ГОСУДАРСТВЕННОГО
СЕКТОРА
Но каким же образом государство может осуществлять убыточное производство? Как оно может привлечь производителя к производству того, что тот - при объективно заданных обстоятельствах - не стал бы производить из-за его убыточности[19]? Способно ли государство сотворить чудо преодоления главного закона экономики, согласно которому расходы не могут быть больше доходов?
Названной цели государство достигает тем, что создает искусственно-организованный рынок - цену "общественного спроса" сознательно, административно поднимают (приспосабливают, или - как сейчас модно говорить, - адаптируют) до уровня индивидуальной цены предложения данного "государственного" предприятия. Легко заметить, что в этом случае величины “дополнительного спроса” и “дополнительного предложения” определяются заранее и становятся “административно-равновесными”. Возникает “административно-рыночное равновесие”: “рыночное” в том смысле, что оно считается с реальными издержками (расходами) производителя и реальной платежеспособностью (доходами) потребителя; “административным” же это равновесие является потому, что такое равновесие имеет административное происхождение.
Графически установление административно-рыночного равновесия можно представить следующим образом (см. график 9). Предположим, что есть некая потребность (ОС), часть которой (" спрос" - ОD) уже удовлетворяется с помощью рынка. Предположим далее, что это - социально-значимая потребность, и общество находит целесообразным частично удовлетворить её в пределах, превышающих возможности рыночного сектора. Произвольно определим на горизонтальной оси точку В. Тогда отрезок DB ("квази-спрос") будет представлять тот элемент неплатежеспособной части (D С - "не-спрос") общей потребности (ОC), за удовлетворение которой берётся общество (государство).
|
ГРАФИК 9. МЕХАНИЗМ ВОЗНИКНОВЕНИЯ "КВАЗИРЫНОЧНОГО" ("ГОСУДАРСТВЕННОГО) СЕКТОРА СМЕШАННОЙ ЭКОНОМИКИ. |
При неизменности координатного положения линии предложения цена удовлетворения неплатежеспособной части потребности в точке В будет равна ОА1. Это значит, что если государство желает получить произведенную за пределами рынка продукцию по цене ОА1, необходимую для удовлетворения квазиспроса D В, - продукцию, которую будут вынуждены для этого производить за точкой равновесия, и именно получить цивилизованно (то есть купив, а не отняв), то рыночная цена купли может быть равна только ВТ - справедливой для данного производителя "убыточной цене": более низкая цена не оправдает издержки данного "убыточного" производителя, а более высокая окажется уже убыточной для общества, превысив общественно-допустимый объем расходов государства.
Таким образом, и линия спроса должна быть искусственно поднята на соответствующую высоту, т.е. должна быть сдвинута "вправо-вверх", чтобы она могла пройти через точку Т. Лишь при таком условии в данном сегменте экономики может возникнуть локальный квазирынок - как взаимодействие искусственно-организованного спроса и (возникающего только в ответ на такой квази-спрос) искусственно-организованного предложения.
Каковы же последствия этой акции государства, решившего хотя бы не много (в пределах D В) увеличить потребление данного социально-значимого блага, то есть за пределами рынка?
Из графика наглядно следует, что в этом случае к “естественному” квадрату классического рынка (ОАЕD) добавится некоторое пространство искусственно-организованного рынка (DЕТВ). И сразу становится понятно - объём этих, административно создаваемых величин “дополнительного спроса” и “дополнительного предложения” (в совокупности и образующих “дополнительный рынок” D ЕТВ) определяется тем, как далеко готово зайти общество в желании максимального удовлетворения данной потребности. А поскольку государство обычно занимается производством действительно социально-значимых, но (к сожалению) экономически-убыточных видов продуктов и услуг, то всегда возникает оправданное в общественном мнении (но не в глазах рынка) стремление продвинуть точку "В" как можно правее, как можно ближе к заветной точке "С", знаменующей полное удовлетворение потребности в данном благе.
Существуют ли объективные пределы стремлению общества (государства) в удовлетворении неплатежеспособной части социально-значимой потребности? Другими словами, - возможна ли ситуация, при которой благородные помыслы государственных чиновников входят в конфликт с экономической организацией производства, вызывая разрушительные последствия для экономики в целом и для её единственного "двигателя" - рынка? Именно пример такой, до основания разрушенной чиновничеством в период социализма отечественной экономики требует особой бдительности к администраторам.
