К началу XXI в. в мире произошли глубокие изменения, связанные с динамичными процессами в экономике, политике, культуре. Не является исключением и Россия, переживающая радикальную социально-экономическую трансформацию последнего десятилетия. Сегодня российское общество становится все более открытым к принятию новых нравственных ценностей, политических форм, технологических инноваций других культур. Открытость нашего общества наряду с поло­жительными результатами принесла и негативные последствия, которые проявились в дезинтеграции общества: возникли многочисленные политические и социальные конфликты, затяжной экономический кризис, рост социального напряжения.

Дезинтеграция на протяжении веков не раз преодолевалась в борьбе, результатом которой являлась победа одной из социальных «сил». Победа всегда предполагала один из двух вариантов. В одном случае, одержавшая верх «сила» принуждала российское общество принять новые социальные ценности, и, тем самым, осуществляла насильственную его инновацию. В другом – победители отвергали новые ценности и насильно консервировали общество, закрывая его от внешнего влияния. В 90-е гг. ХХ в. следствием противостояния сил, как и прежде, стала борьба, которая может возвратить историю «на круги своя». Вместе с тем, общество имеет и другую возможность. Состоит она в преодолении дезинтеграции не через борьбу, а с помощью социальной рефлексии. Это принципиально иной путь преодоления социально-экономического кризиса. От социальной рефлексии в данном случае требуется найти пути практического согласования инновационного и традиционного, а также разработать теоретическую основу интеграции общественных сил как новаторских, так и консервативных. С этим связана актуальная проблема, стоящая перед социологией как одним из инструментов социальной рефлексии, – исследование механизмов согласования старого и нового в социальной деятельности человека.

Социальная рефлексия начинается с познания обществом своих основ. Античный мыслитель Архимед утверждал, что если дать ему точку опоры, то он перевернет весь мир. Для социальной действительности такой опорой и основой может служить та исходная точка, оттолкнув­шись от которой можно начать позитивные изменения (к гуманисти­ческим идеалам и ценностям на основе реформирования общества, создания эффективно действующих структур: экономики, государства, гражданского общества и т.п.). Однако движение к цели и ее достижение возможно только в том случае, если определена эта исходная точка. Именно от нее отталкивается общество для своего дальнейшего социального развития. Только определив основы, можно будет приблизиться к достижению социальной цели. Отсутствие такой опоры приводит к «пробуксовке» всего механизма социального движения.

Самое общее понимание основы формулируется как неизменность состояния, несмотря на изменение условий существования или системы координат[8]. Поэтому и социальная основа должна предполагать неизменность некоего социального феномена вне зависимости от влияния на него тех или иных факторов и параметров. Однако вряд ли найдется какое-либо социальное явление, соответствующее такой дефиниции. Социальные феномены обладают высокой изменчивостью, пластичностью. На смену одним социальным явлениям приходят другие. Тем не менее, и в этом постоянном потоке социальной изменчивости важно определить основы, регулирующие жизнь и деятельность человека и общества[9], а исходя из целей работы – и деятельность государственных служащих.

Социология как «наука об общих и специфических законах и зако­номерностях развития и функционирования исторически определенных социетальных систем, о механизмах действия и формах проявления этих законов в деятельности личностей, социальных групп, классов, народов»[10], изучающая процессы в реальном обществе в их статике и динамике, выработала важнейший концепт, способный служить ключом, необходимым для исследования основ, регулирующих поведение человека, его способы выбора между новым и старым. Таким понятием, послужившим ключевым основанием для теории, является понятие «социальное действие». Теория социального действия, являющаяся уже более века важнейшим методологическим инструментом социологии, имеет своей целью объяснение мотивов и способов ориентации человека в социальной среде.

Понятие «социальное действие» было введено М. Вебером для обозначения действия индивида, сознательно ориентированного на пове­дение других людей. Современные исследования подтверждают, что социальное действие индивида действительно строится на ожидании того, что и другие индивиды будут также сознательно ориентированы. В своем развитии теория социального действия проходит два основных этапа, которые отличаются друг от друга методологическими принципами.

