Когда закончились оба президентских срока Клинтона (два срока являются лимитом, установленным 22-й Поправкой к Конституции США), стало ясно, что теперь кандидатом в президенты от демократов станет Алберт Гор, человек, верно служивший Клинтону в качестве вице-президента. Республиканская партия выбрала своим кандидатом губернатора штата Техас Джорджа У. Буша-младшего, известного своими связями с нефтяной промышленностью и рекордным числом смертных казней во время его нахождения на посту.
Хотя в период избирательной кампании Буш-младший обвинил Гора в том, что тот пользуется настроениями «классовой войны», кандидатуры Гора и сенатора Джозефа Либермана на пост вице-президента не представляли угрозу для сверхбогатых. На первой странице «Нью-Йорк таймс» была опубликована статья, озаглавленная «Как сенатор Либерман выступает за бизнес и гордится этим», и далее приводились подробности: он пользовался поддержкой высокотехнологичной промышленности, сосредоточенной в Силиконовой долине, а военно-промышленный комплекс Коннектикута был ему благодарен за контракты стоимостью 7,5 млрд долл. на строительство подводной лодки типа «Сивулф».
Различную степень поддержки корпорациями двух кандидатов в президенты можно измерить, сравнив 220 млн долл., собранные во время избирательной кампании Дж. Бушем-младшим, и 170 млн, имевшиеся в распоряжении А. Гора. У обоих претендентов не было планов, касавшихся бесплатного всеобщего здравоохранения, крупномасштабного строительства дешевого жилья, значительных изменений в контроле за состоянием окружающей среды. Они выступали за сохранение смертной казни и увеличение количества тюрем. И Гор, и Буш являлись сторонниками сильного военного истеблишмента, продолжения использования сухопутных мин, а также санкций против народов Кубы и Ирака.
Кандидатом от третьей партии выдвигался Ралф Найдер, многолетний настойчивый критик контроля корпораций над экономикой. Его программа резко отличалась от программ двух основных претендентов, поскольку особое внимание в ней уделялось здравоохранению, образованию и окружающей среде. Но во время избирательной кампании Найдера исключили из дебатов, транслировавшихся по национальному телевидению, и, не имея поддержки большого бизнеса, он был вынужден собирать мелкие пожертвования людей, веривших в его программу.
Исход был предсказуем, учитывая единство обеих ведущих партий по классовым вопросам и преграды, воздвигнутые перед кандидатом от третьей партии: половина населения страны, в основном американцы с низкими доходами и те, кто не поддерживал ни республиканцев, ни демократов, вообще не стала голосовать.
Один журналист побеседовал с кассиршей бензозаправочной станции, женой рабочего-строителя. Она сказала: «По-моему, они не думают о таких, как мы… Может, если бы они сами жили в трейлере с двумя спальнями, все было бы по-другому». Афроамериканка, менеджер в закусочной сети «Макдоналдс», которая получала чуть больше минимальной зарплаты, составляющей 5,15 долл. в час, заявила о Буше-младшем и Горе: «Я на этих двоих даже внимания не обращаю, и все мои друзья так же считают. Моя жизнь не изменится».
Это были самые странные выборы в истории страны. Гор получил на сотни тысяч голосов больше, чем его соперник, но по Конституции США требовалось, чтобы победитель определялся членами коллегии выборщиков от каждого штата. Количество поданных голосов выборщиков получилось настолько близким, что результат должен был определиться выборщиками от штата Флорида. Такое различие между голосованием народа и голосованием выборщиков в прошлом имело место лишь дважды — в 1876 и 1888 гг.
Кандидат, которого поддержало большинство избирателей во Флориде, должен был получить все голоса выборщиков этого штата и стать президентом. Но последовал ожесточенный спор относительно того, кто же — Буш или Гор выиграл выборы во Флориде. Казалось, что многие голоса не были подсчитаны, особенно в округах, где проживало большое количество чернокожих; что избирательные бюллетени были признаны испорченными по техническим причинам; что неясны отметки, сделанные на бюллетенях машинами для подсчета голосов.
Дж. Буш-младший имел преимущество: его брат Джеб был губернатором этого штата, а член Республиканской партии, секретарь штата Флорида Кэтрин Харрис обладала полномочием удостоверить, кто получил больше голосов и победил в выборах. Когда ей предъявили обвинения в фальсификации результатов голосования, она торопливо провела частичный пересчет, в итоге которого на первом месте остался Буш.
