Мужание Петра

С приходом к власти в 1689 г. Петра I и его родственников жизнь страны поначалу как бы повернулась вспять. Все реформы Софьи – Голицына были остановлены. Все, что было сделано предыдущим правительством, подвергалось критике и осмеянию. Нарышкины держались за старину. Страной практически стали управлять мать царя, Н. К. Нарышкина, и ее ближайшая родня. Это были противники нововведений, люди малообразованные, заскорузлые. Долгое пребывание в селе Преображенском, вдали от большой московской политики не пошло им на пользу. Зато новые властители быстро освоили старое искусство расхищения государственной казны, дележа выгодных должностей. Изголодавшись по власти, они безудержно обогащались. Милославские, их родня и друзья беспощадно оттеснялись в сторону. Места в Боярской думе, в приказах, воеводские должности делились между Нарышкиными, Лопухиными – родственниками жены молодого царя, их друзьями.

А что же Петр? В первые годы своего правления он почти не занимался государственными делами. В свои семнадцать лет он с головой окунулся в прежние забавы, благо теперь над ним не висела грозная тень его противников. Он по‑прежнему много времени уделяет своим «потешным» полкам. Военное дело все более становится его первой и всепоглощающей страстью. Но его игры становятся все серьезней. «Потешные» солдаты взрослеют вместе с царем.

Рядом с ним плотными рядами шагают по жизни его соратники Александр Меншиков, будущий генералиссимус, Гавриил Головкин, будущий канцлер России, Федор Апраксин, будущий адмирал, командующий Российским флотом, А. М. Головин, будущий главнокомандующий Российской армии. Все они – люди способные, яркие, а главное – безоговорочно преданные Петру, готовые по одному его слову идти в огонь и в воду. Некоторые из них принадлежали к родовитой верхушке, большинство же были простого, а то и «подлого» происхождения, что ничуть не смущало молодого царя, ценившего людей прежде всего по деловым качествам. Но рядом с Петром вставали уже и некоторые представители старшего поколения, разделявшие его взгляды и пыл. Среди них был двоюродный брат В. В. Голицына князь Б. А. Голицын, ставший в первые годы правления Петра его ближайшим советником и помощником.

Все чаще Петр устраивает маневры, смотры, совершенствует вооружение своих солдат, привлекает к их обучению иностранных офицеров. Он и сам истово овладевает военным делом – учится стрелять из ружей и пушек, бить военную дробь на барабане, копать окопы, закладывать пороховые заряды под крепостные стены.

На Переяславском озере под Москвой по указу царя строятся несколько военных кораблей, и вместе со своими соратниками он осваивает мореходное искусство и искусство морского боя.

Уже в эти годы страсть к морю, о котором он знал лишь понаслышке от моряков в Немецкой слободе, страсть к созданию флота и вождению морских судов становится второй сильной страстью Петра.

Всем этим он заставляет заниматься и своих сподвижников, которые, прежде чем стать генералами, адмиралами, проходят вместе с царем все тяготы солдатской и матросской службы. Таким образом, вместе с царем мужает целый слой способных армейских и морских офицеров, по‑новому обученных, вооруженных и обмундированных солдат, закладываются основы новой русской армии и флота.

С каждым месяцем «потешные» полки все больше начинают напоминать регулярные европейские воинские части. Одетые в новые удобные короткие кафтаны, в ботфорты вместо тяжелых сапог, с треугольными шляпами на головах, вооруженные и снаряженные по последнему слову тогдашней военной техники, «потешные» полки становятся, по существу, ядром будущей русской регулярной армии.

В эти же годы развивается и третья страсть Петра, которая впоследствии проходит через всю его жизнь, – это увлечение физическим трудом, рукоделием. С юности он обретает интерес к созидательной работе: плотничал, столярничал, увлекался кузнечным ремеслом. Со временем он освоил токарный станок, и его любимым занятием стало вытачивание из дерева разных полезных предметов. Царь сам мог сделать стол и стулья, участвовать с топором в руках в строительстве корабля, мог выковать из металла добротную саблю, якорь или лемех плуга.

