Когда Павел сражался везде за истину, «с оружием правды в правой и левой руке» (2 Кор. 6, 7), корыстолюбие художников, ободряемое слепым суеверием Артемидиных почитателей, надоумило их изготовлять искусственные подобия её храма, которые покупались язычниками как некие святыни. Этой работой особенно славился и обогащался серебреник Димитрий. Собрав подобных себе ремесленников, Димитрий описал им всю опасность, которою угрожает их прибыткам распространение христианства. «Друзья,- говорил он им, - вам известно, что от этого ремесла зависит все благосостояние наше; между тем, вы видите и слышите, что этот Павел не только в Ефесе, но и почти во всей Азии переуверил немалое число людей в том, что боги, делаемые руками человеческими, не суть боги. Что выйдет из этого? То, что не только ремесло наше придёт в презрение, но и храм великой богини Артемиды ничего не будет значить, и ниспровергнется величие той, которую вся Азия и вселенная почитает» (Деян. 19, 25-27).
Выслушав это, толпа корыстолюбивых лицемеров, исполнившись фанатического восторга, начала кричать: «Велика Артемида Ефесская!». Возмущение тотчас распространилось по всему городу. Двое из спутников Павловых, македоняне Гаий и Аристарх, были схвачены. Наступила минута решительная и вместе с тем опасная. Явиться пред разъяренной толпой возмутителей значило бы принести самого себя добровольно в жертву их лютости, искать же спасения в бегстве значило бы изменить истине, изменить своим спутникам, которые находились в величайшей опасности. Павел избрал первое, но верующие удержали его. Между тем одни из возмутителей кричали одно, другие - другое, большая же часть собрания не знала, в чём обстоит дело. Поскольку Павла все почитали иудеем, то обвинение якобы в ниспровержении богов пало на иудеев (единственный случай, когда иудеи подверглись опасности за христиан, которые, по свидетельству истории, неоднократно терпели гонение за иудеев). Последние избрали некоего Александра, который должен был защитить их перед народом, сложив всю вину на Павла. Но узнав, что Александр иудей, язычники прогнали его со зрелища, и снова в продолжение двух часов кричали: "Велика Артемида Ефесская!"
Соблюсти порядок, уняв столь бурное волнение народа и освободив проповедников христианства от опасности, выпало одному книжнику, вероятно, благоприятствовавшему христианам. «Граждане Ефесские! - сказал сей искусный вития. - Какой человек не знает, что город Ефес есть служитель великой богини Артемиды? Если же в этом нет спора, то надобно вам быть спокойными, и не поступать опрометчиво. А вы привели этих мужей, не замеченных ни в святотатстве, ни в хулении богини вашей. Итак, если Димитрий и его товарищи имеют жалобу на кого-нибудь, на то есть судебные собрания, есть проконсулы… Мы находимся в опасности быть обвиненными в возмущении, происшедшем сегодня, так как нет законной причины, которою мы могли бы оправдать такое стечение народа» (Деян. 19, 35-40). Успокоенное этими словами, собрание рассеялось.
Из слов книжника видно, что проповедники Евангелия, открывая язычникам ничтожность их истуканов, не хулили, однако же, их богов. Пока ефесяне были уверены в божественности Артемиды, они без нарушения закона совести не могли спокойно слушать хулы на неё. Насмешки вообще ведут не к убеждению, а к досаде и ненависти. Наставляй, выводи из заблуждения, обличай, но, доколе не переуверишь, не издевайся над тем, что другой почитает священным.

В ЗАКЛЮЧЕНИЕ СТАТЬИ: в ходе трёх своих миссионерских путешествий, Павел, неуклонный исполнитель воли Божией, оказался способным, пусть даже на краткий период времени, отвлечь сознание людей древности от помышлений суетных, отъять от их мышления лукавый помысл видимаго сего жития, отвести от их существа обольщения пустые, стремления, чуждые истине и добру.

Усматривая в тусклом стекле тайны устроения мира Божьего, избранник Христов пытался объяснить бывшим своим единоверцам всю глубину трагедийности духовного их состояния. Трагедийность эта состояла в не стремлении к успокоению нервов и отдыху всего человека, а значит, - и к рождению новых состояний. Население Римской империи и стран Востока, подобно нам, вполне сознательно тянулось к миражам, хотя не одну тысяч раз убеждалось, что мираж – это не действительность. Ведь надо честно признать: «мы видим мир не таким, как он есть на самом деле, а таким, каким его делает наше воображение, наша воля. И каждый видит его по-иному, по-своему, часто ставя центром своего мира вещи ничтожные и вовсе не давая места тому, что единственно важно» [2, с. 35].