Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Рассмотрев в предыдущих параграфах речевые портреты двух главных героев повести ― Гринева и Швабрина, мы можем вывести общие речевые особенности героев-дворян в «Капитанской дочке». Дерзкая, надменная речь Швабрина на общем фоне — скорее редкое исключение из общего правила, индивидуальный образчик эгоистических интенций, не вписывающийся в превалирующий доброжелательный и размеренный строй речи других героев- дворян. Швабрин сам как индивидуалист не вписывается в их концептуальное мироздание. Не вписывается он в общее представление о дворянине как лучшем и образованном представителе своего Отечества. По сути, он изгой среди своего же сословия, поэтому ему трудно выстроить положительные коммуникативные отношения вообще с кем-либо из тех, кто его окружает.
Речь Андрея Гринёва, Петра Гринева, Маши Мироновой, Василисы Егоровны, а также и других второстепенных героев-дворян отличается неторопливостью, размеренностью, расположением к собеседнику. Они все умеют (несмотря на индивидуальные особенности каждого из них) устанавливать если не душевный, то хотя бы словесный, официальный (или приватный в зависимости от интенции и ситуативности) контакт друг с другом. Они умеют слушать и слышать, не унижая достоинств собеседника, не акцентируя внимания на недостатках.
Гринева без лишнего радения, но всё же приветливо, хотя и официально встречает «старый друг» его отца ― генерал Андрей Карлович Р., к которому он прибывает в Оренбург. Появление Петра Андреевича вроде бы воскрешает в памяти генерала прошлое, навеивает мысли о движении времени, уходящей
жизни: «Поже мой! – сказал он. – Тавно ли, кажется, Андрей Петрович был еще твоих лет, а теперь вот уш какой у него молотец! Ах, фремя, фремя!» [Пушкин, 1987, с. 245], но глубинного тепла в этой встрече нет, соблюдается лишь обязательный ритуал. Одновременно с этим фиксируется иноязычие собеседника — фонетически передается немецкий акцент Андрея Карловича. Звонкие [б], [д], [в] оглушаются в нехарактерном для этого явления месте ― в начале слова, перед гласными и перед сонорными — и превращаются, таким образом, в [п], [т], [ф]. Гринев воспроизводит непонимание генералом отдельных фразеологизмов. Собственно, пояснением одного из них («ежовые рукавицы») и является единственная «звучащая» реплика Гринёва, которая, словно подтверждая слова отца, «изобличает» в нем «повесу». Так речевое действие еще раз актуализирует мечты и представления Гринёва об идеальной службе.
При второй встрече с генералом в Оренбурге Гринев обнаруживает его добродушие, что является чертой его повседневного поведения: «Лицо его изображало спокойствие, здоровье и добродушие. Он мне обрадовался и стал расспрашивать об ужасных происшествиях, коим я был свидетель. Я рассказал ему все. Старик слушал меня со вниманием и между тем отрезывал сухие ветви. «Бедный Миронов! — сказал он, когда кончил я свою печальную повесть. — Жаль его: хороший был офицер. И мадам Миронов добрая была дама и какая майстерица грибы солить! А что Маша, капитанская дочка?» Я отвечал, что она осталась в крепости на руках у попадьи. «Ай, ай, ай! — заметил генерал. — Это плохо, очень плохо. На дисциплину разбойников никак нельзя положиться. Что будет с бедной девушкою?» [Пушкин, 1987, с. 288]. Андрей Карлович выступает здесь внимательным слушателем, умным и рассудительным собеседником, способным на сочувствие чужой беде.
Также на общем совещании в Оренбурге по вопросам дальнейшей стратегии действия против мятежников все ведут себя в рамках установленных в дворянской среде норм поведения: учтиво выслушивают мнение каждого, совещаются, принимают решения сообразно обстановке. Их речевое поведение соответствует существующему в те времена речевому этикету, в частности, включающие такие обращения, как «господа» или «государи мои». Реплики генерала выдерживают характерный синтаксический и грамматический строй, характерный для манеры говорения XVIII века: «Государи мои! должен я вам объявить, / что с моей стороны я совершенно с мнением господина прапорщика согласен, / ибо мнение сие основано на всех правилах здравой тактики, / которая всегда почти наступательные движения оборонительным предпочитает» [Пушкин, 1987, c. 290].
