По заграничным делам

Из Меньшой киргис-кайсацкой орды чрез прибывшаго от Абулхаир-хана киргизца Кутырь-батыря получено известие, что бывшие под персидским владением трухменцы, собравшись, пошли под Хиву с тем намерением, дабы им ею овладеть, почему хивинцы присылали к помянутому хану посланцов своих с таким объявлением, яко город Хива и другия тамошния места изстари принадлежат больше к киргис-кайсакам, и просили от него, хана, противу тех трухменцов обороны и защищения, и якобы он, хан, по той их прозьбе всем своим киргизцам отдал приказ, чтоб к весне все держали хороших лошадей в готовности, имея намерение идти на трухменцов войною. Но понеже то его ханское намерение с интересом Ея Императорскаго Величества, а паче по тогдашним зюнгорским и персидским обстоятельствам признавалось несходно, того ради от тайнаго советника по прибытии его из Уфы чрез оного же Кутырь-батыря хан увещеваем был, да и писано к нему, что ему, как подданному, на такия дела без воли и повеления Ея Императорскаго Величества поступать не надлежит. И хотя он, хан, от сего подвижения удержался да и те трухменцы, как после оказалось, на Хиву никакого знатнаго предприятия не учинили, но чрез бывшаго у него, хана, оренбургскаго казака Найденова получены были известия, что он за неперемену сына его Ходжи Ахмет-салтана по желанию его другим побочным его сыном Чингисом по великой своей взмерчивости разныя непристойныя слова произносил, и угрозы употреблял, и онаго Найденова отпустил к тайному советнику, не дав ему никакого от себя письма, но токмо одну печать на белой бумаге, сказав, якобы у него писаря нет, и писать некому. Он же, хан, народ на разныя противности возбуждал. Однако ж помянутой Найденов засвидетельствовал, что при всем том ханском сумозбродстве от народа не только никаких противностей он не видал, но еще и все казались ему благосклонными и, почитая те его, ханския, поступки ни за что, говорили ему, Найденову, что без их народной воли ни худа ни добра последовать не может. По оным обстоятельствам и по тогдашней с ним, ханом, и с протчими киргис-кайсацкими владельцами корреспонденции тайный советник в коллегию иностранных дел от 23 апреля послал доношение и просил, по прежним его представлениям, о скорейшем отправлении бригадира Тевкелева, яко способнаго к тому человека, и оному хану не токмо знаемаго, но и другом почитаемаго, дабы чрез него того хана обуздать, объявя, что он, Тевкелев, при сих обстоятельствах в Оренбурге или в Оренбургской крепости с пользою употребляем быть может.

Со всем тем как он, хан, ни безпутствовал, однако ж по посланному к нему от тайнаго советника присяжному листу о наследствии Его Императорскому Высочеству благоверному государю великому князю Петру Феодоровичу он, хан, присягу верности учинил, и из взятых киргисцами в марте месяце сего году из под Гурьева городка кочующих там 26 человек калмык да из черкас, взятых с Илеку в 1743 году однаго мужика да женку выслал, за которою высылкою в киргизских руках оставалось тогда еще человек с десять, о коих разсуждено, что некоторые из них померли, а другие в даль запроданы, потому что киргисцы их у себя более не сказывали да и посылаемые туда из Оренбурга не усматривали.

В нынешнее ж лето присылали к нему, хану, хивинцы особых от себя посланцов, требуя от него на ханство себе большаго его сына Нуралея-салтана. Но он, хан, присланные о том от хивинцов письма прислал к тайному советнику и требовал на то совету. Но понеже сие хивинское, как и предозначенное их требование по тогдашним обстоятельствам для разных резонов с интересом Ея Императорскаго Величества за сходное не признавалось, того ради хан от онаго всячески отвращаем был. А хотя помянутой его сын и намерен был ехать туда по призыву и по письмам персидскаго Надыра-шаха сына к нему, Нуралею, с приласканием писанных, но жена его, Нуралеева, на которой он в бытность свою в Хиве женился, прислала к нему письмо, уведомляя его, что шахов сын призывает его в Хиву и к себе для погубления и для того б он не ездил, по чему он, Нуралей, от той езды и удержался.

Сего ж лета в сентябре месяце партия волских калмык, переплывши реку Яик, воровски угнали от киргис-кайсаков с тысячу лошадей, на которых воров командированная за ними яицких казаков партия напав, имела с ними сражение, при котором из тех воров побито десять человек да два человека поиманы, а из угнанных лошадей отбили девятьсот одиннадцать (в том числе яицких казачьих сто семдесят лошадей), из коих угнанные от киргисцов все отданы были киргисцам обратно. А понеже от имевшихся у киргизских и у калмыцких владельцов чрез своих людей взаимных пересылок и переписок разныя вредности чинились, того ради по сношению с астраханским губернатором определено отныне такую между ими безполезную, но еще и вредную коммуникацию вовсе пересечь, что и самым делом наблюдать начато.

Средней киргис-кайсацкой орды Абулмамет-хан, о котором в прошедшем годе означено, что из той орды откочевал в Туркестан, сего лета паки оттуда в орду выезжал и по прибытии своем в орду прислал письмо в Оренбург к тайному советнику, объявляя, что он в Туркестан ездил по закону своему для богомолия, а ныне, в улусы свои возвратясь, желает повеления Ея Императорскаго Величества исполнять. Однако под осень паки туда отъехал, оставя в орде сына своего Булат-салтана, которой с имеющимися при нем старшинами о наследствии Его Императорскому Высочеству всероссийскаго престола и присягу публично учинил. Токмо присяжной лист не возвратил, но по окрестностям казалось то не от чего иного, как от одного незнания здешних обыкностей.