Предоставленный в течение долгих лет самому себе в селе Преображенском, Петр так и не получил систематического образования. От природы любознательный, способный, схватывавший все новое буквально на лету, он теперь походя продолжает восполнять пробелы в знаниях, использует любую возможность, чтобы узнать что‑то новое, полезное. Все чаще и чаще он проводит время в Немецкой слободе, встречается там с интересными, бывалыми людьми – иностранными военными специалистами, мастерами, инженерами, торговцами. Он близко сходится с шотландским генералом Патриком Гордоном, швейцарцем Францем Лефортом. Если вдумчивый, основательный Гордон был для него кладезем военных знаний, то Лефорт – весельчак и знаток европейских нравов – вводил его в мир европейских обычаев, традиций.

Он жадно знакомится в домах обитателей Немецкой слободы с книгами – и не только с художественной литературой, но и с руководствами по военному делу, астрономии, медицине. В это же время Петр быстро осваивает языки – немецкий и голландский – и порой объясняется с обитателями слободы на их родном языке. Там же, в доме виноторговца Монса, Петр влюбляется в его красавицу дочь – Анну. Начавшийся роман еще больше привязывает Петра к новому для него укладу жизни. Он буквально очаровывается этими дружелюбными воспитанными людьми, чистыми домиками с черепичными крышами, с цветниками под окнами, с усыпанными песком аккуратными дорожками. Здесь начинается его первое постижение Европы и отторжение старорусской жизни с ее дворцовыми кремлевскими интригами, боярскими перебранками, грязью и неустроенностью московских улиц, скрытой ненавистью и лютой завистью людей друг к другу. Все это приводит к разладу в семье, где уже родился наследник престола – царевич Алексей. Недовольна и мать, так как ее любимый «Петруша» все дальше уходит от милого ее сердцу старомосковского, кремлевского теремного быта.

Это отторжение порой принимает странные формы. Как бы издеваясь над старорусскими порядками, над старой системой управления, Петр создает шутовско‑маскарадные органы власти для своего окружения – «всешутейший и всепьянейший собор» во главе с «папой», на должность которого он определил своего бывшего наставника, любителя выпить Н. Зотова. Петр ввел также шутовскую должность «князя‑кесаря» – как бы официального главы Русского государства, на которую назначил старого боярина Ю. Ромодановского. Пьяная компания участников «собора» во главе с царем нередко появлялась на улицах Москвы, удивляя и пугая обывателей.

Но дни проходили, Петр взрослел. Летом 1693 г. со своими соратниками он отправился в Архангельск – единственный, но, увы, замерзающий на долгую зиму русский порт в устье Северной Двины. Очарование моря, страсть к мореходству, строительство настоящего «большого» флота неодолимо тянули его на Север.

Для него это путешествие стало вторым после Немецкой слободы «открытием Европы».

В Архангельске стояли на рейде английские, голландские, немецкие торговые суда. Ожили расположенные здесь иностранные конторы и склады. Город наполнился разноязыким европейским говором. Петр запросто заходил в дома к зарубежным торговцам, шкиперам, матросам, кораблестроителям, посещал корабли, выходил на яхте в открытое море. Он был потрясен всем увиденным. С этих пор море, морские дела еще больше захватывают его. В его жизни возникает подлинный культ корабля, флота. Записывая иногда свои сны, Петр позднее отмечал: «…сон видел: корабль в зеленых флагах, тогда как в Померанию вошли: что был я на галионе (вид корабля. – A.С. ), на котором мачты с парусы не по пропорции». Привыкший к логике и красоте корабельной оснастки, царь даже во сне удивился нарушению флотских порядков. Таких записей было немало. Уже после основания Санкт‑Петербурга он скажет своим домочадцам: «Кто хочет жить со мною, тот должен бывать часто на море».

В Архангельске он заказывает голландским специалистам постройку корабля, а на местной верфи закладывает два первых русских фрегата.