Речь генерала выдержана в рамках официально-делового стиля общения XVIII века, принятого в высших кругах общества. Она характеризуется длинными составными конструкциями (сложными предложениями с разными видами подчинительной связи), которые являют собой логическое умозаключение. Интонационно такие предложения характеризуются разной длинной синтагм; инверсиями частей:
― «должен я вам объявить» ― вместо «я должен объявить вам»;
— «я совершенно с мнением господина прапорщика согласен» — вместо «я совершенно согласен с мнением господина прапорщика» (наблюдается разрыв согласованных подлежащего и сказуемого в синтагме);
— «тактики, которая всегда почти наступательные движения оборонительным предпочитает» ― вместо «тактики, которая всегда почти предпочитает наступательные движения оборонительным (наблюдается разрыв подлежащего и сказуемого в линейном ряду, подлежащее и сказуемое находятся далеко друг от друга, в разных частях синтагмы).
Обозначим общие речевые особенности всех героев-дворян на трех уровнях, включенных в понятие «речевого портрета личности».
На уровне лексикона у героев-дворян в «Капитанской дочке» мы видим преобладание устаревших слов: историзмов (генерал-поручик, кибитка, ротмистр, погребец, роброн и т. д.), архаизмов (баталья, фортеция, вестовщица и т.д.). Архаизация языка используется для того, чтобы придать речи героев исторический колорит эпохи XVIII века. Среди лексики выделяются семантические группы, формирующие «историческое пространство»: в частности, исторические художественные пространства семьи и быта; воспитания и образования; предметов труда; дороги; воинской службы; общественного положения и государственной власти; наказания за преступление; литературы и других родов искусства.
В речи старшего поколения (Андрей Гринев) для создания возвышенной коннотации используются церковнославянизмы (пращур, срам, вихорь). Используются заимствования, ныне вышедшие из употребления (шаматон) и устаревшие огласовки заимствований (пашпорт).
На уровне тезауруса фиксируются устаревшие предложно-падежные формы словосочетаний (играть на биллиарде, играть в деньги), вышедшие из обихода грамматические формы слов (без пуншу). На синтаксическом уровне наблюдаются релятивы-коммуникативы (Да я тебя! Как!), выполняющие эмотивную функцию. В речи героев-дворян преобладают сложные предложения с разными видами связи.
Архаические фразеологизмы, обозначающие военные реалии и создающие определенный фон для исторической темы, часто сопровождаются целым рядом слов с фамильярным оттенком, типа «батюшка» (особенно часто в речи Василисы Егоровны к Гриневу), «матушка».
Уровень прагматикона формируется под влиянием речевых интенций героев: у всех героев-дворян (за исключением Алексея Швабрина) слова соотносятся с делом; они на словах и на деле верны своим жизненным принципам дворянской чести и достоинства. Их речь подкрепляется теми идеалами жизни в служении на благо Отечества. Эмоциональные речевые импульсы героев-дворян соотносятся с их душевным и психическим состоянием в момент речи. Герои-дворяне открыты и честны перед самими собой и окружающими, их отличает справедливое милосердие, стремление защищать слабых, мягкосердечие, высокая культура общения. Они наделены чувством собственного достоинства, но не гордыни, наделены способностью сопереживать и испытывать сложный спектр эмоций.
Истинные чувства немногословны и всегда больше сказанного. Как правило, герои Пушкина молчат «… от полноты сердца» [Манаенкова, 2006, с. 123]. При этом волевые, благородные, по-человечески красивые герои Пушкина не всегда способны понять друг друга. Характеры пушкинских персонажей строятся от «наружного» портрета к портрету глубоко психологическому, в нарастающем открытии новых фактов их деятельности и нравственной жизни. Повествуя о безусловной ценности человеческих чувств, вместилищем которых является сердце, А. С. Пушкин широко использует в романе «сердечную лексику». Сердце в «Капитанской дочке» оказывается критерием нравственности героев. «Сердце» определенным образом характеризует персонажей: о том, что у Гринева «чистое сердце» на страницах произведения Пушкин повторяет множество раз. Главная же заслуга героя в том, что, пройдя через все испытания, выпавшие на его долю, он сохраняет гуманность, человеческое достоинство. Несмотря на то, что сердце его «растерзано», оно по-прежнему чисто.
