Основная идея этой работы на первый взгляд может показаться необычной. Диалектика вообще не является наукой. Она не относится также к пседонаукам или паранаукам. Диалектика - не наука, а особый стиль мышления. Этот стиль характерен для вполне определенных, а именно коллективистических культур, подобных средневековой и коммунистической².

Однако это понимание того, что представляет собой диалектика, необычно только на первый взгляд. В сущности, оно является попыткой восстановить первоначальное, еще античное значение слова «диалектика». До Гегеля это слово означало искусство рассуждать, в частности вести спор, противопоставляя друг другу противоположные мнения. Именно особым стилем рассуждения (и, соответственно, стилем мышления) называли диалектику Платон и другие античные авторы.

Гегель отступил от этой традиции и первым назвал «диалектикой» науку о развитии посредством борьбы противоположностей.
Те, кто занимается систематическим, подчиняющимся требованиям научного метода исследованием стиля мышления какой-то культуры или ее художественного стиля, являются, конечно, учеными. Но сам предмет их изучения не принадлежит к наукам.

Понимание диалектики как стиля мышления позволяет объяснить нетипичные для науки особенности ее исторического развития и понять ее сущность. Диалектическая логика представляет собой ядро коллективистического стиля мышления, который характерен для обществ, ставящих перед собой глобальную общую цель построения совершенного во всех отношениях общества (в Средние века - «рая на небесах», в ХХ в. - «рая на земле» и т.п.). Этот стиль мышления, господствовавший, в частности, в средневековой и коммунистической культурах, с уходом их с исторической арены утрачивал свои социальные предпосылки и в короткое время оказывался забытым.

Диалектика реально существовала и, возможно, когда-то, с появлением коллективистического общества она снова обретет утраченную силу. Однако она никогда не станет наукой, подобной физике или формальной логике, поскольку представляет собой совокупность неявных глобальных предпосылок мышления коллективистических культур, теми, почти незаметными для них очками, через которые они смотрят на мир. Эти очки непригодны для культуры современной России, именно поэтому диалектика теперь оказалась теперь в нашей стране в глубоком летаргическом сне. С возвращением на историческую арену новой формы коллективистического общества, что вовсе не исключено, вновь возникла бы потребность в оживлении диалектики и диалектической логики.

Однако социальная жизнь постоянно меняется, и можно предполагать, что со временем диалектическая логика вновь вернется на какой-то период на историческую арену.

«Не нужно трех слов…»

В диалектике советского периода господствовала идея, что диалектика, теория познания и диалектическая логика совпадают, так что не нужно трех слов, обозначающих одно и то же. Эта идея является, я думаю, неверной. Прежде всего, теория познания, являющаяся наукой, не сводится ни к диалектике, ни диалектической логике.

Например, в теории познания, в частности в теории научного познания, много говорится об эмпирической аргументации (прямом и косвенном подтверждении в опыте и др.), о теоретической аргументации (дедуктивная и системная аргументация, методологическая аргументация и др.). Анализируется также контекстуальная аргументация (ссылки на традицию, авторитеты, веру, здравый смысл, вкус и т.п.), хотя она считается менее убедительной, а в устоявшейся и хорошо подкрепленной опытом теории она обычно оценивается как сомнительный прием научного обоснования. Но без контекстуальных, зависящих от аудитории аргументов, не способны обходиться ни гуманитарные, ни социальные науки, поскольку «все наше историческое конечное бытие определяется постоянным господством унаследованного от предков – а не только понятого на разумных основаниях – над нашими поступками и делами» (Х.Г. Гадамер). Контекстуальная аргументация применяется и в естественных науках, что нетрудно обнаружить, если рассматривать эти науки не в статике (как они излагаются в учебниках), а в процессе их развития. Аргументы к научной традиции, к классике, к интуиции, к здравому смыслу и т.п. вполне приемлемы на начальных этапах развития естественнонаучных теорий.