В 1694 г. умерла Наталья Кирилловна Нарышкина. Петр тяжело переживал смерть матери. Заперся в палатах и несколько дней не выходил к людям, не желая показывать свою слабость. Когда же он вышел из своего заточения, это был уже самостоятельный правитель. За его спиной больше не было матери – его долголетней защиты и опоры.

В преддверии реформ

Во время новых для него встреч, военных маневров, лихорадочного овладения знаниями, первого путешествия на Север Петр все больше ощущает глубокий разрыв между русской жизнью XVII в. и теми веяниями, которые идут из‑за границы, все отчетливее понимает отсталость России во всех областях жизни. Это глубоко уязвляет его как монарха, пробуждает желание вытянуть Россию из трясины средневековой дремотной жизни, где так удобно устроились кремлевские обитатели, приказное чиновничество, воеводы, церковные иерархи.

Так Петр постепенно приходит к тем же мыслям о необходимости коренных перемен в жизни страны, продвижения России по пути европейской цивилизации, которые овладевали просвещенными деятелями правительств царей Алексея и Федора, а также царевны Софьи.

В ходе своих юношеских забав и веселых утех в Немецкой слободе Петр все острее чувствовал правомерность действий своих бывших политических противников, тех, кого он ненавидел больше всего в жизни. Опирался он и на исторический опыт предшествующих правителей – отца и брата.

Действительно, вторая половина XVII в., по существу, подготовила многие из тех резких перемен в жизни страны, которые предпринял Петр I. В России стали появляться первые мануфактуры, бурно развивалось ремесло, мелкое товарное производство, рыночные отношения все более и более прочно стягивали воедино отдельные регионы страны, росли новые города, пополнялись населением старые городские центры. Шло реформирование армии, появились полки «иноземного строя», по‑новому вооруженные и обмундированные, делались попытки построить первые русские морские корабли.

Во второй же половине века происходили серьезные изменения в системе управления страной: централизация и бюрократизация управления, управленческая машина все в большей степени оказывались в зависимости от власти монарха, «порода» постепенно уступала пальму первенства профессиональным качествам людей власти, на первый план все более определенно выходили их личные способности.

Крепнувшая абсолютистская власть царей одерживала верх над экономическими и политическими претензиями русской церкви. Падение патриарха Никона означало и победу светской власти над церковной. Отныне церковь, еще не став послушной служанкой царской власти, уже склоняла голову перед ее мощной политической силой.

Все более светский характер приобретала и культура страны. Появились предпосылки реформ в области образования, духовной жизни общества. Церковно‑идеологические начала постепенно отступали перед натиском научных знаний и представлений.

Во многом олицетворением новых тенденций в экономике, военном деле, культуре становились не только просвещенные русские люди из разных слоев народа, но и иностранцы, которых стали усиленно привлекать на русскую службу уже при отце Петра, а позднее при Федоре Алексеевиче и царевне Софье. И сама Немецкая слобода, выросшая на окраине Москвы, стала средоточием этих новых людей и новых идей. «Окно в Европу» стало медленно и неуверенно приоткрываться еще до Петра.

В эти же годы Россия стремилась вновь овладеть потерянным выходом к Балтийскому морю, где на старых русских территориях ныне господствовали шведы; боролась за овладение отнятыми Польшей Смоленском и Левобережной Украиной, предпринимала отчаянные попытки продвинуться к Крымскому полуострову, откуда постоянно исходила угроза русским границам. Об этом говорят долгие и упорные войны России с Польшей, Швецией, Крымским ханством, вовлечение страны в антитурецкую коалицию и первые походы русских войск против крымского хана.

Менялись на русском троне монархи, проходил год за годом, но эта общая линия развития страны неуклонно крепла, набирала силу.

И все же огромная, с населением в тринадцать миллионов человек, Россия трагически буксовала на дорогах истории. Передовые европейские страны Англия и Голландия, пережив буржуазные революции, стремительно набирали экономические обороты. Во Франции, Швеции, Дании, ряде других государств также назревали крупные общественные перемены. Почти повсюду в Европе, за исключением восточных ее регионов, буржуазное развитие подготавливало окончательный слом отживших средневековых канонов жизни.