Движение эмоциональной сферы объективируется Пушкиным в «биении
сердца», его ощущениях. Перед взятием пугачевцами Белогорской крепости Петр Андреевич прежде всего озабочен судьбой Маши: «Участь Марьи Ивановны живо представилась мне, и сердце у меня так и замерло»; «… с сердечным трепетом»; он узнает, что дочь капитана Миронова не успела выехать из крепости. Не зная ничего определенного о бедной девушке, он не находит себе покоя: «Страшная мысль мелькнула в уме моем: я вообразил ее в руках у разбойников.… Сердце мое сжалось». Когда Пугачев увидел в доме попадьи больную Машу, Гринев приходит в отчаяние, поскольку понимает, чем это грозит дочери коменданта крепости: «У меня сердце так и екнуло, да нечего было делать», «Сердце мое сильно забилось», «сердце мое заныло…». «Сердце» в пушкинской поэтике олицетворяет чувство или определенное эмоциональное состояние. В сущности, сделанная выборка «сердечной лексики» воспроизводит фабулу «Капитанской дочки» как уникального произведения о неискоренимости добра в человеческой душе.
ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 2
Рассмотрев особенности речевого поведения главных и второстепенных героев повести, мы пришли к следующим выводам.
Каждый из героев обладает яркими чертами личности: в них пресекается индивидуальное и общее.
Андрей Гринёв — человек строгих правил и моральных принципов, человек прошлого, для которого значение имеют лишь доводы здравого рассудка (сродни идеалу статичного классицистического героя). Его взглядами на жизнь и долг истинного дворянина руководят возвышенные мотивы. Он — приверженец реалистического и трезвого осмысления мира, не склонный к сентиментальностям, человек истории, исторически глобального течения времени, монументального, статичного мышления, поэтому его речи присущи архаические черты.
Язык его супруги Авдотьи Васильевны, наоборот, мягкий, тёплый, домашний. В их лице сходятся две разные по психологическому складу речевые личности.
Пётр Гринёв (через косвенную монологическую речь на страницах своих записок) осмысляет события прошлого, мысленно возвращаясь к ним, констатируя их как данность, поэтому надобности в подробной передаче того или иного диалога он не испытывает. Для его речи характерна описательность, передача диалогов с другими героями косвенно. При этом фразы героя-повествователя выстраиваются так, чтобы читатель без труда смог восстановить недостающую диалогическую речь. Подвергаясь суровым жизненным испытаниям, он проходит путь становления личности. Пётр Гринёв выступает как наблюдатель жизни и во времена своей далёкой молодости и в период непосредственного написания записок.
Уходя из отчего дома, он приобщается к большой жизни, что накладывает отпечаток на формирование и возмужание его личности, что отражается и в его речевом поведении. Прислушиваясь к многоголосью жизни, он выстраивает свою жизнь и общение в соответствии с высокими нравственными принципами: у Петра Гринева ― горячее, пламенное сердце, он милосерден, справедлив, великодушен, умен, человечен, обладает высокой нравственной культурой; он смел и отважен, когда это от него требуется. В его речи мы постепенно видим эволюцию. Под влиянием суровых внешних реалий из нее исчезают лексемы со значением ментальных, иллюзорных процессов: он не мечтает, не парит в облаках, не воображает что-то, а готов действовать, выбирая необходимые для успеха дела речевые стратегии, связанные с непосредственной действительностью. Его речь становится конкретной, внешне он немногословен и сдержан.
Швабрин ― это антипод Гринева. Его речевые характеристики напрямую представляют определённый тип дворянина, являющий недостойный образец поведения; это дворянин формально (по сословной принадлежности), но не по духу и нравственным принципам. «Французскость» становится лейтмотивом личности Швабрина (он употребляет французский язык не к месту). Он хитёр, остроязычен и циничен. Постоянной чертой речевого поведения Швабрина становятся насмешки и склонность к сплетням: он скудоумен, потому, как ничем иным не может произвести впечатление. Его речевая деятельность ограничивается затверженным кругом тем, не может быть интересна, потому что выдаёт злонравный характер Швабрина. Его речевой интенцией становится желание раззадорить, разозлить, подколоть собеседника.
