Вы можете спросить: «А как же всё-таки быть с Ибн Фадланом? Ведь он-то описал именно сожжение в ладье, причём, не с чьих-нибудь слов, а как очевидец». Так я же и не утверждаю, что такого обряда не было вообще. Просто, причём тут скандинавы? Ведь на деле у сторонников норманнской теории ход мыслей простой: описывается сожжение в ладье, значит, фадлановы русы были норманнами. Но, скорее, это указывает как раз на то, что русы эти в Булгар приплыли не издалека и вполне могли позволить себе домой добраться посуху.

К тому же ряд историков указывает, что в обрядах, описанных Ибн Фадланом, ничего специфически скандинавского нет.

«…погребальный обряд, описанный Ибн Фадланом, стал "скандинавским" лишь потому, что ибнфадлановские русы заранее зачислены в викинги. Скандинавских параллелей "многим деталям" обряда сжигания в ладье попросту нет… Например, археологи отмечают, что "в большинстве курганов, датируемых эпохой викингов, похоронены, в основном, мужчины, но в Скандинавии обнаружены и женские могилы, очень богато убранные" Однако совместные мужские и женские захоронения в Скандинавии отсутствуют. А в славянском Поморье они есть» , – пишет Сергей Цветков[160].

И дальше указывает, что ритуальное убийство лошади и собаки известно как у скандинавов, так и у славян, а вот петухов в более позднее время резали с магическими целями преимущественно на Украине. Нет в скандинавской археологии и мифологии ничего похожего на три столба, являющихся входом в загробный мир. Зато у балтов в царство мёртвых, во владения бога Дивса, вели трое серебряных ворот. Балтославянские культурные связи хорошо известны, чего не скажешь о скандинавском влиянии на балтскую мифологию.

Некоторые важные черты «русского» погребения сопоставимы, по словам Цветкова, с похоронным ритуалом хеттских владык. Умершего царя хеттов хоронили на четырнадцатый день после его смерти (похороны знатного руса также длились не менее 11 дней). Труп вначале сжигали; прах ссыпали в сосуд и, завернув его в богатые ткани и красивые одеяния, помещали под землю или в «каменный дом» – личную усыпальницу (то есть в ту же «срубную камеру», характерную для киевских могильников). Погребение сопровождалось жертвоприношениями в честь умершего и богов и завершалось пиром[161].

То есть с таким же успехом, как к скандинавам, ибнфадлановских руссов можно приписать к балтам и поморским славянам (к хеттам трудно, ибо к этому времени они уже давно вымерли, но только поэтому).

Заметим между делом, что сжигали в ладье очень знатного руса, а не кого попало. Между прочим, Ибн Фадлан чётко говорит о том, что для сожжения бедного человека специально делают «небольшое судно». Надеюсь, никто не будет утверждать, что для таких похорон используют настоящий корабль?

Но самое интересное другое. Если Ибн Фадлан видел захоронение скандинава, стало быть, археологи должны находить в Волжской Булгарии массу таких могил. Однако… «Возможно, в Поволжье не известно "чисто" скандинавских погребений» , – указывает археолог И. Л. Измайлов, занимавшийся этим вопросом[162]. Проанализировав находки, он приходит к выводу, что в поволжских захоронениях встречаются, кончено, скандинавские вещи. Но точно так же там можно найти венгерские, западноевропейские и славянские. Причём в одних и тех же могилах. К примеру, в знаменитых Балымерских курганах есть захоронение, в котором имеются согнутый пополам каролингский меч (черта, считающаяся скандинавской) и поясной набор с накладками «венгерского типа».

Вообще в Волжской Булгарин не найдено, по утверждению Измайлова, топоров и наконечников копий скандинавских типов. Есть шпоры с украшением и ледоходные шипы так называемого русско-скандинавского типа, но относятся они к концу X века. Так же, как и фибулы в мужских захоронениях. То есть тогда, когда на Руси уже вырабатывался единый стандарт «дружинной культуры». Археолог полагает, что принадлежали эти могилы финнам, испытавшим на Руси влияние этой культуры, а никак не скандинавам.