В России же именно в середине XVII в. было принято знаменитое «Уложение» 1649 г. – свод законов, который закреплял абсолютистскую власть монарха и крепостное право как систему общественных отношений, что влекло за собой консервирование отсталых явлений в экономике, политической системе, культуре и других сферах жизни.

Сковывание трудовых ресурсов в деревне – в вотчинных, помещичьих, монастырских хозяйствах – затрудняло развитие промышленности, рост городов. Только три человека из каждых ста обитателей России жили в то время в городах. Россия в начале XVIII в. продолжала оставаться типично средневековой аграрной страной с подневольным сельским и городским населением, с крепостным правом, глубоко и надолго внедрившимся в русский народ, с нищими деревнями, избами, крытыми соломой, с полным бездорожьем, низкими урожаями и голодом, с растущим деспотизмом властей на всех уровнях – от монарха до воеводского подьячего, с мздоимством, коррупцией, вымогательством, разъедавшими всю жизнь страны.

Новые явления в армии наталкивались на рутину и косность прежних военных структур: дворянская иррегулярная конница и стрелецкие части, сформированные еще в период Ивана Грозного, по‑прежнему составляли основу военных сил России. Попытки создать флот практически провалились: единственный и почти построенный корабль «Орел» сгорел в Астрахани. Страной по‑прежнему управляли Боярская дума, многочисленные, пусть и укрупненные, приказы; на местах сидели воеводы. Всевластие старой боярско‑воеводско‑дьяческой администрации являлось прочным тормозом на пути совершенствования системы управления Россией, превращения ее в цивилизованное для того времени государство.

Церковь, несмотря на падение своего политического значения, по‑прежнему оставалась главной духовной силой, а церковные иерархи во главе с патриархом являлись гарантами незыблемости старозаветных традиций прежнего образа жизни.

Проблески новой культуры и современного для того времени образования меркли во мраке средневековых культурных ценностей, закоснелых обычаев и привычек. В быту господствовали порядки «Домостроя» – типичного феодально‑патриархального семейного кодекса.

Петру досталась в наследство в основном старая Россия, без выхода к морям, без флота и современной армии, со старой экономикой, но с мощным крепостническим государством.

Со всеми этими глубокими противоречиями русской жизни и столкнулся молодой, набирающий силу Петр.

Азовские походы

С 1694 г. вся ответственность за судьбы страны легла на плечи молодого царя. Еще в течение года он как бы по инерции продолжал свои юношеские увлечения. Весной этого же года он снова отправляется в Архангельск. Петру не терпелось посмотреть на результаты своей первой поездки и первых усилий по созданию собственного флота. И, о счастье! На верфи его уже ждал новый, только что построенный корабль. По прибытии царя его спустили на воду. Через месяц на водах Северной Двины качался уже второй корабль, а вскоре прибыл заложенный год назад в Голландии третий фрегат. Это был уже флот! Царь придумывает для него флаг – бело‑сине‑красное полотнище, которое со временем становится флагом российского торгового флота, а сегодня является флагом России.

Петр на яхте и кораблях снова выходит в Белое море, учится управлять судами, попадает в шторм и подвергает свою жизнь опасности. Но на море ему кажется все нипочем.

Однако со всех сторон на царя надвигались старые российские проблемы, которые надо было решать безотлагательно. Союзники по антитурецкой Священной лиге требовали от России активных действий. Пришлось покинуть милый сердцу Архангельск, прекратить «потешные» походы и маневры и готовиться к настоящей большой войне. Петр вынужден был продолжить то дело, которое начал В. В. Голицын своими Крымскими походами.

Но в отличие от прежнего правительства, он не хотел останавливаться лишь на выполнении союзнических обязательств. Петр смотрел дальше. На юге его манила не только перспектива сокрушения векового врага России – Крымского ханства, но и овладение берегами Азовского и Черного морей и тем самым обеспечения России выхода в Южную Европу. Здесь тоже было море. Здесь тоже нужен был флот.