Таким образом, в многообразии речевых характеристик А.С. Пушкин воссоздает типическое через частное. Мы можем наблюдать приметы целой эпохи через созданные в повести образы героев.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
«Капитанская дочка» — вершинное произведение пушкинской художественной прозы ― была написана более ста сорока лет тому назад, в тридцатые годы XIX столетия, в эпоху мрачного николаевского царствования, за четверть века до отмены крепостного права. Стоит лишь мысленно представить себе те всеобъемлющие перемены, которые произошли за эти минувшие полтора столетия, как становится ощутимой «дистанция огромного размера», отделяющая нас, современников космической эры, от пушкинской неторопливой эпохи. Чем стремительнее с каждым годом общественный и научный прогресс, тем труднее становится постигать в полной мере «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой» времен восстания Пугачева — ведь между грозной крестьянской войной 1773-1775 годов и нашей современностью пролегло два столетия бурных исторических событий.
Особый научный интерес в этом отношении представляет изучение языка (фонетики, лексики, грамматического строя) в диахронном и синхронном аспектах. Язык обладает способностью фиксировать собственную эволюцию, и тем интереснее становиться изучать его прикладное функционирование в образцах речи героев классической художественной литературы. В рамках данной работы мы сделали объектом нашего исследования речевые портреты дворян в повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка», при этом нас также интересовал языковой портрет дворянина как особый лингвокультурологический типаж, репрезентирующий себя на страницах пушкинского романа в рамках конкретной исторической эпохи ― XVIII века.
В ходе работы мы пришли к следующим выводам.
Во-первых, понятие языковой личности возникает на стыке смежных дисциплин лингвистики и психологии (психолингвистики), философии, социологии, семантики, риторики, стилистики и «теории речевых актов». Оно представляет собой совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности, в) определенной целевой направленностью. Языковая личность — понятие, обладающее многоуровневой структурой, которая включает: лексикон («словарь» языковой личности, лексико-грамматические обороты); тезаурус (репрезентует языковую картину мира на уровне используемых речевых оборотов); прагматикон (цели, речевые интенции коммуникативных ролей). Составляющие уровней, их характеристика, формируют речевой портрет личности — набор речевых предпочтений говорящего в конкретных обстоятельствах для актуализации определенных намерений и стратегий воздействия на слушающего. В основу изучения художественного текста в современной науке кладется антропоцентрический метод, в который включается понятие «индивидуальный лексикон персонажа». Персонажная субъектная речевая сфера представляет собой сферу виртуального субъекта внутритекстовой коммуникации (говорящего и слушающего); ее образуют тексты, «создаваемые» героем, а, следовательно, репрезентирующие фрагменты его картины мира, его точку зрения на изображаемую действительность. При таком подходе слово персонажа обретает особую, индивидуальную значимость.
Во-вторых, в XVIII-XIX веках в литературе, искусстве, общественной жизни в качестве центральной темы и идеи выступает культ государственных, гражданских добродетелей, которые подавляют и делают малозначительными все личные стремления человека, всецело подчиняя его службе на благо государства. Эти ориентиры служили эталоном для формирования личности просвещенного дворянина, нужного государству. Поэтому в произведениях литературы того времени, стремятся к реалистичности, истинности и подлинности в изображении действительности, т. е. мир должен изображаться таким, каков он есть на самом деле. Дворянство изначально формировалось как привилегированное сословие, поэтому перед социальными институтами (системой образования) и искусством (как проводником мировоззренческих идей) стояла задача формирования и воспитания эталонного дворянства, жизнь которых должна была основываться на принципах высокой нравственности ― добродетели, просвещенности, чувстве долга и любви к Отечеству, храбрости, справедливости, благовоспитанности, утонченности, милосердии и гуманизме. Во главу угла ставилось понятие о верном, доблестном служении государю. Воинская служба считалась привилегией исключительно дворян и считалась «благородной». К «благородной» приравнивалась и дипломатическая служба. В идеале дворянин ― это не только «человек чести» (верный, храбрый, честный и щедрый), но и «образцовый хозяин», обладающий такими качествами, как трудолюбие, бережливость, умеренность.
В–третьих, в речевых портретах героев-дворян фиксируется ряд характерных особенностей на всех трех уровнях, свойственных структуре языковой личности.