Е. А может, всё же финны?

А, кстати, где зародился обычай «кремации в ладье»? Что о нём пишет Лебедев? Выясняется, что «именно в среде шведских поселенцев на Аландах появились самые ранние сожжены в ладье. В наиболее изученном могильнике Кварнбаккен 2 кургана с обрядом типа В относятся к VII в., 4 датированы VII – VIII вв., 1 – VIII в., 6 комплексов – рубежа VIII – IX вв., 6 – эпохи викингов. Серия сожжений в ладье открыта на финляндском побережье.

Новый обряд, выработанный за пределами сферы гегемонии вендельской знати, с начала IX в. широко распространяется в материковой Швеции, а затем и за её пределами; аналогичные процессы прослеживаются и в других районах Скандинавии» [163].

На самом деле это означает: традиция сжигать покойных с использованием досок от корабельных обшивок (и, возможно, предводителей – в настоящих кораблях) появилась на стыке скандинавов с финнами (у которых эти скандинавы учились делать мореходные суда). Между прочим, финны дольше всех на Балтике сжигали своих покойников. Так что с тем же успехом (а, пожалуй, и с большим основанием) можно утверждать, что именно финны ввели такой обычай захоронения. Тогда вполне понятно, откуда он в IX веке в Ладоге, стоящей на финских землях (и, думается мне, судя по её положению и названию, основанной финнами). А также на Сяси, расположенной в финских же (вепсских) землях реке, по которой можно было через систему речек попасть в Волгу, и на которой зафиксированы «сожжения в ладье».

Кстати, переход от трупоположения к трупосожжению всегда считался признаком смены верований, если не вообще населения данной местности. Кроме, как можно заметить, случая со скандинавами. Не знаете, почему?

Дальше: между прочим, именно из областей занимаемых угро-финнами пришла в Скандинавию культура ладьевидных топоров. «В Швеции она распространяется около 2000 г. до н.э. из основного ареала своего формирования, Финляндии», – пишет Лебедева. Правда, он считает эту культуру индоевропейской, просто проникшей в Финляндию раньше, чем на Скандинавский полуостров.

На стыке же с Финляндией и южнобалтийскими землями появляется следующий ладьевидный «признак скандинавского происхождения» – знаменитые ладьевидные каменные кладки. Они больше всего распространены на острове Готланд, где их продолжают воздвигать (с непонятными для современных исследователей целями) до времён викингов. Но при этом такие кладки обнаруживаются на восточном берегу Балтийского моря, по юго-западному побережью Финляндии, на северном берегу Финского залива, в бассейне реки Пирита в Эстонии и на Курземском полуострове в Латвии. Стало быть, опять в финских, преимущественно, районах. Норманисты, конечно, считают это признаком начала освоения скандинавами данных территорий ещё в бронзовом веке. Но это пусть остаётся на их совести. Сами же говорят, что жители Скандинавии строить ладьи учились у финнов.

Это одна из возможных гипотез. Сергей Цветков, ссылаясь на Саксона Грамматика, делает вывод, что обряд сожжения в ладье зародился на стыке поморских славян с датчанами. Дело в том, что Саксон Грамматик, описывая войну датского конунга Фротона III с рутенами, сообщает: «Фротон, созвал племена, которые победил, и определил, согласно закону, что всякий отец семейства, который был убит в этой войне, был предан захоронению под курганом со своим конём и всем снаряжением… Тела же каждого центуриона или сатрапа должно было сжечь на кострах, воздвигнутых в собственных кораблях… Каждый павший герцог или король должен был сжигаться в собственном корабле. Он пожелал, чтобы совершенно точно осуществлялись погребения павших, дабы не допустить одинакового для всех обряда погребения» . По тексту можно понять, что у побеждённых Фротоном хунов и рутенов были обряды захоронений с конём и сожжений в ладье. Правда, у кого что – не понятно. Но если учесть, что рутены описаны выше как народ, выставивший массу кораблей, на каждом из которых размещались по 300 гребцов и 1200 воинов, видимо, именно им можно приписать сожжения. Правда, хуны у Саксона Грамматика – это не привычные гунны – тюрки (или угро-финны), а фризы. И всё равно, конники, скорее, они.

