в Сибири вызвало деморализацию унгерновского войска. При подходе к границе Монголии из 4-го полка (так называемого дисциплинарного) ушли пленные красноармейцы, составлявшие значительную его часть.[273]

Но Унгерн не собирался кончать воевать, у него созревали новые планы. Он намеревался уйти в казахские степи или на Алтай и там поднять казахов и алтайцев на антисоветскую борьбу На допросе 27 августа Унгерн заявил, что у него было и такое намерение: пройти всю Монголию и двинуться дальше на юг, чтобы «предупредить красноту» в Южном Китае, где началось революционное движение, т. С. Помочь Северному Китаю в борьбе с Южным революционным Китаем.[274]