«ЛГАТЬ ПРИВЫКЛА

МГЛА ГУСТА

В НАЧАЛЕ ЦИКЛА

ТЫ

ВСЕГДА ПУСТА».

Прошла ночь. За ней кончился день, и наступила следующая ночь, а Пааво все еще был в квартире Марии. Он просыпался раньше нее и варил ей кофе, а для Паши готовил завтрак. Он провожал Марию (да пошло все к чертям, даже не буду пытаться подобрать имя, глухой медвежатник с нарушенной работой нервной системы) до работы, а затем сам вел мальчика в школу. И пока их не было, а у Пааво обнаруживались свободные часы, он целиком и полностью посвящал их тому, чтобы придумать нечто интересное к вечеру, к моменту, когда оба вернутся домой: еще один букет цветов, небольшой подарок и еще один для Паши. Пааво ходил по улицам города, и казалось, что весь мир преобразился вместе с ним. Но все было прекрасно понятно и без того: мир был тот же, но его восприятие Лепик кардинально изменил, как изменил и себя. Сколько мятежных мыслей! Сколько мыслей ужасных и черных! И их больше не было. Были лишь размышления о том, чем порадовать тех, кто ему дорог. Были лишь размышления о том, в какой парк пойти на ближайших выходных, как давно он сам не ел сладкой ваты. Были лишь размышления о том, как можно на ночь оставить Пашу, а ему и Марии отправиться в кинотеатр. Директор его был обязан Лепик, потому организовать закрытый сеанс для двух персон – вопрос слишком простой и даже мелочный. Ни слова о работе. Ни слова о баре. Ни слова о скотобойне или же об азартных играх. Он жил мгновениями, каждым мгновением, что было ему дано вместе с девушкой и ее сыном. Он был спокоен. Как никогда. Он ничего не забывал, был исключительно собран и работоспособен, хотя работать не было ни надобности, ни желания. Агнета справится сама. Она умница. (Вот именно в тот момент она на тебя и закусила, слепой придурок!) Каждый вечер Пааво сочинял новую сказку для Паши. Говорят, что литературное поприще может быть покорено лишь обманщиками и лгунами, ведь литература есть искусство врать. Врать красиво. Изящно. Интересно. Богохульно. И это полностью верно. У Лепик не случалось срывов или даже малейших колебаний его терпения или натяжения хрупкой пружины, сдерживающей поток его ненависти. Он жил, не искал ответов на вопросы, не мучил себя своей философией о страдании, не страдал. Агнета могла спокойно узнать номер Марии, и тогда бы телефон надрывался звонками. Но она того не сделала: телефон молчал. Агнета могла подослать за Пааво своих личных подчиненных, вызвать автомобиль и вывезти его в случае какого-либо непредвиденного эксцесса. Форс-мажора. Но она того не сделала. Такого быть не могло,– чтобы не требовалось участия Пааво в делах и разрешениях разных вопросов – однако, сестра Лепик либо решила, что не стоит его беспокоить (откуда такое снисхождение?), либо, что маловероятно, все делала самолично. Но результат, итог, сухой остаток неизменны. Дни шли, а жизнь становилась все краше и все счастливее, и казалось тому не было конца. Скоро они переедут в какой-нибудь дом побольше и обставленный богаче. Скоро Марии (кто же идет дальше по списку?) уже не придется работать, она сможет держать, если захочет, свое собственное ателье (магазин? Салон? Парикмахерскую?) Или два. Цех по пошиву одежды (нижнего белья? Постельных атрибутов?). А после некоторого времени совместной жизни произойдет свадьба, и такого обширного пьянства и празднества этот город никогда не узнает боле и предполагать не сможет. Затем у Паши появится брат или сестра (скорее всего сестра). Улучшениям и большим радостям нет предела. Пааво даже видел себя старым. Впервые за свою жизнь он задумался о том, что все мы когда-нибудь становимся старыми. Все, но не он. Умереть естественным путем и при естественных обстоятельствах (старость) слишком скучно и прозаично. Он знал, что умрет раньше. Он хотел умереть каждый день. Каждый день не был «как» последний. Для Пааво каждый день был последним. И так бы оно и осталось, если бы не она и ее хрупкие аккуратные ручки. Яркие волосы. Светлые глаза. И ни капли лжи или же лукавства. Пааво думал о том, как он будет выглядеть в свои пятьдесят или даже семьдесят потому, что появилась причина, повод, желание и человек, с которым хочется встретить свой седьмой, восьмой, хоть десятый юбилей. Сколько отведено. Ему хотелось жить. Так прошли три недели.

Темнота. Он закрывает глаза. Он открывает глаза. Из его рук выпадает сигарета и летит прямо на ковер. Пока мужчина понимает, что произошло, она успевает оставить на шерсти достаточных размеров прожженную дыру. Положив потухший окурок на комод, он вновь упал лицом в подушку, ощущая непреодолимую слабость.

Человек лежал на знакомой до боли кровати, застеленной знакомыми шелковыми простынями с шелковыми же наволочками на подушках. Комната была тоже знакома, и походило его пробуждение на встречу старых приятелей, только вот Пааво совершенного не помнил ни имени этого знакомца, ни даже обстоятельств предыдущей встречи их. Он решил, что раз его пальто аккуратно висит на вешалке в гардеробе, пиджак, жилет и брюки расположены неподалеку, а рубашка, что скорее всего вся в крови, сейчас стирается, то бояться нечего: то являлось еще одним доказательством, что он находится в месте, где его знают и смогут за ним поухаживать. С этими мыслями Лепик вновь провалился в глубокий сон.

888

Девушки в зале мелькают калейдоскопом. Переливаются и смешиваются друг с другом будто сложный шот, перемешанный намеренно соломинкой. Постепенно они сливаются в единую массу всех цветов, форм, размеров, заполонившую собою задние ряды. Одно большое грязное пятно. Кусок желейной грязи. Пааво чувствует, что ладонь его пуста. Марии рядом нет. Только лишь сидением дальше ищет свою маму маленький наивный мальчик. Он ищет ответ в глазах Лепик, но тот сам растерян и беспокоен. Рядом с Пашей присаживается Агнета. Нежно обнимает его и гладит по волосам, о чем-то очень тихо шепчется. На ее лице гнилая резная улыбка, а узкий прищур глаз хитро подмигивает хозяину бара.

-"Ты прекрасно знаешь, но лучше остальных, знает твой костюм: я тебя не отпущу"

Неужто тот грязный образ, слитый воедино из всех этих потаскух и блядей, красавиц и умниц и есть Агнета?

-"Клюква тебя не отпустит. Никогда не отпустит. И костюмчик твой тоже. Навсегда в этих стенах"

Неужто она их выдумала?

-"Отсюда не выбраться. Да и выбираться незачем. Радуйся тому, что я делаю для тебя и тебя ради"

Может она, всякий раз это было она?

-"Пока существуешь ты, существует и Клюква. Клюква порождает кучу трудностей, но вместе с тем несет жизнь всем и всему"

ДА НИХУЯ НЕ МОЖЕТ.

-"Я тебя не отпущу. Клюква тебя не отпустит"

Тебе самое время уходить на покой с такой-то памятью, мой милый.

-"ДОРОГУША"