В результате обращения в верховный суд Флориды, в котором преобладали демократы, суд обязал К. Харрис не утверждать победителя, а продолжить пересчет. Она установила конечный срок для этой процедуры, и, хотя оставались тысячи спорных бюллетеней, секретарь штата сделала следующий шаг и утвердила Буша-младшего победителем с преимуществом в 537 голосов. Это был самый незначительный разрыв во всей истории президентских выборов. Когда Гор был готов оспорить это и потребовать продолжения пересчета, согласно постановлению верховного суда Флориды, Республиканская партия апеллировала к Верховному суду США.
Мнения членов Суда разделились по идеологическому принципу. Пять судей-консерваторов (У. Ренквист, А. Скалья, К. Томас, Э. М. Кеннеди и С. Д. О'Коннор), несмотря на обычную консервативную позицию невмешательства в полномочия штата, аннулировали решение верховного суда Флориды и запретили дальнейший пересчет бюллетеней. Они заявили, что эта процедура нарушает конституционное требование «равной защиты законов», так как в разных флоридских графствах существуют различные стандарты подсчета бюллетеней.
Четыре судьи-либерала (Дж. П. Стивенс, Р. Гинсбург, С. Брейер и Д. Х. Саутер) возразили, что Суд не имеет права вмешиваться в интерпретацию закона штата верховным судом Флориды. Брейер и Саутер доказывали, что, даже если не был соблюден единый стандарт подсчета, это можно исправить, устроив во Флориде новые выборы с едиными правилами.
Тот факт, что Верховный суд страны отказался допустить какой-либо пересмотр результатов выборов, означал, что он был твердо намерен обеспечить президентский пост своему фавориту — Бушу-младшему. Судья Стивенс с некоторой горечью указал на это в своем отчете от имени меньшинства: «Хотя мы никогда не узнаем с полной уверенностью, кто же победил в этом году на президентских выборах, мы очень хорошо знаем, кто проиграл. Проиграло доверие народа к судье как беспристрастному стражу закона».
Заняв должность, Буш самоуверенно продолжил политику защиты интересов большого бизнеса, как если бы он получил поддержку подавляющего большинства народа. В свою очередь Демократическая партия, хотя основы ее философии не слишком отличалась от позиций правящей партии, перешла в робкую оппозицию, полностью одобряя внешнеполитический курс президента и лишь слегка расходясь с ним по вопросам внутренней политики.
Программа Буша-младшего стала ясна сразу же. Он выступал за сокращение налогов с богатых, против строгих регламентаций в сфере защиты окружающей среды, которые должны были обернуться затратами для бизнеса, и планировал «приватизировать» социальное обеспечение, ставя пенсионные фонды граждан в зависимость от рынка ценных бумаг. Кроме того, президент увеличил военный бюджет и продолжил программу «Звездных войн», хотя, по общему мнению ученых, средства перехвата баллистических ракет не могли действовать в космосе и, если даже план удастся, он вызовет лишь новый виток гонки вооружений в мире.
Через девять месяцев после начала президентского срока катастрофа 11 сентября 2001 г. отодвинула на задний план все остальные проблемы. Угонщики направили огромные реактивные самолеты с полными баками горючего на башни-близнецы Всемирного торгового центра, расположенные в деловой части Нью-Йорка, и в одну из частей здания Пентагона в Вашингтоне. Американцы по всей стране с ужасом наблюдали на телеэкранах, как в адском пламени рушатся небоскребы, распадаясь на куски бетона и металла и погребая под собой тысячи работавших в этих зданиях людей, а также сотни пожарных и полицейских, спешивших на помощь.
Это было беспрецедентное нападение на основные символы американского богатства и власти, предпринятое 19 жителями Ближнего Востока, в основном из Саудовской Аравии. Они решили умереть, чтобы нанести смертельный удар стране, которую воспринимали как своего врага, — этой сверхдержаве, возомнившей себя неуязвимой.
Президент Буш немедленно объявил «войну терроризму» и заявил: «Мы не будем делать различий между террористами и государствами, которые их укрывают». Конгресс США сразу же принял резолюции, давшие президенту полномочия развернуть военные действия без объявления войны, как этого требовала Конституция. Резолюция была принята сенатом единогласно, а в палате представителей только один конгрессмен проголосовал против. Это была Барбара Ли, афроамериканка из Калифорнии.
Полагая, что за атаки 11 сентября несет ответственность воинствующий исламист Усама бен Ладен и что он скрывается где-то в Афганистане, Буш отдал приказ о бомбардировке этой страны.
