50--60-е годы -- начало нового периода в творчестве Чарльза Диккенса (1812--1870). Иными стали акценты и доминанты: укрепляется реалистическая сдержанность, сбалансированность посылок и выводов, гармония; в книгах ощутимо и большее жизнеподобие, и бомльший психологизм. Это время создания крупных, монументальных социальных полотен. Бальзак поставил перед собой задачу стать "секретарем французского общества". Диккенс так свои цели не формулировал, однако на страницах его романов 50-х годов постепенно сложился объемный, многомерный образ действительности: им был дан глубокий, социально и художественно убедительный анализ институтов, механизма общественной, политической и экономической жизни Англии.

Многие нравственные проблемы, которые были лишь намечены Диккенсом в романах 30--40-х годов, теперь получают глубокое толкование.

Это происходит в значительной степени потому, что этика по большей части не мыслится им теперь в отрыве от социального, как собственно и социальное понимается в этико-онтологическом аспекте бытия. Такой двуединый подход дал возможность Диккенсу, в раннем творчестве которого уделялось не так много места психологическому анализу, создать в эти годы образы, отмеченные психологическими прозрениями.

Изменилась и поэтика: романы все меньше напоминают огромные, бесформенные, хотя и полные очарования, здания. Поздним романам Диккенса присущи гармония рисунка, взаимоподчиненность и соразмерность частей. "Реалистическую доминанту" определяли в значительной степени и изменившиеся общественные настроения писателя, связанные с кризисным положением Англии в 50-е годы.

Серьезным бедствием для страны, и в первую очередь для английского народа, стала Крымская война, в ведемнии которой, по мнению Диккенса, проявилась крайняя бестолковость правительства. Серьезные недостатки видит он и в управлении внутренними делами страны. В начале 50-х годов разразилась страшная эпидемия холеры. Правительство, однако, бездействовало, и возмущенный Диккенс опубликовал в своем журнале "Домашнее чтение" обращение "К рабочим людям", которое в сложившейся ситуации прозвучало как революционный призыв. В его речах и письмах этого периода звучат весьма мрачные прогнозы относительно создавшегося положения: существующая система требует кардинальных изменений, народ не будет мириться с той ролью, что отведена ему в управлении страной. "Ничто сейчас не вызывает у меня такой горечи и возмущения, как полное отстранение народа от общественной жизни..." Он предрекает "пожар, какого свет не видел со времен французской революции".

Но все же, констатируя критическое положение, создавшееся в Англии, Диккенс, убежденный противник насилия, верный своей программе отрицания революционных преобразований, весьма настороженно относится к требованиям чартистов, новый подъем движения которых пришелся на 1854 г.

Неблагополучно обстояли дела и в личной жизни писателя. Сложные отношения с женой, приведшие в дальнейшем к разводу, и связь его с актрисой Эллен Тернан нанесли серьезный удар по этической цитадели писателя -- семейной жизни. Ему теперь уже трудно было верить в спасительную роль домашнего очага.

С такими настроениями Диккенс создавал свои большие социальные романы: "Холодный дом" (1852--1853), "Крошка Доррит" (1855--1857), "Тяжелые времена" (1854).

Ни в одном предыдущем романе Диккенса нет такого ощущения социальных взаимосвязей, нет и такого глубокого осмысления судьбы каждого отдельного индивида в соотношении с судьбой целого класса и -- шире -- всего социального организма. Личные тайны, скрытые завещания, совершенные злодейства не только вехи, которыми помечены частные судьбы, они -- производное от общественных процессов. В тайнах тоже есть свои закономерности, раскрывшись, они обнажают скрытые пружины огромного социального организма.