Другой важный вывод состоит в том, что за пределами “естественного рынка” (ОАЕ D) дополнительно организуемый квазирынок (D ЕТВ) возникает как результат "ступенчатого" (дискретного) роста той доли неплатежеспособной части потребности, которая удовлетворяется нерыночным способом, однако сущностная экономическая специфика этого роста заключается в том, что он уже происходит в форме прироста объема спроса.
Это - очень важный момент. Дело в том, что только в форме спроса ранее несуществовавшая для рынка неплатежеспособная часть потребности может вдруг стать ему родной и зримой, а для товаропроизводителей - желанной целью их активности, стимулируя их усилия по дополнительному производству (в этих условиях также принимающему рыночную форму искусственного "дополнительного предложения").
Но что же такое необычное произошло с частью неплатежеспособного спроса D В, в результате чего она вдруг стала "платежеспособной" и для неё нашлось дополнительное предложение? Нам было бы понятно, а главное - объяснение уложилось бы в рамки теории рынка, если бы равновесная цена (ОА) понизилась, - тогда, действительно, - величина спроса бы возросла за счет присоединения к числу покупателей тех потребителей, которым ранее это не позволяла сделать ограниченность их платежеспособных средств. Но загадка в том-то и состоит, что равновесная цена осталась без изменения, а расходящиеся за точкой Е линии спроса и предложения упрямо продолжают свидетельствовать о сохранении прогрессирующего разрыва между возрастающей "ценой предложения" и падающей "ценой спроса".
А произошло вот что: отрезок D В, по-прежнему оставаясь элементом неплатежеспособной части ( D С) потребности (ОС), "нарядился" в чуждую ему рыночную форму - в форму спроса, что привело в действие весь механизм рыночной организации дополнительного производства соответствующего продукта (или услуги). Это, конечно, - квазиспрос, искусственный спрос.
Искусственный спрос, - ибо "кошелёк" с дополнительными деньгами находится не в "кармане" у покупателей, а в государственном "кармане" (называемом "государственный бюджет", а ещё точнее - в кармане у государственных чиновников, только воля и аппетиты которых решают, станет ли данная категория населения реальным покупателем), - такова суть "квазирынка" как искусственно ("государственно") организуемого рынка. Действительно, стоит произойти чему-то непредвиденному, возникнуть неким форс-мажорным обстоятельствам, как решение о "добавке" размером с D В можно и дезавуировать.
В рыночном секторе, где деньги находятся у потребителей, решение о том, стать или не стать "покупателем", принимают сами деньговладельцы. В государственном секторе это зависит от решения чиновников ("государства") кому и сколько дать. Соответственно, административное происхождение характеризует и дополнительное "предложение", то есть - кто же из убыточных по рыночным меркам производителей станет доходным по не-рыночным меркам.
В целом же предел дискретного роста "квазирынка" определяется не только социальной значимостью данной потребности, но и реальной величиной её неплатежеспособной части, определяемой положением крайней точки С при сложившейся степени эластичности кривых спроса и предложения (см. график 10).
|
ГРАФИК 10. СТУПЕНЧАТАЯ КОНФИГУРАЦИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО "КВАЗИРЫНКА". |
На этом графике показан механизм дискретного становления государственно-организуемого квазирыночного сектора смешанной экономики, где он предстает совокупностью целенаправленно создаваемых дополнительных точек равновесия (Е1, Е2, Е3) "квазиспроса" (а в действительности - “неплатежеспособного спроса” как неудовлетворяемой рынком части потребности) и “квазипредложения" (а в действительности - продукции тех предприятий, издержки производства которых по-прежнему превышают уровень рыночно-равновесной цены).
ЛИРИЧЕСКОК ОТСТУПЛЕНИЕ:
ОСТОРОЖНО, - ТЕОРИЯ РЫНКА!
Теория рынка – выдающееся интеллектуальное достижение мировой экономической науки, обобщившее реальный опыт глобального процесса экономизации производства. Отечественные экономисты, долгие десятилетия лишенные рынка как хозяйственной практики, тем не менее, были с ним прекрасно знакомы, но - заочно, – как с марксовой теорией капиталистического рынка, застывшей в «методологической бронзе". Вот почему, подобно тому, как все русские писатели вышли из «Шинели» Гоголя, так и все отечественные экономисты вышли из «Капитала» Маркса. Правда, при этом одни – вышли, а другие – убежали; впрочем, и те, и другие скоро встретились, ибо что-что, но место встречи действительно изменить было нельзя, так как этим местом была теория и практика ВОЗРОЖДАЮЩЕГОСЯ РОССИЙСКОГО РЫНКА!