Президент объявил своей главной целью схватить («живым или мертвым») этого человека и уничтожить исламскую воинствующую организацию «Аль-Каида». Но после пятимесячной бомбежки Афганистана, когда Буш обратился с посланием о положении страны к обеим палатам Конгресса, президенту пришлось признать (хотя он и сказал: «Мы побеждаем в борьбе с терроризмом»), что «десятки тысяч хорошо подготовленных террористов все еще на свободе» и «десятки стран» их укрывают.
Буш и его советники должны были понять, что терроризм нельзя победить силой. Этому легко можно найти исторические подтверждения. Британцы отвечали на террористические акты Ирландской республиканской армии все новыми военными действиями, но в результате получали еще более крупные вылазки. Израиль в течение десятилетий реагировал на палестинский терроризм военными ударами, но это порождало лишь новые бомбы. После нападения на американские посольства в Танзании и Кении в 1998 г. Билл Клинтон предпринял бомбардировку Афганистана и Судана. Если принять во внимание события 11 сентября, это явно не остановило терроризм.
Кроме того, месяцы бомбежек разрушали страну, перенесшую десятилетия гражданской войны и разрухи. Пентагон утверждал, что бомбы сбрасываются только на «военные цели»; что гибель мирных жителей — «досадная случайность» и о ней «сожалеют». Однако, по данным групп правозащитников и большому количеству информации в американской и западноевропейской прессе, было убито по меньшей мере 1 тыс., а возможно, до 4 тыс. мирных афганцев.
Очевидно, США отреагировали на ужасы, сотворенные террористами с невинными людьми в Нью-Йорке, убивая других невинных людей в Афганистане. Каждый день в «Нью-Йорк таймс» появлялись душераздирающие истории о жертвах трагедии во Всемирном торговом центре, сопровождаемые портретами, описанием их работы, хобби и семей.
Об афганских жертвах невозможно было получить подобную информацию, но делались проникновенные репортажи из больниц и деревень о последствиях американских бомбардировок. Журналист «Бостон глоб» сообщал из больницы в Джелалабаде: «На одной койке лежал весь забинтованный десятилетний Нур Мохаммад. Он лишился глаз и рук при взрыве бомбы, попавшей в его дом в воскресенье после ужина. Директор больницы Гулоджа Шимвари покачал головой, увидев раны мальчика. "Наверное, Соединенные Штаты думают, что он Усама, — сказал Шимвари. — Если он не Усама, зачем они с ним такое сделали?"»
Дальше журналист продолжал: «В больничный морг в прошлый уикэнд привезли 17 трупов, а по подсчетам здешних работников, в нескольких деревнях было убито по меньшей мере 89 мирных жителей. Вчера в больнице ущерб, нанесенный бомбами, можно было увидеть на примере жизни одной семьи. Бомба убила отца — Файзала Карима. На койке лежит его жена Мустафа Джама с тяжелыми ранениями головы… Вокруг нее — шестеро ее детей в бинтах… Один из них, восьмилетний Зайдулла, находится в коме».
Подавляющее большинство американского общества после катастрофы 11 сентября поддержало объявленную Дж. Бушем политику «войны с терроризмом». Демократическая партия также оказала поддержку, соревнуясь с республиканцами в жесткости обличения терроризма. «Нью-Йорк таймс», находившаяся в оппозиции Бушу-младшему во время выборов, в декабре 2001 г. писала в передовой статье: «Мистер Буш… зарекомендовал себя в качестве сильного военного лидера, вселяющего в народ чувство безопасности в период кризиса».
Однако ведущие печатные издания и телевизионные каналы, твердо намеренные продемонстрировать свой «патриотизм», не сообщали американцам о масштабе человеческой катастрофы, вызванной бомбардировкой Афганистана.
Глава телеканала Си-эн-эн Уолтер Айзаксон разослал сотрудникам инструкцию, согласно которой кадры, показывающие жертвы среди гражданского населения, должны сопровождаться объяснением, что это возмездие за укрывательство террористов. «Представляется неправильным слишком сильно сосредотачивать внимание на жертвах или бедствиях в Афганистане», — сказал он. Телевизионный ведущий Дэн Рэзер заявил: «Джордж Буш — президент… Он может потребовать, чтобы я встал в строй, пусть только скажет где».
Правительство Соединенных Штатов приложило много усилий для контроля потока информации из Афганистана. Оно разбомбило здание, где находилась «Аль-Джазира» — крупнейшая телевизионная станция на Ближнем Востоке, и перекупила спутниковую организацию, делающую фотографии местности, на которых были видны последствия бомбардировок.
