Для начала: самые старые следы относятся всё-таки не к Ладоге, а к Любше. Древнейшее на Руси фортификационное сооружение с использованием каменной «панцирной кладки» из плитняка, свойственной западным славянам, а точнее, жителям Южной Прибалтики, датируется первой половиной VIII века (а земляной вал с тыном и того раньше). При этом «горизонт "периода существования каменно-земляной крепости" характеризуется широким использованием плитняка (в том числе для печных конструкций), лепной керамикой "ладожского облика" (типичной для нижних слоёв Староладожского Земляного городища) и большим количеством индивидуальных находок (свыше 1000 предметов). Среди них – литейные формы и украшения из цветных металлов, тигли, льячки, серебряные, бронзовые и свинцово-оловянистые слитки, полуфабрикаты и отходы, шлаки; десятки железных изделий, крицы и шлаки характеризуют развитое кузнечное ремесло (в частности, овладение техникой "трёхслойного пакета", представленной в самом раннем горизонте Ладоги). Височные кольца, в том числе спиралеконечные, характерные для раннеславянской культуры во всей "северославянской этнокультурной зоне", лунничное кольцо типа известных в Подунавье, пластинчатые височные кольца, типичные для Верхнего Поднепровья, убедительно обосновывают, безусловно, славянскую принадлежность укреплённого поселения» [144]. Правда, дальше Глеб Сергеевич тут же пытается привязать к Любше своих любимых варягов, утверждая, что находки ладейных заклёпок свидетельствуют о связи любшан со Скандинавией. Как будто, кроме скандинавов, никто суда делать не умел, или доски на них как-то по-другому, не заклёпками, связывал. Ну это на его совести.

А вот ещё одно замечание знаменитого археолога крайне любопытно. Он пишет о находке в Любше «наборных поясов», известных в Прикамье с VI века. Оттуда они распространились вплоть до Северного Кавказа и Средней Швеции. «Распространение их – проявление активности восточнофинских купцов – permi, бродячих торговцев-коробейников» , – признаёт Лебедев[145].

Здесь важно отметить несколько моментов. Первое – мы опять видим маршрут с Волги на Приильменье и дальше в Скандинавию. Второе – идут по нему не скандинавы, а финны. И наконец: товары одной культуры уже в VI веке могут достаточно широко распространяться по Северу, не указывая при этом на переселение их создателей.

Вообще именно с Любшей связано формирование так называемой культуры новгородских сопок. Именно коллективными курганами-сопками представлен погребальный обряд словен VIII-IX веков. Это большие насыпи высотой от 2 до 10 метров и диаметром от 12 до 40 метров. Как правило, раположены они вдоль берега водоёма. Иногда это до дюжины насыпей, расположенных на определённом расстоянии одна от другой, но часто встречаются и одиночные сопки. Первоначально, обычно, устраивалось кольцевое ограждение из крупных валунов. В нём разжигался ритуальный костёр (это след финского влияния). Затем насыпалась нижняя часть сопки. Насыпь накрывалась дёрном. Некоторое время в сопке хоронили покойных, потом снова зажигали костёр, досыпали новый слой земли и опять покрывали дёрном. И так несколько раз.

При этом умерших сжигали на стороне, а их кости погребали без урны (чаще всего) или в глиняных и берестяных горшках. Финское влияние проявлялось и в том, что для некоторых погребений делали каменные настилы для урн, ниши, стенки. Всё это вполне естественно, если учесть, что жили-то в Приладожье раньше только финны. Да и Любша, ставшая славянским центром, стояла на месте финского селения.

Б. Крепость на Нижней речке

Теперь, собственно, Ладога. Начать нужно, пожалуй, с цифр, характеризующих её изученность. «В целом площадь первоначального Староладожского поселения, видимо, не превышает 2 – 4 га. Раскопками Репникова - Равдоникаса – Рябинина на Земляном городище ("раскоп 3-х Р") исследована площадь 2300 – 2500 кв. м; раскоп А. Н. Кирпичникова 1984 – 1998 гг. вскрыл 250 кв. м в северо-западном углу Земляного городища; раскоп 1999 – 2000-х гг. увеличивает на 130 кв. м площадь "раскопа 3-х Р"; с учётом слоя, вскрытого В. П. Петренко на Варяжской улице у противоположного берега р. Ладожки (600 кв. м), общая исследованная площадь Староладожского поселения не превышает 3400 кв. м, что составляет 8 – 16 % территории, заселённой в VIII-X вв.; при этом, однако, ранние горизонты VIII-IX вв. выявлены лишь в "раскопе 3-х Р"» [146].

Это, в принципе, обычная ситуация. Хедебю в Дании исследовано на пять процентов, шведская Бирка, над которой работало несколько комплексных экспедиций, немногим больше. Вот, на основе раскопок столь незначительной части территорий и делаются выводы о жизни города и о его жителях. Честно говоря, как математик, занимавшийся в своё время математической статистикой, я бы не взялся делать заключения на основе такой «выборки». Но у археологов свои правила.

