Люди не могли не видеть пробуксовки их жизнедеятельности, обусловленной всей этой фантастикой, и мифологическое мышление исторически вытеснялось мышлением логическим, последовательным, доказательным, объективным, безэмоциональным, индивидуальным (вместо коллективно-стадного первобытного) и потому, на новой основе, всеобщим, коммуникативно-общеобязательным. Такое мышление с самого начала получило название рассудка, или здравого рассудка, и эта форма мышления за невиданно короткие исторические сроки резко изменило человеческий мир. Здравый рассудок нового мышления исторически мгновенно, за ничтожные несколько столетий, дал цивилизации города, ремесла, ирригационные сооружения, производственную и военную технику, строительство крепостей, дворцов и храмов, сложное градостроительство и коммунальное хозяйство, развитие искусств, наук, появление человеческого досуга, спорта, театра.

Эпоха неолита, отцовский род, эпоха начала производства, расслоение общества на группы с разными интересами, территориальное обособление племён и родов, рост населения и первые великие переселения народов — это эпоха вымывания из первоначального мифологического мышления элементов необъективности, излишней эмоциональности, излишне свободной предикации, фантастичности. Нарастают элементы отделения объекта от субъекта, отношения к миру как внешнему и мертвому, которым можно распоряжаться по своему усмотрению; вытесняются страхи и любовные привязанности к стихиям природы, мышление становится всё более последовательным, непротиворечивым, доказательным, однозначным в своих выводах. Формируются категории причины, времени, пространства, структуры, иерархии и т. п.

Исторически краткий период неолита – отцовского рода (десятое – пятое тысячелетия до н. э.) сменяется эпохой первых полурабовладельческих и рабовладельческих государств, основанных на так называемом азиатском способе производства. Здесь мифология, став государственной идеологией (Веды в Индии, Цзины («Книги») в Китае, религиозно-мифологические конгломераты в Двуречье и Египте, орфеевские и гесиодовские систематизации мифологии в античной Архаике) сосуществовала с развивающимся логическим мышлением. Формировался новый тип мышления, а вместе с ним новый тип человека. К середине первого тысячелетия до н. э. в развитых регионах планеты в мышлении людей стали преобладать элементы логики — объективность, последовательность, непротиворечивость, доказательность, безэмоциональность, беспристрастность. Мир представился отделённым от человека, стал лишь объектом, неодушевленной «окружающей средой», предметом преобразования и покорения. Человек представился самому себе никак с миром не связанным, ничем ему не обязанным. Любовная валентность к миру стала представляться наивным пережитком прошлого, системная связь с обществом – рецидивом азиатского тоталитаризма, прежняя универсальность человека прогрессирующе размывалась, человек специализировался, индивидуализировался, становился частичным, и в этом находил предмет достоинства и гордости.

Мир как целое, общество как ценность интенсивно вытеснялись из сознания и обихода. Свобода индивида, первенство его прав по отношению к обществу становились высшими ценностями. Общество, государство стали представляться лишь средствами достижения индивидуальных целей человека. Никаких взаимных тяготений, никаких сверхиндивидных стркутур, никакой религии, никакой церкви – выборность и свободная сменяемость жрецов и оракулов. Боги, религия, мифология – это лишь сказки и страшилки для несовершеннолетних детей либо сюжеты и персонажи театра. Атеизм, вульгарный потребительский материализм, единственность посюстороннего мира, никакой метафизики, простор для позитивного, прагматичного научного познания и практического использования законов природы. Мир – это логос, и нет в нем никакого пафоса, умысла, промысла. Всё просто и однозначно, никаких страхов и тайн.

Вместо боязливого, конформистского, первоначального мифологического человека формировался новый человек, и его персонифицированным образцом стала выработанная эпосом фигура царя Одиссея, этого пройдохи и рационалиста, индивидуалиста и развратника, любопытствующего исследователя и покорителя природы, стяжателя и господина самому себе и своим подданным. И еще та же ранняя Античность создала образ аргонавтов. Здесь героизм пренебрежения природными стихиями (Богами!) и жажда индивидуальной наживы выражены еще ярче. По преданию, в походе аргонавтов участвовал и легендарный певец Орфей. Не означает ли это того, что сухие и рассудочные аргонавты уже могли держать его на своем корабле лишь в качестве скомороха, услаждавшего их слух своими этнически-пережиточными песнопениями?

В набирающем обороты рационализме Древней Греции (V век до н. э.) пафос суверенности человека подхватывают софисты. «Много в природе дивных сил, / Но сильнее всех человек" эта фаза Софокла философски сконцентрирована в знаменитом протагоровском афоризме «Человек есть мера всех вещей, существующих и не существующих». Некто Продик усилил ту «гному» до утверждения, согласно которому «каковы пользующиеся вещами люди, таковы и самые вещи». Нет объективно обусловленных, объективно всеобщих знаний, норм морали, искусства, политической жизни, есть только людские мнения (это совершенно то же, что делают современная герменевтика либо феноменология). Продолжая рационализм первых философов, софисты разрабатывали логику доказательства и опровержения, ту логику, которую позже систематизировал Аристотель и которую Гегель стал называть формальной. Это была логика рассудка, первой формы логического (логичного) мышления, пришедшего на смену мифологии.

      Субъективизм и индивидуализм софистов был продолжен и сконцентрирован Сократом. Эпоха Сократа, как и софистов, это эпоха позорной братоубийственной Пелопонесской войны, войны между Афинами и Спартой. Всё смешалось в этой эпохе. Классические представления о чести и истине, о красоте и справедливости, настроения патриотизма и оптимизма, уверенность в исторической перспективности найденного народом демократического жизнеустройства уступали место зависти и подлости, интригам и заговорам, предательствам интересов государства. В общественной психологии распространились настроения неуверенности и страха. Мир распадался на глазах, никому уже нельзя верить, все слова и речи лживы (и софисты это только взвинчивали своим обучением всех желающих риторической казуистике), нужно уметь читать между строк и слышать между слов. Язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли. Сократ и Платон придали теоретическую обоснованность этому раздвоенному миру (субъективистские «даймонионы» Сократа, внепредметные «эйдосы» вещей Платона).
      Уходящая в прошлое мифология всей ее гуманистической стороной протестовала против экспансии «нового мышления». Народ ностальгировал по прошлому. Стоят ли сомнительные достижения цивилизации той цены, которую за них платит человечество? Парменид, Гераклит, Демокрит, другие космисты и сторонники системного миропонимания сознавали, что надвигающаяся эпоха рассудка и индивидуализма (а это взаимообусловленные вещи) ни к чему хорошему не приведет. Рассудок – это противопоставление человека человеку, это сухое, безэмоциональное, бездушное отношение ко всему: к человеку, природе, обществу, богам как выражению целостности мира. Победное шествие рассудка уже оборачивается слезами и кровью, всеобщим поражением человечности в людях. Ничто не свято, ничто не любимо, даже себя, любимого, рассудочный индивидуалист не любит, а лишь использует как собственный «человеческий капитал» в борьбе с чужим индивидуализмом и эгоизмом. А то ли еще ждет нас впереди, если человечество и дальше пойдет по этому пути? Ведь уже сейчас налицо явный кризис общества как кризис индивидно-рассудочного человека. Не «осевое время», не поворот вокруг оси от низа к верху, не провозвестие положительного качества бытия вопреки отрицательному, а явный и неминуемый тупик, катастрофа и гибель бытия, кризис, а вовсе никакая не «ось». Надо срочно что-то предпринимать, надо переосмысливать сложившиеся ценности и, прежде всего, понимание человеком собственного достоинства, своей сущности и способов ее осуществления.