«Будь осторожнее с желаниями, они могут сбыться»: 1992-1993

В этот двухлетний период гранж был наиболее успешным: Nirvana, Pearl Jam, Soundgarden и Alice In Chains продавали альбомы миллионными тиражами, билеты на их концерты раскупались молниеносно, они появлялись на обложках журналов, их постоянно показывали по MTV. Но этот успех дорого обошёлся большинству гранж-групп, а также региону, который их породил.

Джек Эндино: 1992 был годом, когда Nirvana вышибли Майкла Джексона из чартов. Pearl Jam стали продавать миллионы пластинок, у Soundgarden дела шли всё лучше и лучше. Билеты на концерты отлично продавались, был фестиваль Lollapalooza. Всё перешло на новый уровень. Теперь были не просто упоминания в британской прессе, не просто эфиры на студенческих радио-станциях и разговоры о Сиэтле на инди-сценах. Теперь это была обложка долбаного журнала Time. В тот момент я думал: «О боже, что мы сделали?» Как говорится, будь осторожнее с желаниями – могут и сбыться.

Ким Тайил: Наши продажи стали платиновыми. Мы были последними, кто достиг платины. Хотя на нас делались ставки ещё за несколько лет до этого. А потом внезапно успех пришёл сразу к нескольким группам. Мы ещё даже не достигли «золота», а Nirvana уже были мультиплатиновыми. Наши продажи стали «золотыми» примерно в то же время, что и у Pearl Jam, а потом они просто взлетели. Alice In Chains тоже… Так много всего происходило. С этими четырьмя группами, с растущим успехом Sub Pop я ожидал, что Screaming Trees и Mudhoney выстрелят следующими. Было чувство гордости за всё наше сообщество и радость за успех наших коллег.

Эдди Веддер: Я был немного напуган, оказавшись тем человеком, чьё лицо печатают на автобусах. Совершенно внезапно появились такие биллборды от Чикагского радио или чего-то такого, и на них моё лицо – гигантское. Это произошло невероятно быстро. Мы такие: «А разве не нужно наше разрешение для этого?» А нам говорят: «Ну… вообще-то нет». И ты думаешь: «Хм, странно, мне казалось, люди должны получать разрешение для таких вещей, если они собираются использовать твоё изображение для продажи чего-либо». Выходили выпуски журналов – «Всё о Pearl Jam» или «Всё о гранже». «А для этого у нас не должны спрашивать разрешение?» – «Нет, не должны». И ты думаешь: «Надо как-то взять это всё под контроль, я не думаю, что они там выпускают продукт высокого качества. Кто вообще эти люди? Не связаны ли они с порно-журналами?» Я чувствовал себя так, словно меня мотает кувырком в стиральной машине.

Джефф Гилберт: Как только медиа стали использовать слово «гранж», всё покатилось к чертям. Ужасно. Это всё разрушило.

Стив Мэннинг: Я отчётливо помню, как я был на шоу в Crocodile, оглянулся и подумал: «Вау, я тут никого не знаю». Мы с Марком много говорили об этом, подмечая происходившие перемены. Неожиданно это больше не были те же самые люди – теперь это были люди с окраин.

Бен Рю: Мошпит стал очень жестоким на этих концертах. Раньше всегда было весело – прыгаешь в круг, видишь там 150-200 человек, и большинство из них тебе знакомы.

Нильс Бернстейн: Всё началось как раз тогда, когда я начал работать в Sub Pop. Как только Nirvana и Pearl Jam стали появляться на обложках журналов, медиа стал нужен какой-нибудь комментарий от Sub Pop – либо они пытались получить доступ к нашим группам, либо просили какое-то заявление от нас. Это был длительный период, когда каждый день звонили из BBC и с передачи «60 минут».