* * *
Любая наука строится на исходном методологическом основании – системе непротиворечивых аксиом, образующих предметное состояние познаваемого ею объекта (это справедливо и для концепций, возникающих в границах той или иной отрасли научного знания).
Триумфальное шествие теории рынка по учебникам и аудиториям нашей страны отвечает долгожданной потребности отечественной хозяйственной практике. Однако позиция экономистов более сдержана, и это объяснимо – уж им-то лучше других было известно огромное расстояние между теорией и практикой; и так же, как зачастую наука развивается вопреки диссертациям, так и практика чаще всего развивается вопреки теории. Отсюда правомерно возник вопрос, исподволь мучающий российских экономистов: насколько создание процветающей рыночной экономики на Западе действительно является заслугой теории рынка? И – спросим сразу же - является ли катастрофа «планомерно-организованного производства» одновременно свидетельством поражения и методологии марксистско-ленинской политической экономии?
Сложные вопросы. Тем более для отечественных экономистов, большинство из которых лучше западных коллег (так уж сложилось!) осознают значимость методологической поверки любой концепции. Это относится и к самой популярной сегодня версии теории рынка, сводящей рынок исключительно к взаимодействию спроса и предложения; эта версия неоднократно квалифицировалась как «вульгарная» из-за внеисторического (или, что одно и то же, - мистического) объяснения происхождения всех рыночных феноменов, а главное – за внестоимостную трактовку цены.
Правомерность и фундаментальность методологических упреков вульгарной теории рынка очевидна. Но прелесть ситуации в том, что «рыночников» это ничуть не беспокоит. И политэкономам пора осознать – вульгарная теория рынка возникла вовсе не для того, чтобы полемизировать с политэкономами: у нее свои задачи, своя логика, свои проблемы. Поэтому когда политэконому кажется, что «рыночник» над ним просто издевается (например, рассказывая пошлости о кривой производственных возможностей), на самом деле рыночнику не до этого, - он и сам-то не знает, как ему свести логические концы с логическими началами, и потому согласен на любую эклектику, лишь бы она укладывалась в границы столь чтимого им «здравого смысла».
Когда-то Карл МАРКС уличал классических вульгаризаторов классической политэкономии в принимаемой ими за исходный пункт невесть откуда берущуюся «буржуазность» Робинзона Крузо; примерно такую же оторопь испытывает политэконом, встречаясь с невесть откуда берущимися «спросом» и «предложением».
Три упрека со стороны политэкономии вульгарной теории рынка (т.е. «теории спроса-предложения») сохраняют свою какую-то вневременную справедливость.
Первый упрек состоит в следующем. Вообще можно согласиться с тем, что предметообразующая аксиома принимается без доказательств по одной причине – она постулирует нечто очевидное (например, товар имеет двойственную природу – он и "продукт", он и "стоимость"), но никогда еще на роль очевидности не претендовала зависимость, по природе своей имеющая сложное строение. Связь, взаимодействие, отношение, зависимость - не могут выступать в качестве аксиомы, ибо их необходимость еще должна быть доказана! Между тем вульгарная теория рынка основывается на аксиоматизации аж двух зависимостей сразу («закона спроса» и «закона предложения»), каждая из которых сама нуждается в доказательстве. Интересно отметить, что эти два «закона» в учебниках сначала постулируются как аксиомы, а потом все-таки начинают доказываться как теоремы.
Второй упрек не менее содержателен: величина спроса (предложения) действительно зависит от уровня цены, - но ведь и уровень цены зависит от величины спроса (предложения). Может быть, для функционалистов-рыночников в подобной «перемене мест» нет ничего странного, но для политэкономов-«детерминистов» эта перемена – невыносимое испытание: если одно (скажем, «спрос») зависит от другого (скажем, «предложения), но в то же время это другое (скажем, «предложение») ничуть не меньше зависит от первого (скажем, «спроса»), то познавательная ценность первой зависимости равна познавательной ценности второй зависимости; другими словами, первая зависимость также ничего не объясняет, как и вторая.