Массовые журналы раздували атмосферу мести. Так, один из авторов «Тайм» под заголовком «Ярость и отмщение уместны» потребовал проводить политику «направленной жестокости». Популярный телевизионный комментатор Билл О'Рейли призвал США «разбомбить дотла всю афганскую инфраструктуру: аэропорт, электростанции, систему водоснабжения и дороги».
Многие американцы стали вывешивать национальный флаг в окнах домов, в витринах магазинов, прикреплять его к автомобилям, и в атмосфере военного ура-патриотизма гражданам стало трудно критиковать политику правительства. Калифорнийский пенсионер, бывший телефонист, занимаясь в спортклубе, допустил критическое замечание о президенте Буше — после чего к нему явились агенты ФБР и учинили допрос. К молодой женщине пришли два сотрудника этого ведомства, сказавшие, что им сообщили о том, будто у нее на стенах висят плакаты с критикой президента.
Конгресс принял «Патриотический акт США», дающий министерству юстиции полномочия задерживать лиц без гражданства по простому подозрению, без предъявления обвинений и без процедурных прав, обеспеченных Конституцией. В Акте говорилось, что государственный секретарь США может указать на любую группу как на «террористов» и любое лицо, являющееся членом такой организации или собирающее для нее средства, может быть арестовано и задержано до депортации.
Президент Буш призвал народ не относиться враждебно к гражданам США арабского происхождения, но в действительности власти стали вызывать на допросы американцев, в основном мусульман, и задержали 1 тыс. человек или более без предъявления обвинения. Обозреватель «Нью-Йорк таймс» Энтони Льюис рассказал о том, что один человек был арестован по тайному доносу, а когда федеральный судья решил, что нет причин считать, будто он представляет угрозу для национальной безопасности, тогда его освободили. Однако после 11 сентября министерство юстиции, игнорируя данное решение, вновь посадило этого человека в тюрьму и держало в одиночной камере по 23 часа в сутки, не разрешая свиданий с семьей.
Имели место отдельные антивоенные акции. Семинары и мирные митинги прошли по всей стране. Типичными для этих собраний были лозунги: «Справедливость, а не война» и «Наше горе — не призыв к отмщению». В Аризоне, штате, не прославившемся действиями против истеблишмента, 600 граждан подписались под объявлением в газете, указывавшим на Всеобщую декларацию прав человека. Они призвали США и международное сообщество «прекратить использование ресурсов для уничтожения Афганистана, а вместо этого позаботиться о том, чтобы голодные получили еду».
Некоторые члены семей погибших во Всемирном торговом центре и Пентагоне обратились к президенту, призывая его не отвечать насилием на насилие, не продолжать бомбардировки, направленные против афганского народа. Амбер Амундсон, муж которой, военный летчик, погиб при атаке на Пентагон, заявила:
Я слышала гневные речи некоторых американцев, в том числе многих национальных лидеров, требующих жестокого отмщения и наказания.
Этим лидерам я хотела бы объяснить, что ни меня, ни мою семью не утешают их яростные угрозы. Если вы решили ответить на эту необъяснимую жестокость, предпринимая все новые акты насилия против других невинных людей, вы не должны делать это во имя справедливости к моему мужу.
В январе 2002 г. некоторые семьи жертв приехали в Афганистан, чтобы встретиться с афганскими семьями, потерявшими родных и близких во время американских бомбардировок. Они виделись с Абдулом и Шакилой Амин, чья пятилетняя дочь Назила погибла. Одной из американок была Рита Ласар, брата которой президент Буш назвал героем (он остался с парализованным другом на верхнем этаже рушившегося здания, вместо того чтобы попытаться спастись самому). Она сказала, что посвятит остаток жизни делу мира.
Критики бомбардировок утверждали, что корни терроризма уходят в давние обиды на США, и чтобы положить ему конец, надо решить связанные с этим проблемы. Подобные претензии к Соединенным Штатам легко перечислить: размещение американских войск в Саудовской Аравии, месте расположения наиболее почитаемых святынь ислама; десять лет санкций против Ирака, в результате которых, по данным ООН, погибли сотни тысяч детей; постоянная поддержка США израильской оккупации Палестины, в том числе ассигнование миллиардов долларов в качестве военной помощи.
Однако эти проблемы невозможно было решать без изменений основ американской внешней политики. Но на это не мог согласиться военно-промышленный комплекс, контролирующий обе ведущие партии, поскольку пришлось бы выводить войска США из разных стран мира, отказаться от политического и экономического господства над другими государствами — короче говоря, отказаться от дорогого Соединенным Штатам статуса сверхдержавы.