Однажды позвонили из благотворительной организации, что-то вроде Make A Wish Foundation, и там был ребенок, который умирал от лейкемии. Он был большим фанатом гранжа, и его мечтой было увидеть Pearl Jam или что-то типа того – в общем, приехать в Сиэтл. Наша секретарша, Дебби, взяла это на себя и всё организовала – подогнала расписания, со всеми договорилась: с Pearl Jam, Nirvana, Mudhoney и другими группами. Люди отдавали подписанные гитары. Пришел этот мальчик со своим другом, гранжевый подросток-старшеклассник. Он провёл целый день, общаясь с сиэтлскими рок-звездами. Было очень здорово – видеть, какое влияние теперь оказывают наши группы, не становясь при этом заносчивыми эгоистами. Дебби удалось собрать и организовать всех при помощи нескольких телефонных звонков. Рон Рейган-младший стал корреспондентом передачи типа «60 минут» по части сиэтлской музыкальной сцены, и нам нужно было содействовать ему во время его поездки в Сиэтл. Ходить с ним на шоу, в то время как его сопровождали десять человек в костюмах.

Джонатан Поунман: Были очень захватывающие моменты, но иногда происходящее просто ошеломляло. Всё было очень интенсивно – через какое-то время ты думал: «О, будут снимать фильм о Сиэтле с Мэттом Диллоном и Кирой Седжвик? Он будет основан на историях людей нашего возраста, живущих в Сиэтле в одно с нами время? Конечно, почему нет! Крис Корнелл и Pearl Jam будут сниматься в нем? Конечно, почему нет! Nirvana стали номером один? Конечно, почему нет!» Всё было настолько странно, что в итоге эта странность уже перестала шокировать. Жизнь шла дальше своим чередом. И в этом был определённый урок – независимо от того, что происходит в шоу-бизнесе в какой-либо период времени, ты по-прежнему идешь домой, слушаешь музыку, готовишь ужин, общаешься с семьей. Жизнь продолжается…

Джефф Гилберт: Это было похоже на жестокую шутку – Сиэтл не должен был стать популярным. У нас должна была быть просто такая крутая местная музыкальная сцена, и всё на том. Всем хотелось именно этого – ребята в группах думали, что они будут заниматься этим несколько лет, а потом им придется искать работу на стройке или быть где-нибудь арт-директором. Но потом все сильно изменились. Люди, с которыми ты раньше тусовался, болтал и пил пиво, теперь были слишком круты, чтобы с тобой разговаривать.

Я как-то решил подсчитать, сколько человек из тех, кого я лично знал, стали не просто миллионерами, но мультимиллионерами в тот период времени. Я насчитал пятьдесят три человека. Я помню, как Крис Корнелл был вместе со Сьюзан на концерте Metal Church на окраине Сиэтла, одетый в какую-то мешковину, просил у меня деньги на пиво. Это тот Крис, которого я знал и по которому скучаю; но потом все разбогатели, и я думал: «Вау, да вы, ребята, сильно изменились». Разве что Ким остался прежним – его не волнуют деньги. Раньше можно было поболтать с Джонатаном и Брюсом в Sub Pop, а теперь нужно было записываться к ним на прием. Что за хрень вообще? Alice In Chains – для них все дороги открылись. Они были в турах постоянно, их альбомы продавались, они были везде – денег было немерено. Когда такое случается, всё, что ты делал раньше, увеличивается в десятикратном размере. Это могут быть наркотики, алкоголь или беспорядочные связи с противоположным полом.

Дэвид Мейнерт: Крупные лейблы искали похожие группы, в результате чего стали появляться группы-подражатели. Теперь были Candlebox и это отвратительное второе, третье поколение одинаково звучащих групп, которые пытались подписать сделку с лейблом и стать известными. Это бросало тень на сиэтлскую музыкальную сцену.

Питер Багдж: В свете моего довольно низкого мнения о сиэтлской гранжевой моде я был поражён, когда модные журналы стали рекламировать её, как то, что стоит копировать. Это был пик иронии – когда что-то, изначально направленное против моды, в итоге возглавило её. Я до сих пор не могу понять, кто был движущей силой всей этой ерунды, потому что парни из Sub Pop хоть и посмеивались над этим, но в то же время энергично подпитывали всё происходящее.