На уровне лексикона у героев-дворян в «Капитанской дочке» мы видим преобладание устаревших слов: историзмов (генерал-поручик, кибитка, ротмистр, погребец, роброн и т. д.), архаизмов (баталья, фортеция, вестовщица и т.д.). Архаизация языка используется для того, чтобы придать речи героев исторический колорит эпохи XVIII века. Среди лексики выделяются семантические группы, формирующие «историческое пространство»: в частности, исторические художественные пространства семьи и быта; воспитания и образования; предметов труда; дороги; воинской службы; общественного положения и государственной власти; наказания за преступление; литературы и других родов искусства.
В речи старшего поколения (Андрей Гринев) для создания возвышенной коннотации используются церковнославянизмы (пращур, срам, вихорь). Используются заимствования, ныне вышедшие из употребления (шаматон) и устаревшие огласовки заимствований (пашпорт).
На уровне тезауруса фиксируются устаревшие предложно-падежные формы словосочетаний (играть на биллиарде, играть в деньги), вышедшие из обихода грамматические формы слов (без пуншу). На синтаксическом уровне наблюдаются релятивы-коммуникативы (Да я тебя! Как!), выполняющие эмотивную функцию. В речи героев-дворян преобладают сложные предложения с разными видами связи.
Архаические фразеологизмы, обозначающие военные реалии и создающие определенный фон для исторической темы, часто сопровождаются целым рядом слов с фамильярным оттенком, типа «батюшка» (особенно часто в речи Василисы Егоровны к Гриневу), «матушка».
Уровень прагматикона формируется под влиянием речевых интенций героев: у всех героев-дворян (за исключением Алексея Швабрина) слова соотносятся с делом; они на словах и на деле верны своим жизненным принципам дворянской чести и достоинства. Их речь подкрепляется теми идеалами жизни в служении на благо Отечества. Эмоциональные речевые импульсы героев-дворян соотносятся с их душевным и психическим состоянием в момент речи. Герои-дворяне открыты и честны перед самими собой и окружающими, их отличает справедливое милосердие, стремление защищать слабых, мягкосердечие, высокая культура общения. Они наделены чувством собственного достоинства, но не гордыни, наделены способностью сопереживать и испытывать сложный спектр эмоций.
Истинные чувства немногословны и всегда больше сказанного. Как правило, герои Пушкина молчат «… от полноты сердца». При этом волевые, благородные, по-человечески красивые герои Пушкина не всегда способны понять друг друга. Характеры пушкинских персонажей строятся от «наружного» портрета к портрету глубоко психологическому, в нарастающем открытии новых фактов их деятельности и нравственной жизни.
Андрей Гринёв — человек строгих правил и моральных принципов, человек прошлого, для которого значение имеют лишь доводы здравого рассудка (сродни идеалу статичного классицистического героя). Его взглядами на жизнь и долг истинного дворянина руководят возвышенные мотивы. Он — приверженец реалистического и трезвого осмысления мира, не склонный к сентиментальностям, человек истории, исторически глобального течения времени, монументального, статичного мышления, поэтому его речи присущи архаические черты.
Язык его супруги Авдотьи Васильевны, наоборот, мягкий, тёплый, домашний. В их лице сходятся две разные по психологическому складу речевые личности.
Пётр Гринёв (через косвенную монологическую речь на страницах своих записок) осмысляет события прошлого, мысленно возвращаясь к ним, констатируя их как данность, поэтому надобности в подробной передаче того или иного диалога он не испытывает. Для его речи характерна описательность, передача диалогов с другими героями косвенно. При этом фразы героя-повествователя выстраиваются так, чтобы читатель без труда смог восстановить недостающую диалогическую речь. Подвергаясь суровым жизненным испытаниям, он проходит путь становления личности. Пётр Гринёв выступает как наблюдатель жизни и во времена своей далёкой молодости и в период непосредственного написания записок.