Такие кардинальные изменения потребовали бы радикальной смены приоритетов. Вместо того чтобы ежегодно расходовать 300–400 млрд долл. на военные нужды, стране пришлось бы использовать это богатство на улучшение условий жизни американцев и народов других стран. Например, по оценкам Всемирной организации здравоохранения, если бы небольшая часть военного бюджета США направлялась на лечение туберкулеза в мире, это могло бы спасти миллионы жизней.
Благодаря такому резкому повороту в своей политике Соединенные Штаты стали бы не военной сверхдержавой, а гуманитарной сверхдержавой, направляющей свои ресурсы на помощь нуждающимся.
За три года до ужасных событий 11 сентября 2001 г. бывший подполковник ВВС США Роберт Боумен, который совершил 101 боевой полет во Вьетнаме, а затем стал католическим епископом, прокомментировал взрывы, устроенные террористами в американских посольствах в Кении и Танзании. Он писал в «Нэшнл католик репортер» о корнях терроризма:
Нас ненавидят не за то, что мы придерживаемся демократии, ценим свободу или защищаем права человека. Нас ненавидят за то, что наше правительство отказывает в этом людям стран Третьего мира, ресурсы которых жаждут заполучить наши транснациональные корпорации. Ненависть, которую мы посеяли, вернулась к нам в виде терроризма… Вместо того чтобы посылать наших сыновей и дочерей в другие страны убивать арабов с целью заполучить нефть, лежащую под их песком, мы должны послать их в другие государства, чтобы восстанавливать инфраструктуру, обеспечивать чистой водой и кормить голодающих детей…
Короче говоря, мы должны делать добро, а не творить зло. Кто тогда осмелится нас остановить? Кто будет нас ненавидеть? Кто захочет нас взрывать? Такова истина, которую американский народ должен услышать.
Подобные выступления практически не появлялись в американских СМИ после терактов 11 сентября. Но это был пророческий голос, и существовала хотя бы некоторая вероятность, что глубокое нравственное содержание послания Р. Боумена распространится среди народа США и люди поймут бессмысленность ответа насилием на насилие. Несомненно, если исторический опыт имеет смысл, будущее мира и справедливости в Америке не может зависеть от доброй воли правительства.
Демократический принцип, провозглашенный в Декларации независимости, объявлял вторичным правительство, а народ, который привел его к власти, первичным. Таким образом, будущее демократии зависит от народа и растущего осознания людьми того, как надо относиться к своим братьям, таким же людям, которые живут в других странах.
Послесловие
Меня часто спрашивают, как мне пришла мысль написать эту книгу. Один из ответов — моя жена Рослин настояла на том, чтобы я это сделал, и продолжала настаивать в те моменты, когда я, смущенный масштабом проекта, хотел от него отказаться. Еще одно объяснение заключается в том, что обстоятельства моей жизни (которая, как я теперь могу написать, охватила во времени четверть истории нации, — пугающая мысль) требовали от меня создания истории иного рода. Под этим я подразумеваю историю, отличающуюся от той, что я изучал в колледже и аспирантуре, и от той, что я увидел в учебниках, по которым учатся студенты всей страны.
К тому моменту, когда я решил написать эту книгу, я уже 20 лет преподавал историю и предмет под помпезным названием «политология». Половину этого времени я участвовал в правозащитном движении на Юге, в основном когда преподавал в Колледже Спелмана в Атланте (Джорджия). А затем было десять лет борьбы против войны во Вьетнаме. Этот опыт вряд ли способствует нейтральному преподаванию истории и ее трактовке.
Однако мои убеждения, несомненно, сформировались еще раньше — когда я рос в семье рабочих-иммигрантов в Нью-Йорке, три года был рабочим на судоверфи и служил в бомбардировочной авиации ВВС США на европейском театре военных действий (странным кажется слово «театр» в таком контексте) в годы Второй мировой войны. Все это было до того, как я поступил в колледж согласно «солдатскому биллю о правах» и стал изучать историю.
К моменту, когда я начал преподавать и писать, у меня не осталось иллюзий относительно «объективности», если это слово означает отказ от какой-либо точки зрения. Я знал, что историк (равно как журналист или любой человек, рассказывающий что-либо) вынужден выбирать из бесконечного числа фактов то, о чем надо сообщить и о чем следует умолчать. Это решение неизбежно отразит, сознательно или бессознательно, интересы историка.