Третий упрек сводится к игнорированию степени эластичности спроса, поскольку низкоэластичный товар демонстрирует инертную величину спроса: как «потребитель» покупатель не может согласиться на меньший объем потребления, но как «покупатель» потребитель не предъявит и большей величины спроса. Таким образом, по мере уменьшения эластичности спроса суверенитет покупателя превращается в фикцию, тогда как рост эластичности линии спроса присущ товарам «капризного спроса».
Наконец, обнаруживается слабость даже общепринятой в экономиксе интерпретации графического построения закона спроса (предложения). Этот момент заслуживает особого разъяснения, поскольку критикует теорию спроса-предложения на столь любимом вульгаризаторами рынка графическом пространстве равновесного рынка.
* * *
Вульгарная теория рынка построена на системе таких рациональных посылок, рационализм которых заведомо превращает результаты анализа в оторванные от хозяйственной практики абстракции. К числу таких умозрительных («интеллигибельных») посылок относится и «рациональное основание» концепции спроса и предложения - допущение о том, что при прочих равных условиях снижение цены на данный товар будет сопровождаться ростом величины спроса на этот товар.
Аргументируя эту посылку, последователи «спросово-предложной» теории рынка поясняют: понизившаяся цена «по кошельку» большему числу покупателей; следовательно, величина спроса при снизившейся цене, несомненно, вырастет.
Однако этот аргумент противоречит принимаемому для всякого графика (и шире – всякой теории) принципа «ceteris paribus» – «при прочих равных условиях». Действительно, программируя ситуацию на графике спроса, специалисты названной «теории» изначально исходят из данного числа покупателей и данной величины их совокупного дохода, которую потенциальные покупатели способны при желании (или мастерстве маркетологов) превратить в совокупный расход и, тем самым, образовать максимальный размер объема совокупного спроса. Все эти величины входят в число неизменных параметров графической модели спроса в качестве ее «прочих равных условий», поэтому понять и тем более объяснить, откуда взялась толпа «новых покупателей», привлеченных снижением цены на данный товар, невозможно.
Для того чтобы выдержать условие «ceteris paribus» и, тем не менее, объяснить отрицательный характер зависимости между изменением цены и вызываемым им изменением величины спроса (эту обратную зависимость в экономиксе величают «законом спроса»), следует обратить внимание не на изменяющееся число покупателей (это как раз выводит нас за границы рассматриваемого графика), а на другое – на то, что неизменность величины дохода (будущего расхода, т.е. спроса) у данного числа покупателей гарантирует рост количества приобретаемых единиц товара при снижении цены каждой единицы. Действительно, если совокупный доход покупателей на данном графике принять за 30 дне. ед. (при этом число покупателей решительно не имеет никакого значения), то при цене единицы товара в 10 ден.ед. можно будет купить 3 экз. данного товара, а при цене в 3 ден.ед. – 10 экз.
Приведенное выше рассуждение очевидно и способно, на первый взгляд, выполнить функцию требуемой для теории спроса-предложения аксиомы, но доказать-то требовалось не это, а другое, - то, что при прочих равных будет куплено больше. А этого как раз доказать и не удается. И как бы ни тужились теоретики-рыночники в доказательстве правомерности данной посылки, какие бы ни выдумывались эффекты («эффект дохода», «эффект замещения», «эффект выгоды»), аксиоматическое основание модели спроса вот уже два века остается непонятным ни объясняющему «закон спроса» профессору, ни силящемуся его понять студенту.
Точно так же обстоит дело и с «родным братом» закона спроса - так называемым «законом предложения»: тезис о том, что повышение цены стимулирует прирост величины предложения, отражает обывательский взгляд на поведение производителя и, пожалуй, не менее карикатурен, чем «закон спроса». Экономисты-рыночники упорно не желают видеть, что восходящий наклон линии предложения отнюдь не отражает возрастающий энтузиазм производителей. И вновь их «подводит» пренебрежение все тем же общенаучным принципом корректного моделирования изучаемых процессов – принципом «при прочих равных условиях», о верности которому так любят распространяться рыночники во вводных лекциях любого учебника, посвященного теории рынка.
Строгость любого экономического графика (и шире – любой научной экономической модели) состоит в том, что все параметры принимаются как неизменные. Это - насильственное элиминирование в виде неизменяемости задаваемых условий – и есть научная логика построения графика (модели). И только в ситуации подобного логического (условного) элиминирования можно обнаружить функциональную зависимость специально выделяемых параметров (зависимость, кстати сказать, пока еще только гипотетическую, необходимый характер которой – по всем законам науки – еще только предстоит доказать). Скрытая «интрига» графика всегда развертывается в характере связи параметров, «назначенных» в данной модели переменными.