Для организации и изображения такого сложного содержания писатель ввел в свои романы образы-символы, образы-аллегории, одновременно реальные в своей соотнесенности с объективной действительностью Англии его времени и фантасмагоричные в их художественно-философском звучании, -- Канцлерский суд в "Холодном доме" и Министерство Волокиты в "Крошке Доррит". Канцлерский суд -- бюрократическая, по роду своей деятельности реакционная и паразитическая организация, губящая физически и нравственно каждого, кто хоть в какой-то степени соприкасается с ней. Нескончаемая, длящаяся десятилетиями тяжба "Джарндис против Джарндиса", в которую втянуто большинство героев романа, имеет своей параллелью, на что постоянно указывает Диккенс, правительственную неразбериху кабинетов Будла и Кудла. Деятельность этих министров, для которых Диккенс подобрал сатирически звучащие имена, направляется сэром Лестером Дедлоком, наделенным не менее говорящей фамилией (deadlock -- тупик). Линию Канцлерского суда и правительственную линию в романе соединяет миледи Дедлок, которая выступает одной из истиц в тяжбе. Таким образом, эти сюжетные ответвления образуют как бы огромную сеть, которая покрывает почти все общественные группы и даже все профессии, существовавшие в то время в Англии. Верх этой иерархической лестницы занимает лорд-канцлер, невидимыми нитями связанный с сэром Лестером Дедлоком, пребывающим в своем имении. Вся же огромная, многоярусная структура в своем нижнем этаже опирается на жалкого, бездомного подметальщика улиц Джо. Верх громоздит свое благополучие на страданиях и обездоленности низа, но и низ решительно вторгается в судьбы верха и не щадит даже самого святого для Диккенса -- добродетель. Добрая Эстер, по своим качествам настоящая героиня Диккенса, заражается оспой от Джо и всю жизнь будет нести пятно своей причастности к этим связям -- изуродованное лицо.

Место Канцлерского суда в "Крошке Доррит" заняло Министерство Волокиты, еще один, гигантский по силе содержащегося в нем обобщения образ бюрократической государственной машины, основной принцип которой -- "как не делать этого". Помимо Министерства Волокиты в романе есть и еще один важный образ-символ -- корабль, обвешанный полипами. Ясно, что корабль -- это английское общество. Полипняк незримо, но весьма ощутимо присасывается к жизни каждого героя романа.

Деньги -- тема, важнейшая для искусства XIX в. и одна из центральных во всем творчестве Диккенса, -- приобрели в поздних романах иную, более глубокую и в социальном, и в этическом смысле трактовку. В ранних романах Диккенса деньги нередко были спасительной, доброй силой (Браунлоу в "Оливере Твисте", братья Чирибл в "Николасе Никльби"). Теперь деньги превратились в силу губительную, призрачную. В "Крошке Доррит" впервые с такой убежденностью прозвучала тема непрочности буржуазного успеха, тема крушения, утраты иллюзий.

Этой меланхолией проникнут и великолепный роман Диккенса "Тяжёлые времена". Роман этот является самым сильным литературно-художественным ударом по капитализму, какой был ему нанесён в те времена, и одним из сильнейших, какие вообще ему наносили. По-своему грандиозная и жуткая фигура Боундерби написана с подлинной ненавистью. Но Диккенс спешит отмежеваться и от передовых рабочих.

Конец литературной деятельности Диккенса ознаменовался ещё целым рядом превосходных произведений. Роман "Крошка Доррит" (Little Dorrit, 1855--1857) сменяется знаменитой "Повестью о двух городах" (A Tale of Two Cities, 1859), историческим романом Диккенса, посвящённым французской революции. Диккенс отшатнулся от неё, как от безумия. Это было вполне в духе всего его мировоззрения, и, тем не менее, ему удалось создать по-своему бессмертную книгу.

К этому же времени относятся "Большие надежды" (1860) -- автобиографический роман. Герой его -- Пип -- мечется между стремлением сохранить мелкотравчатый мещанский уют, остаться верным своему середняцкому положению и стремлением вверх к блеску, роскоши и богатству. Много своих собственных метаний, своей собственной тоски вложил в этот роман Диккенс. По первоначальному плану роман должен был кончиться плачевно, в то время как Диккенс всегда избегал тяжёлых концов для своих произведений и по собственному добродушию, и зная вкусы своей публики. По тем же соображениям он не решился окончить "Большие надежды" полным их крушением. Но весь замысел романа ясно ведёт к такому концу.