Итак, древнейший слой Ладоги – около 760 года по дендрохронологической шкале. Кстати говоря, для Ладоги археологи предпочитают пользоваться этим «деревянным» календарём (на основании вида годовых колец). Поскольку сами-то прекрасно знают: одно время популярный и до сих пор преподносимый как решающий аргумент непросвещённой публике радиоуглеродный метод даёт погрешность, измеряемую веками. Хотя и дендрохронологию не все учёные признают до конца надёжной. Всё-таки, годовые кольца зависят не только от общих погодных условий, а и от того, где именно росло то или иное дерево. Это как со знаменитым определением севера – юга по густоте веток на дереве. Авторы разного рода рекомендаций забывают сказать читателям, что принцип «где веток больше, там и юг» действует только на одиноко стоящие деревья. В лесу же больше веток там, где светлее, а это не обязательно на юге.

Но ладно, примем традиционную хронологию. В древнейшем слое мы видим… кузнечно-ювелирную мастерскую. «Мастер-универсал, владелец "клада" инструментов, безусловно, скандинавского производства (с устойчивыми аналогиями в древностях вендельского периода), изготавливал ладейные заклёпки, ножи, стрелы (найдено до десятка изделий и 25 заготовок), а также занимался бронзолитейным делом…

Овальная скорлупообразная фибула, фрагмент гривны с "молоточком Тора", фризские гребни (с этого времени – один из устойчивых предметов ладожского производства, как и ювелирные изделия, поделки из янтаря, а в следующих десятилетиях – стеклянные бусы), как и два кресала – североевропейского и славянского типов, достаточно определённо говорят и о североевропейском происхождении, и о ремёсленно-торговом роде деятельности населения» [147].

Ну да, особенно фризские гребни. Их же, безусловно, никто кроме скандинавов, завезти не мог. Сами фризы по морям, надо так понимать, не плавали. И поморские славяне, контачившие с ними напрямую (в отличие от шведов, живших довольно далеко), тоже. Это ничего, что в «датском» Хедебю (где подавляющее большинство населения в VIII веке – саксы и северные фризы) славянские могилы появляются в начале IX века, а шведские – веком позднее (о чём, кстати, пишет и сам Лебедев). И что именно с южного берега Балтики пришли славяне в Приладожье. Скандинавы завезли эти гребни в Ладогу, и всё! Так же, как и фибулы, распространённые по всему северу (и пришедшие в Скандинавию с континента).

К тому же времени относится и находка остатков нескольких «длинных домов» на столбах, которые часто считают отличительной чертой скандинавов. Оно, конечно, норманны в таких жили. Но… жили и другие германцы. И не только германцы. Что говорят о местах распространения этого типа жилищ историки?

«Искать его (место, где появился «длинный дом») следует далеко на северо-западе Европы, в Голландии, Дании, в особенности в Ютландии и на северо-западе Германии, где он известен уже в эпоху латена и существует вплоть до позднеримского времени, особенно ярко проявляясь в раннеримское время в Ютландии» , – пишет М. А. Тиханова[148]. Исследовательница почему-то считает, что таким образом доказывает германское (слава богу, не скандинавское) происхождение жилищ. Однако в указанное время германцев там как раз не было, а были фризы и кельты.

А. Л. Монгайт, описывая «большие дома» северо-запада Германии III-IV веков, предположил, что они принадлежат догерманскому местному населению[149]. До сих пор кельтоязычные области Британии (Шотландия, Уэльс), а также Ирландия сохраняют своеобразие в постройке жилищ, отличающие их от англосаксов. Это своеобразие заключается как раз в сооружении «длинных» домов, в которых под общей крышей заключены жилые и хозяйственные отделения. Так что такие жилище трудно однозначно считать германскими.

Но даже если и согласиться с тем, что среди первых жителей Ладоги были скандинавы, что с того? Ведь одновременно там зафиксированы и грунтовые могильники с сожжениями финского типа, и славянская керамика (только славянская!). Через десять же лет в ладожских древностях уже нет ни следа скандинавов. Квадратные избы с печами в углу, амбар «на пнях». «Кузнечная мастерская» перестаёт работать, но зато начинают в Ладоге отливать украшения из сплавов олова, родиной которых является Левобережье Днепра. Между прочим, такие же литейные формы археологи находят и на чудских городищах, Камно и Рыуге. Украшения того периода тоже характерны для славянских культур, в том числе Подунавья.

Ещё лет через пятнадцать-двадцать появляется стеклянная мастерская, базирующаяся на восточной технологии и привозном сырье. Отсюда, я думаю, надо сделать вывод, что в Ладоге поселились масса каких-нибудь персов или арабов. Чем этот вывод хуже идеи отождествлять скандинавского кузнеца с господством здесь шведов? И уж тем более с существованием торгового пути на юг? На восток – об этом, в очередной раз можно говорить, но и только.

Ну, дальше, как вы можете догадаться, в слоях Ладоги продолжают находить вещи, которые можно соотнести со славянами, финнами, скандинавами, фризами и так далее. Ну, что ж, в Бирке, к примеру, львиная доля керамики – славянская.