Первый этап. Основателями социологии в конце XIX в. был разработан классический подход, построенный на принципе объяснения «социального из социального», методологической базой которого явилась веберовская теория «идеальных типов»;

Второй этап. Невозможность объяснить социальные феномены исходя из классического подхода (теория «идеальных типов) приводит к выработке методологии, построенной на стремлении придать социальному особый статус и позволяющей исследовать объект не только в плоскости однонаправленной детерминации, но и во всем многообразии его взаимосвязей. Данный подход вытекает из классического социологического объяснения «социального из социального». При этом «социальное» рассматривается с точки зрения целостности, структуры, функции, взаимосвязи – т.е. как система. Второй этап, начало которому положено в середине ХХ в., характеризуется использованием системной методологии.

Рассмотрим подробнее выделенные этапы, отметив методологические константы, на которые будем опираться в данном исследовании. Первый этап – становление классической методологии, основанной на исследовательском принципе «объяснять социальное из социального», идет от теории «идеальных типов». Исходным понятием классической теории явилось понятие «социального действия», под кото­рым понимаются действия человеческого индивида, направленные, с од­ной стороны, его мотивационными особенностями, а с другой стороны, нормативно-ценностной ориентацией на действия других индивидов, т.е. действия, ориентированные на поведение других людей.

М. Вебер выделял следующие типы действий: целерациональное, ценностно-рациональное, традиционное, аффективное. Целерациональное действие характеризуется осознанным выбором цели, рациональным соотнесением цели и средств. Ценностно-рациональное действие определяется сознательным выбором и стремлением к идеалам добра, красоты, справедливости (т.е. этическими, эстетическими, религиозными и другими ценностями). Традиционное действие основано на привычке, стереотипе, ритуале. Аффективное действие обусловлено эмоциональным влечением (например: любовная страсть, ненависть, гнев, страх, энтузиазм и т.п.) Целерациональные и ценностно-рациональные действия определяются осознаваемыми мотивами – целями или ценностями. Поскольку аффективное и традиционное действия находятся «на границе» осмысленной, сознательной ориентации индивида в обществе, поэтому невозможно рассматривать их как социальные действия и считать предметом изучения социологии[11].

Формулируя концепцию типов действия, М.Вебер отмечал, что описанные им действия суть абстракции, которые в реальности не встре­чаются, т.к. в повседневной реальности в действиях индивида всегда присутствует пересечение всех отмеченных типов. Однако такая абстракция вполне обоснована, если возникает в результате исследования эмпирических фактов и их сравнительного анализа как «идеальный тип» исследуемой социальной реальности. «Идеальные типы» предполагают заведомое упрощение сложности и многообразия социальных явлений, их идеализацию. Такая «идеализация» необходима социологу в целях систематизации анализируемого эмпирического материала и дальнейшего его сопоставления и изучения[12].

Теория идеальных типов является средством научного познания, выполняя роль логической конструкции для обработки эмпирических данных. «Идеальный тип», чтобы стать надежным инструментом исследователя, должен, во-первых, соответствовать существующим научным фактам; во-вторых, быть логически непротиворечивым. При этом «идеальный тип» как логическая конструкция отражает и целостность явления, и уникальность, своеобразие элементов структуры этого явления.

Теория идеальных типов учитывает недостатки как абстрактно-умозрительного подхода, так и эмпирического (привязанного к усредненным значениям), в которых утрачивается целостность объекта изучения. Таким образом, данная теория оказывается одной из первых попыток стать промежуточной[13] концепцией, связывающей эмпирию и абстрактные теории (эмпирическую социологию и социальную философию), а также анализировать социальные объекты целостно, в их внутренней взаимосвязи.

Особенность теории «идеальных типов социального действия» состоит в том, что предметом социологии стало только рационально ориентированное действие человека как причина, влияющая на все прочие социальные явления. Такой подход отличен от взглядов Г. Лебо­на[14], Г. Тарда[15] (рассматривающих социальное действие как следствие психологических феноменов), К. Маркса и Ф. Энгельса (для которых социальное действие было следствием экономических отношений)[16], Э. Дюркгейма[17] (полагавшего причиной объективную социальную реальность, оказывающую влияние на действия человека). Постановка проблемы «социального действия» и попытка ее разрешения инструментарием, который был в арсенале науки того времени, интересна, однако методологический подход, предложенный М. Вебером, предписывает и описывает явления, оставляя за пределами изучения факты психического, экономического и другого порядка, не объясняя их (такова точка зрения С. Московичи, с которой автор солидарен)[18].