Уходя из отчего дома, он приобщается к большой жизни, что накладывает отпечаток на формирование и возмужание его личности, что отражается и в его речевом поведении. Прислушиваясь к многоголосью жизни, он выстраивает свою жизнь и общение в соответствии с высокими нравственными принципами: у Петра Гринева ― горячее, пламенное сердце, он милосерден, справедлив, великодушен, умен, человечен, обладает высокой нравственной культурой; он смел и отважен, когда это от него требуется. В его речи мы постепенно видим эволюцию. Под влиянием суровых внешних реалий из нее исчезают лексемы со значением ментальных, иллюзорных процессов: он не мечтает, не парит в облаках, не воображает что-то, а готов действовать, выбирая необходимые для успеха дела речевые стратегии, связанные с непосредственной действительностью. Его речь становится конкретной, внешне он немногословен и сдержан.
Швабрин ― это антипод Гринева. Его речевые характеристики напрямую представляют определённый тип дворянина, являющий недостойный образец поведения; это дворянин формально (по сословной принадлежности), но не по духу и нравственным принципам. «Французскость» становится лейтмотивом личности Швабрина. Он хитёр, остроязычен и циничен. Постоянной чертой речевого поведения Швабрина становятся насмешки и склонность к сплетням: он скудоумен, потому, как ничем иным не может произвести впечатление. Его речевая деятельность ограничивается затверженным кругом тем, не может быть интересна, потому что выдаёт злонравный характер Швабрина. Его речевой интенцией становится желание раззадорить, разозлить, подколоть собеседника.
Таким образом, в многообразии речевых характеристик Пушкин воссоздает типическое через частное. Мы можем наблюдать приметы целой эпохи через созданные в повести образы героев.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алексеев В. Н. Традиции семейного воспитания Воронцовых / Воронцовы: два века в истории России: труды воронцовского общества–Владимир, 2006. — вып. 10. — С. 5–19.
2. Барашев М. А. Домашнее воспитание в русской дворянской семье второй половины XVIII –начала XIX века / М.А. Барашев. Из истории образования. – 2009. ― С. 225 – 235.
3. Башкова И.В. Изучение языковой личности в современной российской лингвистике: монография. – Красноярск: Сибирский федеральный университет. – 2011. – 472 с.
4. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества — М. : 1986. — С. 311.
5. Богин Г.И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов. – Л. – 1984. – 383 с.
6. Буланов, А.М. Художественная феноменология изображения сердечной жизни в русской классике / А.М. Буланов. Волгоград, 2003. ― С. 157 – 184.
7. Болотов А. Т. Путеводитель к истинному человеческому счастью – М.: 1784.
8. Бушев А.Б. Русская языковая личность профессионального переводчика: автореф. дис. ... докт. филол. наук. – М. – 2008. Виноградов В.В. История слов. – М.: Институт русского языка имени В.В. Виноградова РАН. – 1959. – 1142 с.
9. Виноградов В. В. О языке художественной литературы / В.В. Виноградов / М.: Гослитиздат, 1959. — 656 с.
10. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля / Г. А. Гуковский ― М.: Гослитиздат, 1957. — 416.
11. Долгова В.Н. Проблема образования русского провинциального дворянства ХVІІІ века в оценке современников (на материалах мемуарной и художественной литературы) // Вестник Брянского ун-та — 2017, №2 (32) —С. 60-67.
12. Дурасов В. Дуэльный кодекс. – СПб., 1908. – 132 с.
13.Есин А.Б. Изображенное слово у Пушкина и
Чехова // Есин А.Б. Литературоведение. Культурология. М.: Флинта: Наука, 2003. С. 168–180.
14. Елкин В.Г. Структура и смысл произведений Пушкина в аспекте системного подхода. ― Владимир: ВПГИ им. П.И. Лебедева-Полянского, 1985. — 80 с.
15. Жаналина Л.К. Язык современной науки: Языковые портреты. Учебное пособие. — Алматы, 2010 — С. 3—117.
16. Иссерс О.С. Коммуникативный портрет языковой личности (на при- мере писем Сергея Довлатова) [Текст] / О. С. Иссерс. Русистика сегодня. – 2000. – № 1–4. – С. 63-75.
17. Калганова В. Е., Калганова А.С. Художественная функция дуэли в творчестве А.С. Пушкина. С. 35 -43.
18. Караулов Ю. Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения [Текст] / Ю. Н. Караулов. Язык и личность. - М.:1989. – С.3-8.
19. Караулов Ю. Н. Словарь Пушкина и эволюция языковой способности. М., 1992. С. 157.
20. Караулов Ю. Н. Ассоциативная грамматика русского языка. М., 1993. С. 247.
