Прежде чем приступить к рассмотрению положений связанных с функционированием сознания центра чувств хотелось бы обозначить его место в общей структуре трех центров сознания человеческого существа: двигательный центр обеспечивает человека возможностью действовать (энергией), центр чувств – способностью действовать (моторикой), центр разума – целесообразностью действия (осмысленностью). Другое название центра чувств – центр сердца (от сьрдь – середина) или центр гармонии.

По степени развитости центров сознания люди делятся на три типа.

К первому типу относятся те, чье внимание в той или иной степени сконцентрировано на физическом теле. Для достижения своих целей эти люди используют физическую силу, сексуальную привлекательность, ловкость, скорость, грацию и пластику. Данная фиксация имеет свои преимущества и недостатки, однако вся их деятельность базируется на подражании и кривлянии – на мимикрии. В результате они уподобляются курам, использующим известный подход: клюй ближнего, «плюй» на нижнего.

Второй тип – это чувственно ориентированные люди. Они, в отличие от эмоционально ориентированных, воспринимают мир, как место удовлетворения собственных чувственных желаний (не путать с эмоционально-чувственными, то есть эротическими, с так называемым эмоциональным удовлетворением – сексуальным). Чувства этих людей, являются, как созидательными, так и весьма разрушительными. При всем при том, они твердо убеждены в том, что любую объективную реальность можно преодолеть силой желания.

Третий тип людей – это преимущественно интеллектуалы. Их основной подход: размышление, анализ, синтез; поиск решения, истины, смысла и пр. Они многое знают, блестяще владеют словом, могут, что угодно объяснить и взаимоувязать, но если посмотреть на качество их личной жизни, то можно обнаружить, что они так же тупы и невротичны, как и все остальные типы.

Все дело в том, что зачастую у человеческого существа развитие получает только один из трех центров сознания. Отсюда деление общества на касты или сословия. Одни люди умничают, другие делают ставку на «туловище», третьи исключительно чувственны и в результате с годами начинают чем-то походить на растения. Не в смысле на овощи, а растения с их чувственной грацией, обольстительными влажными, сочными и мясистыми листьями, гибкими сладострастно изогнутыми стеблями, волнующими кровь эротическими ароматами и будоражащими воображение соблазнительными цветками, с каплями упоительно сладкого райского нектара в зеве призывно раскрытого пестика. Однако незадействованные центры этих людей настолько слаборазвиты, что нередко находятся на довольно примитивном уровне и в совокупности представляют собой, как бы сознание идиота. Причем не просто сознание имбицила, а типично невротического идиота, продукта неуравновешенного развития.

Многие из этих людей чувствуют постоянную неудовлетворенность собственным бытием, совершенно не понимая того, что оно непосредственно связано с их образом мышления. Некоторые из них даже начинают заниматься духовными практиками, полагая, что вот-вот и найдется великий гуру, который вытащит их жирные, потные задницы из той жизненной рутины, в которую они загнали себя и переправит прямо в райские кущи. Они уверены, и совершенно искренни в своем заблуждении, что некий мифический майтрейя или мессия, стирая подошвы, спешит к ним на помощь и воображают, что если ученик готов, то учитель обязательно найдется, как потерянный в детстве мячик. Однако это не так.

Что значит ученик готов?

Он всегда готов! Если он ученик конечно.

А учитель когда готов?

Дело в том, что учитель не ищет учеников! Никто не может распространять учение! Человек знания заинтересован скорее в соратниках, либо в  преемниках, а не в учениках.

Вокруг нас немало учителей и наставников, но мы не видим их, потому что крепко спим, упокоенные собственной значительностью, верой в святость и бессмертие некой абстрактной души и непогрешимостью умозаключений скудного умишки дегенеративного центра разума. Никто нам не препятствует на пути к знанию кроме нас самих. Все двери открыты и находятся прямо перед нами, а мы их не видим (человек сам является дверью в себя, а мы не помним себя). Однако немногие хотят даже слышать о чем-то большем, о чем-то главном, тем более действовать в соответствии с тем, что услышали, а из тех, кто действует, лишь единицы имеют достаточно личной силы для того, чтобы извлечь пользу из своих действий. Мы смотрим и не видим, мы слушаем, и не слышим. Мы не в состоянии осознать, что каждый из центров обладает собственной логикой. Именно поэтому мы не умеем правильно задавать вопросы и ответы, естественно, получаем непрямые, а косвенные. Все остальное, домысливаем или воображаем, то есть, притягиваем ответы за уши.

Например, интеллектуал пытается решать все свои проблемы, через осмысление причин их вызвавших и последствий своих так называемых «адекватных» действий по устранению факторов привлекающих в его жизнь неприятные ситуации. Но бывают моменты, когда действовать необходимо, пуская в ход физическое тело, или следует прислушаться к собственным чувствам, к желаниям. Также возникают моменты, когда следует абстрагироваться от чувств и проанализировать ситуацию, либо без лишних размышлений бить на упреждение, прятаться или бежать без оглядки.