Второй этап характеризуется становлением системной социологической парадигмы. Системный анализ, прежде чем стать методологией социальных наук, первоначально сложился в русле естественнонаучных дисциплин, которые первыми столкнулись с про­блемой ограниченности детерминистической интерпретации явлений.

Длительное время господствующий в науке детерминистический подход не мог объяснить функционирование сложных целостных объектов, а поэтому требовались иные методологические решения. Ответом на это научное требование явилась методология системного анализа, основы которой были заложены А.А. Богдановым в начале ХХ в. при разработке теории общеорганизационной науки, названной им текто­логией[19]. В дальнейшем, в 50-е гг., Л. фон Берталанфи разработал «принципы системного подхода»[20], а Н. Винер – кибернетику как теорию управления и переработки информации[21].

Системная парадигма в социологии исторически наследует традицию социологической классики. Здесь прослеживается стремление рассматривать общество как целостность, структуру и способ взаимосвязей между элементами исходя из принципа социального действия. Системный подход принят во многих науках, изучающих организационные общности, и уместно отметить, что он «стремится не просто описывать или предписывать, а, прежде всего, понять и охарак­теризовать действия объекта, в том числе ожидаемые действия»[22]. Основополагающая задача – изучение поведения объекта. «Системный подход главное внимание сосредотачивает на изучении поведения объекта. Главный вопрос здесь – не «что это такое?» а «что оно делает?»[23]. Описание поведения объекта становится возможным через понимание того, как объект устроен и как он взаимодействует с другими объектами.

Особенность системного подхода как общенаучной методологии заключается, во-первых, в стремлении изучать объект как целостность, во-вторых, система и среда не абстрагируются одна от другой, а рассма­триваются в единстве, в-третьих, самоорганизующаяся система обладает способностью к «целеполаганию». Такое представление является альтернативой и в определенном смысле противоположностью длительное время используемому детерминистическому подходу.

Детерминизм – принцип теории познания, который был ведущим в общественных науках вплоть до конца XIX в. Его особенность состоит в гносеологической установке, что любой объект детерминирован свойственным только ему определенным ключевым фактором (исходной причиной), поэтому и познание объекта должно строиться на выявлении этого исходного, ключевого фактора. Такой подход ограничен, т.к. областью его применения является исследование простых объектов или

простых систем, построенных на причинно-следственной связи, систем, в которых только один фактор является определяющим.

При исследовании объекта, являющегося сложной системой, ученые сталкиваются с ограниченной возможностью использования детерминизма. Дело в том, что в сложных системах привычные причинно-следственные связи теряют свою всеобщность, а проблема первичности превращается в схоластические рассуждения. Продолжительное время наука «занималась главным образом исследованием проблем с двумя переменными (линейными причинными рядами, одной причиной и одним следствием) или в лучшем случае задач с несколькими переменными. Однако множество проблем, возникающих в биологии и социальных науках, по существу, являются проблемами со многими переменными и требуют для своего решения новых понятийных средств»[24].

В сложных системах ни «производственные отношения», ни «либидо», ни «коллективное бессознательное», ни какой бы то ни было иной «ключевой фактор» не может претендовать на абсолютно определяющую роль. Здесь вступают в силу другие закономерности, связанные с особенностью объекта исследования. На это обращает внимание Р. Эшби: «достоинство кибернетики [разновидности системного подхода] состоит в методе исследования сложных систем, ибо при изучении простых систем кибернетика не имеет преимуществ»[25].

Анализируя поведение объекта, можно сделать вывод, что системный подход не предполагает абстрагирование объекта от внешней среды, внешнего мира, напротив, он предусматривает, что объект

взаимодействует и обменивается веществом и энергией (одним словом, ресурсами) со средой, которую он изменяет. При этом он изменяет и са­мого себя. Характер взаимодействия система – среда определяется целеполаганием системы, уровнем ее активности и устойчивости.

Целеполагающей деятельностью может быть охарактеризовано стремление системы, существующей или в меняющихся, или в постоян­ных условиях среды, выполнять определенный образ действий, который обеспечивает адаптацию (устойчивость) системы к среде. Стремление к устойчивости (гомеостазису[26]) является наглядным примером проявления целеполагания самоорганизующейся системы. Особый аспект системного анализа при рассмотрении «живых» организмов, организаций состоит в принятии идеи целеполагания. «Если мы посмотрим на живой организм, то можем наблюдать удивительный порядок, организацию, постоянство в непрерывном изменении, регулирование и явную телеологию. … В … механистическом мировоззрении … они рассматривались как иллюзорные или метафизические … оказались вне законной области науки»[27].