* * *
Между тем в модели равновесной цены (даже понимаемой как результат взаимодействия только спроса и предложения) имеется рациональное, но вырастает оно вопреки принимаемым в ней посылкам. Этим рациональным мы считаем предоставляемую названным графиком возможность наглядного обнаружения различия между системой «производства» и системой «экономики».
Сопоставим два графика (ср. графики 1 и 2), и мы увидим – график 1 соответствует классическому представлению вульгарной модели рынка, тогда как график 2 – его политико-экономической интерпретации: то, что на первом графике обозначается как «линия равновесной цены» (АЕ), на втором есть «линия экономики», в свете которой «линия предложения» (ОЕ) получает более точное определение как «линия производства».
График 1. График равновесной цены (вариант «экономик»)
График 2. График равновесной цены (вариант «политэкономия»)
Действительно, в политико-экономическом аспекте континуум линии предложения, вопреки утверждениям теоретиков-рыночников, демонстрирует вовсе не совокупность «ценоопределяемых» величин предложения, а совокупность ценодопускаемых индивидуальных издержек производства. Другими словами, линия предложения «ранжирует» производителей по уровню их индивидуальных издержек производства, т.е. по размеру индивидуальной цены (говоря старинным языком социализма, - по «себестоимости»). Этим самым линия предложения отражает затратное ("технологическое") строение производства, показывая ранжированное место каждого производителя сообразно величине его индивидуальных издержек. А в рамках «производства» товары продаются по их «естественным ценам», равным себестоимости. Именно это, между прочим, и погубило советское, насильственно деэкономизированное, производство, в котором результаты оценивались по фактическим затратам предприятий (или, что еще хуже, по административно назначавшимся ценам).
В том-то и состоит великое революционизирующее отличие «экономики» от «производства», что благодаря экономическому устройству производства однородные товары продаются на рынке по одинаковой цене, независимо от величины реальной себестоимости! Эту одинаковость и демонстрирует линия равновесной цены, которая на самом деле показывает то, что вносит «экономика» в организацию общественного хозяйства.
Различия между «экономикой» и «производством», судя по графику», сводятся к следующим пунктам.
1. Расхождение линий экономики и производства (для «рыночников» – линий равновесной цены и предложения) показывает, что и «рента покупателя» (= АМЕ), и «рента продавца» (= ОАЕ) своим появлением обязаны экономическому устройству производства, т.е. общественной форме бытия индивидуального производителя (а в этом случае «Робинзон» отдыхает, как выражается современная молодежь).
Расхождение названных линий объясняет экономическую природу стимулов: производителя - к эффективной, а покупателя – к доходной деятельности, тех стимулов, которые отсутствуют в системе производства и возникают только по мере экономизации производства.
3. Это же расхождение показывает, что совокупная эффективность общественного производства (ОМЕ как консолидированная рента покупателя и продавца) возникает только благодаря экономике, а не производству.
Появление линии экономики обозначает максимально-допустимый («общественный») уровень издержек производства; это значит, что экономическая система ставит предел величине индивидуальных издержек и тем подчиняет их общественной целесообразности, тогда как система производства не ставит никакого ограничения индивидуальным издержкам производства и тем подчиняет общественные усилия «себестоимостному» произволу индивидуальных производителей.
5. Точка равновесия (Е) не случайно знаменует конечную границу линии «экономики» (АЕ): в этой точке «экономика» сливается с «производством» (для тех производителей, индивидуальные издержки которых равны рыночной цене) и погибает в удушливых объятьях "себестоимости" (индивидуальных издержек производства); линия экономики как-то трагически обрывается в точке равновесия, за которой экономики действительно быть не может, за которой вновь начинается угрюмая система малоэффективного производства.