Правда, сам Фротон III – личность легендарная, так как о таком короле данов III века нашей эры знают лишь средневековые писатели типа Торфея или Саксона Грамматика, которые описывают «историю» данов (и их соседей) аж с I века н.э. При этом не совсем понятно, насколько их «даны» были скандинавами. И уж точно они не были шведами.

Ж. Как хоронили в Швеции?

Между прочим, а как вообще хоронили в Швеции (Норвегию оставим в стороне, ибо нам же объяснили, что Востоком интересовались именно шведы)? Начнём с так называемого Вендельского периода (550 – 800). Да, кстати, только с VII-VIII веков вообще, по мнению лингвистов, можно говорить о собственно обособлении норманнов от германской языковой группы. Об этом пишет всё тот же Лебедев. Это, между прочим, лишний раз говорит в пользу того, что «даны» Фротона III – не скандинавы, а в крайнем случае, германцы.

Так вот, в списке погребений этого времени мы находим камерное погребение, сожжение и ингумацию (захоронение) под плоскими курганами (первое наиболее характерно для Средней Швеции) и, наконец, погребение в ладье. «Этот тип обряда надёжно зафиксирован не ранее 570 – 600 гг. Он резко отличен от традиционного для Средней Швеции обряда кремации, с захоронением под курганной насыпью. Погребения вендельского типа занимают совершенно особое место во всей совокупности погребальных обрядов Скандинавии VII-VIII вв. К этому времени обычай ингумации мёртвых широко распространился в южной части Скандинавии (Ютландия, Зеландия, Вендсиссель, Борнхольм, Эланд, Готланд, Сконе), нигде, однако, не вытеснив полностью обычая кремации (в Средней Швеции остававшегося господствовавшим). Чрезвычайно однороден инвентарь рядовых погребений (в мужских могилах – детали одежды, иногда – фибулы, бытовые вещи, привешенные к поясу: ножи, оселки, отдельные предметы вооружения; в женских – наборы украшений: две фибулы на плечах, третья – на груди, ожерелья, подвески, булавки и подвешенные к поясу игольники, ключи, ножи). Эти вещи найдены в погребениях с разными способами захоронения (кремация – ингумация) и разнообразными погребальными конструкциями (курганы, каменные оградки – от прямоугольных до ладьевидных, намогильные стелы – поминальные камни, bautastenar); они представляют собой развитие местных, племенных традиций, как правило, зафиксированных на каждой из территорий ещё в раннем железном веке. Картина осложняется, правда, общескандинавским процессом постепенного распространения с юга на север обычая ингумации мёртвых, а также различными взаимными влияниями, естественными в условиях соседства. Однако для каждой области можно выделить особый, только ей присущий, или ведущий, тип могил (в Средней Швеции – урновые сожжения под невысоким курганом, в Сконе – "могилы с очагами" и т.д.). В то же время другие встречающиеся здесь варианты обряда имеют точные соответствия в соседних областях (так, в Сконе из Норвегии проникает традиция каменных оградок, из Средней Швеции – обычай возводить курганы). Пестрота обряда объясняется, во-первых, наличием древних племенных традиции, во-вторых, их взаимодействием» , – пишет Лебедев[164].

В общем, к началу VIII века в Швеции не было никакого обряда, по которому можно было бы однозначно определить, что тут похоронен швед. Да и шведов-то как таковых не было. Были люди различных племён, придерживающиеся различных традиций. Причём, что касается погребений в ладье в вендельский период, то «в каждом могильнике этого круга на одно поколение приходилось по одному мужскому захоронению в ладье» [165]. После чего нас хотят уверить, что в чужих странах на похороны скандинавов обязательно расходовалась ладья.