Тоя ж орды Барак-салтан по учинении той же присяги отправил от себя ко двору Ея Императорскаго Величества посланцом брата своего двоюроднаго Искендер-салтана с тремя человеками, послав с ними на имя Его Императорскаго Высочества письмо поздравительное к наследствию всероссийской империи.

Из оной же орды приезжал в Оренбург Джанбек-тархан, которой между протчаго просил у тайнаго советника позволения, чтоб ему, собравшись с киргисцами, итти войною на зюнгорцев, в чем ему ныне для разных резонов отсоветовано, а дан ему указ по его желанию ко отысканию в Большой киргизской орде российских товаров, которые в 1737 году из отправленнаго из Орской крепости в Ташкент каравана киргис-кайсаками тоя орды ограблены.

О зюнгорцах посыланной в Среднюю орду к Барак-салтану переводчик Уразлин сего ж лета привез достоверное известие, что тамошней владелец к российской стороне подлинно противное и неприятельское намерение имел, и из разных мест собирал свои войска, желая сей осенью начать неприятельския действия, а сарты свои вознамерился препроводить чрез горы новопроложенною от него дорогою в тангуцкую<4> сторону, и что из войск его находились от Ямышевской крепости в шести днях пять тысяч да еще в двух местах в том же разстоянии от российских границ – шестнадцать тысяч. Он же, калмыцкой владелец, помянутаго Барак-салтана всячески тщался уласкивать и, отпущая к нему из своего владения провизию, тем и другими образы лаская, требовал от него людей, но Барак в том ему отказал и посланцов его отправил ни с чем. Ровномерно и с сибирской стороны от сибирскаго губернатора и от других, на тамошней границе находившихся командиров, получаемы были известия, что помянутой владелец по обеим сторонам реки Иртыша около шести тысяч войска своего имел под командою однаго своего племянника и искал случая, чтоб на Каменогорскую крепость или на Колывано-Воскресенские заводы<5> нападение учинить и оные б разорить да и действительно один рудник, близ помянутых заводов имевшейся, от калмык его сожжен и разорен. Но понеже ходжанский владелец Абдулкерим-бек, которой со оным владельцом издавна во всегдашней почти войне находился и разные выигрыши над ним имел, под сей случай тщился сильное на него нападение учинить и ожидал токмо сего, когда у него с Россиею дойдет до прямой войны, того ради оной владелец, опасаясь того бека, от явных неприятельских действ удерживался. Потом все те его замыслы смертию его пересеклись, ибо в конце сего году получено было известие, что оной зюнгорской владелец Галдан Черин умер.

По вышеписанным обстоятельствам тайный советник в посланных в Государственную коллегию иностранных дел доношениях двоекратно, а именно от 25 октября и от 29 ноября просил о позволении приехать ему в Санктпетербург для изустнаго о всем донесения, токмо резолюции на то не последовало.

По внутренним делам

К прибытию тайнаго советника Неплюева в Уфу, о которой езде упомянуто при конце 1744 году, созваны были туда от тамошней провинциальной канцелярии все башкирские, мещеряцкие и протчие старшины, которым от него в присутствии воеводы и асессоров о должностях их и о всяком между ими порядке разныя изъяснения учинены, а какия они с своей стороны имеют нужды, о том им приказано было представлять, о чем от них в ту его, тайнаго советника, на Уфе бытность словесно и письменно представляемо было, которыя их представления и прошения яко же и взнесенныя к нему от Уфинской провинциальной канцелярии о прежних и настоящих порядках ведомости, разсматривая о всем том, что он, тайный советник, с помянутыми старшинами говорил и они ему доносили, в Правительствующий Сенат от 19 числа генваря записку послал и чему как быть, мнение свое приложил; а таковую ж записку дал в Уфимскую провинциальную канцелярию при указе со определением, чтоб оныя старшины о должностях их снабдены были из той провинциальной канцелярии указами на том основании, как им от него, тайнаго советника, было говорено.

Между оными учреждениями главнейшее: 1) Порядок к наряду башкирцов и мещеряков на службу, а тептерей и бобылей к городовым строениям в Оренбург и в протчия на линии имеющияся крепости по дворовому их числу, а именно: с 1431 тарханских дворов – 286, с 8395 башкирских дворов – 1049, от мещеряков с 1531 двора – 191, всего на службу тарханов, башкирцов и мещеряков – 1469 человек, тептерей и бобылей с 5655 дворов за выключением абызов их и пономарей – 707 человек. Оное число каждое лето ординарно наряжать было положено, но по чрезвычайным нуждам и более. 2) Штат, на каком основании тамошней провинциальной канцелярии с подчиненными ей местами быть, и разсмотрение о тамошних казенных доходах, до немалой суммы умножившихся, о чем о всем от него, тайнаго советника, в Правительствующий Сенат от 15 февраля к разсмотрению донесено.

Сего ж лета присланы в Оренбургскую губернию для поселения кундровские татара с их мурзами, которые прежде того около Астрахани жительствовали, но тогда, по представлению в Правительствующий Сенат и коллегию иностранных дел, за разными подозрительствами отлучить их оттуда разсуждено и велено указом из Правительствующего Сената от 4 числа декабря прошлаго 1744 году к поселению их назначить способное место по сношению с казанским губернатором, которое им и назначено на Сакмаре реке, от Озерной крепости, на Яике имеющейся, 11 верст, и о том их поселении сего ж году марта 15 дня основательное определение учинено.

Торг и мена с киргис-кайсаками и с другими азиатскими народами происходил сего лета в Орской крепости и в Оренбурге.