В Предисловии к поэме “Возмездие” Александр Блок называет ряд событий, благодаря которым начало 1910-х годов воспринималось современниками как      время рубежа: “1910 год — это смерть Коммиссаржевской, смерть Врубеля и смерть Толстого. С Коммиссаржевской умерла лирическая нота на сцене; с Врубелем — громадный личный мир художника, безумное упорство, ненасытность исканий — вплоть до помешательства. С Толстым умерла человеческая нежность — мудрая человечность.

Далее, 1910-й год — это кризис символизма, о котором тогда очень много писали и говорили, как в лагере символистов, так и в противоположном. В этом году явственно дали о себе знать направления, которые встали во враждебную позицию и к символизму, и друг к другу: акмеизм, эгофутуризм и первые начатки футуризма”.

В конце 1909 г. одновременно закрылись два ведущих символистских журнала — “Весы” и “Золотое руно”. К этому времени давно забылись эпатирующие дебюты символистов. Они стали признанными участниками литературной жизни, их охотно печатали журналы всех направлений — острой необходимости в чисто символистском журнале больше не было.  

На смену обоим журналам уже в 1909 г. пришел журнал “Аполлон”, вновь, как когда-то “Мир искусства”, объединивший писателей и художников. В редакции “Аполлона” устраивались литературные и музыкальные вечера, на которых выступали А.Н. Скрябин, С.С. Прокофьев, И.В. Стравинский. Проводились художественные выставки. Среди его организаторов были бывшие “мирискусники” — А.Н. Бенуа, Л. Бакст. Но этот журнал уже допускал на свои страницы не только символистов, но и молодых писателей, принадлежащих к новым литературным школам. Незаметно переоценивались литературные авторитеты. Самым почитаемым поэтом старшего поколения для литературной молодежи неожиданно стал Иннокентий Анненский, который только в конце жизни дождался настоящего литературного признания (он внезапно скончался от сердечного приступа в том же 1909 г.). Символизм не прекратил своего существования — в эти годы появляются такие вершинные произведения, как роман Андрея Белого “Петербург”, драма Блока “Роза и Крест” и его стихотворный цикл “Кармен”. Но художники-символисты уже не связывали себя с узким кружком единомышленников — у каждого был свой индивидуальный путь в общем литературном движении эпохи.

“Цех поэтов”. На “башне” Вяч. Иванова весной 1909 г. по просьбе нескольких молодых поэтов начались лекции по стихосложению. Но уже осенью они были перенесены в помещение редакции “Аполлона” и получили название “Поэтической Академии” (“Общества ревнителей художественного слова”). На заседаниях мэтры символизма (Вяч. Иванов, И. Анненский, Андрей Белый) не только читали лекции о метрике, инструментовке стиха, рифмовке, но и анализировали стихи молодых поэтов, указывали на формальные просчеты и удачи. Некоторые заседания проходили в форме диспутов. Но “диспутировали” между собой только сами “мэтры”. Как вспоминал один из участников Поэтической Академии поэт Владислав Пяст, “молодежь играла роль хора, вопреки обычаю греческих трагедий, безмолвного и безгласного”. Через некоторое время эта роль перестала удовлетворять молодую аудиторию.

20 октября 1911 г. группа поэтов во главе с Николаем Гумилевым и Сергеем Городецким решила создать собственное объединение, назвав его “Цех поэтов”. Уроки “Поэтической Академии” не прошли даром: слово “Цех”, вызывающее в памяти средневековые цеха мастеров, подчеркивало, какое внимание уделяется вопросам профессионального ремесла, поэтической техники. По аналогии со средневековыми цехами, руководители “Цеха поэтов” — Н. Гумилев и С. Городецкий — были названы “синдиками”. В новое объединение вошли Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Владимир Нарбут, Михаил Зенкевич. Именно эти поэты и стали ядром новой поэтической школы, получившей имя “акмеистов”. Кроме них, заседания посещали будущий переводчик Шекспира и Данте Михаил Лозинский, Василий Комаровский, Георгий Иванов, Георгий Адамович, бывал на них крестьянский поэт Николай Клюев, будущие футуристы Велимир Хлебников, Николай Бурлюк и др. Но причислять их к акмеизму нельзя.

Участники “Цеха” печатались в “Аполлоне”. Но был у них и свой печатный орган — небольшой журнал “Гиперборей” (1912-1913). В конце 1900-х — начале 1910-х годов все они заявили о себе и первыми поэтическими сборниками: “Путь конквистадоров” (1905), “Романтические цветы” (1908), “Чужое небо” (1912) Н. Гумилева, “Вечер” (1912), “Четки” (1914) А. Ахматовой, “Камень” (1913) О. Мандельштама.

