Согласно господствовавшему в Древней Греции походу к вопросу о смысле истории, история является позитивно ценной сама по себе, как текущий ход событий, приносящий удовлетворение тем, кому выпала удача быть погруженным в него. Этот смысл можно назвать автаркическим (от греч. autarkeia - самоудовлетворение) и передать словами: "история ради истории". Это близко к идее "искусство ради искусства": искусство имеет не только инструментальную ценность, но является также ценным само по себе, независимо от своих социальных и любых иных дальнейших последствий.

История является самоосмысленной в том же самом смысле, в каком осмысленны индивидуальная жизнь, познание, истина, любовь и иные "практические" действия. Жизнь человека в своем течении сама себя оправдывает, что не исключает, конечно, того, что она имеет и инструментальную ценность. Познание и истина также во многом находят оправдание в самих себе. Любят, чтобы любить. И ничто не может оправдать любовь, кроме нее самой. То, что она ищет, является ее истинным содержанием, формой, в которой партнеры обретают себя и взаимно (а также и другим) представляются как оформившееся единство, которое служит исключительно самому себе. Любовь является осмысленной не потому, что она соотнесена с чем-то отличным от нее самой (например, она находит свое оправдание в ребенке, плоде любви, или в обществе в целом, которое строится на подобных "элементах", и т.п.). Скорее, она притязает на то, чтобы ее оценили и признали оправданной в силу ее собственного бытия.

С точки зрения древнегреческом мышлении, история движется по кругу, возвращаясь к своему исходному пункту, она не имеет никакой, находящейся в конце ее или вне ее цели. Течение истории включает возникновение, расцвет и упадок каждого отдельного исторического бытия. Будущее случайно, и оно не может придать ценность и смысл настоящему. В моменты триумфа следует думать о возможных ударах судьбы. Выражая это мироощущение, римлянин Сципион говорил по поводу разрушения Карфагена: та же судьба, которую готовил Рим своему врагу, постигнет когда-нибудь и сам Рим, так же, как некогда она постигла Трою. Сходным образом высказывался и Тацит: "Чем больше обдумываю я события старого и нового времени, тем больше видится мне во всех делах и свершениях слепота и ненадежность всех человеческих дел"⁵ .

Характерно, что у греков и римлян не было особого слова для того, что теперь обозначается существительным "история" в единственном числе; они знали только истории во множественном числе. Автаркический смысл истории хорошо согласуется с ее субъективным инструментальным смыслом: история имеет ценность, и значит смысл, сама по себе, в самом непосредственном ее течении; но она имеет сверх того смысл как средство реализации определенных человеческих идеалов. Автаркический смысл не согласуется, однако, с основными тенденциями коллективистического, а значит и диалектического, мышления. Оно рассматривает все происходящее только через призму глобальной цели, стоящей перед коллективистическим обществом. Такому мышлению приписывание ценности историческому существованию, взятому само по себе, а не в качестве необходимого шага на пути к основной цели, представляется инородным.

Чуть окрепнув, древнегреческое общество не ставило перед собою никакой глобальной цели, требующей быстрого перехода к некоему «совершенному обществу», своего рода «раю на небесах» и тем более к «раю на земле». Это не оставляло в нем места для «упражнений в диалектике».

Гераклит

В античной культуре не было никакого интереса к диалектике. Все рассуждения об элементах исследования диалектики Платоном, Зеноном, Аристотелем и др. не опираются на реальные факты и являются идеологически ангажированными. Диалектика мелькнула, однако, на заре Античности. Что-то похожее на примитивную диалектику встречается позднее в высказываниях некоторых древнегреческих философов. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что диалектикой они, в сущности, не интересовались.

Первым и, пожалуй, единственным диалектиком в древнегреческой философии можно считать Гераклита из Эфеса (ок. 544 – ок. 483 до н.э.). Его прозвали «Плачущим», поскольку он не мог, по его словам, без слез смотреть на людскую суету. Но чаще его называли «Темным», скорее всего из-за неясности его высказываний и далеко не всем понятной склонности к диалектическому стилю рассуждений и соединению в одном и том же утверждении противоположностей. Гераклит был замкнутым, нрав его был, судя по всему, надменным. Изъясняясь афористично, Гераклит не находил нужным как-то разъяснять свои непонятные окружающим изречения. Кажется, что Гераклит ощущал себя пророком, которого печалит недоступность истины для большинства его современников. Он, как будто, чувствовал, что живет не в том обществе, которому его идеи могут показаться интересными и важными.