Между прочим, та же многоголосица обрядов захоронения свойственна и для «эпохи викингов». «Ансамбль некрополя скандинавов эпохи викингов объединяет несколько разновидностей более или менее массовых (статистически характеризуемых) вариантов и типов обряда: кремации – типа А (в урне); В (в ладье); С (без урны, на кострище); ингумации – типа В (в грунтовой могиле, в гробу); в погребальных камерах (типы D2, Е, F); в ладье (производный от венделъского обряда Vt тип Bg и подкурганные погребения типа Nt). Каждый тип и вариант обряда характеризуется особым набором признаков, относящихся к виду погребения (кремация – ингумация), способу захоронения (в урне, гробу, камере и т.д.), конструкции погребального сооружения (размеры и структура насыпи, грунтовой могилы)» [166].

Понятно, что при таком разнообразии под разряд скандинавского можно подвести практически любое захоронение. И вот что самое интересное: практически все упомянутые типы только скандинавскими не являются. Достаточно почитать внимательно «Эпоху викингов», как заметишь, что погребальные обряды в Швецию приходят с южных берегов Балтики. К примеру, «домковые» и «лицевые» урны поздней бронзы пришли из Польского Поморья, курганные погребения – из широкого крута культур от Словакии до Рейна и от Альп до южной Балтики, погребения в каменных ящиках – с низовьев Эльбы и юга Ютландии (где, кстати, в то время жили, похоже, даже не германцы, а венеды, которые до сих пор не понятно кто). «Погребальный обряд камерных могил… устойчивым набором своеобразных деталей… ближе не к ранним скандинавским камерным погребениям, а к аналогичным могилам VII-VIII вв. (начала IX в.) Северной Германии (прежде всего Вестфалии)» , – признаёт вслед за скандинавскими историками Лебедев[167].

То же касается захоронений в гробу. Относительно этого типа захоронений П. П. Толочко вообще указывал, что в материковой Скандинавии их нет, в Бирке они составляют всего 10 процентов, зато наиболее характерны не только для Вестфалии, но и для Нижней Фрисландии. Это дало основание А. С. Греслунду считать их погребениями опять же фризов-торговцев[168]. Может, и на Руси это были фризы? Те самые, которые фризские гребни к нам завозили. И которые, кстати, под натиском скандинавов и природы (Фризия уходила под воду) переселялись к западным славянам.

Но даже если камерные погребения Бирки считать скандинавскими, то, как справедливо указывает К. А. Михайлов, лишь менее десяти из них относятся к IX веку. Большинство – к X веку. В Хедебю такие появились тоже на рубеже веков[169].

И вообще, «к счастью для археологов, захороненных в землю здесь (в Бирке) было больше, чем в то время было принято в этом регионе»[170]. Как результат, «разнообразие могильных обрядов Бирки привело немецкого учёного И. Херрмана к выводу, что здесь оседали фризы, финны и "славяне с низовьев Одера"» [171]. И где чьи захоронения?

Между прочим, кто такие вообще скандинавы? По наблюдениям антропологов, один и тот же антропологический тип в Швеции (особенно, на Готланде) господствует на протяжении минимум четырёх тысячелетий.

В. П. Алексеев считает, к примеру, что «основная масса предков современного населения севера Европы происходит с юга» . В то же время он находит «совершенно очевидным», что «в эпоху неолита и тем более мезолита, может быть, даже и в эпоху бронзы они не говорили на германских языках. В то же время антропологически устанавливается преемственность между неолитическим и современным населением. Этим ставится вопрос о значительной роли субстрата в сложении европейских народов, говорящих на германских языках, и в частности, народов Скандинавии» [172].

