Российская школа экономической мысли – специфический российский общественно-научный феномен

Реалистичность российской школы экономической мысли в приверженности ее адептов гуманитарным и морально-этическим ценностям

Критическое восприятие российской школой экономической мысли марксизма в контексте неабсолютизации трудовой теории стоимости

Российская школа экономической мысли о цикличности экономического развития и институциональной трансформации общества

Российская школа экономической мысли – специфический российский

Общественно-научный феномен

История политической экономии России, равно и период становления и развития в ее рамках российской школы экономической мысли, берет свое начало с четырех весьма важных для судеб науки «Политическая экономия» событий, которые имели место в самом начале XIX столетия. Первое из них датируется 1801 годом, когда приглашенный в Московский университет немецкий профессор Христиан-Август Шлёцер впервые прочел курс под названием «Политическая экономия». Второе – когда в 1803 году по Указу Александра I политическая экономия была включена в регламент Российской Академии наук. Третье – когда в соответствии с этим Указом в следующем году был избран действительным членом Академии Наук по разряду политической экономии А.К. Шторх. И четвертое – когда в 1805-1806 гг. был издан первый в России учебник по политической экономии на русском языке. Но спустя два столетия, то есть на рубеже XX-XXI веков в результате соответствующих на правительственном уровне решений в российском перечне наук по отраслям экономических знаний были изъяты и собственно «Политическая экономия», и тесно связанные с ней «История экономической мысли», «История народного хозяйства».  

Совершенно очевидно, что, несмотря на данное формализованное (бюрократическое) решение «сверху», российская политическая экономия, как наука, отнюдь не теряет своего исторического сложившегося статуса самостоятельной отрасли человеческих знаний. То же самое можно сказать о сложившихся в процессе эволюции политической экономии российской и других школ экономической мысли в той или иной стране мира. При этом представляется также не менее очевидным, что не может быть политической экономии (в том числе в ее рамках школы экономической мысли) «истинно», скажем, российской, немецкой, американской и т. д. Между тем специфика экономической жизни разных стран и народов порождает особые черты и традиции, присущие их политико-экономической мысли. Одновременно с этим, по-видимому, следует согласиться с такими суждениями, согласно которым российской школе экономической мысли присущи специфика и самобытность и что ее становление и развитие явились, по сути, откликом на процессы, происходившие в «европейской науке». Причем из сказанного, думается, не будет преувеличением заключить, что российская политико-экономическая мысль, с одной стороны, как бы постоянно следует за «западной» политической экономией, а, с другой, воспринимает ее теоретико-методологические основания крайне противоречиво: от восторженного эпигонства до полного неприятия. Однако ограничиться этим выводом значит не замечать те глубинные черты российской школы экономической мысли, которые при всем разнообразии, а зачастую противоположности выводов российских политэкономов, тем не менее, позволяют говорить о ней, как о некоем целом в качестве специфического российского общественно-научного феномена.

Признаки и принципы формирования теоретических школ в истории экономической науки весьма многообразны и неоднозначны. Наиболее распространенный и безоговорочно принимаемый научным экономическим сообществом сущностный признак характеристики школы экономической мысли сводится к принципу «учитель – ученики» либо «лидер – последователи». Но в экономической литературе, как в прошлом, так и в настоящем нередко упоминаются некие школы экономической мысли в контексте «регионального («западная школа», «европейская школа» и пр.) признака. Различают школы экономической мысли по «страновому» и «этническому» («английская школа», «французская школа», «американская школа» и пр.) признакам. Известны и примеры «признания» школ экономической мысли по месту их «самовыражения» в соответствующем городе либо столице государства, где функционируют те ли иные университеты («лозаннская школа», «кембриджская школа», «чикагская школа» и пр.). Возникновение школ экономической мысли в ряде случаев трактуется также по «отраслевому» признаку (как-то: «физиократическая школа», «математическая школа», «историческая школа») и т. д.

В отношении первого из указанных выше признаков, необходимо заметить, что исследователи, рассматривающие его в качестве наиболее приемлемого сущностного признака, позволяющего безоговорочно констатировать факт обособленности той или иной школы экономической мысли, руководствуются следующей логикой. Признак «учитель – ученики» либо «лидер – последователи» совершенно понятен и недвусмыслен, поэтому вполне правомерно его принятие широкой читательской аудиторией. Руководствуясь этим признаком, стало почти общепринятой традицией выделять, к примеру, «школу А. Смита» и «школу Д. Рикардо», «школу А. Маршалла» и «школу Дж.М. Кейнса» и многие другие. Поэтому фактически этот признак является если не общепринятым, то бесспорно доминирующим при дифференциации научным экономическим сообществом школ экономической мысли.   