Весной 1695 г. на юг двинулись две русские армии. Дворянская конница под руководством Б. П. Шереметева вместе с запорожскими казаками направилась в низовье Днепра, где стояли опорные в этом крае турецкие крепости. Вторая армия направилась прямо на Азов. В этой армии, которой командовали друзья Петра Ф. Лефорт, Ф. А. Головин и П. Гордон, шел и сам царь. Он командовал бомбардирской ротой под именем Петра Алексеева. Так, уже в этом походе он четко определил свое место и место своих сподвижников как в военной, так в других областях жизни страны: только личные качества, знание, профессионализм дают людям право на ведущие позиции в стране.

С этого времени «порода» еще быстрее, чем прежде, стала уступать под натиском профессионализма, талантов, смекалки, личной храбрости, разума.

Петр начинает первую настоящую войну в своей жизни. Военное время в дальнейшем растянется на всю его жизнь. Из 52 прожитых лет 30 он проведет в нескончаемых войнах. Практически Петр воевал все свое царствование. Так юношеские увлечения переросли в большую политику страны и определили ее судьбу более чем на четверть века.

Петр не стал повторять маршрутов Голицына и вести армию по выжженной солнцем степи на Крым. Шереметев внезапно обрушился на турецкие крепости в низовьях Днепра и овладел двумя из них, а две разрушил.

Другая армия по Дону достигла Азова. Три месяца русские полки осаждали крепость. Они захватили две каланчи, прикрывающие Азов с моря, но на этом успехи и кончились. Три военачальника все время ссорились между собой, турки по морю постоянно подвозили резервы, боеприпасы и продовольствие. Штурмы и подкопы не дали результата. Пришлось отступить.

Неудача не сломила Петра, а лишь заставила его действовать более разумно и решительно. Армию он подчиняет одному командующему – генералиссимусу А. С. Шеину. Всю осень, зиму и весну он проводит то в Москве, то в Воронеже, Козлове, других южных городах, готовя армию, флот к новому походу. Петр широко открыл двери для иноземных инженеров, «подкопных мастеров», готовых помочь в штурме вражеских крепостей, пригласил с Запада корабельных плотников. Именно в эту пору, к началу 1696 г., в России появился и свой южный флот. В Москве построили двадцать две галеры и четыре брандера и в разобранном виде доставили их на Дон. Близ Воронежа тысячи согнанных сюда работных людей за зиму и весну соорудили тысячу триста стругов, триста лодок, сто плотов. Петр принял личное участие в строительстве русского азовского флота. С топором в руках он целые дни проводил на верфи. В апреле 1696 г., по свежей воде русские суда появились в виду Азова, закрыли устье Дона, блокировав крепость с моря. Турецкий флот не смог подойти на помощь. После артиллерийского обстрела Азова и нескольких штурмов, в которых участвовал сам царь, турки сдали крепость Петру. Это был первый большой успех молодого царя. Для опоры нового флота была заложена крепость и гавань Таганрог.

Но одновременно с этими первыми успехами Петр приводит в движение и старую крепостническую систему. Единственным источником его преобразований становится старая подневольная Россия, ее посадский люд, крепостные и государственные крестьяне. Вводятся новые налоги на строительство флота, проходит насильственная мобилизация населения для обживания захваченного Азова и строительства Таганрогской гавани. Тысячи крестьян сгоняют в воронежские леса на постройку флота. Бежавших приводят обратно в оковах и с клеймами раскаленным железом на лице. Открывается печальный список человеческих жизней и человеческих судеб, перемолотых реформаторскими жерновами Петра. Низы общества, «подлый народ», как он говорил, являлся для него лишь инструментом в осуществлении великих свершений. Он начинал трудиться для России, для своей России, какой он ее видел и понимал, но в этой России не было места гуманистическим взглядам и целям, заботам о правах человека, т. е. тем идеям и той практики, которые начинали пробивать себе дорогу на Западе. На Руси еще гремели кандалы, а людей гнали на великие свершения с деревянными колодками на шее.