На высоты своего творчества поднимается Диккенс вновь в своей лебединой песне -- в большом полотне "Наш общий друг" (1864). Но это произведение написано как бы с желанием отдохнуть от напряжённых социальных тем. Великолепно задуманный, переполненный самыми неожиданными типами, весь сверкающий остроумием -- от иронии до трогательного юмора -- этот роман должен, по замыслу автора, быть ласковым, милым, забавным. Трагические его персонажи выведены как бы только для разнообразия и в значительной степени на заднем плане. Все кончается превосходно. Сами злодеи оказываются то надевшими на себя злодейскую маску, то настолько мелкими и смешными, что мы готовы им простить их вероломность, то настолько несчастными, что они возбуждают вместо гнева острую жалость.

В этом своём последнем произведении Диккенс собрал все силы своего юмора, заслоняясь чудесными, весёлыми, симпатичными образами этой идиллии от овладевшей им меланхолии. По-видимому, однако, меланхолия эта должна была вновь хлынуть на нас в детективном романе Диккенса "Тайна Эдвина Друда" (The Mystery of Edwin Drood). Роман этот начат с большим мастерством, но куда он должен был привести и каков был его замысел, мы не знаем, ибо произведение осталось неоконченным. 9 июня 1870 г. пятидесятивосьмилетний Диккенс, не старый годами, но изнурённый колоссальным трудом, довольно беспорядочной жизнью и множеством всяких неприятностей, умирает в Гейдсхилле от инсульта.

Популярность Диккенса была поистине феноменальной. Слава честного, правдиво изображающего жизнь писателя, с глубокой симпатией рассказывающего о простых, чистых душой людях, часто униженных и оскорбленных, приходит к Диккенсу в 40-е годы, когда в русской литературе побеждает гоголевское реалистическое направление. С этого времени появление каждого произведения Диккенса — событие русской словесности. О Диккенсе с восторгом отзывается Гоголь, с глубоким уважением пишут Белинский, Герцен, Чернышевский, Писарев. В высшей степени высокую оценку мастерству и духовности произведений Диккенса дают Тургенев, Гончаров, Л. Толстой, Достоевский.

Русские революционные демократы особенно ценили социальный пафос произведений Диккенса, в которых они видели почти документальное свидетельство всей глубины общественных конфликтов, разъедающих Англию. Л. Толстому особенно близок оказался Диккенс — гуманист, человеколюбец. Толстой отмечал, что среди книг, оказавших на него решающее влияние в юности, одно из первых мест принадлежит "Дэвиду Копперфилду". В дневниках и письмах Толстой оставил такие восторженные отзывы об английском писателе: "Чарльз Диккенс — крупнейший писатель-романист XIX в. .его книги, проникнутые истинно христианским духом, приносили и будут приносить очень много добра человечеству .

Особые творческие отношения связывают с Диккенсом Достоевского. Диккенс был близок Достоевскому изображением и пониманием жизни города с его кричащими контрастами богатства и нищеты, глубоким сочувствием к страданиям обездоленных, особенно к страданиям ребенка. Достоевский полагал, что из всех английских писателей именно Диккенс особенно близок русским людям. Следы влияния Диккенса можно найти в "Селе Степанчикове", "Дядюшкином сне" и особенно в "Униженных и оскорбленных". Обращается к Диккенсу Куприн, а Л. Андреев создает свой первый рассказ "Баргамот и Гараська" (1898) под его прямым воздействием.

Горький, хотя не все принимал в философии Диккенса, заметил, что этот английский писатель навсегда остался для него художником, "который изумительно постиг труднейшее искусство любви к людям".

На русском языке переводы произведений Диккенса появились в конце 1830-х годов. В 1838 году в печати появились отрывки "Посмертных записок Пиквикского клуба", позднее были переведены рассказы из цикла "Очерки Боза". Все его большие романы переведены по несколько раз, переведены и все мелкие произведения, и даже ему не принадлежащие, но правленные им как редактором.