Говоря о «региональном» признаке или, что одно и то же, «географическом» («западная школа», «европейская школа», «кембриджская школа», «лозаннская школа» и пр.), а также «страновом» признаке при характеристике школы экономической мысли уместным представляется охарактеризовать отдельно каждую из двух их сущностных составляющих. В частности ныне общеизвестно, что эти признаки в части географической составляющей встречаются, как правило, в изысканиях приверженцев идеологии, базирующейся на классово-формационном подходе, восходящем к творческому наследию К. Маркса. Впоследствии данная географическая составляющая признака при характеристике школы экономической мысли была присуща главным образом общегосударственной идеологии советского периода, адепты которой явно либо неявно нередко встречаются и в наше время. Тенденциозность географической составляющей подхода к характеристике школы экономической мысли видится в том, что «едва ли вообще кому-либо известна, скажем, “северная” или “южная” экономическая наука или теория», да и вряд ли в принципе возможно «обозначить хоть какие-то критерии обозначения границ “восточной” экономической теории» [4, с. 16].

Что касается региональной составляющей этих признаков, то и здесь также не все просто и однозначно в части характеристики неких общих черт той или иной школы экономической мысли. Скажем, если вести речь о так называемых кембриджской либо лозаннской школах, то характеристика каждой из них должна, по-видимому, ассоциироваться с конкретным периодом времени. Например, несомненный глава кембриджской школы А. Маршалл обозначил некие маржиналистские ценности данной школы, включая положения о приоритетной роли в экономическом анализе принципов свободной (чистой) конкуренции, свободного ценообразования и саморегулируемости экономики. Но многие из его учеников (кроме А. Пигу, который унаследовал вслед за ним заведование данной кафедрой), включая таких именитых выпускников кембриджского университета, как Дж. Робинсон и Дж.М. Кейнс, едва ли в принципиальном плане могут быть отнесены к представителям кембриджской школы. Достаточно вспомнить, что первая из них со всей убежденностью дистанцировалась от маршаллианства (и соответственно от «ключевых» ценностей кембриджской школы), введя в научный оборот свою теорию несовершенной конкуренции, а второй – теорию государственного регулирования экономики [5, с. 15].  

На состоявшейся 15-16 ноября 2000 года научной конференции «Российская школа экономической мысли: прошлое и настоящее» в качестве главного был представлен доклад академика Л.И. Абалкина на тему: «Российская школа экономической мысли: поиск самоопределения». Представляется, что именно в его докладе впервые прозвучали в обобщенном и систематизированном виде целостные концептуальные размышления и суждения о сущностных и особенных чертах специфического упомянутого выше российского общественно-научного феномена, который он предложил именовать «Российская школа экономической мысли» [1, с. 4]. 

Аргументацию своей позиции в части восприятия содержательных аспектов теоретико-методологических оснований данного феномена Л.И. Абалкин увязывает с воззрениями лучших, на его взгляд, российских исследователей конца XIX – начала XX столетий и, прежде всего, с мнением С.Ю. Витте. Этот ученый и государственный деятель, по Абалкину, явился «первым, кто открыто заявил о необходимости построения экономической мысли, основанной на индивидуальных особенностях “русского грунта”» и признал следующий непреложный факт: «До тех пор, покуда русская жизнь не выработает своей национальной экономии, основанной на индивидуальных особенностях русского грунта, …до тех пор, что создано вчера, будет считаться дурным завтра, и будем создавать сегодня то, что уничтожено вчера; и понятно, что до тех пор мы не будем жить правильною экономической жизнью, а будем идти на буксире заграничных веяний и всяких спекуляций на счет народного благосостояния» [2, с. 162]. Но со времен С.Ю. Витте, убежден академик, вопрос о формировании в указанном периоде российской школы экономической мысли и его особенностях «пока не имеет окончательного ответа» и все еще требует системных попыток для получения «окончательных ответов на возникающие здесь проблемы». 

В докладе академика Л.И. Абалкина обращает на себя внимание и всесторонняя аргументация общих и отличительных черт, специфических особенностей двух выделяемых им основных этапов эволюции российской школы экономической мысли. Первый этап (70-е – 90-е гг. XIX века) характеризуется им, по сути, как этап переосмысления и преломления ценностей так называемой немецкой исторической школы, с одной стороны, и марксистского экономического учения, с другой. Второй – завершающий этап эволюции этой школы (первая треть XX столетия) как этап критического восприятия нововведений теоретических школ марксизма и базирующихся на них маржиналистских постулатах теоретических школ раннего (ортодоксального) неоклассицизма.

Ниже через призму содержательных аспектов каждого из указанных этапов будет отражена приверженность адептов российской школы экономической мысли реалистичным и гуманистическим ценностям, показано критическое восприятие ею ортодоксальных сентенций марксизма и маржинализма в целях обоснования собственного видения социально-экономической трансформации российского общества.