Системная методология в процессе становления столкнулась с рядом проблем. Главными из них оказались проблемы системной открытости-закрытости, порядка-хаоса, самоорганизации и само­регуляции. Для их решения ученым потребовалось критически проанализировать сформировавшиеся принципы системного подхода, на основании чего и возникла первоначально концепция «диссипативных» (неравновесных) систем, разработанная в 60 – 70-е гг. брюссельской школой (Дж. Николис, И.Р. Пригожин, И. Стенгерс).[28] Вслед за этим Г. Хакеном были заложены основы теории самоорганизации и введено в 1973 г. в научный оборот понятие «синергетика».[29]

Работы представителей брюссельской школы и Г. Хакена послужили основой нового направления в исследовании систем как систем, существующих за счет постоянного обмена со средой, как неустойчивых (диссипативных) самоорганизующихся комплексов. Неустойчивые системы в процессе взаимообмена со средой не находятся в состоянии равновесия. Напротив, такая система упорядочена и хаотична одновременно. Хаос обеспечивает накопление мутационных изменений, которые представляют собой набор возможностей. Достигнув предела накопления возможностей (который задан организационными характеристиками), система оказывается в состоянии бифуркации[30]. И.Р. Пригожин на основе анализа процессов, происходящих в сложных органических молекулах, описал механизм бифуркации, смены одного состояния другим. Такой переход из одного состояния в другое и пред­определен, и неожидан. Переход предопределен набором возможных мутаций, накопленных системой. Поэтому с необходимостью реализуются только заложенные возможности (точнее некоторые из них). То, чего нет в системе, не может в ней проявиться. Вместе с тем, такой переход и неожидан, т.к. реализация той или иной возможности случайна.

Таблица 1

Системная парадигма в науке

Системная методология исследования социального действия найдет свое воплощение во второй половине ХХ в. в работах зарубежных социологов, представлявших структурно-функциональное направление (Т. Парсонс, Р. Мертон, Н. Луман), которые, опираясь на классический фундамент, заложенный в XIX в. М. Вебером, синтезировали ряд социологических традиций.

Основательная разработка теории социального действия принадлежит Т. Парсонсу[31], который внес кардинальные изменения в содержание отправных понятий веберовской концепции, дополнив ее общей теорией социального поведения. Согласно этой теории, социальное действие определяется не только сознательными целями индивида, но и объективными факторами, которые влияют на возникнове­ние сознательного целеполагания. К таким объективным факторам можно отнести социальные институты, образцы культуры, обязывающие человека подчиняться социальным нормам. Социальное действие – это уже не только действие, определяемое сознательным выбором, но и дей­ствие, побуждаемое подсознательным влечением. Между тем, действие можно считать социальным, если в нем присутствует ожидание действий других индивидов, ориентация на их деятельность. В этом смысле социальное действие – это то, что находится в пределах влияния норм и ценностей, социальных институтов и образцов культуры. В целом Т. Парсонс к середине ХХ в. разработал общеметодологическую теорию социального действия, отвечая на главный вопрос системной теории: как действует объект?

В этом же направлении одновременно реализовал свой научный поиск и Р. Мертон[32], развивший понятие «аномия»[33] на основе системного подхода. Однако он не стремился создать общую методологию социального действия, сознательно ограничивая научный поиск сферой теории среднего уровня, которая представляет собой связующее звено между концепциями эмпирического обобщения и общеметодологической теорией. Такой подход по характеру близок к теории идеальных типов, только методологически ориентирован системным подходом. Позиции Р. Мертона и М. Вебера близки в том, что для них главным остается вопрос: почему человек осуществляет действие? Этот вопрос Р. Мертон конкретизирует: в чем причина аномийных действий человека? По его мнению, – в том, что в действиях человека возможна рассогласованность между целями, предлагаемыми культурой, и институализированными способами достижения этих целей.