Первое время заседания “Цеха” проходили так же, как в “Академии”: читались и “по кругу” разбирались стихи участников. Только в роли мэтров выступали сами же молодые поэты. Но, как вспоминала Анна Ахматова, на четвертом или пятом заседании заговорили о том, что “необходимо отмежеваться от символизма, поднять новое поэтическое знамя, <...> дать и название новому направлению”. Было предложено два имени. Одно из них — “акмеизм”, от греческого слова “акме” — “вершина”, “острие”, “расцвет”. Второе — “адамизм”, от имени первого библейского человека. В это название вкладывался иной смысл: мужественный прямой взгляд на мир, первозданный Адам, дающий всему новые имена.

В 1913 г. появились две статьи, ставшие манифестами нового направления. Первая — “Наследие символизма и акмеизм”, была написана Н.С. Гумилевым. Вторая — “Некоторые течения в современной русской поэзии” — С. Городецким. В обоих манифестах утверждалось, что символизм “закончил свой круг развития и теперь падает” (Н. Гумилев). Новая поэтическая школа не объявляла себя врагом символизма. Более того, подчеркивалась преемственность новой школы от символистов. Гумилев писал: “Чтобы это течение утвердило себя во всей полноте и явилось достойным преемником предшествующего, надо, чтобы оно приняло его наследство и ответило на все поставленные им вопросы. Слава предков обязывает, а символизм был достойным отцом”.

В обоих манифестах перечислялось и то, что было неприемлемо в символизме для нового поколения поэтов. Прежде всего акмеисты выступили против склонности символистов к мистике, к непознаваемой области бытия. Гумилев формулировал: “Непознаваемое по самому смыслу этого слова нельзя познать. <...>Всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нем более или менее вероятными догадками — вот принцип акмеизма”. Второе, в чем расходились акмеисты с символистами — отношение к поэтическому слову. Об этом вы подробнее узнаете в разделе об акмеистическом стихотворении.

Символисты не спешили признавать акмеистов своими поэтическими наследниками. Скорее — эпигонами, неправомерно претендующими на новизну. В. Брюсов в статье “Вчера, сегодня и завтра нашей поэзии” писал, что акмеисты “ограничились лишь тем, что выкинули новое знамя, не изменив принципам символизма в творчестве”. В статье “Новые течения в русской поэзии” Брюсов даже отказывал новому кружку в праве считаться самостоятельной школой: “Акмеизм — выдумка, прихоть, столичная причуда, и обсуждать его серьезно можно лишь потому, что под его призрачное знамя стало несколько поэтов, несомненно талантливых”. Еще резче высказался А. Блок в статье “Без божества, без вдохновенья...”. По его мнению, “Н. Гумилев и некоторые другие “акмеисты”, несомненно даровитые, топят самих себя в холодном болоте бездушных теорий и всяческого формализма; они спят непробудным сном без сновидений; они не имеют и не желают иметь тени представления о русской жизни и о жизни мира вообще; в своей поэзии <...> они замалчивают самое главное, единственно ценное: душу”.

“Цех поэтов” распался во время первой мировой войны. Его дважды пытались возродить — в 1917 г., а затем в 1921 г. Но второй и третий “Цех” просуществовали еще меньше, чем первый. Окончательная гибель “Цеха поэтов” совпадает с трагической гибелью его руководителя Николая Гумилева, расстрелянного в августе 1921 г.

           Задание

5. В каком году возникло Общество ревнителей художественного слова (Поэтическая Академия)? Кто был его руководителем? Какую задачу оно ставило перед собой? Как проходили его заседания?

6. Когда из состава участников Поэтической Академии вышла группа молодых поэтов? Назовите их имена. Опишите структуру нового объединения.

7. Объясните, почему новый кружок назвал себя «цехом», какой полемический смысл содержался в таком именовании?

8. Какая разница в наименованиях «акмеизм» и «адамизм»?

9. Какие статьи считаются манифестами новой школы? Когда они были опубликованы?

10. С какими принципами символистской поэзии полемизировали авторы манифестов?

11. Прочитайте в хрестоматии отрывок из статьи Н. Гумилева «Наследие символизма и акмеизм» и ответьте на вопросы.