Экзаменационный билет № 8

1. Бальзак и Великая французская буржуазная революция 1789-1974 гг. Историзм "Человеческой комедии".

Онорэ Бальзак (1799 1850), автор многочисленных романов, в которых была, можно сказать, всесторонне изображена жизн., современного ему французского общества, начал свою литературную деятельность в двадцатых годах прошлого века, в эпоху, когда французская литература приняла романтический характер, но сам он сделался родоначальником того реализма или даже натурализма, который процветал уже во второй половине XIX столетия, когда самого Бальзака —не было в живых. Как известно, он стремился внести в художественную литературу дух трезвого воспроизведения действительности, составляющего самую сущность научного отношения к окружающим нас явлениям, как это прежде всего делается в естествознании. В конце концов, у него явилась мысль об'единить свои многочисленные романы в одно громадное целое под заглавием «Человеческой комедии» с подразделением отдельных его частей, по содержанию тех или других произведений, на серии или, как сам он предпочел выразиться, «сцены» жизни парижской, провинциальной и деревенской, частной, политической, военной и т. п. Известно, что общий тон его творчества был пессимистический, с очень невысокой, чтобы не сказать , больше, оценкой человеческой природы, и в смысле внешней литературной манеры Бальзак отличался большою любовью к изображению разных житейских подробностей, притом в самом реалистическом вкусе.

В числе его романов есть два, сказали мы, из эпохи французской революции. Первый из них, написанный в 1827 году и впервые прославивший имя автора, и называется «Шуаны или Бретань в 1799 году», но в нем еще не проявились вполне те отличительные свойства, которые создали своеобразную литературную физиономию автора. Другой роман под аглавием «Темное дело» был написан уже ближе к концу писательской деятельности Бальзака, в 1841 году, когда особенности его творчества уже более спределились. Мы теперь и познакомимся подробнее с обоими ром нами.

Действие первого из них происходит в Бретани в зиму с 1799 на 1800 год 1. Собственно говоря, революция уже сама по себе кончилась, и большая часть рассказа относится ко времени, наступившему после переворота 18 брюмера, доставившего власть Бонапарту, но гражданская война еще не прекратилась. Под кличкою шуанов были известны восставшие против республики жители Бретани, причем инсургенты при поддержке из Англии выступили защитниками «алтаря и трона», т. е. католической церкви и династии Бурбонов. Борьба была очень тяжелой особенно с тех пор, как поднялась в защиту того же дела соседняя с Бретанью Вандея, наделавшая не мало хлопот республиканскому правитепьству. Шуаны, как и вандейцы, оказались фанатически храбрыми, упорными и искусными противниками, против которых республика принимала самые энергичные меры, жестоко карая инсургентов, которые и сами совершали всякие жестокости над «синими», как звали они республиканских солдат по цвету их костюма. Борьба по временам затихала и опять возобновлялась. Последняя вспышка «шуанерии» произошла в октябре 1799 юда и была усмирена только в январе - феврале 1800 г., если не считать еще двух попыток 1813 и 1815 годов. Вот эгот-то момент, когда совершился переход Франции под власть Наполеона, Бальзак и взял для изображения в своих «Шуанах», включенных им впоследствии в серию «Сцен военной жизни». (Эта же гражданская война, только в более раннюю пору, нашла отражение в «Девяносто третьем годе» Виктора Гюго, написанном полустолетием позже.)

Самой революции, таким образом, в этом романе Бальзака нет, и то, из-за чего боролись и синие в Бретани 1799 и 1800 годов, предполагается у читателя известным. Автор не развивает ни той, ни другой «идеологии», довольствуясь указаниями на общие лозунги вроде «Бога и короля», за которых сражались шуаны, или республики, свободы и т. п., бывших лозунгами синих. Во всем повествовании выдержан объективный тон беспристрастного рассказчика, не проводящего в своем произведении никакой политической тенденции. Если шуанская масса изображается какими-то полудикарями, то не нужно забывать, что Бретань принадлежала к числу наиболее в культурном отношении отсталых областей Франции, что подавляющее большинство шуанских сил составляла невежественная деревенщина и что вождями движения были самые реакционные члены привилегированных сословий.