Дэвид Мейнерт: Казалось невероятно тупым, когда на показах мод стали выставлять «гранжевую одежду». Я покупал вещи в секонд-хендах не потому, что это был такой стиль, а потому, что у меня не было денег.

Майк Айнез: Что было круто в сиэтлских группах – они играли в этих дерьмовых клубах и гаражах годами, прежде чем заключали сделку с лейблом. Это кардинально отличалось от того, как обстояло дело у групп в Лос-Анджелесе. Там люди играли два-три гига, и звукозаписывающая компания тут же отваливала им кучу денег, которую они могли потратить в студии, записывая дерьмовую пластинку. Сиэтлские группы действительно заслужили всё то, что с ними произошло. Они старались и добивались этого, и было очень здорово слышать, какие шедевры выходят у ребят.

Ким Тайил: Я думаю, у всего этого были довольно очевидные последствия, которые всем хорошо известны. Pearl Jam справлялись, но у них были свои проблемы – кто-то уходил из группы, кто-то приходил. Нам казалось, что мы справляемся довольно хорошо. Потом, конечно, через несколько лет проблемы настигли и нас – давления стало многовато, но всё же мы думали, что нам удаётся справляться намного лучше, чем другим группам. Причиной тому было то, что, например, для Nirvana и Pearl Jam всё произошло очень быстро и внезапно. Но в Pearl Jam были Джефф и Стоун, которые знали, чего ожидать, так как у них был опыт в Love Bone. Они упорно работали в этом направлении. Хотя, наверное, для Эдди и остальных всё произошло очень быстро.

Эдди Веддер: Досадно, но я не помню, чтобы я думал: «Вау, это действительно круто. Это всё, ради чего я работал; сбылась моя мечта». В каком-то смысле так и было. Но всё происходившее я мог бы сравнить с огромной волной. Самые лучшие волны – самые быстрые, они больше всего запоминаются. Если тебе удается оседлать большую волну – десять футов или больше – ты никогда этого не забудешь. Но также незабываемо, когда такая волна обрушивается прямо на тебя. И было похоже на то, словно катаешься на огромной волне, но знаешь, что она может обрушиться на тебя. Погребёт под собой, и кому-то, может быть, так и не удастся выбраться на поверхность. И вот ты словно пытаешься удержаться на этой огромной волне, и даже не хочешь отвести от нее взгляд, передохнуть, открыть шампанское, отпраздновать. Таких желаний не было, я гарантирую это [смеется]. Пожалуй, это и помогло нам удержаться на плаву. Я даже в тот период практически не пил. Моему горлу пришлось привыкать петь пять ночей в неделю, поэтому я и не курил тоже. Я, бывало, вёл себя как придурок, не желая быть рядом с курящими и всё такое. Я помню, что старался мыслить рационально и сохранять спокойствие, переживая этот опыт трезвым. И это был отрезвляющий опыт. Я чувствовал, что нам предстоит потерять некоторых из тех, кого мы любим… Нельзя получить столько всего, и при этом ничего не потерять – дружбу, отношения, что бы то ни было. В конечном итоге, мы были абсолютно правы, когда испугались всего происходящего.

Бен Лондон: Помню, приезжаешь куда-нибудь, и на флаере с рекламой твоего выступления написаны эти огромные буквы: «ИЗ СИЭТЛА». Однажды мы играли в клубе Emo’s в Остине, Техас. Мы готовились, и тут подходит парень и говорит: «Вы, ребята, из Сиэтла? Сыграйте Chains - я спою вместе с вами!» Он полагал, что мы все знаем песни друг друга. Был клуб в Айове под названием Hairy Mary, и он изнутри был полностью покрыт сиэтлскими флаерами. Наверное, кто-то из Сиэтла прислал их туда. Там были тонны рекламы Alcohol Funnycar, The Gits и 7 Year Bitch – флаеры, которые я делал собственноручно, были на стене в этом клубе!

Эдди Веддер: В Германии на наш альбом «Ten» приклеили стикеры, над которыми мы до сих пор смеёмся. Огромные стикеры с надписью: «Саунд Сиэтла» [смеётся]. Мы старались быть в курсе таких вещей, насколько это было возможно.

