Следует отметить, что предпосылки (истоки) возникновения российской школы экономической мысли со всей очевидностью проявляют себя в особенностях воззрений отечественных исследователей в периоды зарождения и становления в России рыночных экономических отношений вплоть до отмены крепостного права. В данном контексте представляется возможным утверждать, что в истории российской политической экономии так же, как и в истории мировой экономической мысли имели место, по меньшей мере, последователи меркантилизма и физиократизма, смитианства и противников доктрины laissez faire и других школ, течений и направлений экономической мысли. Но, в отличие от зарубежных коллег, российские исследователи, будучи привержены гуманитарным и морально-этическим ценностям, уже с тех пор ставили во главу угла своих изысканий принципы и положения честности и доверия, нравственности и духовности, были обращены к поиску реалий хозяйственной жизни и общественных запросов, к видению страны как единого целостного организма. 

Так, задолго до «Богатства народов» А. Смита в начале первых десятилетий XVIII столетии в сочинениях Ю. Крижанича и И. Посошкова впервые (причем вопреки будущим смитовским умозаключениям о богатстве) речь шла о том, что Богатство и страны и ее граждан вовсе не следует характеризовать только денежными накоплениями и многообразными материальными благами. С их точки зрения, во-первых, следует в принципиальном плане рассматривать сущность богатства в связи с вещественным и невещественным его составляющими одновременно. И, во-вторых, по этой причине интересы приумножения богатства Российского государства требуют протекционистской экономической политики, осуществления реформ. 

В первой половине и середине XIX века преломление концепции экономического либерализма с позиций нравственности и морали смогли обеспечить в своем творчестве такие первые российские смитианцы мануфактурного периода как Н.С. Мордвинов, А.К. Шторх и М.М. Сперанский. С именами А.И. Бутовского и И.В. Вернадского в этом промежутке времени связаны оригинальные (с учетом моральных и нравственно-этических аспектов) альтернативные извлечения из смитианского экономического учения в трудах смитианцев постмануфактурного периода.

Названных выше и многих других предшественников российской школы экономической мысли (а, впоследствии, и ее наиболее именитых представителей) сближает своеобразие видения предмета и исходных аналитических и методологических пунктов политико-экономических исследований. В их изысканиях предмет изучения охватывает, как правило, государственное или народное хозяйство, хозяйственную деятельность и общественное богатство, а методологические основания базируются, прежде всего, на постулатах и подходах системного и междисциплинарного анализа. Не индивид, не клеточки экономических отношений (как это следует из трудов зарубежных смитианцев и постсмитианцев), а народное хозяйство в целом с включением в объект своего исследования вопросов взаимодействия морально-этических начал, организации экономической жизни общества – вот те составляющие, которых, как правило, придерживались лидеры российской политической экономии со времен И.Т. Посошкова [3, с. 28]. 

Заметим в продолжение, что «Книга о скудости и богатстве» И.Т. Посошкова (1724) привлекает к себе внимание в числе прочего тем, что начинается с главы «О духовности». И еще более тем, что сам он во введении к этому сочинению отмечает о том, что «более же вещественного богатства надлежит всем нам сообща заботиться о невещественном богатстве, то есть об истинной правде. … Когда правда в нас утвердиться и твердо укоренится, то не можно царству нашему российскому не обогатиться и славою не возвыситься. …Без насаждения правды и без истребления обидников, и воров, и разбойников, и всяких разных явных и потаеных грабителей, никоими мерами народу всесовершенно обогатиться не возможно». Вместе с тем, специфической чертой социальной ориентации политической экономии в России в целом и российской школы экономической мысли, в частности, было то, что российские исследователи не ограничивались лишь вопросами материального благосостояния, стремясь подняться до понимания необходимости развития человеческого потенциала во всей его целостности.

Тот же И.Т. Посошков, к примеру, подчеркивал: «Нам надобно не парчой себя украшать, но надлежит добрым нравом и школьным учением…». Спустя почти столетие первый российский академик по разряду политической экономии А.К. Шторх в своем шестиатомном Курсе политической экономии изданной (1815) «расширил» предмет политической экономии, включив в него «теории цивилизации». В рамках последних им трактовалась сущность нематериальных, духовных ценностей с пожеланием непременно учитывать следующее обстоятельство: создание «нематериального капитала» (здоровье, развитие способностей человека, досуг, безопасность) так же способствует приумножению богатства, как и создание материальных ценностей.

В духе академика А.К. Шторха критиковал классическую политическую экономию за забвение морально-этических начал и В.А Бутовский, издавший первый учебник по политической экономии, написанный русским автором на русском языке, удостоенный должности директора Департамента финансов, статуса сенатора и обер-прокурора Сената. В его книге «Опыт о народном богатстве или о началах политической экономии» (1847) проводилась мысль о том, что, вопреки смитовским суждениям о необходимости доминирования частных интересов над общественными интересами, политическая экономия «от изучения частных интересов каждого человека отдельного… восходит до совокупного проявления этих интересов, или до интереса общественного».

В середине и второй половине XIX века сферу критического осмысления либеральных оснований смитианства и в целом классической политической экономии расширили социально-экономические идеи и реформаторские воззрения в произведениях лидеров российского утопического социализма В.А. Милютина, Э.Р. Вредена, Н.Г. Чернышевского и других. В частности, Н.Г. Чернышевский высказывал убеждение о том, что «капитал, который можно назвать нравственным, гораздо важнее материального», поскольку «этот важнейший национальный капитал есть запас нравственных сил и умственной развитости в народе».

Отражение методологических нововведений преимущественно немецкой исторической школы в контексте неабсолютизации доктрины laissez faire и учета влияния на хозяйственную жизнь совокупности экономических и неэкономических факторов, включая протекционистские меры государства, проявило себя в творческом наследии А.Н. Миклашевского, С.Ю. Витте, К.И. Бабста, А.И. Чупрова, И.И. Янжула и других.

