А. Ф. Панкратов родился в 1907 г. в Тамбовской губернии, переехал в деревню Покровку Кемеровской области. Рассказ записывался Берестовой Натальей со слов его сына Юрия Алексеевича в декабре 1999 г.
Отец вырос в зажиточной семье, где все работали не покладая рук, с утра до вечера. Годы коллективизации всегда связывались у отца с чем-то горьким и тяжелым. Рассказывал нам о ней он не очень охотно. Во время таких рассказов часто тяжело вздыхал и надолго замолкал. Он считал, что коллективизация была направлена на искоренение истинных тружеников и хозяев своей земли. По его словам, когда в деревне только-только заговорили о коллективизации, многие в это не поверили. Не могли даже представить, что такое может быть. Не понимали, для чего это делается. Всем было страшно потерять своё имущество. И люди спрашивали друг у друга, что же с нами теперь будет!?
Деревня была разношерстной: бедняки, середняки, зажиточные. К беднякам относили крестьян, не имевших скота. У них, как правило, семьи были очень большими, с кучей ребятишек. Бедняки жили тем, что зарабатывали, идя в наем к зажиточным крестьянам. Отношение к ним в деревне было двояким: одни их жалели, помогали, чем могли (дадут кусок хлеба, что-нибудь из одежды), другие считали их лодырями и лентяями. Эти-то бедняки потом и раскулачивали хозяев. Забирали имущество, скот, зерно, землю. Никто не смотрел, что у хозяина пять–шесть ребятишек. Раскулаченных в деревне жалели, так как все знали, что свое имущество они заработали сами, своим трудом, своими руками.
Семью отца тоже раскулачили по доносу одного предателя. У них отобрали имущество, но сослали недалеко, в том же районе. Им повезло. Потом их обратно в деревню вернули и в колхоз приняли. Сказали, что ошиблись. Других же ссылали куда-то дальше в Сибирь. Везли в вагонах для перевозки скота. С собой разрешали брать только хлеба кусок, да на себя что-то одеть. Всё их имущество шло прахом. О раскулаченных мало что знали. Они иногда писали родственникам в селе о том, как они устроились на новом месте. Но это очень редко случалось...
В колхоз звали обещаниями. Говорили, что все будут жить одинаково хорошо. Те, кто победней, сразу поверили этим обещаниям, стали вступать в колхоз. Но зажиточные не доверяли этим словам, боялись потерять своё кровное. Были случаи и силой загоняли в колхоз. Тогда крику, слез и ругани было полно. Были и такие, кто колхозам сопротивлялся: скотину травили, зерно жгли, и вообще всякую «порчу» делали. Их потом «врагами народа» назвали, ссылали, а, бывало, и расстреливали. Это чтобы другим неповадно было колхозам сопротивляться.
Активистами колхозов были, конечно, бедняки. Но встречались и середняки и даже зажиточные крестьяне. К этим активистам люди по-разному относились. Кто-то их уважать стал, кто завидовать, а кто презирать и называть «прихвостнями советской власти»...
Илл. 4. Вышибем кулаков из колхозов! 1930 г. |
Л. Г. Захарова родилась в 1917 г. в селе Луговом Алтайский края. Живет в г. Прокопьевске. Рассказ записала Силина Наталья в ноябре 1999 г.
Коллективизация у меня связывается с упадком собственного хозяйства. После коллективизации достаток в семье стал совсем маленьким.
Обещали светлое будущее. Мы верили, но ничего хорошего их этого не получилось. Говорили, что когда все люди в деревне станут одной общей и дружной семьей, объединят свои хозяйства, и мы будем жить совсем хорошо. Но оказалось, что мы все жили справно только до коллективизации...
До коллективизации все было прекрасно. Семья жила в достатке. На столе всегда был хлеб и молоко. Одежду шили сами, носили аккуратно, берегли ее. Со временем еды стало не хватать, ведь весь доход семьи уходил в общую «казну» – в колхоз.
У нас в деревне кулаков было немного. Всего три семьи. Их раскулачили. Забрали все имущество. И выслали из деревни. Односельчане относились к кулакам презрительно, не любили их. Выселяли в самые разнообразные места. Разрешали взять с собой только одежду и немного еды в дорогу. Все остальное (дом, скотину) отбирали. Конфискации подлежало все.