Причём скандинавские вещи (гривна с молоточками Тора, деревянный «став» с рунической надписью) относятся уже, как минимум, к середине IX века. Даже, скорее, к началу X. К примеру, знаменитые овальные фибулы (напомним, что одну такую нашли в «кузнечной мастерской»). Так вот, по мнению занимавшейся их исследованием B. C. Дедюкиной, относятся они на самом деле к X-XI векам. И в Скандинавии-то скорлупообразные фибулы получили широкое распространение только с X века, хотя встречались и ранее. Вообще, кроме «набора кузнечных инструментов», все остальные «скандинавские» находки наиболее надёжно датируются всё же X веком.

В одном с ювелирной мастерской слое Ладоги мы видим типичные для Руси жилища – срубы с печами. Правда, есть один-два «больших дома», которые можно считать пристанищем скандинавской дружины (как раз в них и найдены скандинавские вещи), но основное население явно остаётся славянским. То есть скандинавы выглядят не постоянными жителями этих мест, а приходящими сюда по приглашению ладожских князей наёмниками. Тогда и вещи «приходят» вместе с ними, а не путём торговли. А кое-что изготавливается на месте, по «импортным» образцам.

В. Спят курганы тёмные

Теперь, собственно, к могилам. И начнём не со скандинавов, а с того, как, судя по могилам, расселялись на севере славяне.

Славяне на севере будущей Древней Руси представлены двумя культурами, называющимися как раз по их типичным захоронениям. Первая – культура длинных курганов, связанная с кривичами. Вторая – культура сопок, сопоставляемая историками с ильменскими словенами.

Вот как она распределяется[150] (см. карту 14).

Карта 14. Курганы IX-Х вв. Словенской земли: а – курганы ильменских словен; б – курганы псковских кривичей; в – курганы веси; г – курганы со скандинавским инвентарём; д – могильники води; е – могильники эстов

Уже отсюда мы видим, что основная полоса расселения словен тянется от берега Балтики в районе впадения туда Луги к Ильменю и дальше на восток, в сторону Волги. А если говорить о пути на юг (или с юга), то маршрут явно идёт по Великой, а не по Ловати.

Но это просто размышления над картой. Посмотрим, что пишут о маршрутах движения на север славян историки.

«…Представляется более чем вероятным, что сперва кривичи пришли всё-таки на территорию современной Белоруссии» , – пишет С. В. Алексеев[151]. И дальше, на основании археологических находок славянских вещей в поселениях балтов тушемлинскй культуры, рисует картину продвижения на север. В первой трети V века – Могилёвское Поднепровье (по рекам к северу от Припяти). В первой половине того же века – верховья Ловати (один из древнейших длинных курганов – Полибино в этом районе). Но далее, «основным для движения славян являлось направление вниз по реке Великой и далее по обоим берегам… Псковского и Чудского озёр» [152]. И только отдельные группы кривичей в начале VI века удаляются на восток от основной массы – в верховья Луги и даже до Белозёрья.

То есть мы видим тут то, что уже отмечали на основании летописного матриала: по крайней мере первоначальное славянское население верховьев Ловати связь имело не с Приильменьем, а с псковскими землями. Куда оно, напомним, и бежало в 1167 году из осаждённых Великих Лук.

Теперь обратимся к словенским круглым сопкам. А тут картинка следующая.

«В последних десятилетиях VII века на землях Поволховъя появились новые славянские пришельцы. Они называли себя "словене" или "венды"» [153]. Пришли они, как теперь совершенно ясно, из Полабья и Поморья.

Но куда? Древнейшая из «новгородских сопок» расположена в верховьях Луги (Репья). Древнейший город – Любша – в низовьях Волхова. Крупнеешее селище – на ручье Прость в двух километрах южнее Новгорода. Вполне понятно становится, что пришли словене с Запада либо по морю, либо вдоль берега его. А потом по Луге поднялись на восток. Таким образом, пути на юг по Ловати они явно не знали.

Если кто его и знал, так это кривичи. В первой половине VIII века их вытесняли из Приильменья на юг. И за несколько десятков лет кривичи плотно заселили верхнее и среднее течение Западной Двины, верховья Днепра и даже Волги. Но опять же: кривичам путь на север был не актуален. Там сидели враждебные им словене. А в Балтику можно было ходить по Двине.

Это же следует из исследований другого Алексеева, упоминавшегося уже Леонида Васильевича, крупнейшего археолога-слависта, занимавшегося Белоруссией. Он указывает, что изо всей кривичской территории наименее заселёнными были водоразделы Западной Двины и Днепра, где зафиксированы единичные курганы. Так что у славян вряд ли был особо оживлённый торговый путь даже с Двины в Днепр, не говоря уж о Ловати.

И вообще профессор Могилёвского университета Я. Г. Риер ещё в начале восьмидесятых годов прошлого века выяснил, что заселение Полоцкой и Смоленской земель зависело не от рек, а от лесов. Славяне на территории нынешней Белоруссии и Смоленской области селились не на крупных, а больше на мелких реках и на опушках леса. Стало быть, водные пути не играли в их жизни столь уж большой роли.