В 70 – 90-е гг. Н. Луман[34], опираясь на системный метод, сконцентрировал внимание на изучении социального действия с точки зрения взаимосвязи общества с окружающей его средой и на способности такого общества вырабатывать механизмы рефлексии, обеспечивающие его самоорганизацию, самосозидание («автопоэксис»[35]). В конце ХХ в. системный подход во взаимосвязи с теорией социального действия в запа­дной социологии был реализован при исследовании проблемы социальной солидарности (например, работы Ю. Хабермаса[36], К. Боулдин­га[37]; Дж. Тайнтера[38]. Среди современных исследований особо стоит отметить разработанную на основе теории неравновесности и самоорга­низации (методология брюссельской школы) концепцию социального действия П. Штомпка[39], в которой исследовательское внимание сосредоточено на процессах (в отличие от социологии середины века, опирающейся на принципы систем Л. фон Берталанфи, которая особое внимание уделяла структурам).

Разработка и исследование проблемы мотивации и ориентации человека в социальной среде в отечественной социологии имеет свои особенности, на которые повлиял характер развития социологии в России в ХХ в. Отечественная социология, испытав коллизии 30 – 40-х гг., после периода забвения возрождается в 50 – 60-е гг. Как и все общественные науки того времени, теоретическая социология была под влиянием методологии исторического материализма, тогда как эмпирическая социология, будучи в определенной мере независимой, стала использовать как исследовательский инструмент методологию структурно-функционального анализа[40]. Вследствие этого наметился разрыв между теоретической и эмпирической социологией.

Успехи прикладной социологии, а также успехи других наук, использующих системный метод, привели к тому, что в Советском Союзе начала развиваться системная методология для исследования общественных явлений, что предполагало явную или неявную борьбу с официально принятой методологией. Поэтому главным методоло­гическим вопросом дискуссий того времени стал вопрос о предмете социологии[41]. Сосредоточенность на этом вопросе ограничивала возможность социологии заниматься разработкой других методологических проблем. Это еще больше усилило разрыв между эмпирической и теоретической социологией.

Эмпирическая социология 70-х гг. нуждалась, прежде всего, во-первых, в методиках, обеспечивающих надежность и точность сбора дан­ных; во-вторых, в способах первичного обобщения и интерпретации полу­ченного материала. Первое требование обеспечило развитие в 70-х гг. социологических методик[42]. Второе требование, испытывая на себе влияние структурного функционализма, привело к структурированию социологического знания по отраслям[43]. При этом каждая отрасль социологического знания в условиях борьбы методологий столкнулась с необходимостью разработки своей собственной техники обобщения и интерпретации данных. В результате к началу 80-х гг. социологическое знание оформилось в структуру, состоящую из трех уровней[44]:

первый – эмпирическая социология, непосредственно ориентированная на сбор первичных данных, разрабатывающая методы, обеспечивающие надежность и точность получения информации;

второй – социология, направленная на обобщение первичных данных по определенным отраслям, сферам социальной деятельности;

третий – теоретическая социология как общая методология, называемая в то время историческим материализмом.

Сложившаяся к настоящему времени структура социологического знания в России не имеет явно обозначенной теории социального действия, хотя в ряде подходов содержится ее проблематика (проблематика мотивации и ориентации индивида в обществе), например, в теориях организации и самоорганизации, социального управления (обозначим это условно как системное направление). С другой стороны, особым направлением, где обнаруживается рассматриваемая проблема, являются научные работы, посвященные изучению так называемого «русского вопроса» – специфике российского социального поведения.

Первое направление – это теоретические социологические разработки и подходы к изучению процессов функционирования, развития, девиации, коллапса социальных систем. Здесь могут быть выделены работы, посвященные как общеметодологическим проблемам (социологическое знание третьего уровня), так и анализу организации

и самоорганизации социальных систем, условий их функционирования (социологическое знание второго уровня).

В нашей стране исследование социальных феноменов с точки зрения системного подхода было инициировано работами В.Г. Афанасьева[45] в 60 – 70-х гг. Им разработаны проблемы изучения общества как системной целостности, органически связанной с природой, и определено научное направление – исследование проблем управления сложными системами. Такой подход может быть охарактеризован как общая теория управления системами, в которой принципы тектологии, кибернетики и теории систем были применены к управлению обществом в целом.