На фреске Рафаэля «Афинская школа» Гераклит изображен задумчивым и отвернувшимся от исписанного им наполовину листа бумаги. Судя по стилю письма, вряд ли, однако, Гераклит писал много. Сколько именно сочинений было написано им. Неизвестно, сколько именно сочинений было написано им. До настоящего дошли лишь несколько фрагментов его трактата «О природе». Они, как обычно у Гераклита, написаны в форме афористических изречений оракула. Краткость и известная туманность этих изречений объяснялась, по-видимому, тем, что свои высказывания он адресовал только мудрым. Неясность письма должна была отпугивать большинство, склонное повторять умные слова, не понимая их смысла, и тем самым выдавать себя за знатоков.

Гераклит принимает за генетическое и субстанциональное начало огонь - наиболее живой и изменчивый элемент, совершенный образ движения. В мире нет ничего неизменного, «все течет». «В одну и ту же реку нельзя войти дважды» - кажется, что река остается одна и та же, но на самом деле воды ее сменяются. Кроме того, не только другие воды омывают входящих в реку, мы сами, входя второй раз в реку, уже не те, что раньше. Можно сказать: «мы есть и вместе с тем не есть». «Нельзя войти дважды в одну и ту же реку и нельзя застать дважды нечто смертное в том же состоянии, ибо по причине стремительности и скорости изменений все распадается и собирается, приходит и уходит»⁶ . Космос был, есть и будет вечно живым огнем, мерами возгорающимся и мерами затухающим. Огонь живет смертью того, что горит, существуя между пламенем и пеплом. Но каким-то образом огонь тесно связан с логосом, понятием рациональности, основанием космической гармонии.

Становление представляет собой неотъемлемое свойство мира. Оно является не просто изменением, а непрерывным переходом одной противоположности в другую. Все изменяется, при этом все превращается в противоположное, так что противоположности, не исключая добра и зла, оказываются тождественными. Всем правит бесконечная борьба: «борьба отец всему и всему царь». Хотя за борьбой и таится гармония, тем не менее «справедливость в распре». Непрерывное становление, господствующее в мире, выражается в том, что холодное разогревается, горячее охлаждается, влажное высыхает, сухое увлажняется, молодое стареет, живое умирает. Из умирающего рождается новая жизнь – и этому преображению нет конца. Именно поэтому война является матерью всего сущего.

Но война есть одновременно и мир, в силу чего согласие несогласного вместе дает гармонию. Непрерывное становление можно определить только как совпадение противоположностей. Хорошими примерами такого совпадения являются стрела и натянутый лук, смычок и струна. Однако человек обычно не замечает универсальности становления: человеческие чувства не идут дальше видимости вещей, а наши мнения поверхностны.

У Гераклита нет никакого систематического изложения диалектики и диалектической логики. Есть только фрагменты, говорящие о всеобщей изменчивости и гармонии противоположностей:
- « Poletos (война) есть отец всего, царь всех: одних она объявляет богами, других – людьми, одних творит рабами, других свободными»⁷ ;
- «Все, что противоположно, соединяется, и из разнордных вещей рождается еще более прекрасная гармония, и все рождается посредством контраста»:
- «Они [невежественные] не понимают, как враждебное находится в согласии с собой: перевернутое соединение (гармония), как гармония лука и лиры»;
- «Путь вверх-вниз один и тот же»;
- «Одно и то же в нас – живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое, ибо эти [противоположности], переменившись, суть те, а вновь переменившиеся суть эти»;
- «Вот соединения: целое нецело, согласное несогласно, гармоничное негармонично: и все вещт едины и из единого все вещи»;
- «Бессмертные смертны, смертные бессмертны, одни живут за счет смерти других, за счет жизни других умирают»;
- «Море есть вода чистейшая и грязнейшая: рыбам – питьевая и спасительная, людям – негодная для питься и губительная»;
- «Один мне – тьма, если он наилучший»⁸ .

Особое, можно сказать исключительное внимание Гераклита к становлению получило позднее высокую оценку Гегеля. «Как первое конкретное определение становление есть вместе с тем первое подлинное определение мысли, - пишет Гегель. – В истории философии этой ступени логической идеи соответствует система Гераклита. Говоря, все течет, Гераклит этим провозглашает становление основным определением всего сущего, элеаты же, напротив, … признавали единственной истиной бытие, неподвижное, неизменное бытие. Имея в виду принцип элеатов, Гераклит говорит далее: «Бытие есть не более чем небытие»; тем самым он высказывает отрицательность абстрактного бытия и его положенного в становлении тождества со столь же несостоятельным в своей абстрактности ничто»⁹ .