Исследование способов обоснования знания – одна из центральных задач теории познания. Но в диалектике такой темы вообще нет. Нет в ней и большинства других разделов теории познания. В их числе: эмпирический и теоретический уровни познания, теоретическая нагруженность фактов, необходимость введения еще одного уровня познания – аксиологического, выявление норм и идеалов научного познания, регулятивных принципов, подобных принципам простоты, привычности и т.д., исследование тенденции научного знания обрести форму научной теории, объективность знания, его истинность и т.д. Как можно все это богатство проблем и их предлагаемых решений свести к диалектике? Это непонятно, особенно если учесть, что основное содержание последней можно изложить, как это делал Гегель, на одной странице или пусть даже на двадцати страницах, как это намеревался сделать Маркс.
Диалектическая логика может совпасть с диалектикой только при условии, что мы - вслед за Гегелем – принимаем принцип тождества бытия и мышления. Но принцип, что мир представляет собой всего лишь мышление бога, очевидно ложен.

Диалектика является своего рода онтологией, или теорией бытия. Как может онтология совпадать с логикой, трудно представить. В логике бесконечное множество систем, описывающих те или иные фрагменты наших рассуждений. В каждой из этих систем бесконечное множество законов. Логика опирается на определенные онтологические предпосылки, но сама не является онтологией. Тезис, что диалектика и логика совпадают, может быть верным только в философской системе, отождествляющей, подобной системе Гегеля, бытие с мышлением и онтологию с логикой.

Поскольку диалектика, теория познания и диалектическая логика не совпадают друг с другом, их не следует смешивать.

2. Отличие диалектики от научных дисциплин

Диалектика принципиально отличается от любой из наук, не только естественных или социально-гуманитарных, но и формальных (математика и логика) и нормативных (этика, эстетика).
Диалектика существовала еще в Древней Греции и Древнем Китае. Если бы она относилась к наукам, можно было бы сказать, что она является одной из самых древних наук. Раньше возникла только математика, да и то в форме разрозненных и не сопровождавшихся доказательствами рассуждений. Не было еще ни теоремы Пифагора, ни обычной логики, начало которой положил Аристотель, ни даже риторики (теории аргументации), возникшей несколько раньше логики.

История диалектики насчитывает две с половиной тысячи лет. За это, достаточно долгое по меркам известной нам человеческой истории (а это всего лишь пять тысяч лет), не было прояснено ни то, в каком смысле диалектика является наукой, подобной, скажем, обычной логике или лингвистике, или же диалектика всего лишь псевдонаука, похожая на астрологию или алхимию. Остался открытым даже вопрос, в каком смысле диалектическая логика является логикой. Это кажется странным, если учесть, что каждая наука постоянно стремится уточнить предмет и методы своих исследований, отграничить себя от смежных дисциплин. В диалектике за всю долгую историю ее существования не появилось никаких принципиально новых идей и принципов. В частности, в диалектике конца Нового времени и новейшего времени не появилось ни одной принципиально новой идеи, отсутствовавшей еще в Средние века.

Одна из существенных черт любой науки – постоянное развитие. Система утверждений, не претерпевающая радикальных изменений (научных революций) на протяжении столетий, определенно не является наукой.
В обычных науках содержится неограниченное множество законов, причем это множество постоянно расширяется, а его элементы изменяются. В диалектике всегда было только три закона или что-то около этого. Все эти законы были известны еще в Средние века (включая так называемый «закон отрицания отрицания»). С тех пор за тысячу лет новых законов открыто не было. Наук, не открывающих за сотни лет новых законов, не существует, за исключением, конечно, тех наук, которые, подобно истории или лингвистике, вообще не используют понятие научного закона.

Диалектика никогда не стремилась к обычной для науки форме научной теории. Такая теория имеет ядро, ни один из принципов которого нельзя отбросить, и защитный пояс, содержащий положения, модификация которых позволяет отразить нападки на ядро³. Ничего подобного в диалектике нет.
Как только диалектике пытались, как в советские времена, придать вид теоретический вид, она превращалась в систему, комбинирующую банальности с совершенно неясными положениями. Изложить такую систему можно было на половине страницы.