Протест в деревне, конечно, был. Особенно со стороны тех крестьян, которые жили очень хорошо. Протестовали те, кто не хотел делить свое имущество с кем-либо еще.
Активистов в нашей деревне не было...
Мы вставали с петухами. Рабочий день начинался с 5 часов утра и заканчивался в 6 часов вечера. Я работала дояркой на ферме. Мужики работали от зари до зари в поле. Отец был трактористом.
Колхозное добро, безусловно, воровали. Сено, скотину. В народе это не считалось воровством. Если, например, своровали зерно, или другое что-нибудь, то за это могли расстрелять.
До коллективизации все в деревне жили в достатке, все работали. С коллективизацией хозяйство приходило в упадок, жить стало хуже. Стали много воровать, поэтому дома стали закрывать на замок...
Да, крестьяне хотели роспуска колхозов. Хотели иметь собственное хозяйство. Работать на себя, свою семью...
Илл. 5. В нашем колхозе нет места попам и кулакам! Н.И. Михайлов. ? г. |
А. П. Яковлева родилась в 1928 г. в деревне Пермяки Беловского района Кемеровской области. Живет в Белово. Рассказ записал Болотов Константин в марте 2000 г.
О коллективизации я помню по рассказам родителей. Но у меня сохранились и собственные детские впечатления. Своё детство я отлично помню. Оно было очень бедным. На всю семью у нас были только одни валенки, которые мы надевали по очереди, чтобы пробежаться по улице. Сколько себя помню, всегда видела мать в работе. Она была очень трудолюбивым человеком: управлялась по дому, работала на кулаков, косила им сено, жала. Сильно уставала. А вот отец всю жизнь лежал на печи. Не знаю почему, но лежал.
В колхоз родители вступили добровольно. Они всегда говорили, что иначе нельзя было прокормить семью.
Кулаков у нас в деревне было семей 5–6. Я помню, что мы им завидовали. И помню, что они нас ненавидели. Не знаю, за что! Но, наверное, за нашу нищету. Не дай Бог, если мы подойдем к их двору! Они травили нас собаками. Бедных в деревне было больше. Я думаю, они были либо ленивые, либо за что не возьмутся – всё наперекосяк!
Помню я и картины раскулачивания. Моя мать была активисткой колхозов. В активистах в основном ходили бедняки. Они становились бригадирами. А председатель у нас был, вроде, из приезжих. Мама сама раскулачивала – ходила по дворам, подгоняла подводы. На них погружали хлеб, мясо, зерно, шерсть – у кого, что было. Все это вывозили в общие амбары, где оно и хранилось. Потом из этих амбаров выделяли помощь колхозникам или отправляли куда-то соседям.
Мать не раз рассказывала, что когда она раскулачивала, ей не было жалко кулаков. Она считала, что они – жадные и злые. Но мать жалела тех, кто создавал запасы трудами своей семьи. Вот к ним она прибегала ночью и предупреждала, что утром их придут раскулачивать.
Кулаков выселяли куда-то в Томскую область. Выселяли всю семью. С собой разрешали брать только самые необходимые вещи. Но у нас говорили, что их вовсе даже не выселяли, а где-то расстреливали. Не знаю, правда это, или нет, но только никаких вестей о выселенных к нам в деревню никогда не приходило.
Да что там кулаки! Многие и бедняки не хотели заходить в колхоз. Особенно те, кто имел какую-нибудь коровенку или ещё что-то из скота. Очень не хотелось отдавать своё. Невступившим в колхоз, урезали землю и покосы. Их облагали огромным налогом...
В колхозе родители работали за трудодни. Помню, что им отводили какой-то участок, который надо было прополоть за день. Работали они всегда допоздна. Я им стала помогать с 6 лет. Работали в любую погоду. Я не помню, чтобы садились надолго отдыхать. Работали, работали и работали. Набирали трудодни. А в конце года нам на них давали либо пшеницу, либо деньги.
Илл. 6. Женщины в колхозах – большая сила! В. Сварог. 1935 г. |
Дата: 2018-12-28, просмотров: 542.