Том Нимайер: Всё становилось мерзким и подлым, в духе шоу-бизнеса. Вся невинность и искренность музыкального сообщества исчезла к 1992 году. То же произошло и с термином «сообщество» – теперь не было пути назад. Приходилось цепляться за воспоминания, за преданных читателей Rocket – только это и оставалось.

Эд Фозерингем: Я сделал выбор примерно в 1994, когда вышла OK Cola и всё такое, и было очевидно, что это всё достигнет уровня MTV и будет монструозным. Я влился в мейнстрим так быстро, как только мог. Ради бога, я начал работать на Neiman Marcus (магазин дорогих брендов), и для меня это было самой панковской вещью, которую я мог сделать.

Арт Чантри: В конце концов, как только появились большие деньги, все начали загребать их – каждый в свою сторону. Все разделились, а многие остались не у дел, размышляя над тем, что всё это было. Раньше все помогали местному сообществу, делали всё для него. А потом вдруг оказалось, что нет больше никакого сообщества. Только кучка людей, присосавшихся к деньгам.

Честно говоря, было несколько людей, которые разбогатели, но это их не испортило – Брюс Пэвитт хороший пример. Он вернулся, продолжая твёрдо верить в местное сообщество. Он помог многим людям из этой сцены, которые пытались пробиться и начать бизнес. Он финансировал их, причем давал им деньги тихо и тайно. Он помог многим, кто был на грани катастрофы. Так что я действительно снимаю шляпу перед этим парнем, потому что он и вправду верил в местное сообщество. Чего нельзя сказать о большинстве людей в Сиэтле. Сообщество стало для них чем-то, что можно было купить и продать.

Брюс Пэвитт: Я был очень впечатлён тем, что эта сцена смогла просуществовать так долго.

Блэг Далия: Большинство историй о группе Dwarves заканчиваются тем, что в центре них оказываюсь я. Кто-то переспал с уродливой девчонкой или стрелял где-то – сразу говорят, что это был я. Это весело, но это не всегда было правдой. Когда мы были в Европе с группами Supersuckers и The Reverend Horton Heat в 1993 году, Джон и Брюс приехали на концерт в Испании и отметили, что нам очень повезло всем поместиться в этом автобусе – нас было пятнадцать человек. То, как это выглядело, было очень похоже на рисунки рабовладельческих кораблей шестнадцатого века, где все свалены в кучу друг на друга.

Мы сказали, что у нас есть забавная идея – распустить слух, что Тот, Кого Нельзя Называть [замаскированный, часто обнаженный гитарист Dwarves] был убит во время драки в баре. Им это понравилось, они решили, что это весело, и в итоге многие журналы напечатали эту историю. Но как только это начали подвергать сомнению, их специалист по связям с общественностью, Нильс, быстро раскололся. Он испугался, что журналы больше не будут брать у него комментарии, а лейбл испугался, что каким-то людям вся эта шутка может не понравиться. В итоге они выпустили пресс-релиз, в котором говорилось, что мы их обманули и они нас бросают. В то же время они расходились с Caroline Distribution и переходили к Warner, так что наш альбом «Sugarfix» [1993] остался без какого-либо продвижения и не продавался.

Sub Pop потом заявляли, что специально проделали с нами этот трюк, но это уже была запоздалая попытка выставить себя передовыми и умными. По факту они просто напугались и запаниковали. С чего бы лейбл намеренно лишил себя продаж? Для справки, у нас тогда была только одна сделка с лейблом, и нас никто не бросал. И несмотря на их попытки выехать на успехе Nirvana, Брюс и Джон стали заклятыми врагами, уволили большинство ребят и так и не могли больше «выстрелить» ни с чем до тех пор, пока на их лейбле не появилась группа The Postal Service спустя десять лет.

Меган Джаспер: Помню, я чувствовала, что чем-то придётся пожертвовать. Всё это должно было закончиться – как когда у тебя есть старая собака, которую необходимо привести уже на задний двор и застрелить [смеется].