Не случайно К. Маркс, широко использовавший диалектику в своем «Капитале», не писал специальных работ по диалектике и диалектической логике. Единственное, что он собирался сделать, когда выдастся свободное время, написать краткий, не более двадцати страниц, очерк по диалектике. Времени так и нашлось, так что даже этот предполагавшийся очерк остался в замысле.

После периода достаточно энергичного и продолжительного развития, «диалектическое» движение всегда неожиданно прекращалось, и диалектика забывалась на столетия. В реальных науках таких неожиданных обрывов развития не бывает.
Все эти особенности диалектики не совместимы с положением, что она является наукой. Но они хорошо согласуются с идеей, что диалектика является одним из возможных стилей мышления, то приходящим на историческую сцену, то надолго исчезающим с нее.

Понятие стиля мышления

Для представления о диалектике как особом стиле мышления важным является понимание того, что представляет собой стиль теоретического мышления⁴ .
Теоретическое мышление, как определял его Аристотель, – это мышление, не ведущее непосредственно к действию.

Стиль мышления является преломлением в сфере индивидуального мышления того общего стиля мышления, который господствует в обществе в определенный исторический период.
Для человека, насколько он человек — т. е. насколько он превосходит природу и осознает себя и свою смертность,— чувство полного одиночества и обособленности близко к умопомешательству. Человек как животное боится смерти, а человек как социальное существо боится безумия. Ему нужно поддерживать отношения с другими людьми, находиться в единстве с ними, чтобы остаться в здравом уме. Эта потребность быть вместе со всеми другими является сильнейшей страстью, нередко более сильной, чем само желание жить.

Социальное действие — это действие, учитывающее установки других людей, их цели, убеждения, оценки и т. д. Человек смотрит на мир своими глазами, но видит его через призму тех представлений, которые сложились в окружающей социальной среде. Особую роль в процессе социализации играет навязываемый индивиду обществом стиль мышления. Стиль мышления культуры — это совокупность глобальных, по преимуществу имплицитных, предпосылок мышления конкретной культуры, те почти незаметные для нее очки, через которые она смотрит на мир и которые не годятся для других культур.

Стиль мышления представляет собой сложную, иерархически упорядоченную систему неявных доминант, образцов, принципов, форм и категорий теоретического освоения мира. Эта система изменяется во времени, она подчинена определенным циклам, постоянно воспроизводит свою структуру и обусловливает специфическую реакцию на каждый новый включаемый в нее элемент. Иными словами, стиль мышления подобен иерархически организованному живому организму, проходящему путь от рождения до старости и смерти, непрерывно возобновляющему себя и придающему своеобразие всем протекающим в нем процессам.

Стиль мышления эпохи или культуры — это как бы ветер, господствующий в эту эпоху или культуру и непреодолимо гнущий мышление всех, живущих в данный период, в одну и ту же сторону. Ограничения, диктуемые стилем мышления, почти не осознаются и не подвергаются исследованию теми, кто его разделяет. Только новое время и новая культура, вырабатывающие собственное, более широкое теоретическое видение, начинают замечать то массовое летаргическое состояние, которое сковывало умы предшественников, ту общую, или, как говорят, систематическую ошибку, которая сдвигала и искажала все.

Стиль мышления слагается под воздействием культуры как целого и является фактором, опосредствующим ее влияние на мышление. Задавая горизонт мышления и общие схемы его подхода к действительности, стиль мышления оказывает, в конечном счете, воздействие на все аспекты мыслительной деятельности в конкретную эпоху.