Кстати, в их числе профессор К.И. Бабст в работе «Изложение начал народного хозяйства» (1872) выделял нравственный капитал, заключающийся, по его мнению, в народной честности, народной предприимчивости и степени трудолюбия, в живом и ревностном участии к общему благу. Профессор Московского университета А.И. Чупров, на протяжении четверти века возглавляя кафедру политической экономии и статистики, воспитал несколько поколений русских экономистов; курс его лекций, изданный впервые в 1891 году, переиздавался вплоть до 1918 года, став одним из общепризнанных учебников по политической экономии; в числе прочего он высказывал убеждение о необходимости соединения преимуществ частного предпринимательства с государственным сектором, особенно в тех областях, где это необходимо для общества, но не может быть обеспечено частным капиталом. Добавим к сказанному, что яркий государственный и общественный деятель России С.Ю. Витте критиковал безжизненный материализм и «космополитизм» классической политической экономии, видящей повсюду только меновые ценности и не принимающей во внимание нравственных интересов настоящего и будущего. Он подчеркивал, что «политическая экономия должна принимать идею национальности за точку отправления и поучать, каким образом данная нация… может сохранять и улучшать свое экономическое положение». А, по мысли академика И.И. Янжула, в число основных составляющих экономического роста следует непременно включать еще и фактор честности.

В последующем эти особенные теоретико-методологические черты российской школы экономической мысли выразилась в ее внимании к преимущественно гуманистическим и морально-этическим ценностям (факторам) рыночной системы хозяйствования и нашли широкое продолжение в российской политико-экономической литературе. Поэтому не будет преувеличением сказать, что благодаря включению ее адептами в объект политико-экономических исследований нравственных аналитических аспектов проистекает такая традиция российской политико-экономической мысли, как не сводимость осмысления эффективности хозяйственной жизни исключительно к сугубо экономическим показателям. И данная традиция присутствует у российских ученых вплоть до наших дней, в том числе в дискуссиях о нравственности и социальной справедливости экономических решений, принимаемых будь-то «сверху» либо «снизу». Практический российский опыт свидетельствует, что самые «благие» преобразования, пусть и лежащие в русле объективно необходимых перемен, но проводимые без учета категорий нравственности, морали, этики, социальной справедливости в их специфически российском, народном понимании («по справедливости», «по-божески», «по-людски» и т. п.), лишь усиливали неизбежные при внедрении всего нового реакции отторжения.

Здесь не лишне вспомнить обоснованную критику представителями российской школы экономической мысли сентенций безжизненного материализма классической политической экономии, ставящей во главу угла только меновые ценности, и не принимающей во внимание ни гуманистические, ни морально-этические, ни нравственные, ни политических интересы настоящего и будущего. Важно отметить и то, что даже тогда, когда в качестве исходной точки анализа предусматривалось выделение индивидуального или семейного хозяйства, они рассматривались как органическая часть народного хозяйства, поставленная в систему народнохозяйственных связей, отношений и народнохозяйственной целостности. Что же касается таких аспектов экономических отношений, как ценность, полезность, имущество, собственность, распределение, обмен, взаимосвязи между ними и т. д., то их трактовки во многом зависели от того или иного понимания сути народного хозяйства или общественного богатства. Даже допуская, что указанные и некоторые другие методологические черты российской школы экономической мысли были присущи ей в разной мере, но именно их воздействие обусловило целостные представления о предмете, методе политической экономии, ее структуре и задачах в контексте целесообразности сочетания теоретической и социально-экономической направленности политико-экономических разработок.  

Наконец, необходимо подчеркнуть, что на формирование российской школы экономической мысли и достижение реалистичности отражения ее лидерами характера общественного устройства, экономической системы, социальной и культурной сфер, характера и социально-психологических черт народа в России особое влияние оказывал аграрный фактор. Именно этим объясняется, что аграрные проблемы России всегда рассматривались не как отраслевые, а как политико-экономические, от решения которых зависели судьбы общества и государства. При этом очевидно и то, что содержание аграрного фактора не сводится к земледелию как виду хозяйственной деятельности и удельному весу последнего в структуре хозяйства страны. Аграрный фактор означает особый тип отношений человека и живой природы, основанный на прямом использовании потенциала живой природы в производственно-хозяйственной деятельности и жизнеобеспечении человека. Влияние данного фактора исторически возникло особое социальное образование – крестьянство, являющее собой не класс, создаваемый той или иной общественной формацией, присущими ей социальными отношениями, а порождение особого типа организации жизнедеятельности, основанного на прямом использовании потенциала живой природы и земли, на синтезе естественных и общественных факторов в отношениях между людьми. Естественно, что по мере и под влиянием общественного развития постепенно определенным образом крестьянство модифицируется, но его основополагающие черты, так же как и крестьянское хозяйство, не могут исчезнуть при сохранении аграрного фактора в его рассмотренном смысле.

В России в силу ее территориально-географических, природно-ресурсных особенностей аграрный фактор – и это доказали лидеры российской школы экономической мысли – играл особую роль в формировании как хозяйства, так и российского народа. Это обстоятельство (часто его гиперболизация) использовалось для обоснования особости российского пути развития. Упрощение содержания аграрного фактора, наоборот, стало основой отрицания специфичности развития России в будущем.

Таким образом, можно констатировать непреложный факт, свидетельствующий о том, что творческое наследие российской школы экономической мысли в полной мере может быть отнесено к истокам, которые исторически более чем на столетие предвосхитили появление теории «человеческого капитала», других нововведений институционализма, формулирование аналитического инструментария социального рыночного хозяйства.