Элементы авантюры и интриги занимают очень большое место в этом романе Бальзака. Главными персонажами романа являются молодой шуанский вождь, маркиз Монторан, и девица Мария де Вернейль, между которыми, собственно говоря, и разыгрывается «роман» в более тесном смысле слова.. Против Монторана выслан специальный отряд под начальством очень храброго и честного Юло (Hulot), однако очень недалекого человека, который должен победить его оружием, но вместе с тем против шуанского «генерала» отправлена была на место военных действий и упомянутая девица де Вернейль 2 с дипломатической, так сказать, миссией от знаменитого министра полиции Фуше, у которого на месте был еще другой агент, по имени Корантен, влюбленный в Марию де Вернейль, но ею презираемый. Юло ведет войну с Монтораном, а Мария случайно встречается с последним, им приходится ехать вместе в одном экипаже довольно далеко, во всяком случае достаточно долгое для того, чтобы успеть влюбиться друг в друга. Перипетии этого романа между шуаном-генералом и республиканской шпионкой составляют главное содержание всего повествования. Если Бальзак и задавался психологическою задачею, то только с этой стороны: чувства обоих были очень сложными, противоречивыми, соединенными со всякого рода взаимными подозрениями и даже со вспышками взаимной ненависти и с желанием мстить друг другу, чему немало помогали, с одной стороны, возлюбленная Монторана, г-жа дю Гюи, которую он выдает за свою мать, с другой, названный уже шпион Корантен Между обоими молодыми людьми происходит борьба, в которой от одних чувств они скоро переходят к другим, пока она не завершается тайным браком, но перед самою гибелью обоих, пришедшей от соединенных усилий Юло и Корантена. При этом Мария была убита, когда, спасая своего мужа, оделась в его платье, чтобы обмануть тем самым караулившую его стражу, и подставила свою голову под выстрелы в то время, как Монторан должен был спасаться другою дорогою. И ему, однако, спастись не удалось. Любовь настолько поглощает обоих влюбленных, что перед нею совершенно стушевывается политика, которая одного из них заставила быть Boждем роялистического восстания, а другую играть роль тайного aгентa республиканского правительства. Во всем романе преобладает психология переживаний любви, и, повторяю, обе идеологии, т. е. и роялистическая, и республиканская лишь слегка намечены.

Но за то интересно разработана внешняя фаула, в которой нашли место и военные стычки, и изменническое избиение отряда синих в замке маркиза, куда завела их сама Мария, когда они составляли ее эскорт при ее переезде из одного места в другое, и смелое появление Марии на балу аристократических шуанов, и опасные предприятия, на которые она пускалась, и присутствие ее на тайном католическом богослужении в большой сталактитовой пещере, одним словом, разные романтические эффекты, какими обычно полны исторические романы из таких бурных эпох. В романе рядом с шуанскими дворянами и священниками и с республиканскими офицерами выведены и рядовые шуаны в лице нескольких отдельных фигур из местных крестьян с разными странными кличками и с особенностями бретонского говора. В общем они рисуются у Бальзака, как уже было сказано, полудикарями, близкими к северо-американским могиканам и к краснокожими, столь же храбрыми, но и столь же хитрыми и жестокими, как и они. Политика, по его словам, была для этих людей только предлогом для грабежа. „Это, -говорит он, -были дикари, которые служили Богу и королю тем же способом, каким могикане ведут войну", причем внутри страны это была война деревенщины с горожанами, но когда она кончилась, «. семейства, которые накануне еще раздирали одни других, на другой день безопасно ужинали под одною кровлею». Синие насильно забирали шуанов в свои ряды, но те разбегались или возмущались, не имея ни малейшей охоты сражаться с внешними врагами Франции. Такой человеческий материал был наиболее пригодным для образования банд, бывших покорными орудиями в руках дворян и священников. И тех, и других, однако, Бальзак изображает очень об'ективно, не столько как людей убеждения, сколько как людей интереса, что соответствовало общему складу его миросозерцания. Но и изображаемых им синих он не идеализирует, представляя их только лучше понимавшими, что происходило во Франции, нежели эти шуаны с их тесным областным кругозором. Самый этот патриотический энтузиазм кажется ему, «быть может, имеющим основу в кое-каких приобретениях из национальных имуществ>, т. е. и революционный пафос не очень - то принимается Бальзаком за чистую монету.