З. Это особое Гнездово

Если вернуться на Русь, то мы увидим следующее: «этноопределяющих» сожжений в ладье крайне мало. В Ладоге, к примеру, это фактически только урочище Плакун. Здесь найдено четыре кургана, в которых обнаружены ладейные заклёпки в приличном числе (100 – 200 штук) и общий вид захоронения похож на скандинавские. Правда, Г. Ф. Корзухина считает курганы № 5 и 7 – женские (в обоих обнаружено множество бус, гребни). Тогда, правда, не вполне ясно, с чего это женщин хоронили в ладье? То есть, если принять эту трактовку, она тем более становится аргументом за использование ладейных досок для погребальных костров. А знаменитое захоронение № 4 в сопке на Плакуне (считающееся кое-кем из историков могилой Олега Вещего) ориентировано не с северо-востока на юго-запад, как все остальные, а строго на север. К тому же в этой сопке сделано несколько захоронений по славянскому образцу. Кроме того, здесь же захоронены два коня. Конечно, в Скандинавии захоронения с конями тоже встречаются, но характерны они больше для культур, имеющих истоки на юге, в степях. В том числе так хоронили славянские племена, имеющие среди своих предков аланов или аваров. В общем, даже сами исследователи сопки не уверены, сжигали ли тут кого-то в ладье или только «в части лодьи»[173].

Так что, за исключением единичных случаев, мы можем говорить только о Гнездове. Что ж, почитаем, что о нём пишут люди, которым нет необходимости делать поправки на мнения авторитетов русской норманистской школы.

«В полемике по поводу крупного кладбища эпохи викингов в Гнездове, вблизи Смоленска, заявление о том, что присутствие в захоронении скандинавских предметов доказывает скандинавские корни усопшего, привело к крайне плачевным последствиям.

В Гнездове насчитывается более 3000 могил, а монеты и другие предметы, найденные в них, показывают, что этим кладбищем пользовались в Х-ХI веках. Многие захоронения были раскопаны в ХIХ веке, а за последние пятнадцать лет советский археолог Д. А. Авдюшин ( так в книге, на деле имеется в виду Д. А. Авдусин.– Примеч. авт.) исследовал ещё более сотни. Среди находок из этого археологического пункта имеются и некоторые предметы скандинавского производства, есть также и другие, скандинавского типа, но, вероятно, изготовленные на Руси.

Тот факт, что одна из крупнейших могил представляет собой захоронение в лодке, доказывает, что там было погребено какое-то число скандинавов, есть и ещё несколько могил, которые обоснованно можно назвать скандинавскими, но в целом доля скандинавского элемента была сильно преувеличена. Профессор Бронстед, безусловно, ошибается, заявляя, что "по большей части в этих могилах захоронены шведы" конечно же, обнаруженного скандинавского материала недостаточно, чтобы подтвердить заявление Арбмана о том, что это шведское кладбище, последнее пристанище представителей шведской колонии. Право слово, лучше бы признать, что это место служило кладбищем для русских» [174].

Вот так вот! Между прочим, даже Лебедев, говоря о Гнездове, использует слова «при всей дискуссионной проблематики Гнездовского археологического комплекса…» И не мудрено. Ведь мужских погребений, которые можно было бы соотнести со скандинавскими, в Гнездо во крайне мало. Зато, много женских, в которых найдены «скандинавские» фибулы. И именно на этом основании Ю. Э. Жарнов заявил в начале девяностых, будто четверть гнездовских могил является скандинавскими. Хотя фибулы эти в разных местах находят вместе с элементами типично славянских или финских женских украшений. Так, например, у прибалтийских ливов скандинавские фибулы в первых столетиях II тысячелетия нашей эры вошли в состав местного этнографического костюма и были дополнены вполне самобытными роскошными нагрудными подвесками. В курганах Приладожья фибулы встречаются в сочетании с финскими шумящими подвесками. Причём подвески, играющие роль амулетов, подвешены к фибулам. Так что В. В. Седов с полным основанием утверждал, что находки вещей скандинавского происхождения (скорлупообразные фибулы, широкие выпукловогнутые браслеты, плетёные браслеты, подвески) не являются этноопределяющими, а показывают только, что среди финской части населения лесной полосы Северной Руси (веси) скандинавские украшения были в моде.

Больше того, в подавляющем большинстве российских захоронений по одной фибуле, хотя в скандинавском костюме их традиционно две. Так, в Гнездове скорлупообразные фибулы найдены в двух десятках могил. При этом в шестнадцати – по одной!