В каждый конкретный период времени и в каждой специфической культуре помимо общего стиля мышления, распространяющегося на всех, кто живет в данный период, имеются стили мышления в различных частных и узких областях приложения мышления. Можно говорить, например, о стиле научного мышления и ставить вопрос о том, в каких аспектах научное мышление Нового времени отличалось от современного научного мышления. Можно говорить также о стиле естественнонаучного мышления какой-то эпохи или культуры, о стиле художественного ее мышления и т. п.

Социальная природа человека как теоретического существа проявляется в том, что он принимает как нечто само собой разумеющееся доминирующий в его культуре и в его среде стиль мышления. Эта принимаемая почти без всякого анализа система мыслительных привычек определяет горизонт мышления индивида, способ постановки им проблем, круг тех решений, которые он способен предложить, и т. д.

Человеку только кажется, что его мысль совершенно свободна. В действительности она движется в том достаточно узком коридоре, который задается стилем мышления соответствующей эпохи и стилем мышления той культуры и той ее группы, к которой принадлежит человек. Именно в этом смысле говорят, что никто не может подняться над своим временем, над своей эпохой, выйти из истории и рассматривать исследуемые объекты с какой-то абсолютной, вне исторической и потому совершенно объективной позиции.

М. Хайдеггер называет Х1Х в. «непроглядным», «самым темным» в европейской истории, «отгородившим Ницше от великих мыслителей и затуманившим для него осмысленную связь времен»⁵ . Очевидно, что кажущаяся «темнота» Х1Х в. связана, прежде всего, с явно обозначившимся «разрывом времен», зарождением в этот период новой культуры и соответствующего ей современного («неклассического») стиля мышления. У истоков его стоял, в частности, и Ницше⁶ . Идея сменяющих друг друга «стилей теоретизирования» обсуждалась О.Шпенглером, М. Шелером, Т. Парсонсом, Р. Бартом, Ж.-П.Сартром и др⁷.

Нередко идея, что мышление зависит от исторически детерминированных общих предпосылок, выражается без использования самого понятия стиля мышления. Так, К. Манхейм говорит о «духе времени», Л. Лаудан – об «исследовательских традициях», М. Фуко – об «эпистемах» и т.д.
Теоретический горизонт каждой культуры ограничен свойственным ей стилем мышления. Можно еще раз подчеркнуть, что ни один человек не может подняться над историей и выйти из своего времени, чтобы рассматривать прошлое и будущее «беспристрастно», без всякого искажения. Объективность исторична, и она прямо связана с той позицией в истории, с которой исследователь пытается воссоздать прошлое или будущее.

«Классические» предрассудки

В качестве примера стиля мышления можно привести стиль мышления Нового времени, безраздельно господствовавший в европейском мышлении в XVI—XIX вв.
Не существует беспредпосылочного мышления, мышления, ничего не предполагающего и никаким горизонтом не ограниченного. Мышление всегда исходит из определенных предпосылок, эксплицитных и имплицитных, анализируемых или принимаемых без всякого исследования.

Однако с течением времени эти предпосылки, т.е. то, что автоматически ставится перед посылками всякого рассуждения, неизбежно меняются. Новый социально-исторический контекст навязывает новые предпосылки, и они, как правило, оказываются несовместимыми со старыми. И если последние продолжают все-таки удерживаться, они превращаются в оковы мышления, в предрассудки: выше разума ставится то, что он способен уже не только осмыслить, но и подвергнуть критике.
«Классическими» предрассудками можно назвать те общие схемы мышления, которые сложились в рамках «классического» стиля мышления. Это то, что когда-то ставилось перед рассуждением («перед рассудком») и определяло его общее направление. Но это и то, что из необходимой и естественной в свое время предпосылки мышления успело превратиться в сковывающий его предрассудок.