Другой исторический роман свой, названное выше «Темное дело», Бальзак включил в серию «Сцен политической жизни», перенесши действие его к концу консульства и началу империи Наполеона (к 1803—1806 г. г.), но завязка его отнесена еще к годам революции и стоит в связи с теми обстоятельствами, благодаря которым в то время поземельная собственность легко переходила из рук в руки (конфискация земель эмигрантов, продажа национальных имуществ и т. и.) Одною из центральных фигур романа является молодая девушка, графиня Лоранс де Сенк-Синь. Она живет в полном сельском уединении, среди лесов, изображается очень рьяной роялисткой и заговорщицей, помогающей скрываться четырем молодым дворянам-эмигрантам, которые вернулись во Францию с целями, враждебными первому консулу. Эти молодые люди, из которых двое братьев-близнецов влюбяются в героиню, получают от Наполеона прощение и разрешение остаться во Франции, но против них устраивается интрига3, состоящая в том, что полицейские агенты в интересах людей, которым нужна гибель молодых аристократов, под их видом совершают нападение на жилище одного сенатора, приобревшего во время революции богатое поместье, похищают его и запирают в укромном месте. Невинных в этом деле двух Симезов и двух Омкерров арестуют и предают суду, который приговаривает их к тяжелому тюремному заключению, хотя для многих их невинность была очевидна. Последнее обстоятельство помогает Лоранс испросить у Наполеона прощение четырем молодым людям, но пятое лицо, привлеченное по этому „темному делу", некий Мишю, когда-то бывший якобинцем, но оказавшийся человеком, в высшей степени верным своим прежним господам, по какому-то капризу Наполеона не был им помилован и сложил голову на эшафоте.

Все это «темное дело» является только эпилогом к истории, начавшейся еще в 1789— 1793 годах, так что, собственно говоря, данный роман мог бы с большим правом быть включенным в число тех, в которых изображается Наполеоновская эпоха, в частности же таких, где речь идет о заговорах на его жизнь. Последняя глава романа прямо называется «Политический процесс при империи».

Прямо из революционного времени Бальзак взял только сюжет небольшого (страниц в 16) рассказа под заглавием „Эпизод из эпохи террора", написанный в 1831 году. Таких коротеньких повествований о людях и происшествиях революции во французской литературе очень много, и я не знаю даже, все ли они приведены в известность. Во всяком случае, я их не имел в виду включать в настоящий очерк. Об «Эпизоде» Бальзака, причисленным к «Сценам политической жизни»,—хотя политического здесь менее всего,—так же, как и в обоих романах, выведены люди старого порядка, неприсяжный священник и две монахини. Они скрываются в доме некоего „Муция Сцеволы", прославившегося в своем квартале революционностью, в тайне же преданного Бурбонам, чем он напоминает нам фигуру Мишю в „Темном деле"—человека, бывшего наружным образом якобинцем, даже председателем местного клуба, в душе же остававшегося верным старине. Недаром же Бальзак вкладывает Мишю перед казнью такие слова: «Свыше было решено, что сторожевая собака должна быть убита на том же месте, где были убиты и ее господа («Господа» Мишю погибли на эшафоте во время революции). Каких бы то ни было общих суждений о революции и о ее сторонниках или противниках у Бальзака мы во всех трех его произведениях не находим4.