Сейчас раздается громкая брань относительно того, должны ли студенты изучать факты. «Нашу молодежь не учат фактам», — заявил кандидат в президенты США Роберт Доул (кандидаты ведь всегда так скрупулезны относительно фактов) на собрании членов Американского легиона. Мне это напомнило диккенсовского персонажа из «Тяжелых времен», педанта Грэдграйнда, который распекал молодого учителя: «Учите… только фактам»[270].
Но не существует такой вещи, как чистый факт без всякой интерпретации. За каждым фактом, представленным свету — учителем, писателем, любым человеком, — стоит суждение, согласно которому этот факт важен, а другие сведения, о которых умалчивается, незначительны.
Я обнаружил, что в ортодоксальных вариантах истории, доминирующих в американской культуре, не хватает многих тем, очень важных для меня. В результате подобных умолчаний мы не только получили искаженное представление о прошлом, но, что более существенно, нам всем навязаны заблуждения относительно настоящего.
Например, есть проблема классов. В Преамбуле Конституции утверждается, что этот документ написали «мы, народ», а не 55 привилегированных белых мужчин, чьи классовые интересы требовали создания сильного центрального правительства. Такое использование правительства для классовых нужд, для обеспечения потребностей богатых и могущественных продолжалось на всем протяжении американской истории, вплоть до сего дня. На словах оно маскируется утверждением, будто все мы: богатые, бедные и представители среднего класса — имеем общие интересы.
В частности, состояние нации описывается едиными терминами. Писатель Курт Воннегут изобрел слово «granfalloon», означающее большой пузырь, который надо проколоть, чтобы увидеть сложную картину внутри. Когда президент радостно объявляет, что «наша экономика крепка», он не хочет признать, что она вовсе не является таковой для 40–50 млн человек, которые борются за выживание, хотя экономика, возможно, более или менее крепка для многих представителей среднего класса и просто непоколебима для 1 % богатейших американцев, которые владеют 40 % богатства страны.
Периоды нашей истории снабжены ярлыками, которые отражают благосостояние одного класса и игнорируют все остальные группы населения. Когда я просматривал досье конгрессмена Ф. Лагардиа, который в 20-х годах XX в. был представителем жителей восточной части Гарлема, я читал письма отчаявшихся домохозяек, которые не могли заплатить за квартиру, чьи мужья лишились работы, а дети сидели голодные, — и все это происходило в годы, известные как «век джаза», «ревущие двадцатые».
То, что мы узнаем о прошлом, не дает нам абсолютно правдивого представления о настоящем, но может заставить шире взглянуть на сегодняшний день, чем это позволяют сделать гладкие заявления политических лидеров и «экспертов», которые приводит пресса.
Классовый интерес всегда прикрывался надежной завесой «национального интереса». Мой собственный военный опыт и история всех вооруженных интервенций, в которых участвовали Соединенные Штаты, заставляют меня скептически относиться к речам о «национальном интересе» или «национальной безопасности», которыми высокие политические чины пытаются оправдать свои действия. С такими оправданиями Г. Трумэн начал в Корее «полицейскую акцию», в результате чего погибло несколько миллионов человек; Л. Джонсон и Р. Никсон вели войну в Индокитае, унесшую около 3 млн жизней; Р. Рейган дал приказ о вторжении в Гренаду; Дж. Буш-старший напал на Панаму, а затем на Ирак; Б. Клинтон бомбил Ирак снова и снова.
Может ли идти речь о «национальном интересе», когда горстка людей принимает решение начать войну, а огромное количество других людей — как в стране, так и за рубежом — умирают или остаются инвалидами в результате этого решения? Разве граждане не должны задаться вопросом, в чьих интересах мы делаем то, что делаем? Тогда, подумал я, почему бы не рассказать историю войн не с точки зрения генералов и дипломатов, а с позиции рядовых солдат, родителей, получивших телеграммы с траурной каймой, и даже с точки зрения «неприятеля»?
Когда я начал изучать историю, меня поразило то, насколько националистический пыл — внушаемый с самого детства с помощью клятв и присяг, национальных гимнов, развевающихся флагов и громкой риторики — пронизал образовательные системы всех стран, в том числе и Соединенные Штаты. Теперь мне любопытно, как бы выглядела внешняя политика США, если бы мы стерли все государственные границы в мире, по крайней мере мысленно, и думали обо всех детях планеты как о наших собственных. Тогда мы ни за что не могли бы сбросить атомную бомбу на Хиросиму, жечь напалмом Вьетнам и вообще не могли бы воевать, потому что войны, особенно в наше время, всегда направлены против детей, и, конечно, против наших детей.