* * *
Экономизация российского производства - исторически запаздывающий и потому нуждающийся в ускорении процесс, - заставил даже теоретиков переходить от анализа «системы производства» к анализу «системы экономики». При этом Россия выстрадала право не просто на рынок, а на хороший рынок, равно как и право на хорошую теорию рынка. И если мы стремимся к научной идеологии рыночных реформ, то в модели классического рынка (на графике равновесной цены) студентам необходимо научиться видеть главное - отличия «экономики» (представленной "демократической" и "стимулирующей" производителей-продавцов линией равновесной цены АЕ) от «производства» (представленной механически-ранжирующей производителей-потребителей по уровню их индивидуальных издержек производства и сулящей только угрюмое и малостимулирующее возмещение каждому производителю его же индивидуальных затрат линией предложения ОЕ), тем более что нагляднее фундаментальное отличие не может проиллюстрировать ни одна другая графическая модель!
| "ОБЩЕСТВЕННОСТЬ" |
ЧАСТНОЙ ЦЕНЫ И
"ЧАСТНОСТЬ"
ОБЩЕСТВЕННОЙ ЦЕНЫ
|
|
ГРАФИК 11. ДИНАМИКА ЦЕНЫ В СМЕШАННОЙ
ЭКОНОМИКЕ.
Двухсекторная графическая модель строения современной экономической системы вносит уточнение и в понимание характера движения ценовой линии в логических границах смешанной экономики. Самое главное состоит в том, что за пределами подлинного рынка усреднение цены (представленное отрезком АЕ на графике 11) становится невозможным.
Дело в том, что отмеченное усреднение цены, возникающее в результате свободной конкуренции и порождающее рыночную (равновесную) цену, навязывается производителям в рамках классического, подлинного рынка (ОАЕ D) и выступает как внешний для них результат конкуренции между ними же самими. Однако квазирынок (“государственно-организованный рынок") возникает в особых условиях - в условиях превышения расходов производителя над доходами потребителя. Это фактически устраняет конкуренцию - как между покупателями (ни у кого из тех, кто "столпился" в неплатежеспособной части потребности - D С - нет денег на покупку данного товара), так и между продавцами (у всех производителей издержки производства настолько высоки, что никто их них не может выступить продавцом при равновесной цене, равной ОА). А с отсутствием конкуренции исчезает и объективный механизм установления равновесной (общественной) цены.
Поэтому цена "квазиспроса" не может формироваться подобно тому, как это происходит на рынке, то есть она не может отражать средние, «общественно-необходимые» затраты производителей; за пределами рынка, в убыточном (и потому возможным только как государственно-организуемом) секторе экономики формируется не по средним ("общественно-необходимым") затратам производителей, а по индивидуальным затратам каждого производителя, т.е. соответствует индивидуальной “цене предложения”. Так что, если мыслить привычными категориями, - сколько производителей занято в "квазирыночном" (государственном) секторе по удовлетворению данной потребности, столько будет и “квазирынков”, и “квазиравновесных цен”. Словом, государственный сектор - это совокупность "индивидуальных рынков", располагаемых по степени допускаемой обществом возрастающей дороговизны производства социально-значимой продукции.
Действительно, за пределами равновесной цены каждый "убыточный" производитель есть своего рода "монополист", ибо он на самом деле монополист именно данного уровня издержек производства. Потому-то и возникает индивидуальная цена для каждого данного предприятия-монополиста, а линия равновесной цены (АЕ) превращается в линию "реальных цен предложения" (ЕМ), которая, в свою очередь, может превратиться в линию "индивидуальных цен рыночного равновесия". В рамках нерыночного сектора невозможно продолжение линии равновесной цены; ее "продолжение" в нерыночном секторе означало бы еще большее удорожание и без того убыточной продукции, "переплату" тем производителям, которые имеют относительно меньше затраты по сравнению с другими "заравновесными" производителями.
Возникает парадокс: если на индивидуальном (частном) рынке господствует общественная (усредненная, равновесная) цена, то на общественном (государственном) рынке господствует индивидуальная цена, отражающая и покрывающая затраты именно данного производителя, приспособленная под его затраты. В государственном секторе смешанной экономики складывается ступенчато-возрастающая система индивидуальных “рыночных” цен, возможный диапазон которых ограничен отрезком ЕМ (см. тот же график).
Всё это дает дополнительную характеристику государственного сектора: если частный сектор смешанной экономики в ценовом аспекте представлен единственной равновесной общественной ценой, то общественный сектор - множеством индивидуальных, устанавливаемых административным способом, цен, цель которых - возмещение затрат того производителя, продукция которого признана общественно-необходимой, но издержки производства у которого по ряду объективных и субъективных причин не укладываются в рамки рыночно-равновесной цены[20].
Дата: 2018-12-28, просмотров: 289. 
Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
|