21. Карелова Т. В. Образ провинции в отечественной литературе и журналистике / Т. В. Карелова // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. — Т. 13, №2(2). ― 2011. — С. 418 -422.
22. Китайгородская, М. В., Розанова, Н. Н. Русский речевой портрет [Текст] / М. В. Китайгородская. – М.: 1995. – 128 с.
23. Колокольцева Т.Н. Речевой портрет персонажа: семантический аспект // Вестник Волгоградского пед ун-та. – 2015. – С. 88 -94.
24. Крысин Л. П. Современный русский интеллигент: попытка речевого портрета // Русский язык в научном освещении. 2001. № 1.
25. Леонтьев А.А. Словарь ассоциативных норм русского языка. – М.: Московский университет. – 1977. – 228 с.
26. Леорда, C.B. Речевой портрет современного студента [Текст] // Вестник Саратовского госагроуниверситета им. Н.И. Вавилова. 2006. № 6. С. 59-60.
27. Ложкова Т.А. Диалектика характера и обстоятельств в романе А.С. Пушкина «Капитанская дочка» / Т.А. Ложкова // Филологический класс. ― 2013, №4 (34). — С. 34 -45.
28. Лотман М. Ю. Беседы о русской культуре. Быт и Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века). – Азбука, 2016. –544 с.
29. Лотман Ю.М. Идейная структура «Капитанской дочки» // Лотман Ю.М. Пушкин. СПб.: Искусство–СПб., 1995. С. 212–227.
30. Макогоненко, Г.П. Творчество А. С. Пушкина в 1830-е годы (1833 1836) / Г.П. Макогоненко. Л., 1982. С. 415.
31. Манаенкова Е. Ф. Торжество сердечности в романе «Капитанская дочка» / Е.Ф. Манаенкова // Известия ВГПУ ― 2006. — С. 121 -125.
32. Матвеева, Г. Г. Скрытые грамматические значения и идентификация социального лица («портрета») говорящего. [Текст] / дис. … д-ра филол. наук. СПб.: 1993. – С. 87.
33. Осетрова, E.B. Речевой портрет политического деятеля: содержательные и коммуникативные основания [Текст] / Е.В. Осетрова // Лингвистический ежегодник Сибири / Под ред. Т.М. Григорьевой. -Красноярск, 1999. Вып.1. - С.58-67.
34. Омильченко С. И. Художник и дворянская культура / С.И. Омильченко // Вестник Астраханского государственного технического ун-та. ― 2005, №5 (28). — С. 83 – 89.
35. Пушкин А.С. Капитанская дочка / А.С.Пушкин / Собрание соч. в 3-х томах. М. : 1987. — Т. 3. ― С. 232-332.
36. Реформатский А. Опыт анализа новеллической композиции // Семиотика. Антология. 2-е изд. М., 2001. С. 489.
37. Слонимский А. Мастерство Пушкина. М.: Худож. лит., 1959. 526 с.
38. Степанова В. В. Субъектная организация художественного текста и анализ его лексической структуры // Русистика: Лингвистическая парадигма конца ХХ века. СПб., 1998.
39. Сурков Е.А. «Капитанская дочка» А.С. Пушкина в дискурсивном пространстве русской культуры XVIII – первой трети XIX века / Е.А. Сурков / Кемеровский государственный университет. ― 2007. — С. 56 -60.
40. Тарасенко, Т. П. Языковая личность старшеклассника в аспекте ее речевых реализаций (на материале данных ассоциативного эксперимента и социолекта школьников Краснодара) [Текст] / Автореф. дис. канд. филол. наук // Краснодар, 2007. – 26 с.
41. Шаронов И. А. Коммуникативы и методы их описания / И. А. Шаронов / Российский государственный гуманитарный университет, 2009. ― С. 543- 547.
42. Чурилина Л.Н. Антропоцентрический принцип в исследовании лексической структуры художественного текста / Л.Н. Чурилина. ― Магнитогрск, 2000. — с. 63 – 74.
43. Юханова И. С. Общение и диалог в «Капитанской дочке» А. С. Пушкина / И.С. Юханова //Вестник Нижегородского ун-та им. Лобачевского. ― 2010, № 4 (1). — С. 320–325.
Дата: 2019-02-24, просмотров: 230.