Существует и неискоренимая расовая проблема, как бы мы ни хотели от нее избавиться. Начав серьезно изучать историю, мне не приходило в голову, насколько ее преподавание и исторические работы извращены вследствие умолчания о людях небелой расы. Да, индейцы были, а потом исчезли. Чернокожие встречаются в истории в качестве рабов, затем они получили свободу и стали невидимы. Это история белого человека.
С первого класса до магистратуры мне не дали никакой информации о том, что прибытие Христофора Колумба в Новый Свет породило геноцид, в результате которого было истреблено коренное население Эспаньолы. Или это являлось только первым этапом того, что представлялось как мирная экспансия нового государства («покупка» Луизианы и Флориды, «уступка» части территорий Мексики), но было связано с сопровождавшимся несказанными жестокостями, насильственным изгнанием индейцев с каждой квадратной мили континента, пока они не были доведены до такого состояния, что осталось только запереть их в резервации.
В 1998 г. я был приглашен выступить на симпозиуме в Бостоне, в историческом Фэнл-холле, на тему «Бостонской бойни». Я сказал, что охотно сделаю это, если речь не обязательно должна иметь отношение к данному событию. Мое выступление не было посвящено убийству пяти колонистов британскими войсками в 1770 г. По моему мнению, в последние 200 лет этому событию придавалось непропорционально большое внимание, так как оно выполняло определенную патриотическую функцию. Вместо этого я решил рассказать о множестве случаев истребления цветных в нашей истории. Это выступление не укрепляло патриотическую гордость, а напоминало нам о многолетнем наследии в стране расизма, до сих пор не побежденного и требующего нашего внимания.
Каждому американскому школьнику рассказывают о «Бостонской бойне». Но кто знает об истреблении в 1637 г. 600 мужчин, женщин и детей племени пекотов в Новой Англии? Или о резне, устроенной в разгар Гражданской войны солдатами, когда были убиты сотни индейских семей на ручье Сэнд-Крик в Колорадо? Или о военном нападении 200 американских кавалеристов, уничтоживших в 1870 г. ночью лагерь спавших индейцев племени пиеган в Монтане?
Только став преподавателем Колледжа Спелмана для чернокожих девушек в Атланте (Джорджия), я начал знакомиться с работами афроамериканских историков, которые никогда не включались в списки литературы для чтения во время моей учебы в магистратуре (Уильям Дюбуа, Рейфорд Логан, Лоренс Реддик, Хорас Манн Бонд, Джон Хоуп Франклин). Изучая историю, я нигде не мог прочесть о неоднократных случаях истребления чернокожего населения при полном молчании федерального правительства, обязанного по Конституции защищать равные права для всех.
Например, в Ист-Сент-Луисе в 1917 г. произошел один из многих «расовых мятежей», которые разгорались в тот период, называемый в наших ориентированных на белого человека учебниках по истории «прогрессивной эрой». Тогда белые рабочие, недовольные притоком чернокожих, убили около 200 человек, в ответ на что У. Дюбуа написал гневную статью «Бойня в Ист-Сент-Луисе», а артистка Жозефина Бейкер[271] сказала: «От одной только мысли об Америке я дрожу и трясусь, и мне снятся кошмары».
При написании этой книги я хотел пробудить большее осознание существования классового конфликта, расовой несправедливости, неравенства по половому признаку и национального высокомерия. Но, стараясь наверстать серьезные, по моему мнению, упущения, я, тем не менее, уделил недостаточное внимание тем группам американского общества, о которых всегда умалчивалось в ортодоксальных интерпретациях истории. Я понял это и был смущен, когда получил много писем читателей «Народной истории», в которых книгу хвалили, но деликатно (а иногда и не столь деликатно) указывали на ее недостатки.
Возможно, вследствие моей крепкой связи с Восточным побережьем Соединенных Штатов я забыл об огромном количестве людей латиноамериканского происхождения, живущих в Калифорнии и на Юго-Западе, и об их борьбе за справедливость. Те, кто хочет узнать об этом больше, могут ознакомиться со следующими замечательными книгами: «Цветные — значит все мы» Элизабет Мартинес, «Ученик Сапаты: очерки» Мартина Эспады, «Ацтлан и Вьетнам: восприятие войны мужчинами и женщинами чиканос» под редакцией Джорджа Марискала.
Я полагаю, моя собственная сексуальная ориентация объясняет минимальное рассмотрение проблемы прав геев и лесбиянок. Когда в 1995 г. вышло новое издание книги, я попытался это исправить. Но более подробные сведения о значительном изменении в национальной культуре, происшедшем, когда «голубые» и «розовые» (одним эти названия кажутся уничижительными, другим — почетными) мужчины и женщины смело и мужественно заявили широким кругам о своем праве на существование, читатели смогут найти в других книгах.