Да и относительно соотношения частоты находок фибул и формы захоронения… В Бирке они найдены в 155 могилах. Причём в 124 случаях мы имеем дело с трупоположением. В Гнездово 46 фибул, из них 41 – в могилах с сожжением трупов. Между прочим, в Ладоге фибулы (их всего несколько штук) тоже не имеют следов воздействия огня, то есть, их владелиц не сжигали!

В Бирке фибулы найдены в 47 женских захоронениях в гробах. В России – ни в одном! Так же, как нет ни одного парного захоронения, в котором были бы фибулы, в отличие от Бирки[175]!

Примерно то же – с оружием. В Бирке в 1170 раскопаных могилах найдено 20 боевых топоров скандинавского типа, в Гнездово в 850 – один. Зато у нас девять кольчуг, а в Бирке – одна. В Гнездове очень мало, даже меньше, чем в других местах, ланцетовидных наконечников копий, свойственных Скандинавии. В основном, наши, ромбовидные. И так далее.

В общем, не очень понятно, кто всё-таки был захоронен в «скандинавских» могилах. Несмотря на это, Л. В. Алексеев, обобщая результаты гнездовских исследований, говорит о «более 100 скандинавских курганов» из 3 тысяч. Ну ладно, Бог ему судья. При всём при том захоронения эти, даже если их признать скандинавскими, пути от Новгорода до Смоленска по Ловати не маркируют (очевидно, что в Гнездово можно было прийти по Западной Двине).

Ещё немного задержимся в Гнездове. По хронологии, разработанной В. А. Булкиным, начало гнездовского комплекса относится к IX веку, второй этап – к следующему веку, третий (затухание жизни в городе) – к началу XI века, когда на смену Гнездова пришёл Смоленск. Правда, расцвет города приходится на X век (точнее, второе – пятое десятилетие). Именно на это время падает, к примеру, две трети найденных в тамошних курганах арабских серебряных монет. Впрочем, их на самом деле немного, всего 57, что вряд ли позволяет говорить о столь уж серьёзном включении местного населения в товарно-денежное обращение.

Есть ещё в курганах и торговые гирьки, и некоторые привозные вещи. В том числе, с юга (амфора с кириллической надписью). Делают в Гнездове изделия по скандинавским мотивам. Сторонники норманнской теории предпочитают считать, что это скандинавские мастера поселились среди славян и испытали их влияние. Хотя с таким же успехом можно полагать восприятие славянскими ремесленниками скандинавских образцов.

При этом уже в X веке появляется масса захоронений, в которых нет фибул или молоточков Тора, хотя обрядность похожа на скандинавскую. Их считают (и справедливо) могилами высшего слоя славянских дружинников, решивших копировать «скандинавов». Что мешает считать и некоторые хотя бы могилы со скандинавскими вещами, принадлежащими славянам же, только пользующихся привозным добром, мне лично не понять.

Нельзя не отметить ещё и то, что вся керамика Гнездовского могильника – славянская. В 90 процентах случаев она сделана на гончарном круге. Между тем в Бирке 90 процентов посуды вылеплено вручную.

Причём находится славянская керамика и в тех могилах, которые традиционно считают скандинавскими. Но ведь даже Ю. Э. Жарнов, при всём его крайнем норманизме, говорит: керамика – основной датирующий фактор. «Своей массовостью она служит надёжнейшим этническим признаком» , – считает А.В. Арциховский.

В общем, это, безусловно, интересное городище может, кончено, служить аргументом в пользу проживания ограниченного числа скандинавов в верховьях Днепра. Но если учесть время расцвета Гнездово (920 – 950 годы, то есть, время летописного князя Игоря) и все прежние наши наблюдения, сложно утверждать, что оно играло столь уж огромную роль в функционировании пути из варяг в греки. Если и играло, то, как раз, на Волго-Балтийском маршруте. А потом, во второй половине X века, вверх по Днепру стала распространяться власть киевского князя. И захоронения гнездовских «бояр» становятся похожими на могилы некрополей Киева и Чернигова, в которых нет специфически скандинавских черт.