Группировки и сборники русских футуристов. Термин “футуризм” (от латинского futurum — будущее) возник в Италии. Так называла себя авангардная поэтическая группировка под руководством Филиппо Томмазо Маринетти, заявившая о себе в 1909 г. Ее лозунги — “Нет шедевров без агрессивности”, “Рычащий автомобиль, кажущийся бегущим по картечи, прекраснее Самофракийской победы”, “Мы хотим прославить войну — единственную гигиену мира”, “Мы хотим разрушить музеи, библиотеки” быстро стали известны в Европе, писали о новой группировке и в России. Однако новые авангардные кружки в России первоначально не называли себя футуристами — так их окрестили критики, усмотрев в их декларациях много общего с итальянцами. Первые русские футуристы называли себя “будетлянами”. Позднее возникли четыре кружка — “Гилея” (они же — “кубофутуристы”), “Центрифуга”, “Эгофутуристы” и “Мезонин поэзии”.

Самой многочисленной и шумной была группа “Гилея”. В нее входили художники и поэты — братья Бурлюки (Давид, Владимир и Николай), Велимир Хлебников, Владимир Маяковский, Василий Каменский, Елена Гуро и др. В группу “Центрифуга” входил Борис Пастернак. Самым известным эгофутуристом был Игорь Северянин. Группу “Мезонин поэзии” возглавлял Вадим Шершеневич.

Первый сборник “будетлян” — “Садок судей” (1910), напечатанный на обоях, — прошел незамеченным. Как вспоминал один из участников кружка, художник и композитор Михаил Матюшин, братья Бурлюки, попав на один из вечеров на “башне” Вяч. Иванова, уходя, рассовали по карманам пальто всех присутствовавших по книжечке “Садка судей”. Но заметного отклика эта акция не получила. “На наше первое выступление символисты почти не обратили внимания, приняв бомбу за обыкновенную детскую хлопушку”, — писал М. Матюшин.

Но уже второй сборник “будетлян” — “Пощечина общественному вкусу” (1912) — произвел самый скандальный эффект, а его название стало нарицательным. Нарочито эпатирующими были и названия их последующих сборников и альманахов: “Дохлая луна”, “Затычка”, “Молоко кобылиц”. Близкие к футуризму художественные группировки именовались “Ослиный хвост” и “Бубновый валет”.

Критики на все лады склоняли лозунги, провозглашающие полный разрыв новой школы с классическими традициями и со всей современной литературой: “Только мы — лицо нашего Времени”. “Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. с Парохода современности”. Поэзию Бальмонта в манифесте именовали “парфюмерным блудом”, книги Леонида Андреева — “грязной слизью”, остальные обвинялись в “ничтожестве”: “Всем этим Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузминым, Буниным и проч. и проч. нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным”. В отрицании культурных традиций русские “будетляне” действительно напоминали итальянских футуристов. Однако они не воспевали войну, агрессию, не было у них и культа техники. Главный акцент в их манифестах делался на праве современного художника на языковые эксперименты (“словоновшество”, или “словотворчество”).

Еще более скандальными были многочисленные выступления футуристов на поэтических вечерах, диспутах, публичных лекциях (Д. Бурлюк и В. Маяковский даже предприняли турне по России с лекциями о новом направлении). Футуристы являлись на лекции с разрисованными лицами, с пучками моркови в петлицах, в нарочито экстравагантных одеяниях (долго вспоминалась, например, желтая кофта Маяковского), вступали с публикой в перебранки, а то и драки. Нередко приходилось вмешиваться полиции. Газеты печатали отклики на сборники и вечера под заголовками: “Поэзия свихнувшихся мозгов”, “Рыцари безумия”.

Иначе выстраивал свой публичный образ Игорь Северянин. Он предпочитал выступать самостоятельно, свои вечера называл “Эгические поэзовечера”, или “Поэзоконцерты”. Он появлялся на сцене в длинном черном сюртуке с орхидеей в петлице, распевая свои стихи на мотивы цыганских романсов или шансонеток. На вечера “будетлян” публика поначалу ходила поглазеть на скандал. Северянина осаждали восторженные поклонницы — после выхода сборника “Громокипящий кубок” (1913) он стал самым модным поэтом. Дело доходило до того, что Северянин печатно объявлял о часах, когда он готов принимать поклонниц и букеты.

Однако за скандальными выходками и откровенной саморекламой стояли действительно серьезные творческие открытия футуристов в области поэтического языка, обновления жанров, о чем мы будем говорить в разделе о футуристическом стихотворении.

           Задание

1. Что означает слово «футуризм»? Где и как оно возникло? Кто в России стал использовать это именование для новых литературных группировок? Как они сами себя назвали?

2. Как относились друг к другу русские и итальянские футуристы? Что было общего в их эстетических установках и в чем они расходились?

3. Назовите важнейшие футуристические группировки. Какие поэты в них участвовали?

4. Какими сборниками заявили о себе русские футуристы?Какова роль публичных выступлений и диспутов в истории футуризма? Как проходили выступления футуристов на эстраде? Как реагировала публика и критика на их вечера? Почему для них так важен был скандал и эпатаж?