Успехи системной теории в естественнонаучной сфере (математи­ке, физике, химии и др.) оказали большое влияние на становление новой методологической парадигмы общественных наук. Здесь большую роль сыграли работы С.П. Курдюмова, Г.Г. Малинецкого, Н.Н. Моисеева и других ученых[46]. Особенность новой научной позиции состояла в том, что российские ученые опирались не столько на принципы
Л. фон Берталанфи, сколько на открытия и разработки брюссельской школы. Поэтому в рамках системного подхода к изучению социальных явлений начинали преобладать идеи самоорганизации и синергетики. Синергетический подход, как методология исследования социальных явлений, занял заметное положение в 90-х гг. особенно в связи со сменой государственно-политического и социально-экономического устройства страны, что потребовало переосмысления устоявшихся на протяжении десятилетий представлений об обществе и личности, отказа от прежней идеологии. Разработке методологии социальных явлений посвящено значительное количество работ, в том числе В.С. Егорова[47], В.П. Бранского[48], В.Л. Романова[49]. Сейчас уже можно утверждать, что системная парадигма стала ведущей методологией исследования социальных явлений, т.е. положена в основу теоретической социологии (как социологического знания третьего уровня).

В 70-е гг. в отраслевой социологии (социологическое знание второго уровня) выделилось особое направление – социология организаций. Ее предмет – феномен коллективного субъекта как

социальной организации. В центре внимания здесь находятся вопросы природы организации, ее строения и функционирования[50]. В отличие от других отраслевых направлений, социология организаций синтезиро­вала как различные научные дисциплины (например, психологию, управление, экономику и т.д.), так и методологический и эмпирический уровни знаний (в настоящее время особенно близко взаимосвязана социология организаций с социологией труда[51]).

Проблематике организации, начиная с 70-х гг., были посвящены работы[52] Р. Григаса, Н.И. Лапина, В.Г. Подмаркова, Н.Ф. Наумова, А.И. Пригожина, О.И. Шкаратана. В 70 – 90-е гг. наиболее полное представление о теории организации с системных позиций дал А.И. Пригожин. С его именем связано выделение и легализация социологии организаций как особой дисциплины, уточнение ее предмета[53]. Социология организаций может рассматриваться как сложившаяся к настоящему времени одна из первых теорий среднего уровня в России.

В целом анализ развития социологического знания в России показывает, что предметная область социального действия, т.е. сфера исследования мотивации и ориентации индивида, остается до последнего времени открытой. На первый взгляд, это может быть объяснено тем, что данная сфера исследована западной социологией и для России не актуальна. Однако актуальность данной проблематики связана именно со спецификой российского социального действия, что в западной социологии не рассматривалось.

Проблема российской специфики (см. ссылку на стр.7 данной работы) во всех многообразных формах ее проявления традиционно была предметом дискуссии по так называемому «русскому вопросу» и рас­сматривалась с точки зрения философии, истории, культурологии, психологии. В целом тематика «русского вопроса» (который далее будет рассмотрен подробнее) дала достаточно богатый эмпирический материал для исследования феномена социального действия.

Таким образом, социологическая проблема специфики российского социального действия на сегодняшний день оказалась мало исследованной областью научного знания. Соответственно, в России не сложилась социологическая методология исследования поведения индивида как теория среднего уровня. Столь широкая познавательная область может быть перспективной для многих ученых. Ее изучение избрано автором для социологического анализа. Данное исследование может быть представлено как путь, берущий свое начало в теории организаций, имеющий своим ориентиром системную методологию и направленный на определенную предметную область.

В данной работе в качестве предметной социологической области исследуется поведение государственного служащего. Выбор именно этой предметной области социологического анализа не является случайным и объясняется рядом причин. Прежде всего, отметим, что теория социального действия направлена на разрешение проблемы пересечения «нового» и «старого» в деятельности человека. Суть названного противоречия состоит в том, что человек находится под влиянием двух факторов – цели и институциализированных норм, регламентирующих и регулирующих его целевые стремления. Рассогласованность целей и норм приводит к конфликту между «новым» и «старым» (т.е. аномии). Для того чтобы избежать аномии, общество вынуждено постоянно вырабатывать механизмы регуляции стремлений индивидов.