Современный человек, ощущая свою значительность и предъявляя претензию на обладание высшим знанием, считает, что имеет все основания и законное право на «слово ответа». Он читает тома священных писаний и выпытывает у тибетских лам информацию, которая для него абсолютна бесполезна. Он ищет местонахождение неких духовных центров: Шамбалу, Асгард, Грааль и пр., а также тех, кто ими управляет. Но он не составляет себе за труд хотя бы разузнать: а что же это такое? И поразмыслить над тем, что это ему даст? Он не готов ничем жертвовать, тем более своей неповторимой индивидуальностью, этим призраком так много значащим для современного человека.

У нас нет никакой индивидуальности, мы безликие странники, путешествующие по туннелю времени (кванты энергии, совершающие туннельный переход), без всяких внутренних ценностей и без какого бы то ни было права на продвижение, только лишь по праву того, что мы родились на свет. Время течет сквозь нас, а мы прячемся в тени собственной личности неспособные сражаться за собственную свободу. Она нас пугает – эта тотальная свобода. Мы не знаем себя, мы не знакомы с собой – кто мы, куда мы, зачем мы? Мы подбираем куски беспорядочных сведений, подобно собакам, выхватывающим падаль из помойной ямы. Мы настолько заполнены сложностями космических формулировок, которые предоставляет нам академическое знание, основанное на заблуждениях отдельного человека и заучиваемое нами на манер попугая, что не способны ставить верно вопросы: Кто я? Что я могу? Что я смею? Что я умею?

Наше фрагментарное сознание не позволяет нам задавать правильные вопросы и получать пользу от ответов. Мы с детства обучаемся мыслить по шаблону. Подобное мышление тщетно, так как человек учится – действуя, но не спрашивая. Суть не в том, чтобы читать святые писания, а скорее в том, как их следует читать, чтобы пережить то, что должно быть пережито. Вот, например, церковники тщательно вымарали из евангельской мистерии прямую речь Христа, но к счастью не все апокрифы уничтожены. Проникнитесь содержанием следующего стиха из Деяний Иоанна, в котором звучит прямая речь Христа.

101. Ничем, следовательно, из того, что они скажут обо Мне, я не страдал. Более того: страдание, которое Я показал тебе и остальным в танце, Я хочу, чтобы оно было тайной. Ибо ты видишь то, что ты есть, ибо Я показал тебе это. Но то, чем являюсь Я, знаю Я один и никто больше. Выстрадай же меня, чтобы сохранить то, что есть мое и то, что есть твое, чтобы узреть через Меня и узреть Меня в истине. Я есть не то, что Я сказал, но то, что ты способен знать, так как ты близок к тому же.
Ты слышишь, что Я страдал, однако я не страдал. Я был пронзен копьем, и все же Я не был убит. Повешен, Я не был повешен. Кровь истекла из Меня, и все же она не истекла. И, одним словом, то, что они говорят обо Мне, со Мной не происходило, но то, чего они не говорят, так это то, что Я страдал. Итак, объясню тебе то, чем все это является, ибо я знаю, что ты поймешь. Восприми во Мне хвалу (или убийство) Слова (Голоса). Пронзение Слова копьем, кровь Слова, рану Слова, повешение Слова, страдание Слова, пригвождение Слова, смерть Слова. И так говорю Я, отделяясь от образа человеческого. Восприми же поэтому, прежде всего Слово, затем ты воспримешь Господа и, наконец, человека, и то, что он страдал".

Нас воспитали так, что мы думаем, будто бы у всякого вопроса есть ответ. Это не верно. Всякий вопрос несет в себе возможность ответа, но обладает ли ответ ценностью? Мы чувствуем, что располагаем умом для того, чтобы понять «слово ответа» и должны спрашивать, т.е. имеем на это право. У нас может быть, даже есть диплом специалиста с высшим образованием. Но поможет ли интеллект в ремесле, без наличия мастерства? Сможем ли мы излечиться от насморка при наличии диплома? Пробежит ли дипломированный специалист дистанцию быстрее необразованного спортсмена?

Учение, знание и мудрость полезны для нас только в том случае, если мы способны правильно их применять. Но при этом нам следует опасаться скатиться к культу личности гуру, не разгадав смысла стоящего за человеком. А ведь это именно то, что сделали церковники из человека, который сам никогда не заявлял о том, что он личный представитель Бога на земле и не претендовал на то, чтобы стать ипостасью Божьей.

Следует ли нам соглашаться с Никейским собором, канонизировавшим природу Иисуса?

Его личность окутана покровом тайны и легенды. То, что записано в Новом Завете, является, мягко говоря, не совсем точным толкованием его биографии. На сегодня существуют убедительные доказательства крайней ненадежности записей Нового Завета, то есть полное отсутствие первоисточников. Возможно учредители христианства, как религии считали, что необразованные народные массы нуждаются в более близком контакте с Богом, чем предоставляет обычное мистическое учение, и им понадобилась форма доктрины на более тривиальном уровне. Возможно, для них посланник опосредованно принимающий форму божества показался более подходящей ипостасью для укрепления собственных посреднических позиций между богом и человеком. Но нужно ли было один за другим изымать положения неприятные отцам церкви, не оставив в конце концов ничего подлинного от истинного учения, посредством которого человек мог бы найти себя самого, и, найдя себя, найти в себе нечто большее, нечто главное... Ведь любому человеку знания доступно сознание того, что, опустившись на более низкую ступень коммуникации, тут же лишаешься осознания высшей.