Переходя от века к веку, от тысячелетия к тысячелетию, мы хотели бы верить, что сама история изменилась так же заметно, как календарь. Однако, как всегда она устремляется вперед вместе с двумя участвующими в гонке силами: одной — великолепно упорядоченной, другой — дерзкой, но вдохновенной.
Есть прошлое и его продолжающиеся ужасы: насилие, война, предубежденное отношение к тем, кто отличается от нас, вопиющая монополизация богатств Земли горсткой людей, политическая власть в руках лгунов и убийц, строительство тюрем вместо школ, отравление прессы и всей культуры влиянием денег. Легко отчаяться, видя все это, особенно если учесть, что печать и телевидение принуждали нас обращать внимание именно на это, и ни на что больше.
Но есть и другое (хотя в значительной мере это скрывается от нас, чтобы держать в запуганном, безнадежном состоянии) — перемены бурлят под поверхностным повиновением: растущее отвращение к бесконечным войнам (я думаю о русских женщинах 90-х годов, требующих окончания военной интервенции в Чечне, как когда-то делали американцы во время войны во Вьетнаме), нежелание женщин всего мира мириться со злоупотреблениями и подчиненным положением. Например, мы стали свидетелями нового международного движения за права женщин — против увечья женских гениталий, а также решительных выступлений матерей, получающих пособия, против суровых законов. Существуют гражданское неповиновение военной машине, протесты против жестокости полиции в отношении цветных американцев.
В США мы видим, что образовательная система, зарождающаяся новая литература, альтернативные радиостанции, разнообразные, не вписывающиеся в основное направление документальные фильмы, даже сам Голливуд, а иногда и телевидение вынуждены признать, что растет расовое разнообразие нации. Да, в нашей стране, где господствует корпоративный капитал, военная сила и две устаревшие политические партии, — в этой стране существует «постоянная оппозиционная культура», как назвал ее один испуганный консерватор, бросающая вызов настоящему и требующая нового будущего.
Это забег, и каждый из нас может принять решение, участвовать в нем или просто наблюдать. Но мы должны знать, что наш выбор поможет определить его исход.
Я вспоминаю стихи поэта Перси Биши Шелли, которые нью-йоркские швеи читали друг другу в начале XX столетия.
«Восстаньте от сна, как львы,
Вас столько ж, как стеблей травы,
Развейте чары темных снов,
Стряхните гнет своих оков,
Вас много — скуден счет врагов!»
Библиография
Эта книга, которую я писал в течение нескольких лет, является результатом моего 20-летнего преподавательского опыта и проведенных исследований в области американской истории, а также участия в общественных движениях. Но она не могла бы быть подготовлена без трудов нескольких поколений ученых, и особенно нынешнего поколения историков, проделавших огромную работу по изучению прошлого чернокожих, индейцев, женщин, различных групп трудящихся. Кроме того, эта книга не была бы создана без помощи со стороны многих людей, не являющихся профессиональными историками. Развернувшаяся в обществе борьба побудила их собрать материал о жизни и деятельности простых американцев, пытающихся сделать мир лучше, или просто старающихся выжить.
Для указания каждого источника информации в тексте потребовалось бы огромное количество сносок, но я знаю, что читателю интересно знать, откуда взяты любопытный факт или яркая цитата. Поэтому я как можно чаще упоминаю авторов и названия работ, полные сведения о которых содержатся в данной библиографии. Если источник цитаты не указан прямо в тексте, вы, вероятно, сможете понять, откуда она взята, если посмотрите на список отмеченных звездочкой книг к соответствующей главе. Звездочкой помечены те труды, которые я считаю особенно полезными и во многих случаях необходимыми.
Я пользовался следующими традиционными научными журналами: American Historical Review, Mississippi Valley Historical Review, Journal of American History, Journal of Southern History, Journal of Negro History, Labor History, William and Mary Quarterly, Phylon, The Crisis, American Political Science Review, Journal of Social History.
Я изучал также некоторые не столь ортодоксальные периодические издания, но важные для данной работы, такие как: Monthly Review, Science and Society, Radical America, Akwesasne Notes, Signs: Journal of Women in Culture and Society, The Black Scholar, Bulletin of Concerned Asian Scholars, The Review of Radical Political Economics, Socialist Revolution, Radical History Review.
Дата: 2019-02-02, просмотров: 424.