Одним из важнейших институтов, вырабатывающих механизмы институциализированного нормирования, является государственная служба. Вместе с тем, государственный служащий одним из первых сталкивается с новыми целями и утратившими институциализированную силу нормами. Поэтому в его действиях обнаруживается рассогласованность целей и норм. Парадокс состоит в том, что институт, призванный преодолевать аномию, первым оказывается ею зараженным. Государственный служащий как объект исследования изучается различными научными дисциплинами. Регулирование деятельности государственного служащего определяется правовыми нормами. Именно этому посвящено значительное количество научных работ[54]. Между тем, современные ученые пришли к выводу, что «недостаточность юридического подхода к исследованию проблем государственного управления обнаруживается во всех странах в послевоенные годы»[55], а следовательно, как отмечает Г.В. Атаманчук: «Пора уходить от такого правового регулирования, когда появляется правовая норма, которая, с одной стороны, социологически не обоснована, а с другой стороны, практически не действует»[56]. Необходимость познания социальных реалий деятельности государственного служащего диктует развитие этой отрасли социологии. Здесь внимание ученых должно быть сосредоточено на исследовании социальной функции государства, его кадрового корпуса, системных характеристик, специфики адекватного функционирования и развития причин их девиаций и аномий. Реализация данного направления требует выработки прикладных рекомендаций и программ, способных оказать позитивное влияние на деятельность государственной службы.

В последние годы проблема государственного служащего исследуется с позиций различных уровней социологического знания. Достаточно обширный материал дает эмпирическая социология (социоло­гия первого уровня). Конкретные исследования, проводимые учеными РАГС[57] под руководством Е.В. Охотского, В.Л. Романова, А.И. Турчинова, К.О. Магомедова, ориентированы на исследование внутренних состояний государственной службы, ее взаимодействия с внешней средой. Эмпирические материалы стимулируют развитие социологического знания второго уровня, направленного на конкретные предметные области, прежде всего такие, как профессионализация и кадровая политика (А.И. Турчинов, В.Д. Граждан, Б.Т. Пономаренко)[58], этика и культура взаимодействия (В. Бойков, В.Л. Романов, С.М. Соколов) [59], различные аспекты управленческой деятельности (Г.В. Атаманчук, Л.А. Василенко, В.С. Карпичев, Б.В. Лытов, В.П. Мельников, В.С. Нечипоренко, В.Г. Смольков).[60] Социологическая методология (знание третьего уровня) исследования государственной службы на сегодняшний день достаточно полно представлена в работах В.С. Егорова[61], В.Д. Граждана[62], В.Л. Романова[63] и др. Разрабатываемые названными учеными деятельностный и синергийный подходы представляют собой методологические основы для исследования системы социального действия государственного служащего.

Пронизывает и связывает три уровня знания теория организации (которая на сегодняшний день достаточно полно представлена С.С. Фроловым[64]), выступающая ориентиром (теорией среднего уровня) научного поиска для исследования государственной службы (данный ориентир присутствует в работах вышеназванных ученых, а в работе Л.А. Калиниченко[65] – как самостоятельный научный опыт исследования организации государственной службы). Организационный подход применительно к государственной службе на сегодняшний день в полной мере оказывается реализованным. Вместе с тем, сформулированная в начале исследования проблема – способ ориентации и мотивации индивида применительно к государственной службе и накопившийся эмпирический материал требуют интерпретации, которую не может дать организационный подход. На наш взгляд, поиск путей разрешения указанной проблемы возможен не с точки зрения организационного подхода, а с точки зрения теории социального действия.

Особым научным полем, возникающим на пересечении научных направлений, названных выше, становится проблема исследования системных координат социума, задающих ориентиры социального действия индивидам в системе государственной службы. Исходя из этого научным стержнем проблемы предстает исследование социального действия государственного служащего, обусловленного влиянием требований профессии и социальных факторов национальной культуры.

Подходы к названной проблеме содержатся в науках по управлению, психологии, культурологии и других дисциплинах. В настоящее время для исследования данной проблемы требуется формирование собственно социологического подхода как междисциплинарного, способного синтезировать экономические, психологические, культурные и другие феномены как социальные, исходя из принципа, заложенного основателями теории социального действия. В этом ракурсе важно исследовать специфику социального действия государственного служащего, оказывающего управленческое влияние на общество в целом.

Рис. 1 . Социальное действие государственного служащего

как исследовательское поле