Великое посольство

Победы на юге и захват Азова были крупным военным успехом России, создававшей опорную базу для дальнейшего наступления на Крым и отвоевание выхода к Черному морю. Но война с Турцией продолжалась. Конца ей не было видно. Союзники России – европейские державы – действовали вяло, а потом и вообще начали с Турцией мирные переговоры, так как готовились к борьбе за испанский трон, где умирал пожилой и бездетный король.

Поэтому Петр решил снарядить посольство на Запад для выяснения перспектив антитурецкой лиги и подтверждения антитурецкого союза. Но это была лишь одна из задач посольства.

Второй его целью стало ознакомление царя и его соратников с Европой, с тамошними порядками, промышленностью, военным делом, культурой, обычаями и бытом: Петр хотел воочию увидеть не сколок этого мира в виде Немецкой слободы, но весь этот неведомый, притягательный и захвативший его западный мир.

Третья цель посольства заключалась в обучении входивших в его состав участников, в том числе и самого царя, европейскому военному делу, инженерии, кораблестроению и другим ремеслам, необходимым в России. Одновременно с этим Петр планировал пригласить в Россию военных специалистов, мастеров корабельного дела, капитанов, матросов, специалистов горнорудного дела, закупить для армии и флота современное оружие и оборудование.

Цели посольства показывали масштабы затеянных Петром перемен в России. У него еще не было четкого плана переустройства страны, но он уже делал все для того, чтобы начать коренные ее преобразования. К тому же к войне он готовился всерьез и надолго, понимая, что в дальнейшем ему предстоит борьба не только с Турцией на юге, но и со Швецией на севере, за выход к Балтийскому морю.

В соответствии с намеченными целями был сформирован состав посольства. Оно было названо «Великим» и состояло из 250 человек. Такого количества высоких сановников государства, членов посольства из России еще никогда не выезжало. Сам Петр путешествовал в его составе под именем урядника‑волонтера, среди других 55 молодых людей, под именем Петра Михайлова. Это был первый случай в истории России, когда бы царь выезжал за рубеж.

Петр стремился сохранить инкогнито, чтобы не отвлекаться на официальные ритуалы, приемы, чествования и использовать время для освоения европейского промышленного, военного, кораблестроительного, научного и культурного опыта. Он ехал учиться и настойчиво требовал того же от своих подданных и соратников – членов посольства. Официально же посольство возглавляли Ф. Лефорт, руководитель Посольского приказа Ф. А. Головин и дьяк П. Б. Возницын – опытный дипломат, не раз выполнявший высокие дипломатические поручения.

Конечно, за спиной официальных послов стоял сам царь. Он руководил всей работой посольства, всеми переговорами.

За несколько недель до отъезда в Москве был раскрыт стрелецкий заговор против Петра. Царь принял активное участие в допросах обвиняемых. Допросы сопровождались зверскими пытками. Петр проводил в застенке долгие часы, лично разработал изуверский ритуал казни заговорщиков. Можно сказать, что в Европу Петр вступил с обильно обагренными кровью руками.

И в то же время на земле Курляндии, Бранденбурга, Голландии, Англии, Австрии, где побывало посольство, он жадно впитывал неведомую ранее жизнь, примерял ее к российской действительности.

B то время как посольство тщетно пыталось склонить западные страны к активизации действий против Турции, Петр вел то тайные, то полуофициальные переговоры с властелинами тех стран, куда оно направлялось. Но очень часто он проводил долгие дни совсем не в посольских занятиях: в Голландии плотничал на верфях Саардама, учился мастерству на бумажной мельнице. Вместе с ним учились кораблестроительному делу и другие волонтеры – А. Д. Меншиков, Г. И. Головкин, его сподвижники, которым суждено было стать выдающимися деятелями России. В Амстердаме Петр посетил театр, побывал в Анатомическом музее. Посетил и Генеральные штаты в Гааге, тогдашний голландский парламент. Уже с курфюрстом бранденбургским он изъяснялся без переводчика, поражал своих собеседников природным умом, любознательностью, но одновременно отсутствием какого бы то ни было воспитания. Так, он удивлял своих высоких хозяев тем, что не умел пользоваться салфеткой во время еды.