Выделим некоторые характерные особенности стиля мышления Нового времени. Мир Нового времени — это сконструированный по научному образцу, ясный, математически выверенный мир, «застывшее отражение познающего духа» (О. Шпенглер). «Классическое» мышление подчеркнуто антиавторитарно. Оно не предполагает никакого канонического круга идей в качестве исходного пункта анализа. Самостоятельность аргументации ставится выше ученического следования чужим мнениям; авторитет разума, ориентирующегося на исследование природы, — выше авторитета письменного источника. В этом плане Новое время резко противопоставляет себя предшествующей эпохе. Несмотря на постоянно декларируемую оппозицию средневековой схоластике, «классическое» мышление разделяет целый ряд важных ее черт. Прежде всего — это фундаментализм, уверенность в том, что всякое («подлинное») знание может и должно со временем найти абсолютно твердые и неизменные основания. Фундаментализм средневекового мышления основывается на вере в истинность и полноту божественного откровения; в «классическом» мышлении возможность твердых оснований опирается на убеждение в особой твердости данных чувственного познания или определенных истин разума.

Еще одной чертой, объединяющей «классическую» и схоластическую аргументацию, является кумулятивизм: познание уподобляется процессу бесконечного надстраивания здания, растущего вверх, но никогда не переделываемого. Кумулятивизм очевидным образом предполагает фундаментализм, ибо знание не может неограниченно надстраиваться, если оно не опирается на безусловно надежный фундамент. Устойчивости убеждения в существовании абсолютного оправдания и абсолютных оснований теорий во многом способствовала математика, создававшая, как отмечает И. Лакатос, иллюзию раз и навсегда обоснованного знания. Математика ошибочно истолковывалась также как образец строгого кумулятивизма⁸ .

Для «классического» мышления характерна, далее, аналитичность — представление о дробности, существенной независимости друг от друга как «элементов мира», так и «элементов знания». Мир и знание мыслятся хорошо структурированными, слагающимися из четко очерченных и ясно отграниченных друг от друга элементов. Системный подход с его постулатом взаимозависимости частей и целого не совместим с «классическим» мышлением. С дробным, «атомистическим» представлением о мире и знании связана свойственная «классическому» мышлению убежденность во всеобщей определенности, в том, что всякий объект может быть достаточно строго очерчен и ясно отграничен от других объектов. Этим объясняются бесконечные поиски определений и вера в их особую, если не исключительную, роль в науке. Но еще Б. Паскаль отмечал, что невозможно определить все, точно так же, как невозможно доказать все.

Еще один «классический» предрассудок — стремление к всеобщей математизации. Оно опирается на убеждение, что в каждой науке столько знания, сколько в ней математики, и что все науки, включая гуманитарные, требуют внедрения математических идей и методов. Нет достоверности там, говорил еще Леонардо да Винчи, где нельзя применить одну из математических наук, или у того, что не может быть связано с математикой⁹ . Г. Галилей был твердо убежден, что «книга природы написана на языке математики» и что этот язык представляет собой универсальный язык науки. И сейчас еще повторяется как нечто само собой разумеющееся, что наука «только тогда достигает совершенства, когда ей удается пользоваться математикой» (К. Маркс).

Типичный «классический» предрассудок — сведение обоснованности к истинности. Предполагается, что только истина, зависящая лишь от устройства мира и потому не имеющая градаций и степеней, являющаяся вечной и неизменной, может быть надежным основанием для знания и действия. Там, где нет истины, нет и обоснованности, и все является субъективным, неустойчивым, ненадежным. Все формы отображения действительности характеризуются в терминах истины: речь идет не только об «истинах морали», но даже об «истинах поэзии» и «истинах любви». Добро и красота оказываются в итоге частными случаями истины, ее «практическими» разновидностями.

Уже это краткое перечисление особенностей стиля мышления Нового времени показывает, насколько существенно он отличается и от средневекового, и от современного стиля мышления. Характеристика этого стиля мышления наглядно демонстрирует, что не только классический, но и любой стиль мышления не является наукой. Наука в современном смысле слова – явление исторически молодое: она начала складываться только в ХУП в. «Классический», «неклассический» и «постнеклассический» стили мышления – это только та атмосфера, в которой складывалась современная наука и от которой она во многом зависит.