Однако интерес к становлению, т.е. возникновению и исчезновению, – это еще не диалектическая направленность мысли. Становление столь же необходимо для понимания мира, как и противопоставляемое становлению бытие. Диалектика предполагает не просто всеобщую изменчивость, а то, что Гераклит называет «гармонией противоположностей».

В Античности идеи Гераклита обсуждались часто, но, скорее, как курьез. Энергичных сторонников они так и не нашли. Даже Аристотель, подхвативший гераклитовскую идею реальности как становления и противопоставивший ее платоновскому представлению подлинной реальности как чистого бытия, лишенного всякой изменчивости, иронически отзывался о Гераклите и его «пути вверх», совпадающем с «путем вниз».

В социальном плане диалектика Гераклита представляла собой реакцию древнего коллективизма на становление индивидуалистической античной демократии. В Древней Греции никакая диалектика в гегелевском смысле не могла получить распространения.

Бытие и становление

Гераклит растворял бытие в становлении и представлял мир как становящееся, текучее, вечно изменчивое целое. Парменид, напротив, считал становление кажимостью и подлинное существование приписывал только бытию. В онтологии Платона вечно существующий умопостигаемый мир является парадигмой для вечно становящегося, но по своей сути иллюзорного чувственно воспринимаемого мира. Аристотель, отказавшийся от бытия в форме особого мира идей, придал становлению характер направленности. Господствующее в мире становление Гераклит описывал очень своеобразно: как специфическое становление, представляющее собой постоянный переход одной противоположности в другую.

В дальнейшем полемика между сторонниками мира как бытия и мира как становления обострилась. Становление – это постоянное, охватывающее все без исключения объекты изменение; бытие - бесконечное повторение одного и того же. Хорошими примерами объектов, находящихся в процессе постоянного изменения, являются человеческие общества и цивилизации, изучаемые историей. Примерами объектов, не претерпевающих изменений, могут служить объекты, изучаемые физикой или химией: металлические стержни при нагревании всегда удлиняются; два атома водорода и один атом кислорода всегда образуют молекулу воды и т.п.

Очевидно, что мир представляет собой единство бытия и становления. Описание мира как становления опирается на особую систему категорий, отличную от той, на которой основывается описание мира как бытия. Единая категориальная система мышления распадается на две системы понятий. В первую из них входят абсолютные понятия, представляющие свойства объектов, во вторую – сравнительные понятия, представляющие отношения между объектами.

Существование как свойство – это становление (возникновение или исчезновение); существование как отношение – это бытие, которое всегда относительно («А более реально, чем В»). Время как свойство представляется динамическим временным рядом «было – есть – будет» («прошлое – настоящее – будущее») и характеризуется направленностью, или «стрелой времени»; время как отношение представляется статическим временным рядом «раньше – одновременно – позже» и не имеет направления.

Пространство как свойство – это «здесь» или «там»; пространство как отношение – это выражения типа «А дальше В», «А совпадает с В» и «А ближе В». Изменение как свойство передается понятиями «возникает», «остается неизменным» и «исчезает». Изменению как отношению соответствует «А преобразуется (переходит) в В». Определенность существующего, взятая как свойство, передается рядом «необходимо – случайно – невозможно»; определенность как отношение передается выражением «А есть причина В». Добро в качестве свойства – это ряд «хорошо – безразлично – плохо»; добро как отношение – это ряд «лучше – равноценно – хуже». Истина как свойство передается понятиями «истинно – неопределенно – ложно», истина как отношение – выражением «А более вероятно, чем В», и т.д.

За каждой из двух категориальных систем стоит особое видение мира, свой способ его восприятия и осмысления. Отношение между абсолютными и сравнительными категориями можно уподобить отношению между обратной перспективой в изображении предметов, доминировавшей в средневековой живописи (и в более поздней иконописи), и прямой перспективой «классической» живописи Нового времени. Обе системы перспективы внутренне связны, цельны и самодостаточны. Каждая из них, будучи необходимой в свое время и на своем месте, не лучше и не хуже другой.

Бинарная оппозиция «становление – бытие» оказывается, таким образом, центральной оппозицией теоретического мышления.