В Англии Петр побывал в парламенте, но наблюдал за его работой через слуховое окно и остался недоволен тем, что управляют государством «мужики». Он посетил Английское королевское общество, бывшее тогда центром английской науки, ознакомился с Оксфордским университетом, Гринвичской обсерваторией, на Монетном дворе несколько раз встречался с его управляющим – великим Ньютоном. Много времени проводил Петр на английских верфях, где постигал профессию инженера‑кораблестроителя, учился артиллерийскому искусству и получил сертификат артиллериста. В Англии Петр также поражал окружающих диапазоном своих интересов, трудолюбием, огромной тягой к знаниям и в то же время грубостью, отсутствием воспитания, безудержными алкогольными возлияниями. Известно, что во время пребывания в Англии Петр и его соратники так обезобразили свою резиденцию, что вынуждены были заплатить огромную сумму за причиненный ущерб.

Результаты «Великого посольства» была впечатляющими. За границей было нанято более 800 мастеров разных специальностей. Сам Петр и его сподвижники многому научились и многое узнали. Петр наконец‑то воочию увидел европейскую цивилизацию во всем ее блеске: города, университеты, лаборатории, музеи, мощенные плиткой улицы, великое могущество британского флота. В восторге он писал: «Если бы не был царем, то желал бы быть адмиралом великобританским». Но особенно его потряс своей красотой и необычностью Амстердам – город каналов и тысячи мостов. Позднее Санкт‑Петербург он попытается построить по типу полюбившегося ему голландского города.

Возвращаясь в Россию, Петр был охвачен всепоглощающей мыслью превратить свою страну в такую же развитую, просвещенную, сильную державу, какими он увидел передовые европейские страны. Теперь все, что связывалось в его сознании с русской косностью и стариной, подлежало разрушению или по меньшей мере коренной перестройке.

Однако не все понравилось русскому царю на Западе – он либо враждебно, либо равнодушно встретил европейские демократические традиции: парламент, систему народного представительства, выборов. Он так и не осознал, что именно такие коренные политические перемены в Англии и Голландии и выдвинули эти страны в ряд ведущих промышленных держав Европы. Свобода личности, гражданские свободы, свобода предпринимательства – эти понятия остались для него чуждыми. Возвращаясь в Россию, он так и оставался российским самодержцем, абсолютным монархом, возвышающимся над своими подданными – холопами, которые трепетали при одном его грозном взгляде. Никто из петровского окружения не тешил себя иллюзиями относительно монаршего демократизма. Он действительно мог запросто заходить в гости к своим соратникам и к простым людям, рьяно выполнять обязанности «волонтера», «бомбардира», «генерала», «контр‑адмирала», кланяться и выполнять приказания вышестоящего военного «начальника». Допускал он и возражения и даже горячие споры – но лишь до поры до времени и до определенного предела. Если подданный преступал этот предел, обозначенный самим царем, то следовал грозный окрик, жестокое наказание, а порой и плаха. И все «птенцы гнезда Петрова» это отлично знали.

Будучи в Европе, Петр отчетливо понял, что европейские державы не намерены выполнять свои союзнические обязательства по борьбе с Турцией. В их расчеты вовсе не входило появление на востоке Европы сильной и защищенной от крымско‑турецкой опасности России. Переговоры держав с Турцией велись полным ходом втайне от Петра.

Русский царь сориентировался быстро. Он сам взял курс на мирное урегулирование дел с Турцией и повернул свои взоры на север. Выход к Балтике, прорыв к морю на северном направлении постоянно находились в сфере российской политики еще со времен Ивана III. Теперь же союзниками России здесь могли стать Польша, Бранденбург, Дания, Саксония, чей курфюрст стал польским королем. Они испытывали сильнейшее давление могущественной Швеции, захватившей огромные территории по берегам Балтики, в том числе и у России.

Так вместо антитурецкого союза Петр увозил с собой из Европы тайную договоренность с рядом северных стран о борьбе против Швеции. Это был смелый и расчетливый поворот всей внешней политики России.

Обратно путь царя лежал через Амстердам, Лейпциг, Дрезден, Прагу, Вену. Из Вены Петр собирался двинуться в Венецию. Но его маршрут круто изменился: в Вене он узнал о восстании четырех стрелецких полков. Разосланные после взятия Азова по разным городам, стрельцы так и не вернулись к своим семьям и промыслам. Это вызвало их недовольство, а потом стрельцы взбунтовались и, используя отсутствие царя, двинулись на Москву. Их знаменем по‑прежнему являлась царевна Софья. Но если бы она отказалась занять трон, они рассчитывали и на 8‑летнего сына Петра царевича Алексея, который рос под сильным влиянием матери – отвергнутой Петром Евдокии Лопухиной – и ее окружения, ненавидевшего царя.

Из Вены Петр стремглав, загоняя лошадей, помчался обратно. Но уже в Польше он получил известие о том, что мятежники разбиты полками А. С. Шеина и П. Гордона и началось следствие. Это известие вызвало в нем прежний страх и ненависть к старому укладу русской жизни, который грозили вернуть стрельцы.

В Польше он встретился с королем и договорился о военном союзе против Швеции. Лишь после этого, не торопясь, Петр двинулся на родину.

Вернувшийся в Москву в августе 1698 г., Петр поразил современников. Он не захотел останавливаться в Кремлевском дворце и сразу проехал в свои покои в селе Преображенском. Уже во время первых приемов бояр, приказных людей Петр самолично начал остригать им бороды, приводя в «европейский вид». Не смея перечить царю, многие высокопоставленные бородачи, потеряв свою красу и гордость, заливались слезами. Царь лишь усмехался. Через несколько дней он повторил эту процедуру, а потом выпустил указ о запрещении носить бороды. Те же, кто желал сохранить свое традиционное украшение, были обложены большим налогом. Указ не затронул лишь лиц духовного звания. Так решительно и грубо царь начал «европеизировать» Россию.

Он заставил всех своих приближенных также сменить старорусскую одежду на короткие европейские суконные кафтаны, треуголки и ботфорты. Расправился он и с нелюбимой женой, приказав постричь ее в монахини, чем сильно травмировал сына Алексея.

После этого Петр обрушился на мятежных стрельцов. Он считал, что дознание по этому делу было проведено быстро и поверхностно. Его душили ярость и ненависть к своим врагам, и он заново начал следствие, принимая в нем активное участие. Всю осень в Москву свозили уже сосланных стрельцов, в застенках шли допросы с пытками, истязаниями.

Петр установил связь восстания с происками царевны Софьи. Он явился к ней в Новодевичий монастырь с бранью и угрозами. Софья отвечала ему резко и решительно. Снова столкнулись два неистовых, сильных характера. Софья была пострижена в монахини. Более двух тысяч стрельцов было казнено дополнительно. 195 человек Петр приказал повесить напротив ее кельи. Петр вместе со своими соратниками сам рубил головы ненавистным стрельцам. Стрелецкие части были частично расформированы. Сыск и казни продолжались несколько месяцев.

Так, начав свое путешествие в Европу с кровавых дел в России, Петр и закончил его расправами и кровью.

Первые новшества, введенные Петром, не только поразили людей, но и повергли их в ужас и смятение. Приходилось расставаться с традиционным обликом, укладом жизни. Не все отнеслись к этому так безропотно, как близкая к царю московская верхушка. Простой люд ответил на это ропотом и сопротивлением. Да и среди старой русской знати такое насилие вызвало резкий внутренний протест. Эти настроения позднее вылились в создание тайной оппозиции Петру, куда вошли представители старой знати, верхи духовенства, люди, некогда близкие к Милославским и его отринутой жене.